7 мечей

Алена Тимофеева, 2021

Легенда о заколдованном сердце царевны, что пронзили семь мечей. Рождение дочери Луны – стало самым светлым событием для царя и царицы. Радость родителей омрачало лишь сердце царевны, что было чёрствым и лишённым милосердия. И навлекла Луна на себя проклятие: "Бродить тебе по земле с вонзёнными в сердце семью мечами, до тех пор, пока не искупишь ты свои грехи. Да будут, эти мечи тебе напоминаем о страшных деяниях рук твоих". История об искуплении, прощении и любви.

В некотором царстве, в некотором государстве жили‑были царь со своею царицей. Жили они в замке на высокой чёрной скале и горя не ведали. Не было на свете зеленее лугов, чем в их царстве, не могли другие страны и княжества похвастаться большим урожаем, красотой гор и холмов, чистотой небесно‑голубых озёр, чем их земли. Государь правил мудро, пользовался уважением среди народа. Жена его была добра, уделяла много времени на приём жителей и слушание их прошений, и зачастую горожане замечали её укрытую в одежду простого люда фигуру среди городской толпы. Ох и любили правителей. Но не дарил им Бог дитя. Долго молились царь с царицей. И вот однажды родилась у них дочь, в ночь, когда луна была особенно яркой и большой. Хотя уж надежду всякую они утратили на появление ребёнка в замке. Не было предела их радости. Закатили они такой пир, что за тридевять земель молва о нём шла. И слова о том, как любили они новорожденную, что нарекли Луной, в честь небесного тела, благословившего рождение царевны, были излишни.

Шли годы. Лето сменяло зиму и так минуло восемнадцать лет. Возраст отца стал довольно почтенным, и он начал искать дочери жениха — будущего царя, что займёт трон после его смерти. Несмотря на ослепительную красоту царевны, её чудесные, подобно серебряному свету, волосы, да голубые, почти прозрачные очи — претенденты на руку и сердце царской дочери не спешили являться в замок. Виной тому был не скверный характер Луны, не дурной нрав. А проклятье, которым наградили её за деяния, что забрали жизни невинных людей.

Когда Луне исполнилось шестнадцать, любила она трапезничать по утрам лишь выпечкой, да с пылу с жару. Но урожай пшеницы в тот год был скуп. Царь и царица, кои являлись справедливыми правителями отказались от пышных обедов, и распределили зёрна среди народа, даже знати меньше досталось. Ох и недовольна осталась царевна, что ни день — то крики, подобные воплям умирающему от страшной хвори страдальца. В один из таких дней схватила Луна свой расшитый серебром плащ и умчалась на коне, цвета вороного крыла прочь. Долгим её был путь, но дорога усмирила немного гнев и прояснила голову. Голод, давший о себе знать, спустя пару часов путешествия навёл царевну на мысль о возвращении в замок. Внезапное дуновение ветра, что донесло до её носа восхитительный запах только что испечённого хлеба, манил за собой. Вскоре она остановилась возле небольшого бревенчатого домика, где у открытого окна лежал завёрнутый в белую ткань источник аромата. Царевна спешилась. Что делать дальше, Луна не знала. Украсть? Не подобает дочери царя такое поведение. Её раздумья прервал юношеский звонкий голос:

— Царевна? — в голосе мальчишки слышалась ирония. Луна, с надменным видом повернулась к нему:

— Я хочу тот хлеб, что лежит у тебя на окне. Принеси мне его, — приказала царевна. Худощавый мальчик, по виду ровесник Луны, стоял, оперевшись на вилы, и он весьма смело глядел царской дочери в глаза.

— А волшебное слово? — светлые брови Луны свелись к переносице. К такому обращению она не привыкла.

— Я сказала, принеси мне этот хлеб, немедленно. Или я прикажу повесить тебя. — Голос царевны звучал столь холодно, что от тона её могла наступить зима. Мальчишка лишь рассмеялся.

— Аль не государь ли наш, распределял запасы пшеницы, царевна? — юноша нисколько её не боялся.

— Я царевна, ты должен меня слушаться! — Луна от нетерпения топнула ножкой.

— На этой земле все равны. Вот поцелуешь, тогда и поделюсь с тобой хлебом, — и подхватив вилы, мальчик направился в сторону покосившегося сарая. Луна прикусила губу. Запах выпечки влёк к себе подобно песням ярмарочных зазывал.

— Стой! Хорошо, я подарю тебе поцелуй. Но сначала — дай мне хлеб. — Мальчик повесил вилы на стену.

— И имени моего даже узнать не хочешь? — юноша подошёл ближе к Луне.

— На кой мне твоё имя сдалось? Неси хлеб, или поцелуя не будет. — Мальчик огорчённо кивнул, и забрал с окна уже остывший хлеб. Вернувшись к царевне, что уже протянула руку к заветному кругляшку, спрятал свёрток за спину.

— Не так быстро. Как только коснёшься моих уст своими, так и получишь свой хлеб. — Луна даже скрипнула зубами от негодования. Сделав шаг к юноше, она приблизила к нему своё лицо, и прямо в приоткрытый рот со злостью прошипела:

— Никогда не поцелую простолюдина. Это всё равно что породистому скакуну жить в хлеву со свиньями, — и одной рукой с силой толкнув мальчика, а другой выхватив мягкий хлеб, царевна побежала к заждавшемуся её коню. Глухой вскрик заставил Луну замереть на месте. Она медленно повернула голову, на её прекрасном лице застыла гримаса ужаса от увиденного. Крестьянин, чьё имя царевна так и не удосужилась узнать, истекал кровью. Его грудь пронзали острия вил. Изо рта, издававшего хриплые звуки медленно сочился багровый ручеёк. На светлой, сшитой из грубой ткани рубахе, расцветали тёмно‑красные пятна.

Конец ознакомительного фрагмента.