Весенние ласточки, или Эхо о солдате

Алла Плотникова, 2022

Эхо войны… Для тех, кто помнит, чтит подвиг народа, оно не утихнет никогда. Оно не утихнет, пока не будет найден последний, пропавший без вести солдат. Оно не утихнет, пока живы потомки, хранящие в своём сердце память и чувствующие своим долгом вернуть домой последнего неизвестного солдата. Таковы главные героини повести, юные школьницы, которые, как и все подростки в их возрасте, взрослеют, переживают первую любовь, первое разочарование, ищут свой жизненный путь, но при этом ни на минуту не забывают о своей благородной цели – увековечить подвиг простого солдата. Именно они, простые деревенские девчонки, делом доказали цену великих слов – «Никто не забыт, ничто не забыто»…

Глава 2. Первая запись

Тем же праздничным днём, девятого мая, подруги пошли в гости к тёте Клаше: тоненькая, энергичная Катя с длиннющими косами и её верная подруга, кубышка Марина со стильной стрижкой «сэссон».

Тётя Клаша встретила девочек приветливо. Она родная сестра Марининой бабушки. Катя про себя отметила, что миловидной старушке с тёмными живыми глазами на вид больше шестидесяти лет, но движения её энергичные, пружинистые. Тётя Клаша, узнав о цели визита девочек, усадила их пить чай, долго ласкала добрыми словами, хвалила наряды и всё повторяла: «Какие вы красавицы, девочки», а затем грустно добавляла: «Я тоже когда-то была молодая и красивая», — и посмеивалась, обнажая ряды зубов с металлическими коронками.

Подруги задавали вопросы: «Тётя Клаша, а где служил Василий Денисович?», «А когда ушёл на войну?», «Есть ли награды?», «На каком фронте воевал?»

— Дай Бог памяти, — повторяла тётя Клаша и охотно отвечала на вопросы девочек, но не могла точно назвать ни даты, ни места, через которые лежал боевой путь её мужа… — Старая я стала, не помню уже ничего, — извинялась старушка и всё больше сбивалась на истории из своей юности.

— Мне ведь было шестнадцать годов, когда я на хлебозаводе заприметила своего Васечку, — нежно-убаюкивающе говорила она. — Он тоже совсем молодой был, кучерявый, — продолжала она ласково свой рассказ, — заметный был парень: двадцать два года, а уж мастер. Я как увидала его, так и влюбилась, но он, пермяк солёные уши, — продолжала старуха, сменив ласковую певучесть на злую насмешливость: — Гулял вечерами с Любкой из соседнего цеха. Ох, так и придушила бы гадюку…

И морщинистое лицо старухи вспыхнуло яростным румянцем, а тёмные глаза заблестели, словно два уголька. Даже спустя десятилетия, оставив позади самую страшную из войн, испытав горе, женское сердце, однажды воспламенённое любовью к мужчине, всё ещё пылало, и не важно, что мужчина числится среди армии без вести пропавших, а значит, скорее всего, и среди армии погибших.

— Но Вася тоже, как оказалось, заприметил меня и всё больше крутился рядом со мной, а скоро уже мы с Васей гуляли вечерами вдвоём. Как же хорошо было Христа ради жить! — и слезинки заблистали в её улыбающихся, светящихся теплом тёмных глазах.

Девочки больше не перебивали тётю Клашу вопросами и, лакомясь чаем с малиновым вареньем, с интересом слушали о том, как она рассказывает о прошлом.

Им была эта тема интересна потому, как и сами они уже познакомились с любовными переживаниями.

Тётя Клаша рассказывала о том, как она впервые увидела своего будущего мужа, молодого мастера-красавца, Василия Денисовича, а в воображении Маринки смутным образом брезжил силуэт Ромки, старшего брата Кати.

Более живая Катя, полностью поглощённая рассказом, не думала о постороннем и целиком внимала рассказчице. И тётя Клаша продолжала странно-торжествующим тоном:

— А уже осенью, на Покров Пресвятой, матушки нашей, Богородицы, пришли сватия. Увидала я их в окошко и спряталась за печку, притихла, а сама прислушиваюсь: говорят они на разные темы, батюшка и понять не может, что они хотят, но разговаривает по-доброму весело. А потом слышу, что тётка Марья затянула: «Расцвела малинка, да не для нашего ли лукошка?», «У нас кусточек — у вас цветочек. Как бы ваш цветочек да посадить под наш кусточек»…

И так радостно мне стало, что едва не выбежала из-за печки. А батюшка-то и не знал, что мы давно заприметили друг дружку, и прогнал сватиёв, так я и осела за печкой, а он, радостный, гордый собой, заходит в дом: «Прогнал я этих бурлацких детей. Чего удумал, мать, сын бандитский, нашу Клашу захомутать! Нашу Клашу, да за этого ковадлу, да никогда!»

И смеётся он, и хвалится, чуть не припрыгивая, а я выхожу из-за печки, и горестно мне, и страшно, плакать не плачу, а слёзы льются. «Маленький у меня под сердцем», — говорю батюшке, думаю, бить сейчас будет. Нас-то тогда бивали. Это вы сейчас живёте сыто, о старых порядках и не слыхали.… «Беги, скорее, возвращай сватьёв!» — кричит он матушке, а на меня даже не посмотрел и только сказал: «Выдадим тебя, а там живи-де как сама знаешь».

Обиделся он, что без его согласия нашла себе мужа.

Старуха на миг притихла, вспоминая что-то тяжёлое, а затем тусклым голосом добавила:

— Батюшка хороший был, мне кажется, я даже любила его, бил он не сильно, без злобы. А вот однажды мастер на мельнице, — вновь ожила тётя Клаша, — побил меня, так что и ходить потом неделю не могла, не то что работать, а мать ещё и добавила. Я сдуру пожаловалась ей и рассказала, что украла я полпуда муки, а мастер поймал. Думала: пожалеет меня матушка. Какой там… «Вор ворует не для прибыли, а для гибели», — приговаривает и колотит меня своей тяжёлой рукой по шее, а я плачу, и не от боли — так мне обидно было. Никак не могла понять, почему матушка не пожалела меня и за что бьёт.

Мы ведь так тяжело работали. Мололи много белой муки, её столько было на мельнице, что даже под ногами валялась. Но и даже с полу нельзя было взять, даже горсть, её всю сметут в кучи, а потом Петька, племянник директора, приедет на коне, загрузит её в телегу, да и увезёт неизвестно куда. А за той, что в мешки засыпана, уже на машинах приезжали, и тоже неизвестно куда увезут, и никто не спросит: «Куда? Зачем? Почто мы трудимся, если хлеба белого не видим?» А мы своей же муки и не могли взять, даже горсть, и дома ели ржаной хлеб. Вы и представить, наверное, не можете, первый раз я попробовала такое вот чудо, — и старуха, взяв со стола ломоть белого, воздушно-мягкого хлеба, подняла его вверх перед девочками, словно и впрямь являя им чудо, — только когда уже родила, было это в двадцать седьмом году.

Девочки переглянулись, обе подметили, что тётя Клаша не могла точно назвать год, когда её муж пропал, а когда впервые попробовала белый хлеб, помнила.

Девочки внимательно слушали.

— Мы и пожить-то толком не успели. Учиться мне не пришлось, батюшка был против, нянчиться надо было… А как минуло мне одиннадцать лет, так и пошла на мельницу матушке помогать. А мешки там тяжёлые, с пшеницей-то да с мукой, и всё своими руками: и загрузить пшеницу, и муку засыпать в мешки, и сложить их, — старушка помолчала секунду, словно вспоминая что-то, и продолжила тихо, почти шёпотом: — Закончилась Первая мировая, там братик мой старшенький погиб, потом закончилась Гражданская, только-только начали жить, как пришли немцы… — и совсем притихла и, казалось, вся уменьшилась, а её темные глаза потускнели. — Да, девочки, вот отсюда всё это протянулось одной, крепкой, ржавой проволокой, — и она указала беспомощно дрожащей рукой куда-то в область груди.

Так, перескакивая с одного на другое, то смеясь, то плача, и повествовала тётя Клаша путаную историю своей юности. И только, когда девочки уже собрались уходить, вынесла картонную папку, перетянутую шерстяным жгутиком, в которой была фронтовая фотография мужа с другом Ковалёвым Георгием, повестка в военкомат, статья из районной газеты «Голос рабочего».

На прощание тётя Клаша посоветовала сходить к Силкину Михаилу Ивановичу и назвала адрес.

На следующий день в тетради появилась первая запись. Летописцем захотелось стать Марине. Она в точности скопировала повестку в военкомат:

«10 мая 1973 год.

Защита отечества есть долг каждого гражданина СССР.

Повестка № 45.

Призывнику 1906 года тов. Москвину Вас. Ден.

Домашний адрес: Володарского, 54.

Место работы: хлебозавод.

Для отправки в часть войск явиться на сборный пункт в Кировский райвоенкомат гор. Кирова 15 октября сего года точно к 10 час.

За опоздание или неявку будете привлечены к ответственности.

Администрации предприятий и учреждений немедленно освободить от работы и произвести полный расчёт с выдачей заработка за две недели вперёд.

Райвоенком.

С собой иметь:

1. Приписное свидетельство или военный билет.

2. Паспорт.

3. Членам и кандидатам ВКП(б) и ВЛКСМ членские билеты и сняться с партийного, комсомольского учёта.

4. Две пары нательного белья (одну из них на себя), полотенце, предметы туалета.

5. На себе иметь годную к носке одежду и обувь, соответствующие времени года. Громоздких вещей с собой не брать.

6. Продуктов питания на 6 дней.

7. Перед явкой на сборный пункт остричь волосы наголо (под машинку) и надеть чистое бельё.

Райвоенком (подпись неразборчива)».

Из повестки стало ясно, что Василия Денисовича призвали в ряды РККА осенью 1941 года в качестве рядового красноармейца, числился стрелком 1184 стрелкового полка. Первый, маленький, едва заметный, но самый важный шаг к месту захоронения героя был сделан.