Мама Таня 1:0

Алинда Ивлева, 2021

Полюбить чужого ребенка? Мама Таня, выросшая в детдоме, оставшаяся без родителей в раннем возрасте по трагической случайности, знает ответ на этот вопрос журналиста. Повесть сплетена из пазлов реальных судеб в цельную картину. Кто она, мама Таня? Героиня или обманщица?Перед вами первая часть истории. Вторая часть в работе.

глава 1

— Мама Таня, — в комнату влетел долговязый парнишка лет шестнадцати с седой шевелюрой. — Ой, извините, — он настороженно застыл на месте и попятился к двери.

— Татьяна Владимировна, познакомьте нас, — девушка в брючном синем костюме что-то записала в блокнот и нажала кнопку на портативном диктофоне.

— Это Леший, наш старшенький, будущая звезда волейбола, так — то его Лёшка зовут, родной, — мама Таня обратилась к сыну, — пойди к остальным пока, — ласково взглянула на подростка и продолжила, — но он настоял называть его Леший. В тринадцать лет заблудился с дедом в тайге. Мы до сих пор не знаем подробностей, как щуплый парнишка на себе тащил грузного мужчину несколько дней. Промозглая осень, болотистая местность, без воды, еды. Подрал медведь деда, снял половину скальпа. Мальчишку нашли спасатели спустя две недели. Тот был абсолютно седой и тощий, словно из Освенцима. Грязный, лохматый, как Маугли, нечленораздельно мычал, вот «МЧС — овцы» и назвали его Леший, — У мамы Тани глаза наполнились слезами, но она быстро взяла себя в руки. — Так, о чем это мы? — поправила вьющиеся волосы, выбившиеся из прически. Сама ещё совсем девчонка, подумала журналист, а взгляд колкий, изучающий, уверенный. Так смотрят на тебя военно-полевые врачи, которые были по ту сторону… Cканируют.

— Татьяна Владимировна, у вас ведь десять детей, не тяжело? У некоторых непростые судьбы, а родные дети есть?

— Что значит родные? — Татьяна резко встала из-за стола, оправив юбку, подбородок напрягся, губы сжались, янтарные глаза блеснули огнем. — Разговор окончен.

Журналистка опешила, привстала, попытавшись исправить ситуацию, бубнила невпопад что-то о том, как она не права. Татьяна повернулась спиной, напряжённые плечи дрожали, ей не хотелось, чтоб посторонний человек заметил её слабость духа. Страх иногда брал свое, и снова накатывали воспоминания, каждый раз, когда задавали ей подобный вопрос, склизкий прогорклый предательский страх возвращался.

— Татьяна Владимировна! Татьяна, можно так к вам обращаться? Вы простите меня за бестактность, но ведь так важно донести до людей вашу историю, разве нет? Дать надежду тем детям, которые отчаялись, помогите им! Не мне! Им! — журналист подошла вплотную к женщине у окна, развернула её осторожно к себе и пристально посмотрела в янтарные глаза. Оказалось, что мама Таня на голову ниже, Дюймовочка. Для Ирины, корреспондента местной газеты, ведущей женскую колонку «Женские судьбы», Татьяна была нереальным, сказочным персонажем. И если копнуть поглубже, чаще всего, сказка становится былью. Светлый образ потухнет, а кажущееся благородство рассыплется на мириады частиц обычных человеческих страстей.

— Задавайте свои вопросы, — Дюймовочка отшвырнула взглядом навязчивую газетчицу на шаг назад. Та, мгновенно сориентировавшись, достала распечатанную фотографию и показала Татьяне:

— Расскажите про ваших детей, они все такие разные, читателям будет очень интересна ваша история.

Миниатюрная Татьяна тонкими пальцами, словно созданными извлекать нежную мелодию с помощью клавиш форте, взяла снимок. Ирине на мгновение показалось, что она услышала летящую и опьяняющую неизвестностью увертюру Моцарта «40-я симфония». Голос Татьяны вернул журналистку к реальности. На губах девушки играла улыбка, янтарь глаз наполнился нежностью.

— Это наша Мышка, — мама Таня показала на пухлую мулаточку, лет шести, по правую руку от себя на фото.

— Мышка? — Ирина быстро сделала запись в блокноте.

— Да, наша Алёнушка считает, что понимает язык мышей, — засмеялась многодетная Дюймовочка и провела пальчиком по изображению.

Её держали почти год в платяном шкафу, чтоб не мешала жизнь матери устраивать. Изредка шкаф открывали, бросали объедки или воду гости, они же в пьяном угаре прибили родительницу. Труп завонял, так Мышку и нашли. У неё в шкафу поселилась семья мышей, которые подъедали крошки от угощений. Благодаря серым «норушкам» Алёна выжила, вела с ними беседы, а те охотно делились своими историями. По щеке Ирины побежала непрошеная слеза:

— Алёна и сейчас общается на мышином языке?

— Да, конечно, у неё три хомяка, две крысы и одна белая Мышка, утверждали знатоки, что вместе этим грызунам не ужиться. Алёнка любого уговорит жить дружно. У неё, кстати, способность к языкам. Учит уже немецкий, английский и французский как родные.

— Танечка, а этих малышей как зовут? — Ирина подбирала слова, но мама Таня сразу догадалась о ком речь. На фотографии, на коленях мужа Татьяны, рослого белокурого здоровяка с добродушным лицом, напомнившем Есенина, который, даже сидя, был выше ростом, чем жена. Большими ладонями он крепко сжимал смуглых малышей. Мальчика и девочку, с огромными глазищами, обрамленными пушистыми ресницами как у пупсов. Даже на снимке было заметно сходство. «Близнецы», — догадалась журналистка.

— Это наши Юся и Зуля, — мама Таня трепетно поцеловала фотографию. Когда они оказались у нас, им было три годика. Заснут на кроватке, придёшь проверить, спят ли, а малыши жмутся друг к другу как крольчата под кроватью. Звука от них не добьёшься. Трудно было очень, дикие были, на ласку агрессией реагировали. Нет, не плакали, а как волчата смотрят и, казалось, правда, казалось, что вот-вот кинутся в горло и перегрызут. Муж первый нашёл контакт с Юсей, возьмёт удочки, пристегнет его к коляске, и на речку. Посадит рядом, сидят молча. До первой пойманной рыбы. А потом и Зуля с ними напросилась. Так и оттаяли, рыбок любят. Аквариум огромный у нас, возле него часами могут сидеть. С тетрадями. Срисовывают, в основном золотых риукинов, мы сказали, что они желания исполняют. В новостях с мужем увидели, детишек из Сирии вывозили с помощью властей российские родственники тех, кто ушёл воевать за зелёный ваххабитский флаг. Детей под обстрелами делали, там же и рожали, в развалинах. Эти ещё крохи совсем, поэтому обуза — автомат в руки не дашь, и перемещаться быстро не позволяют. Дети в Сирии товар. Провели свое расследование. Девушку из Осетии, Зулейху, красивая была, говорят, завербовала под видом жениха турецкого террористка, потому что Зулейха оканчивала четвертый курс Медицинского Института, в совершенстве знала арабский и английский. Загранпаспорт родители не позволяли делать. Так её выкрали вербовщики из дома, часов двадцать везли на перекладных до Турции. Река разделяет Турцию с Сирией, по ней девушку с другими завербованными доставляли к морю, которое омывает Латакию. Знаю, что насиловали её, избивали, но она отказывалась сотрудничать. Рассказывают, что подорвалась на мине. Сама. По возвращении малышей родня отказалась забирать «игиловское отребье», их как псов бездомных в передержку отдали. Малышку мы назвали в честь мамы, а сыночка в честь пророка Юсуфа. Он как видел его на картинке в детском Коране, который был при нем, всегда улыбался. Два года уже прошло, а они все шарахаются, бедняжки, при любом хлопке или раскате грома.

В дверь осторожно постучали. Мелкой дробью. Так, словно начинающийся дождь забарабанил по оконному стеклу. Татьяна улыбнулась, и крошечный шрам над губой растянулся неровной бороздой, напомнив Ирине о несовершенстве этого мира. «И пора бы задать пару колких вопросов. Слишком слащавые истории в арсенале этой барышни. Мама Таня! Не верю». От хоровода мыслей прервала девчушка лет одиннадцати, в дверную щель просунулась головка, больше походившая на кремовое пирожное, вьющиеся персиковые волосы были заколоты множеством заколок с разноцветными бантиками.

— Мамочка, мы когда поедем в бассейн? — извиняющимся тоном спросила малышка, потупив взор. — Тренер будет недовольна.

— Это наша пловчиха, говорит, когда вырастет, будет врачом — спасателем, — Татьяна подозвала дочку, та на цыпочках просеменила к матери и прильнула к её груди. — Будешь врачом?

— Врачом — спасателем!

— Разве бывают такие профессии? — уточнила журналист.

— Ирина, Тата имеет в виду, что она мечтает работать в МЧС врачом, да, малыш? — мама Таня нежно провела изящными пальцами по щеке дочери и чмокнула её в нос. — Беги, детка, мы с тётей договорим, и сразу едем, у нас два часа в запасе.

И только со спины репортёр заметила широкие плечи и мощный треугольный торс, совсем не вяжущийся с ангельским личиком в веснушках. Дверь тихо закрылась. Татьяна решила, не дожидаясь расспросов интервьюера, поделиться историей Наташи:

— Можете себе представить, этот ребёнок, крохотуля — герой. В аквапарке, где она была со своими родителями, рухнули колонны и скрошилась в считанные секунды бетонная стена, смяв десятки людей под обломками, не оставив шанса выжить. Наташа уже тогда занималась плаванием, долго могла задерживать дыхание. Она оказалась запертая в вакууме, который образовался, словно бетонная кишка, где скопилось немного воздуха. В воде случайно нащупала среди кусков стены ребёнка, который тонул. Не знаю, в чем была сложность, почему шесть часов не могли поднять эти чёртовы балки и освободить детей. У Таточки была сломана ручка, мы потом узнали, и два ребра, но она все эти жуткие часы держала захлебывающегося, синеющего ребёнка на плаву, зажатая со всех сторон каменной смертью, — слезы лились ручьём по щекам матери.

— Отец её там погиб? — Ирина была в шоке от истории Наташи.

— Да, мать выжила, но умом тронулась, то ли в психиатрической больнице умерла, то ли дома, история умалчивает. Да и не было времени выяснять, почему эта мужественная маленькая девочка оказалась в детдоме. Мы, не раздумывая, с мужем рванули в тот город и, почти без проволочек, забрали ребенка домой. Таточка просила забрать спасённого ребёнка. Но у девочки есть родственники. Я не жалею ни об одной бессонной ночи и мокрых простынках, которые мы по очереди с мужем меняли ночами. Энурэз, заикание. Она стоически, главное — молча, все преодолела. Да, долго молчала, почти год, а когда произнесла первое слово «мама» — стала заикаться. Второй раз совершила подвиг, справилась с болячками. Сейчас все хорошо. Но переубедить её мы не в силах, хочет быть врачом — спасателем и все тут. И при этом совершенно не боится бассейнов и глубины. Детская психика такая гибкая!

— Да нет, просто в любви все беды забываются, почти все! — Ирина обняла крепко Дюймовочку.

глава 2

— Мамочка, все, ой, простите, — Тата в который раз уже просунула головку, похожую на тарталетку с пудинговым кремом, украшенную сочной клубникой. «Какая же милая девочка», — подумала Ирина.

— Да, детка, выезжаем, — Татьяна бросила взгляд на циферблат настенных часов. — Извините, Ирочка, пора! Перенесём встречу на другой день? — мама Таня сказала тоном, не позволяющим возражений. Журналистка покорилась, убрала диктофон, планшет в сумку и направилась к двери. Закрывая дверь, пробубнила: «Хорошо, что у неё их не двадцать пять, иначе бы тут прописалась, — следом шла мама-Дюймовочка. Ирина и не заметила. «Какая неловкая ситуация», — рассердилась на себя журналистка. Из-за спины прилетел ответ:

— Если вам прописка нужна или ещё какая помощь, обращайтесь!

«Простота хуже воровства, наивная или прикидывается?». Закрался снова въедливый червь сомнения в мысли Ирины.

Из посёлка городского типа, где проживала в большом доме на участке двадцать шесть соток семья мамы Тани, до города, если без пробок — тридцать минут езды. Но Таня с дочкой задержались, и встряли в пробку на въезде в город. Вереница впереди уставших, пышущих дымом и плещущих водой из дворников машин, напомнили Тате огромного приболевшего дракона. Мама Таня отвлеклась на чтение новостных статей в телефоне. Даже не среагировала на восторженные крики дочери мгновенно.

— Жоржик, мама, Жоржик, смотри, вон он, — девочка высунулась в окно, размахивая ручками, и окрикивая по имени щуплого подростка в чёрной растянутой кенгурухе с капюшоном. В этот момент машины тронулись.

— Мамочка, там Жоржик! — Тата надула губки. — Ты что его больше не любишь?

— Да какой ещё Жоржик? Куда смотреть? — мама посмотрела в зеркало заднего вида на дочь. — Опять моя выдумщица фантазирует. Кого ты увидела, спасатель мой? — девушка усталым взглядом обвела унылые постройки древних гаражей, одинокие придорожные кафешки, серые склады. Группа подростков спорила, размахивая руками, яростно набрасываясь по очереди на парня в чёрном.

Движение скоростное набирало темп. Пришлось добавить газу.

— Мамочка, ты больше не любишь Жоржика? — девочка плакала, утирая рукавом слезинки.

— Да кто такой этот Жоржик, детка? — мама Таня с трудом сдерживала раздражение.

— Наш Жоржик, — канючила дочь. — Ну, Даня наш, он говорит, что его теперь зовут так его новые друзья. Это какая — то его «погоняла».

И тут до матери дошло. Жив. Слава Богу. Два месяца его никто не видел. Столько слез, поисков, опека, комиссии.

— А ты откуда знаешь, что у него новое имя? — Татьяна пыталась перестроиться тщетно из крайнего правого в левостороннее движение, для разворота. В бассейн все равно опоздали. Девушка была в отчаянии, вновь и вновь набирала мужа, но он был недоступен. А если это и правда Данька?

Пока синяя лада маневрировала, выныривала и снова медленно плыла, подхваченная стихийным, словно селевым, потоком, группа спорящих парней с противоположной стороны исчезла. Мама Таня горько сожалела, что ничего не может изменить, исправить в судьбе Дани. Малыш родился в тюрьме. Мама его наркоманка со стажем, когда продала все в квартире сожителя, в том числе и старшую сестру Дани, её поймали. Статья 228 и торговля людьми. Выяснилось, что двоих детей до этого она выкрала из колясок у ловящих ворон мамаш, и тоже продала. Сквозь чёрную решётку Даня увидел солнечный свет, колючая проволока по периметру олицетворяла его дом. В детском доме атмосфера была не лучше. Данька проявлял себя как агрессивный мальчик, склонный к насилию, воровству, обману. Так было написано в его характеристике. А его маниакальное желание найти мать и доказать всему миру, что она не такая, как о ней говорят. Она хорошая, просто запуталась, обманули, предали, отобрали у неё сыночка.

И сбежал снова из-за ссоры с отцом, которого называл принципиально по имени. После того, как на день рождения Дане подарили сотовый, мужа Татьяны парнишка стал величать «Пахан». Сергея забавляло даже это негласное сопротивление правилам. Точнее, для Даньки вообще не было никаких правил, кроме его собственных. Татьяна и полюбила мужа за его бесконечное терпение, умение слышать, даже когда она молчит, быть рядом — когда она, уставшая, замотанная, гонит его. Поэтому Сергей айтишник, только такой человек, со стальными нервами, железобетонной выдержкой и гранитной пятой точкой, может высиживать часами у компьютера. Вглядываться, щурясь, в светящийся и экран и крохотные циферки, и буковки, которые бегущей строкой складывались в вязь. Одному ему понятную. Девушка и представить себе не могла ситуацию, в которой супруг поднимет голос. Не то, чтобы орать. Но Даня старательно выводил из себя «Пахана». Тот скандал в ночи отца и приемного сына она и хотела бы забыть. Те Данькины, колкие фразы, отзывались в сердце фантомной болью снова и снова. Ей было стыдно, когда на утро не обнаружила сына дома, стыдно за свои гнусные мысли: «Хоть бы он и не возвращался». Стыдно за вздох облегчения — минутную слабость, мерзко на душе за липкий, подкрадывающийся страх, что не сдюжит, не выдержит, не полюбит и не примет этого недолюбленного, несчастного Даню.

В тот вечер подросток забыл в ванной комнате новую игрушку, гаджет мечты, с большим экраном и достаточной памятью. Забыл, потому что Ирина, рыжеволосая вертихвостка из параллельного, с розовыми тенями вокруг глаз, щедро обведенных смоляной подводкой и черной помадой на губах, написала смс: «Жду внизу. Есть разговор». До этого сообщения она даже не смотрела в Данькину сторону, как он ни старался завоевать ее расположение. Аниме полюбил, делал вид, что интересовался косплеями. Ролики и мемы скачал у ее знакомых, которые любит Ира, Ирэн, как называла себя девица. Родители не одобряли его выбор, девочка прогуливала школу, водилась со странной компанией старших ребят, те тусили на заброшенном заводе, а порой, на кладбище. Одному Богу известно, чем там можно заниматься в ночи и где в это время родители.

Сергей хотел было догнать сына, когда тот с пылающими от смущения щеками и глазами, полными нездорового блеска, рванул из дома. Надевая куртку на ходу. Ночь почти. Но куда уж там. Байк унесся по щебенке, оставив облачко синеватого дыма. Ветер — пастух торопливо сгонял отбившиеся от стада кучевые облака. Хлынул серый дождь, нагоняя тревогу. Сергей вернулся в дом. Поежился. Зашел в ванную и открыл кран с горячей водой. «Пилик-пилик». Загорелся цветной экран. Молодой человек протянул руку, взял Самсунг, и будто само провидение сыграло дурную шутку, ролик, который просматривал Даня, открылся. Из видео понеслись стоны, скрежет, тупые удары и смех. Взбудораженный отец нажал на паузу. Прошерстил всю переписку парня. Вскрыл все коды и запароленные файлы. Именно в тот вечер, он буквально почувствовал, где находится сердце. Оно рыдало.

глава 3

Мужчина вцепился в края раковины так, что фаянс затрещал. Только тогда Сергей попытался взять себя в руки, резко закрыл задвижку в ванную комнате. Сергей не знал, как поступить правильно и мнение жены по этому поводу он знал: спасаем ребёнка."Всегда занимай его сторону, всегда, только так, и, если б твоя мама поступила бы иначе в своё время, страшно представить, где бы я сейчас была". На секунду ему показалось, что Таня рядом и шепчет эту фразу на ухо нон-стопом. Всплыла в памяти сцена: его первое свидание на сельской дискотеке. Танцпол в центре пуст. По стенке жмутся кучками парни и стайками девчонки, которых всегда больше, щебечут, хихикают и обсуждают вновь вошедших. Его, сухопарого верзилу Серёгу, и чужачку, кнопку со стрижкой мальтийской болонки. Фиалковые лучи цветомузыки пронзили зал и подсветили настороженные лица пары. Меладзе запел про то, как красиво вошла Она в его грешную жизнь. Но парень мялся и смущался от излишнего внимания пританцовывающих стен зала. Моргнуть не успел, как его девушка вылетела, словно жар-птица и начала выделывать причудливые движения, привлекая внимание публики. Резкие движения рук и стремительные прыжки, падения и взлёты, кружась в неистовом ритуальном танце, его Танька будто бы не замечала в этот момент никого на свете. Её пшеничная шевелюра сверкала лиловыми оттенками, она казалась ему в тот момент сказочной феей. Но он так и не решался поддержать подругу, пока её не обступила группа парней. Один вышел развязной походочкой вперёд, и подошёл практически вплотную к Татьяне. В очередном па от неожиданности она уткнулась ему в грудь. Споткнулась. И упала. Зал заржал. Свет стал ярче. Сергей опомнился и рванул к подруге, ругая себя за стеснительность. Поднял Татьяну за руку и потянул на себя. И тут началось… Он органически не переносил подобные ситуации. Ненавидел насилие, злобу, лающих беспричинно псов, базарных матерящихся теток, агрессию и скандалы на пустом месте. Он жил, веря искренне в девиз восточных единоборств:"Если ты не знаешь, как победить себя, ты никогда не победишь другого". Бритоголовый в кожанке прогнусавил:

— Мелкая, станцуем. Морфий, сбацай медляк!

Неожиданно для зевак предвидящееся зрелище было прервано пронзительным свистом. Зрители замерли, потому что никто не понял, кто или что издавал эти художественные трели. Морфий вырубил модный трек, колонки чихнули, и воцарилась гнетущая тишина. Лысый вжал голову в коричневую затертую косуху и ещё больше сгорбился. Он напоминал Шерхана, притаившегося в зарослях, и высматривающего из кустов ватагу шакалов для подмоги. Глаза его елозили из стороны в сторону. Трое из ларца, в таких же, видавших виды куртёнках и одинаковые с лица, забыли уточнить, что надо хозяину дискотеки. Растворились бесследно в толпе. И тут кнопка заливисто рассмеялась:

— Не ссы лягуха или иди за своими, на Север. Хотя…, — девчонка задорно хихикнула и подмигнула Сергею, — я станцую с тобой, Джайв, слабо? Бритоголовый авторитет задумался."Вроде отказом не унизили, да и братва что скажет? Драйв так драйв". ⠀

Девушка качнула бедром. Ловко скинула джинсовую куртку, оставшись в коротенькой розовой майке в обтяжку. Варёная джинсовка приземлилась на голову высоченного Серёги. Он неуклюже стянул её и мялся с ноги на ногу, чертыхаясь из-за неуместного внимания публики и дурацкой ситуации в целом. Женщина сверху. ⠀

— Морфий, сбацай — ка нам чего — нибудь из латино! — передразнила девчонка и в зал улетела просьба смелой Дюймовочки со стрижкой болонки. Зрители расступились, клуб гудел и улюлюкал.

— Самба белого мотылька пойдёт? Латинская же? — прокартавил ди-джей. Образовался круг, подсвеченный столбом мерцающих зелёных софитов в полутьме. Сергей едва отскочил в сторону. Танцорша схватила лысого за руку и крутанула его так, что тот опомниться не успел, каракатицей на льду попытался крутануться. Еле устояв на ногах, изобразил подобие кача из хип-хопа. Зал ржал, а мелкая, сверкая голыми коленками сквозь рваные джинсы, выделывала быстрые и ладные движения ногами. То одной рукой увлекая партнёра и отталкивая его, то другой, обнимая и прокручивая как юлу. Парень был ловок как краб и готов уже был провалиться под паркет клуба.

Меладзе закончил причитать о белых мотыльках, которым долго ещё летать у земли, мечтая о свете любви. Татьяна махнула рукой в замысловатом прыжке несостоявшемуся кавалеру и исчезла в темноте. Клуб свистел и аплодировал, лысый сплюнул и огляделся в поиске шакалов. Те сразу же обступили главаря, тот процедил сквозь зубы:

— Проследите за этими тварями. Этот ботан здесь недавно живёт со своей мамашей. Че по чем? Жду у Кирпички. ⠀

Сергей спохватился и побежал вслед за подругой. Злился и негодовал."Не бросить же её. Но поговорить придётся. Не дала даже ему слово вставить, выглядел перед всеми словно не мужик". Девушка сидела на деревянной облупившейся лавке возле магазина, тиская лишайную рыжую кошку Флюшку. «Какая она странная», — подумал Сергей, но пробубнил негромко:

— Брось её, она же заразная, и ещё кашляет, как чахоточная. Таня рассмеялась во весь голос, показалось на секунду, что от её звонкого голоска даже звезды на ежевичном небе пустились в пляс. Сергей протянул куртку.

— Зараза к заразе не пристаёт. Я её заберу с собой. Флюшка, пойдёшь со мной? — рыжая плешивая кошка мурлыкнула и обтёрлась о руку новой хозяйки. — Она такая же бродяга, как и я.

— В смысле? — напрягся жених.

— В коромысле…

— Ты же на Первомайской живёшь? Разве нет? Мама говорила, что где-то у Кирпички… — парень провел широкой ладонью по лицу, будто смахнул слой пыли. — Знаешь, я все эти непонятки не люблю, лучше все на этом берегу выяснить, у нас в семье так принято. Ты мне нравишься, очень, — он засмущался, переступил с ноги на ногу, и даже в свете одноглазого одинокого фонаря у продмага, еле мигающего желтым, было видно, как Серёжка покраснел.

— Врать и не договаривать — разные вещи, — малая хмыкнула и напыжилась, сильнее прижимая к груди котейку.

— Давай сначала? Я Сергей, живу на Летней, 41, учусь в Радиотехническом. Мечтаю создать свою соц. сеть, купить дом и лошадь. Ещё катер с мощным мотором и… — молодой человек замялся.

— И-и-и…?

— Ну, семью там, детей, само собой, — пробубнил себе под нос молодой человек так, будто последние слова из него достали плоскогубцами.

— Я, Танча, можно Танк, короче, живу на Первомайке, одна, сам себе хозяин, отчётов не держу, о лошади не мечтаю, — она отодвинула кошку, та раздражённо мяукнула. Вытащила пачку Ротманс из заднего кармана джинсов. Стукнула по коленке блестящей коробочкой и оттуда как черт из табакерки вылетела сигарета, следом зажигалка. Девчонка понтовито прикурила, втянув щеки. В сентябрьском фиолетовом вечере мерцал пасленовый огонёк. Танча щурилась и скребла ногами по земле, сотворяя при этом ртом из едкого дыма причудливые фигуры. Сергей молчал. Она, такая своевольная и"настоящая", нравилась ему все больше:

Конец ознакомительного фрагмента.