Раненые в душу

Алина Горовенко

Эта была самая странная четвёрка подруг, которых только видывал Flowless Bay. Шестилетняя мексиканка Тобита, 18-летняя розоволосая Челси, 27-летняя Миллисент с разноцветными глазами и 29-летняя богачка Эванджелин. Их всех объединила Миллисент Дэниелс, которая возглавила это общество раненых в душу девчонок, жаждущих ощутить тепло женской дружбы. Дружбы, которая поможет им исцелиться.

Пролог

Её слегка подташнивало. Она вышла на задний двор. Сделала большой глоток воздуха, холодом обжигающего носоглотку. С высоты тридцатисантиметрового крыльца она окинула взглядом дворик, с двух сторон подпёртый высоким забором. Слева — высокий ровный, выкрашенный в цвет бастард. Обычный бежевый, но соседка часто выкрикивала название этого цвета со своего двора. Это даже казалось забавным.

Это бастард!

Смотри, какой красивый бастард, глаз не отвести!

Не ожидала, что этот бастард будет так выгодно смотреться на моём дворе.

Готова поспорить, этот бастард станет предметом толок среди местных домохозяек.

Так хвасталась эта женщина перед своими знакомыми. И, несмотря на то, что личность этой претенциозной дамы оставалась загадкой, фантазия сама рисовала её портрет. Наверное, это высокая блондинка с длинными ногтями и исключительно в нарядах оттенка слоновой кости.

С правой стороны высился неловко сколоченный забор, который так и не удосужились покрасить. Лично ей было наплевать на этот забор, поэтому он так и стоял некрашеный. Собственно, ей было наплевать и на весь этот дом. Всё равно он ей не принадлежал. Это было лишь временное пристанище. Хотя, учитывая обстоятельства, наверное, можно сказать, что всё в её жизни было временным. Она снова ощутила тошноту и даже характерный привкус желчи во рту. Она уже пожалела, что выпила целый стакан кофе объёмом 500 мл. Теперь живот крутило, а в пищеводе ощущалось жжение, напоминающее изжогу. Но было ли дело в кофе? Или всё же в том, что ей предстояло сделать?

Были ли у неё сомнения? Конечно. Но в какой-то момент она поняла, что другого выхода нет. Она больше не может оставаться несчастной ни секунды. Она усмехнулась. Ведь этот дурацкий стакан кофе был для неё как последняя трапеза для заключённого, обречённого закончить свою жизнь на электрическом стуле. И вот сейчас этот кофе норовил покинуть желудок. Но съесть что-либо она не могла, поэтому довольствовалась любимым напитком — латте с сублимированной малиной.

Говорят, что нужно иметь силы изменить свою жизнь к лучшему. Плыть по течению она больше не могла, поэтому и решилась на такой кардинальный шаг. Да и к чему были эти размышления? Она всё давно решила для себя. Она сделала ещё один ледяной глоток воздуха и ощутила лёгкое головокружение. Четыре утра. Кромешная темнота, лишь слева участок озарялся ореолом света благодаря уличным прожекторам. Богатеи.

После того, как глаза привыкли к уличной темноте, она, наконец, увидела одинокое дерево. Оно высилось на заднем дворе и манило её. Она послушно направилась к нему, чувствуя сквозь тканевые лодочки без каблука леденящую росу. Под деревом она остановилась и запрокинула голову. Крона мягко шуршала: миллионы маленьких листиков сталкивались друг с другом, словно аплодируя её смелости. Она поставила стул на неровную землю, и, покачиваясь, наконец, нашла точку равновесия. Этот стул ей всегда нравился, он единственный выбивался из кухонного гарнитура — чёрный с облупившейся на углах краской. Он выбивался из гарнитура так же, как она — из этой жизни. Она закинула верёвку на толстую ветку и принялась её закреплять, сетуя на то, что не выровняла сразу стул.

Странно. Так долго готовиться морально к этому, а на деле — раз, и всё готово. Она прикинула длину, проверила, крепко ли зафиксирован узел. Всё отлично. Осталось только просунуть голову.

— Ты что такое делаешь? — послышался детский голос откуда-то справа.

От неожиданности она пошатнулась. Ко всему прочему ещё этот неустойчивый стул! И она свалилась прямо на задницу, а рядом нелепо завалился на бок этот проклятый стул.

— Твою мать! — громко сказала она, и этот крик прокатился эхом по участку.

— Ба не разрешает мне так говорить, — заметил снова детский голос.

Девчачий. Но откуда? Она всё ещё сидела в дурацкой позе. Смахнув волосы с лица, она подползла ближе к забору. Неровный частокол. В одном месте не хватало доски, и она приблизилась, чтобы заглянуть в дырку. И вдруг увидела бледное лицо. И в испуге отстранилась. Девочка звонко рассмеялась:

— Ты смешная.

— Ты кто? — спросила она, приходя в себя.

— Я Тоби. А ты?

— Привет, Тоби. Я — Милли.

Девочка протянула руку в том месте, где не хватало доски, и Милли послушно её пожала в знак знакомства.

— Сколько тебе лет, Милли? — спросила Тоби, беззастенчиво рассматривая свою новую знакомую.

— Мне 27. А тебе, Тоби?

— Мне 6.

— Почему ты так поздно не спишь? — с сомнением спросила Милли.

— Я хотела посмотреть, как начинается роса. Но, кажется, я опоздала.

Милли вдруг рассмеялась, а Тоби сердито заметила:

— И что же в этом смешного?

— Я… я не знаю, — и Милли снова засмеялась.

И тут Тоби не выдержала и тоже рассмеялась. После того, как их смех затих, Тоби спросила у Милли:

— Ты когда-нибудь пробовала росу?

— Что? — изумилась девушка.

— Ну росу, — и девочка продемонстрировала: она сорвала у забора травинку и слизнула капельки росы.

— Нет.

— Никогда что ли? — искренне удивилась она.

— Никогда, — подтвердила Милли.

— Попробуй. Это вкусно.

Милли так и сделала, ни разу не усомнившись в том, что делает.

— Странный вкус.

Тоби кивнула и тут же спросила:

— Думаешь, если собрать всю воду с травы, сколько будет? Литр? Или два?

— А у вас большой участок? — спросила Милли, как будто и в правду могла посчитать ответ на эту задачку.

— Больше, чем у Рори, — пожала девочка плечами.

— А Рори — это кто?

— Это мой друг. Только он мой старый друг. А ты — новый.

— Рада это слышать, — сказала Милли, поражаясь тому, как быстро становятся друзьями в 6 лет.

— А что ты там делала? — спросила девчушка.

Милли вдруг вспомнила обстоятельства, при которых они с Тоби познакомились. И ей стало стыдно. Она оглянулась на дерево, которое стояло так близко к забору, что Тоби и сама могла увидеть, что к чему. Пока она судорожно соображала, что ответить, Тоби спросила:

— Ты делала качели?

Губы Милли дрогнули в улыбке:

— Да, точно. Я делала качели.

Тоби серьёзно заметила:

— Тогда тебе явно нужна помощь. Хотя бы подержать стул, чтобы ты снова не упала.

— Ты права.

— Хочешь, я тебе помогу? — спросила добродушно девочка.

— Я… эээ…

— Тобита?! — послышался испуганный голос чуть издали.

— О, это моя бабуля. Пока! — Быстро пробормотала девочка и побежала прочь от дыры в заборе. — Бабуля, я уже бегу!

— Что ты там делала?

— Я страдаю лу-та-низ-мом, — крикнула смеясь девочка.

— Тобита, никаким ЛУНАТИЗМОМ ты не страдаешь. Бегом в дом. Простынешь!

Их забавная перебранка переместилась в дом, а Милли удивилась, как через такую небольшую дырку в заборе на неё хлынула беззаботная радость жизни.