Научи меня жить

Алиса Рассл, 2021

Когда мир рухнул, рассыпался мелкой крошкой, а розовые очки остались горсткой стекла и пластика под подошвой ботинок. Когда жизнь крошится на мелкие кусочки, вокруг бушует шторм, как найти тот плот, который не даст пойти ко дну? Как понять, что вынужденное решение – самое верное? Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Вика сидела за рабочим столом, разбирая скопившуюся гору макулатуры, когда в кабинет вошел Бронников. Одет, как всегда, с иголочки. Черные с проседью волосы уложены в аккуратную прическу. Станислав Сергеевич присел на рядом стоящий стул, облокотился о стол и, положив подбородок на кулак, внимательно уставился на Вику. А та замерла от страха, ведь если пришел, значит принес какие-то новости, иначе зачем ему быть тут? Всю неделю она, словно ничего и не было, поднималась с утра и шла на работу. Ей казалось, так будет легче. А еще каждую ночь ей снилось, что она заходит в палату, а там никого, лишь только заново выстланная пустая кровать. И такой ужас охватывал, что она неслась убедиться. Убедиться, что все в порядке, не смотря ни на что.

— Нам поговорить нуж…

— Что-то с Максом? — перебила его Вика, нервно сцепив пальцы. Зажмурилась, готовясь ко всему, и не сразу поняла, почему ледяным рукам вдруг стало так горячо.

— Максим стабильно, — ровным голосом сказал Стас, сжимая ее холодные пальцы в своих горячих, а Вика поняла, что все это время не дышала. — Я по другому вопросу, Вик. Тут график медсестрам составить надо, новенькую со мной в смену поставить надо, помнишь?

Виктория кивнула, выдохнула облегченно, виновато улыбнулась Стасу и погрузилась в работу. Она этот график должна была еще два дня назад составить, но впервые ее работоспособность давала сбой. Сколько лет она тут? Всю жизнь, кажется, но так стыдно перед Стасом ей не было еще никогда.

— И еще, — между делом проговорил Станислав, по-дружески сжав Викину руку, — слышал из сестринской, что вчера из соцслужбы звонили, мальчика заберут, как только выпишем. И насчет тела девушки, если никто не готов взять на себя похороны, они этим займутся.

— Вот и славно, — еле выдавила она, хотя мысль о мальчике больно резанула там, где-то очень глубоко. Вика попыталась вытянуть руки из его крепкой хватки, но Бронников лишь сильнее сжал пальцы, почти до боли.

— И когда это ты стал сплетни собирать, а?

Вика попыталась отшутиться, но вышло не очень правдоподобно, и этот выпад Стас пропустил мимо. Просто посмотрел сочувствующе, как доктор на умирающего, отчего на душе стало еще противнее.

— Вик, тебе отпуск нужен. Давай, а? Я все подпишу, не помрем без тебя пару недель. Ты и так ночуешь тут.

— Я… подумаю, ладно? — Оршанская прикрыла глаза и выдохнула. — Дома совсем тоскливо, понимаешь?

— Ты взвалила на себя слишком много, Вик, всего, такого…

— Какого такого, Стас? Ну, какого? — перебила она, начав заводиться.

— Работы, Вика! Сколько раз говорил тебе — в отпуск иди! Косячишь, Вик, рассеянная стала, невнимательная. И я не как начальник тебе сейчас говорю, смотреть на тебя больно, ты как привидение эти дни тут ходишь. Отдохнуть тебе… — он не договорил, споткнувшись о её взгляд, придвинулся ближе.

— Как вы меня достали, — прошептала Вика, рассматривая заваленный бумагами стол. — Все на куски развалилось, Стас, я просто сама пытаюсь не развалиться.

— Тише, тише, — он погладил большим пальцем ее запястье, отчего приятное тепло разлилось по телу. — Никита знает?

— Знает, как только сможет, сразу прилетит. У них там строго все в военном, сам знаешь. Думаю, что через пару дней точно будет тут.

Звонок телефона прервал эту странную беседу и Вика приняла вызов от незнакомого абонента. Она почти машинально что-то отвечала, затем распрощавшись с собеседницей, отложила мобильник в сторону и как-то совсем испуганно посмотрела на Стаса.

— Что такое?

— Мне звонили. — Вика нервно заправила выбившуюся из тугой прически прядь волос за ухо. — Надо вещи Макса забрать, или их уже забрали я так и не поняла…

Ощущая полную растерянность, Виктория все же освободила ладони из твердой хватки Бронникова и отодвинула от себя стопку с историями болезни, затем переложила ручку с места на место, смахнула со стола невидимую пыль. Как ей хотелось прямо сейчас стать этой самой пылью, чтобы смахнули и забыли.

Интересно, все эти люди, они когда-нибудь оставят ее в покое?

Еще недавно она была счастлива, и всего за какие-то считанные дни жизнь сделала крутой вираж, и ее машина на полном ходу слетела с серпантинной дороги и провалилась в пропасть.

— Я отвезу… — начал было Бронников, но дверь в кабинет распахнулась без стука и в нее, словно вихрь, влетел Константин.

— Вик, нам в офис позвонили из органов, искали твой номер. Про вещи говорили, — тараторил он без умолку, машинально пожав руку сидящему на стуле мужчине.

Вику уже начинало потряхивать от злости. Ну почему никто не желал хоть на минуту отстать от нее? Какие, к черту, вещи, когда всю привычную жизнь перемололи огромные жернова, да так, что хруст костей на всю округу стоял?

— Я все забрал, Вик, — словно не замечая ее состояния продолжал Костя, а Бронников лишь молча наблюдал, в удивлении вскинув брови. — Поехали, покормлю тебя, и вещи закинем.

— И как же так вышло, позволь спросить? — Станислав в упор уставился на Викиного знакомого. Насколько он помнил, вещи выдавались полицией только родственникам и под роспись.

— У меня брат там работает, да и Вике не до этого, а забрать надо было, — по-своему расценив молчание подруги, Костя ловко подхватил Вику под руку, подвел к шкафу и достал пальто.

— Я не хочу… — ну почему никто не может хотя бы сделать вид, что все нормально? Они же душу всю сочувствием своим долбаным вынимают.

— Что? — Филатов нахмурился и кажется только сейчас обратил внимание на то, что она застыла на месте, прикрыв глаза.

— Вик…

— Я никуда не поеду! Идите к черту все, а? Сожги эти вещи, вынеси на помойку, скинь в пропасть, только оставьте меня в покое уже! Все!

— Но…

— Ты слышал, она не хочет.

Бронников встал рядом с Викой, готовый защитить в любой момент.

– — Вик…

— Отвали, мужик, — начал было Бронников, но Вика взмахнула рукой, призывая замолчать. Весь этот фарс ей порядком надоел.

— Уйдите отсюда, оба, — процедила, желая, чтобы вещи эти сгорели синим пламенем, чтобы все эти люди исчезли и никогда не попадались ей на глаза.

И настолько рассерженной она была, что даже не слышала, как Бронников предложил ей свою помощь. И пусть ее уволят после того, как нахамила начальству, пусть прямо сейчас и без выходного пособия выкинут на улицу, но лебезить перед Стасом теперь у нее не было никакого желания. И соблюдать субординацию не получалось никак.

Когда дверь за мужчинами закрылась, Вика без сил присела в рабочее кресло, уперлась лбом в сложенные на столе руки. Голову захотелось оторвать, промыть под проточной водой ото всех ужасных мыслей и приставить обратно. Снова картинки, подбрасываемые воображением, плясали перед глазами, и на каждой из них муж обнимал не ее, целовал не ее и шептал на ушко всякие безумные глупости опять же не ей. Сегодня идти к мужу у Виктории не было никаких сил, потому что знала: стоит увидеть — снова расплачется, расклеится. Поэтому, ограничившись звонком на пост дежурной медсестры, Вика решила все-таки идти домой.

Оршанская совершенно точно ощущала себя марионеткой. Кто-то сверху нелепо дернул за веревочки, и вот она уже стояла обутая в любимые замшевые сапожки, еще одно движение невидимого кукловода — и тонкий вязаный берет спрятал под себя идеальный пучок. И настолько она погрузилась во все это, что совершенно не заметила, как вышла из кабинета, очухалась только, когда на нее налетел маленький вихрь.

— Ой, — вскрикнул кто-то снизу, заставив Вику остановиться.

Она перевела взгляд вниз и застыла. Мальчишка поднялся с пола и потер ушибленное мягкое место, смешно сморщил нос, прям как Никитка в детстве. Или как Максим, когда что-то не получалось.

Вика застыла, и мальчишка лишь молча рассматривал незнакомую женщину.

— Вы маму мою не видели? — спросил тихо-тихо, а Вика за горло схватилась, не зная, как сделать следующий вдох. Зажмурилась, встряхнула головой, открыла глаза, но мальчишка по прежнему стоял перед ней. Тонкий и несчастный.

Вика попятилась от него.

— Не знаю, не видела, — еле проговорила она и, обойдя мальчика, почти бегом направилась к выходу.

“Главное не оборачиваться, не оборачиваться!” — думала она, пока летела по коридору. И давила в себе желание закутать мальчишку потеплее, а еще накормить до отвала, а то совсем уж тощий, того и гляди сквозняком снесет. И совсем уж не к месту бабушкин анекдот про дистрофиков вспомнился.

— Даша! — прикрикнула она, входя в детское отделение. — Ну конечно, на посту никого! Ау!

Вика прошла в столовую и застыла в дверях, недовольно разглядывая компанию девушек.

— Чаи гоняем? Вас оштрафовать всех сразу или по очереди?!

— Виктория Валерьевна…

— У вас пациенты из отделения голышом сбегают, а вам хоть бы что!

Вика кричала в первый раз за долгое-долгое время. И непонятно, что ее взбесило больше: что дежурная медсестра покинула пост, что пациент сбежал или что сбежал именно Гриша?

На кухне сразу все засуетились, чашки и печенье мигом исчезли со стола. Вика обернулась — в проеме дверей, что вели на этаж отделения, стоял Гриша и дрожал на сквозняке. У Вики сердце сжалось от боли, до того на Никитку маленького похож. Она зажмурилась и обратилась к медсестрам:

— Мальчика срочно чаем напоить и одеть его потеплее, не хватало еще, чтобы простыл он тут.

— Так не во что…

— Так найдите! И хватит уже пугать его службой опеки и про мать чтобы молчали все. Додумались тоже мне! — крикнула Вика и, дождавшись, пока Гриша зайдет в палату, все-таки вышла из больницы.

“Трусиха, трусиха!” — билась в голове противная мысль, но Вика с упорством гнала ее прочь.

“Что тебе стоило отвести ребенка в палату? А если бы заблудился? А если бы убежал?!”

Медсестры, поджав губы, разбрелись по своим делам, и лишь Даша, что осталась на посту, смотрела на Викторию, как на умирающую.

Невыносимо все это, ужасно.

Ну почему никто не может сделать вид, что ничего не было? Ну почему они смотрят так? Оршанская не могла больше видеть эти сочувственные взгляды, которыми провожали ее коллеги. Боже, какой же позор! Вика всхлипнула, посильнее запахнула теплое пальто и, ежась от промозглого октябрьского ветра, посеменила к стоянке такси. Ей требовалось успокоиться, ведь впадать в истерику на глазах у коллег было особенно унизительно.

— Вика! — это был Константин.

“И чего ему тут, медом, что ли, намазано?"Стоит, машет издалека. Неужели ждал все это время?

Вика подошла ближе и во все глаза уставилась сквозь тонкое оконное стекло на знакомую сумку, лежащую на заднем сидении. Зажмурилась с силой, затем открыла глаза, словно надеясь, что вещи исчезнут сами собой. Но куда там? Проклятая сумка, с которой муж по командировкам (по командировкам ли?) мотался, лежала на месте и никак не желала воспламеняться от одного только взгляда.

Вика слегка покачнулась, но тут же почувствовала, как Костя крепко обхватил ее за плечи, прижал к себе и зарылся носом в волосы, глубоко вдыхая. Вика чувствовала себя настолько слабой и вымотанной, что ей только и оставалось прижаться к мужчине, опереться. В глазах плясали черные мушки, и тошнота подступала к горлу. И взгляд этот детский, наивный стоял перед глазами, а вопрос, до обидного простой, до сих пор звенел в ушах дрожащим отголоском.

— Поедем где-нибудь перекусим?

— Я, на самом деле, совсем не голодна, — вяло отозвалась Оршанская, расслабляясь. Довериться мужским рукам было очень приятно. А еще чувствовать себя в этих руках маленькой и хрупкой девочкой. — Но если ты хочешь, я тебя могу накормить. Дома суп вроде был… Не хочу сейчас в кафе.

— Поехали, — Костя нарушил молчание первым, и подошел к машине. — Хочешь, можем отвезти сумку ко мне…

— Я хочу отвезти ее на свалку, но поедем мы все же ко мне. Вдруг там что-то важное?

Бронников стоял на крыльце, покачиваясь с пятки на носок и смотрел, смотрел как Костя крепко обнимает Вику за талию. Мгновение, короткая битва взглядов между мужчинами. Безмолвное Костино:"Мое! Не отдам!"И Стас отвел взгляд. Допил противный кофе из автомата, смял стаканчик и бросил в урну. Что он чувствовал сейчас? Досаду? Сожаление? Когда он вообще допустил мысль, что эта женщина может стать его? На короткое мгновение подумал, что если вовремя подставить дружеское плечо, то Вика растает… Но ушлый Костя успел первым. Или так и было задумано высшими силами, Стас не понимал. Но одно он знал точно: если новый интерн сегодня снова напортачит, у Стаса закончится терпение и девчонка вылетит из отделения раньше, чем успеет открыть рот. Приставили к нему мелкую пигалицу, как будто у Стаса дел других нет! Вика еще со своим горем ходит бледной тенью… Стас развернулся и скрылся в дверях больницы. Там, где все было понятно и привычно. К черту эти чувства, которым он так и не смог дать название, к черту эту любовь. Однажды он уже был женат и наелся сполна в этом браке.

Вика смотрела в окно на проносящиеся мимо деревья, дома, на прохожих, спешащих по своим делам и думала, думала. Ей хотелось навсегда отключить у себя эту функцию, чтобы мысли перестали табунами носиться в голове.

— Мы заедем кое-куда? — Костя нарушил молчание, и голос его звучал уверенно, словно отказов он не принимал.

— Если нужно, — Вика махнула рукой, что бы он понял: пусть делает, что хочет, ей все равно.

Минут через пять они припарковались у небольшого парка. Вика молча вышла из машины, хотя так и подмывало спросить: что они забыли тут? Но Костя молча исчез. Вика пошла в сторону аллеи, выискивая друга взглядом. Куда он запропастился? Филатов возник перед ней так же внезапно, как и испарился. Сначала Вика увидела перед собой стаканчик а уже потом улыбающееся лицо Кости.

— Держи, чтобы не замерзла, — Костя улыбнулся. — Там что-то очень сладкое и калорийное, как раз то, что нужно. Пей.

Вика сделала аккуратный глоток и зажмурилась. Было сладко, но не приторно. После нескольких глотков Оршанская зашагала по парку гораздо бодрее. Костя просто шел рядом, иногда отпивая из своего стаканчика. Мимо пронеслась группа велосипедистов, неподалеку на детской площадке носилась ребятня, радостно повизгивая. Вдаль простиралась широкая кленовая аллея, а красочные листья словно сплели под их ногами ковер. В воздухе витал аромат прелых листьев, и Вика наслаждалась им. Радовалась, что могла чувствовать. Хоть что-то чувствовать. Она наклонилась и подняла огромный багряно-красный лист, посмотрела на него со всех сторон. Кофе давно закончился, и пальцы стали подмерзать.

— Где твои перчатки? — внезапный вопрос заставил вздрогнуть. — Ты чего, так глубоко задумалась?

Вика кивнула, бросила лист и спрятала руки в карманы, а Костя протянул ей свои перчатки. Вот так просто.

— Одну потеряла, — она потрясла одинокой перчаткой и снова спрятала ее в карман.

— Держи, — сказал Костя.

— Я не могу это принять, — Вика даже сделала шаг назад. — Сам же замерзнешь.

— Ты, похоже, забыла, что я не мерзну? — Костя улыбнулся и угрожающе двинулся на нее. — Тебе они нужнее, Вика, посмотри, руки уже все красные.

— Нет, я не могу, правда! — она спрятала руки за спину, словно Костя мог силой напялить перчатки ей на руки.

— Ладно, — он поднял ладони, словно сдается. — Предлагаю компромисс, как в детстве, помнишь? Когда я потерял свою варежку!

Вика помнила. Это было одно из самых ярких воспоминаний из детства:

Была зима. По-настоящему снежная, и они соорудили горку во дворе. Катались на ней до посинения, а потом выяснилось, что где-то в снегу теперь зарыта Костина варежка. И тогда Вика схватила его за руку, и кое-как натянула свою варежку на их сцепленные руки. Так они и явились к ней домой — мокрые, счастливые и с тремя варежками на двоих.

Вика как завороженная смотрела на то, как Костя натянул ей на руку одинокую перчатку, надел свою на левую руку, а потом, пыхтя и тихо ругаясь, пытался натянуть вторую перчатку на их сцепленные кисти. Вика крепче сжала его ладонь и помогла свободной рукой натянуть этот чертов кусок тряпки. Пальцам тут же стало горячо, и честное слово, Вика могла поклясться, что Костя хотел ее поцеловать. И тогда она резко остановилась и попросила отвезти ее домой. Кажется, от переизбытка кислорода у нее начались галлюцинации. Иначе с чего бы это Филатову так долго смотреть на её губы?

Костя так и сделал. Без лишних вопросов они развернулись и пошли к машине, только отчего-то Вике совершенно не хотелось, чтобы он отпускал ее.

Двадцать минут в пути, еще три минуты неловкого молчания в лифте, когда каждый думал о чем-то своем, и вот они уже поднялись на шестой этаж. Костя помог Вике занести вещи в квартиру, оставил сумку посередине комнаты.

— Я сварю кофе и посмотрю, чего у тебя там съестного есть.

— Да, — коротко согласилась она, оттягивая момент, когда останется с этой проклятой сумкой один на один, всеми силами.

Они в молчании пили обжигающий ароматный напиток, и эта тишина в присутствии Кости совсем не тяготила. Она дарила какое-то умиротворение. И так с ним было спокойно и хорошо рядом, как не было даже с мужем в последнее время. Двадцать лет — это когда уже поутихли страсти, когда жизнь плавно течет своим чередом. И осознание, что Викина лодка превратилась в дырявый баркас и её того и гляди потопят бушующие волны, полностью лишило равновесия.

Костя допил последний глоток и, поставив чашку в раковину, полез штудировать содержимое Викиного холодильника, радуясь, что доставка еды в их городе работает исправно, и что бы там эта упрямица ни говорила, а есть они сегодня будут ресторанную еду.

— О боже, — Костя заткнул нос и отставил кастрюлю с прокисшим супом на подоконник.

— Что такое? — вяло поинтересовалась Вика, рассматривая мелкий рисунок на обоях.

— У тебя такая вонь из холодильника, и продукты испортились все. Ты когда ела в последний раз?

— Не знаю, не помню, вчера или позавчера. Кусок в горло не лезет.

— Не лезет ей, — ворчал Филатов, оформляя доставку еды. — У тебя уже живот к позвоночнику скоро прилипнет, а в холодильнике мышь повесилась и протухла. И давай, бери себя в руки, заботливая свекровь, скоро сын приезжает с невестой.

— А откуда ты…

— Он писал, просил из аэропорта встретить.

— Ясно…

— Ты бы тоже была в курсе, если бы читала мессенджер, ему оттуда позвонить почти нереально. Глухомань какая-то.

— Спасибо, Филатов. Ты настоящий друг.

В ответ на это Костя лишь грустно улыбнулся, накрыл ее ладони своими, сжал крепко и поднес к губам. Дышал на них, словно согреть пытался. А Вика смотрела в его глаза, не мигая, и испытывала странное давящее чувство. То, что творилось сейчас — не правильно, так не должно быть! Костя хороший и его надо отпустить. Филатов заслуживает большего, чем быть простой жилеткой.

Конец ознакомительного фрагмента.