Я вернусь к тебе, милая!

Алиса Елисеева (2024)

Поиск пропавших людей — этот дар проснулся в теле Мирославы, сломленной после разлуки с любимым. Она писала ему трогательные письма, а он привёз невесту и представил всем. Обещал вернуться, а вернулся не один. И Мирослава довела себя до истощения, пока не встретилась лицом к лицу с тёмным миром смерти. Пока не нашла в себе силы прочитать вернувшиеся письма свои и понять своё предназначение. Любовная драма с мистическим сюжетом.

Глава 5.

Я не вздрагивала от его вида, не боялась его, мне было противно! От своей беспомощности и от его огромной фигуры. В лицо я не смотрела.

Интуиция шептала, что больше мне не нужно прятаться от Ильи. То, что он сделал, разлучив меня со своим младшим братом, вызывало не страх, а ненависть и презрение. Но я должна была сейчас восстановить свои силы.

Слышу из коридора голоса, обход начинается.

— Молодой человек, вы кто?

— Я за девушкой ухаживать приехал.… Она моя сестра! Я родственник.

— Так зайдите в палату, что вы здесь в коридоре! Не мешайте.

Я прошептала: «Не заходи в палату. Уезжай! Брат!»

Если бы на самом деле у меня был такой брат, он бы меня защитил. Всегда с мамой вдвоем друг друга защищаем.

Она ничего не знает, оставила меня на этого ужасного человека. Два моих свидетеля — дядя Миша, которого уже нет и Наташка. Столько было разговоров по душам, а потом совсем разладилось. Не стало у меня и Наташки.

«Уходи отсюда, ужасный, подлый!… Уходи! Ты обманул моего Никиту».

Теперь обо всём знает его добрая ко мне с детства мать, веселый и такой желанный отец.. Да, я мечтала о таком отце. Мечтала всю жизнь, как он первый раз вел нас за руки из садика.

Отец Никиты отдавал мою руку матери, которая прибежала за мной, я взяла ее холодную тонкую ладонь. А в руке его отца моей ладошке было так тепло и надежно… С такой гордостью я шла с дядей Васей за руку. Так любила эти минуты. И здороваться с ним любила, слышать его веселый мужской голос: «Мирошка, солнечная дорожка! Привет! Куда бежишь?!»

Я горько вздохнула и сама вытерла себе слезы… Губы мои искривились. Изо рта вырвался быстрый всхлип…

Ну, ничего.

Я и без них счастливая буду. У меня такой доктор с теплыми руками, еще и не хуже Никитиного отца!

Илья осторожно входил в палату, крался… Огромная темная тень на фоне солнечного утра. Брат.

Брат оправдается, а обо мне будут говорить плохие слова и унижать.

Наши родители теперь будут ссориться. Его мама уже плачет, моя узнает и тоже заплачет, как же я не хочу этого!… Вот бы уехать с мамой далеко… Были бы деньги…

Буду избегать конфликтов, буду соглашаться со всем, что Илья попросит сказать. Никита не пришел ни разу, не поверил мне, называл неверной. Со всем я соглашусь, кроме одного — сама к нему первая не лезла!

Правда моя будет такая — думайте, что хотите, не верьте моим словам, но пригласила Илью моя Наташка. Она его любила и пригласила.

Что мне дальше делать я на самом-то деле не знала. Слабая, в чужом огромном городе, в больнице, хожу на три метра еле-еле, задыхаюсь. И он еще тут рядом, ухаживает, как… дурак какой-то ненормальный, будто я и правда его родная сестра.

Молчу и отворачиваюсь демонстративно.

Думаю, какой же он… ужасный человек.

Ужасный человек присел на стульчик возле входа в палату и молчал.

Пришли врачи, целая толпа, и студенты с книжечками. Илья скрылся за ними, и я почти забыла о нем за вопросами. Обо мне врачи рассказывали в третьем лице. Студентам.

Вот какой случай произошел.

Девушка испытала сильный стресс, похудела резко, начался гормональный сбой, который привел к декомпенсированной сердечной недостаточности и аритмии, угрожающей жизни. А виной всему спровоцированная активность гормонов и рост опухоли, которая влияет на все жизненно важные органы и процессы.

Я слушала и отвечала на вопросы. Ничего почти не понимала, кроме того, что сердце мое восстановится, и я не умру, потому, что опухоль удалена, железа почти вся сохранена.

Ушли врачи и я услышала:

— Мира, прости меня…

— Илья, не нужно! Уходи, уезжай. Мне ничего от тебя не нужно! Пусть все останется, как есть. Ты же слышал, я выживу. Не умру! — Я даже улыбнулась. — Не нужно передо мной извиняться. Наверное, брата хотел от меня спасти, да? Вы это вместе решили с Наташкой. Иначе откуда у тебя фотография. Ты лежал,… и я лежала, а кто-то сфотографировал это.

— Я виновен. Перед тобой и братом родным.

— Тогда уходи! Хватит здесь вину свою замаливать. Я сама смогу до туалета дойти! И попить!

— Ты еще слабая, не сможешь.

— Смогу! Оставь меня в покое, одну! Я привыкла одна. Не хочу тебя видеть.

— Не оставлю. Я обещал тебя забрать домой и сделаю это. Чем я тебе мешаю? — почти прошептал он.

— Ненавижу тебя, и от этого мне становится хуже. Не понимаешь?

— Хорошо, я уйду. Запиши мой номер. Когда выпишут — позвони мне, буду ждать в машине. Если что нужно, позвони, Мира, прошу…

— Уходи, пожалуйста. Я не позвоню тебе.

Он ушел, и я постаралась встать, дошла до сумки своей, достала письма и начала читать.

«Любимый Никита. Милый мой хороший, самый лучший в мире человек. Я хочу с тобой поделиться.

Когда была в нашем доме, читала одну книгу, которая меня поразила. В ней сказано, что женщина может совершить такие поступки, которые ей самой показались бы неразумными, и в которых ее нельзя винить. Можно оправдать страстью любое преступление. Мне тоже приятнее понимать людей, чем судить их. Но есть вещи, которые я не понимаю. За что к нам приходят в гости плохие люди? Почему мы не ожидаем их и не стелим соломку. Почему смех так часто заканчивается горькими слезами?… Я представляю твои ясные синие глаза и думаю, что ты бы понял меня и обнял. Плакала в нашем доме и мечтала о твоих словах ласковых, о том, как ты обнимаешь меня, целуешь, о нас мечтала. Ты знаешь, у нас с мамой в роду одинокие женщины, но они все замечательные. Честные, верные. Они никогда встречали такого, как твой отец и ты. «Я хочу быть с тобой. Вернись ко мне, милый!»

Это письмо я написала после того, что случилось со мной. Когда меня тронул этот ужасный человек, а Наташка с собакой и дядей Мишей меня спасли… Успели. Или не успели???

«Что-то не сходится… Не сходится…»

Вечером зашла медсестра померила давление, сделала укол. Принесла передачку, а в ней записка — номер телефона и слова: «Позвони, прошу, я волнуюсь за тебя».

Где это он «волнуется»? Моё сердце забилось, но я начала петь потихонечку, одна в палате.

Раз за разом перед глазами всплывало воспоминание, как Никита переводил голодный взгляд с моей груди на губы и обратно. Мы встретились после разлуки в целую вечность, и он обнял меня, выбросив сигарету. Как ни в чем не бывало.

«Ну что ж ты такая неверная!»

Что-то не так!

Илья напал в моем доме при Наташке, которая в него влюблена. Он не захотел Наташку. Голодный взгляд… Голодный взрослый парень. Илья намного старше брата, на целых пять лет. Наташку не захотел, напал на меня. А сейчас ухаживает, как за сестрой…

Не сходится.

За мной никогда ещё не ухаживали мужчины. А этот подлый человек… Где же он бродит ночью в чужом городе? Гостиницу снял?

Да, что я волнуюсь! За кого! За этого ужасного… брата?

И мама звонила, охрипшим голоском спрашивала, радовалась, Илюшеньку благодарила, волновалась, как же мы обратно поедем, что кушать будем.

Я не стала чувствовать себя лучше, мне стало хуже. Каждый день спала и не могла найти в себе силы дойти до поста. Но старалась.

И вот день выписки.

Я стою в палате полностью одетая, в своем голубом платье и розовой кофточке, на ногах пока тапочки в руках пакет с вещами. Получаю выписку, иду по коридорчику открываю дверь на волю, не понимая, как доехать до вокзала и что делать… Вижу его, сидящим в кресле перед входом в отделение.

— Я тебе не звонила.

— Нам надо домой. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, пока тебя не увидела.

Он встал, взял у меня пакет из рук, почти силой. И я очутилась в воздухе на огромных руках. Понес куда-то человек-машина.

Перед выходом на улицу усадил среди толпы пациентов и родственников, по-хозяйски достал мои туфли, покопавшись в пакете.

— Ногу давай.

Склонился, тапочки снял и осторожно пытается балетки надеть.

— Да что с тобой такое! Ты еще пятки мне полижи! Илья! Перестань.

— Сама наденешь?

— Конечно, надену. Я живой человек!

— Я тоже! Живой человек!

Обиделся, что ли? Ничего себе… Я посмотрела на его плечи и перестала злиться, успокоилась. Даже поблагодарила на автомате:

— Спасибо. Поехали. Опять меня на руках понесёшь?

— Конечно. Там далеко до машины.

Обрадовался. Слышу по голосу.

Боже мой, куда же я лечу! Как мы с ним… поедем вдвоем и приедем вдвоем. Что же он такое на самом деле.

Я пряталась и старалась не смотреть на его лицо. Боялась узнать знакомые черты. Нет, Никита был совсем другим, Илья больше похож на папу, а мой Никита на свою маму…

В машине меня ждала еще одна «передачка». Пакет с едой и кефиром, лимонад мой любимый — апельсиновая «Фанта».

Плед пах мужским одеколоном.

— Илья, ты что, здесь спал? — я даже не поняла, что заговорила с ним.

— А что?

— Ничего. А гостиница?

— Деньги еще могут понадобиться.

— А где ты…умывался?

— Я как кот, лапой.…. Из бутылки умывался. Ездил в баню.

— Извини. В палате тоже негде спать.

— Я волновался.

— Сейчас не волнуешься?

— Мира, прошу тебя, давай поговорим потом. Я не могу сейчас.

— А что тебе мешает?

— Это неважно.

Он сел за руль и начал выезжать со стоянки, где было множество машин. Я легла на подушку, но было больно шею от тряски, поэтому сразу поднялась.

Выезжали из Москвы два с лишним часа. Я так замучилась, что не было сил.

— Илья, мне нужно отдохнуть. Я не могу лечь, когда мы едем, шея болит.

— Сейчас, я найду местечко и остановлюсь. Потерпи, Мила. Сильно болит?

— Лежать не могу и сидеть… больно.

— Как же я тебя довезу? А врачи мне сказали, что можно ехать.

— Ну да, мы и едем.

— Давай в гостиницу. Я тебе номер сниму. Сейчас найдем какую-нибудь, за городом. В Москву возвращаться не будем, это еще два часа. Ты отдохнешь, поспишь, одна, не волнуйся. Я в машине останусь. А утром… поедем потихоньку. Матери только позвони, она сегодня ждет, и мне своей позвонить нужно. Ты потерпишь еще немного? — Илья смотрел только вперед на дорогу, а мне вдруг захотелось ему в глаза заглянуть. Он был сейчас так похож на своего отца дядю Васю, что я как с ума сошла, как же я расплакалась.

И даже завыла.

Пришла в себя, когда Илья меня за руки держал и повторял:

— Где болит, что болит, Мира, успокойся, скажи, что и где у тебя болит? Я должен знать, я скорую вызову.

— Рада, что домой еду. Илья, отпусти. Не болит, я рада… маму увижу.

— Точно? Поэтому ты плачешь? Я сейчас, не тогда, сейчас… не обидел тебя? Не напугал? Ведь теперь я для тебя зверь, а не человек…

Всхлипываю.

— Ты не зверь. Ты похож на своего отца, дядю Васю. А он хороший. Найди гостиницу, Илья, я не смогу доехать. У меня есть деньги, мама дала. А это ты ей дал?

— Неважно. Главное не плачь, я тебя должен вернуть домой… живой и здоровой.

— Спасибо. У тебя в машине не очень больно трясет, только я лежать не могу, сильно устала.

Гостиница нашлась под Рязанью. Я ощущала такую дрожащую в груди красоту,… великолепные купола стелы с надписью «Рязань», деревья, дома, люди, жизнь. Как будто слезы, которые я пролила, оказались дождем, напоили благодатную почву, из нее постепенно показались ростки светло-зеленые, жизненные и уже скоро… распустятся цветы моей жизни. Ландыши или тюльпаны…

Только эта аритмия… дрожание… Она пройдет и всё. У меня будет ребенок. Будет. Ребенок. Я верила в это так же свято, как поверила, что жизнь моя кончена.

Мы вышли из машины и оказались в лесу, возле маленькой гостиницы. Солнце уже грело лучами верхушки деревьев, ослепляя меня. Вдохнув влажный и уже прохладный воздух, показалось, что пахнет грибами.

Илье предложили поужинать, и он посмотрел на меня.

— Я покачала головой.

— Нет, спасибо. Нам только номер. Моя… сестра устала, ей нужно быстрее. Можно я отнесу, а потом оформлю? Так можно?

Да, ему дали ключ, он подхватил меня на руки и понес в гостиницу,

И вот теперь я сидела в номере с двумя кроватями, у открытого окна, откуда доносился запах сосен и елей, и шашлыком тянуло…

Илья принес мои вещи, еду из машины,

— Мира, сказали, может быть прохладно. Вот еще одеяло. Всё хорошо?

— Да. Спасибо.

Молча, вышел и больше не вернулся.

Каким он был тогда? Как мог наброситься? А вдруг он… А вдруг это правда я??? Я же ничего не помню!! Вот зачем я на ночь подумала об этом, никогда не думала и тут… Он не похож на чудовище. Скорее на молчаливого спортсмена — дурачка.

В три часа ночи я проснулась.

Было прохладно, подошла и закрыла окно. Задумалась.

Взяла телефон и позвонила. С первого гудка Илья ответил страшным голосом:

— Что случилось? Тебе плохо? Я иду…

— Поговорить надо.

Пауза, дышит тяжело. Что он там делал, уже бежал что ли? Грелся?

— Я иду. Только потом не жалей, ладно?

— Жалею, что сразу в полицию не заявила!

— О чем?

— Как о чем? Что ты меня чуть не изнасиловал, дурак! Забыл?

–-Я тебя не насиловал. Я вообще не понимал совсем ничего. Только собачий лай услышал, и этот алкоголик с вилами прибежал.