Потерянные

Алеха Юшаева, 2017

Эта легенда долгое время оставалась погребенной под слоем лжи и тумана. Пока он случайно не услышал её и не заинтересовался. Двое мужчин, влюбленных в тяжелобольную девушку, пытаются помочь, но она совершает самоубийство, а один из мужчин бесследно исчезает. Чего не хватает в этой истории, а что искажено до безобразия – предстоит выяснить чужому человеку.

Глава 4

Сегодня по графику моё дежурство. Я остаюсь один на один с грозной медсестрой, переехавшей сюда из соседнего штата. Не сказал бы, что рад этому, но и не расстроился, потому что её строгость и расчетливость вселяли в меня уверенность за нашу медицину. Чего не скажешь о других медсестрах. Бросив халат на спинку дивана, я сел и подергал чайный пакетик за веревочку. Меньше всего хотелось, чтобы в эту ночь привезли кого-нибудь или чтобы у кого-нибудь случился припадок.

Дверь в ординаторскую медленно открылась, но я не повернулся. Не было желания это делать.

— Доктор Нил? — услышал я за спиной удивленный голос.

Чай двумя каплями упал на колени. На пороге стояла Каролина, держа в руках шапочку.

— Добрый вечер, — ответил я в тон ей. — Что-то случилось?

— Элвина попросила меня заменить её.

— Ах, вот как, — внезапно я расстроился, потому что эта своенравная медсестра никогда не предупреждала о своих уходах, но лишь сказал: — Ну, что ж. Неспокойной нам ночи.

— Неспокойной, — проговорила она.

Несколько несмелых шагов в сторону вешалок, рваные движения во время снятия верхней одежды, взгляд, полный замешательства, сжатые зубы и выпирающие щеки. Я вернулся к чаю. Медсестра набросила на себя верхнюю часть костюма и остановилась. Мое присутствие мешало ей переодеться.

— Доктор Нил?

— Просто Майкл, — бросил я и вышел.

Коридоры такие тихие. Белый свет потолочных ламп освещает стены через промежутки, от чего пол похож на зебру. Плотно прижатые двери палат. Стол-приемная и стопки листов. Вдали у окна покоилась использованная капельница. За спиной коридоры тоже уходили в бесконечность. Одинокая каталка. Над одной из палат произрастает вьющийся плющ.

Это похоже на какую-то странную сказку, странный ужастик, странную басню, странную трагедию. Все они странные, потому что ничто из этого не сравнится с королевством Больница. Казалось, она способна поглотить всех и вся. Даже та девушка с амнезией не сдержалась и поддалась влиянию — закричала на юношу. Но пока ты не закричишь от боли и отчаяния, кто тебя услышит? Никто. Кроме пустых стен Больницы. Да и те не ответят.

— О чем Вы так задумались?

— Да так, — ответил я, опуская голову вниз, разглядывая свои кроссовки. — Чем планировала занять себя? — обернувшись, увидел на ней новый костюм, улыбнулся, одобряя его.

— Я взяла книгу. Но мне не хочется читать, — она говорила размеренно, слегка задумчиво.

— Сегодня удивительная ночь, — произнес я то, что давно крутилось в голове.

— Странная, — озвучила она еще одни мои мысли.

Мы вернулись в ординаторскую. Я взял в руки остывшую кружку, неприятно кольнуло в кожу и в душе. Посмотрел на севшую напротив медсестру. Каролина закинула ногу на ногу, брюки костюма немного задрались, открывая миру щиколотки девушки. Она придвинула к себе сумочку, с неприятным шумом раскрыла её и обеими руками залезла внутрь, словно совершала там операцию на органах желудочно-кишечного тракта. Я непроизвольно поморщился, опуская глаза в пол. Руки желали скорее отделаться от надоедливой холодной кружки, потому она плавала между мной и столом, мучимая моими верхними конечностями.

— Почему Элвина не смогла прийти на дежурство? — спросил я, собираясь с мыслями для того, чтобы начать серьезный разговор.

— Она сказала, что у её матери вчера ночью болело сердце. Потому она не захотела оставлять её одну, — Каролина наконец завершила «операцию» и вынула книгу.

— Почему она всё никак не положит мать в больницу? — некоторое чувство гордости возникло у меня за это слово.

— Возможно, думает, что никто не в состоянии помочь ей, — девушка пожала плечами и положила на колени шапочку.

Мне чрезвычайно сильно хотелось ответить, но я знал, что высказывать свои мысли ей не имело смысла: они её не касаются. Позже сам поговорю с Элвиной. Пусть не думает, что я ни на что не способен.

— Знаешь, я хотел тебя спросить кое о чем, — сказал я после некоторого молчания.

— Правда? — удивление подал только голос.

— Н даа, — протянул я, наконец отставив кружку. — Помнишь, ты рассказывала о двух влюбленных?

— Что-то не припомню такого, — шикнула она, опуская глаза и раскрывая книгу.

— Это было давно, но вряд ли ты забыла ту «легенду».

— «Легенду»? — ресницы вскинулись. — Вы про… Элис и Джейсона?

— Да, про них.

— Что Вы хотели, доктор Нил? — обозлилась она.

— Каролина, пожалуйста, я старше тебя всего на два года.

— Прости…те, Майкл, — губы, казалось, мучительно скривились.

— Ты сказала, что то была не вся история, не так ли?

— Да, но… — ладонь легла на шею.

— Что-то не так? Это же всего лишь легенда, верно?

— Не совсем, — она выдохнула, понимая, что я не сдамся. — Это не легенда и не выдумка. Всё, что я рассказала, было на самом деле. Но я не всё рассказала верно, вот в чем дело.

— Можешь ли ты мне поведать эту историю?

— Зачем Вам… тебе знать настоящую историю? Она нисколько не интересна, — быстро проговорила она и еще раз раскрыла книгу, но страница оказалась другая, а глаза все равно делали вид, что бегают по строчкам.

— А то, что ты читаешь, интересно? — выпалил я.

— Майкл. Зачем тебе знать то, что не должно касаться чужих ушей? — её губы сжались то ли от злости, то ли от страха, то ли по иной причине, которая мне не известна.

— Чужих? Значит, ты не «чужая» для этой истории?

Она хотела что-то возразить, но воздух в её легких перестал двигаться, и голова молча опустилась в книгу. Настойчивость может её спугнуть или навсегда сделать нас врагами, но мой интерес разогрет до невероятной температуры, и кто мне подскажет, как его остудить?

— Каролина, я не собираюсь совершать что-либо ужасное. Что может быть плохого в том, что я пытаюсь узнать настоящую историю? Разве это запрещено законом?

— Не стоит воскрешать призраков прошлого, — шепнула она и поднялась, решаясь выйти.

— Я не договорил, — колеса телеги развивают огромную скорость, а тормозов нет. — Что стоит тебе рассказать мне эту историю? Хочешь, я заплачу тебе?

— Это не смешно, — прыснула она, проходя мимо меня.

Я вскочил. За два шага настиг девушку, схватил за руку, которая держала книгу, и, взглянув в глаза, спросил:

— От чего ты бежишь, Элис?

Я почувствовал, как её дыхание прекратилось. Словно вентиль поступления кислорода повернули. Она сделала вымученное лицо и попыталась вырваться. Я держал намного сильнее.

— Отпусти меня! — взмолившимся голосом произнесла она.

Встряхнув её, я повторил свой вопрос настойчивее и грубее. Она подняла на меня глаза и оскалилась. Никогда мне не думалось, что я буду делать такое в Больнице. Хорошо, что вечные стражники королевской четы нас не видели.

— Скажи мне, Элис! Это ты убила Джейсона?

— Хватит, отпусти меня! Иначе я вообще ничего не скажу!

Кони остановились. Пальцы разжались сами собой. И тогда пришла мысль, что я оставил следы на её нежной, женской коже. Пыль на дороге, взвитая до небесной высоты, не давала возможности увидеть, как долго телега была погоняема. Стоя, как болван, я смотрел на маленькую руку, прижатую к животу. На глазах её проступали слезы. Мне ничего не оставалось сделать.

— Извини, — как можно более теплое объятие хотело вернуть всё на место. Я ясно чувствовал, как сердце в её груди билось словно у марафонца, жар по телу разливался быстро и передавался мне. За какие-то считанные секунды мы оба пережили серьезный стресс. Тихо шепнул: — И за это извини, Каролина.

Кто вообще давал разрешение стегать бедных лошадей без моего ведома? Или это я, распалившись, так издевался над ними, что мог убить? А ведь и телега могла сломаться, и колеса могли отвалиться, и кони могли издохнуть сразу. Ничего этого не произошло. Весь механизм был остановлен. Осталась только пыль над дорогой, которая еще не скоро осядет, а может, будет там всегда.

Девушка была поражена быстрой сменой моего поведения, она молча смотрела на меня снизу, лишь слезы продолжали катиться по щекам. Еле мне удалось уговорить её пойти в уборную, чтобы успокоиться. Спустя некоторое время она вернулась и села напротив меня. Я не хотел смотреть на неё, вспоминая то, что происходило недавно. Пытался не поднимать глаз, чтобы не показать своей надменности и возвышенности над ней, как над подчиненной. А сердце не переставало стучать ни на секунду с того момента, как я стегнул лошадей впервые. Почему оно не затихло даже после остановки? Стыд брал меня изнутри. Не знаю, как я буду работать с ней дальше.

Она потерла ладони о колени, выдохнула. Я не чувствовал её взгляда на себе, но вся ординаторская наполнилась чугуном, и хотелось, чтобы он придавил меня как можно скорее. Каролина проговорила хриплым голосом:

— Хорошо, я расскажу эту историю.