Плач о конце времен. Ковчег отчаявшимся

Алена Селиванова

Читая Алёнин «Плач» невозможно не чувствовать, что это не столько есть вымысел художественный, сколь самое наиреальнейшее воспоминание человека О БУДУЩЕМ. Такое представляет собой огромную силу. Я верю, что публикация «Плача» ведет к тому, что МЕНЬШЕ будет пролито слёз… Ярослав Астахов, 19 января 2023 года (Богоявление)

ПОД БОЖЬИМ ВЗОРОМ

***

Я пришла из последнего времени,

Где рассыпалась цепь времен…

Где последняя вспышка семени

Не раскрасит пустых окон.

И оттуда — печаль на душе моей,

И оттуда, что правит — смех…

Боже, Свет Твой в те дни пролей,

Дай отплакать прогоркший грех…

ОКНО В ИНОЕ

Когда Марине было семнадцать лет, в начале осени она увидела сон, который тогда не сумела полностью понять и осмыслить, но который ушел в самые глубины души. Часто в критические моменты, когда ей казалось — вся ее жизнь рушится, и спасения нет, этот сон со всей яркостью выступал из памяти, напоминая о Вечности, сквозящей в каждом мгновении, об Искре, мерцающей в душе, о Боге, любящем и обнимающем всю вселенную. И тоска отступала, и Марина сама поражалась, откуда берутся силы, чтобы вновь — в который раз — начать все с нуля.

Перед этим — летом Марина позорно провалилась при попытке поступить в университет. Это было довольно болезненным ударом по самолюбию. Позже она поняла — разворачиваясь, судьба таким образом выбивала из души гордыню, стремление к власти и ощущение избранности, которые в ранней молодости занимали довольно много места во внутреннем мире. Но это стало ясно пониматься гораздо позже, когда она потеряла всю семью, потеряла человека, которого любила когда-то больше себя и больше жизни. Когда работала на тяжелой работе, стараясь свести концы с концами, чтобы вырастить ребенка. Оставаясь при этом внутренне словно на зачарованном острове замыкавшего в свое кольцо одиночества… Одиночества — когда душа один на один с Богом…

Но в семнадцать лет, конечно, Марина этого не понимала. Внутри было недоумение и постоянный вопрос к Богу — за что? Длящиеся претензии к Богу и тяжелая печаль… Она ощущала себя в сумрачном тумане, и не знала, где искать выход.

Конечно, все поверхностные дела во внешнем мире утряслись. Марина благополучно поступила в техникум и закончила его с красным дипломом, не слишком напрягаясь для этого. Но во внутреннем мире, в душе, где всегда проходила и проходит истинная жизнь, продолжала разворачиваться претензия к Богу — почему Он не дал того, к чему повернулась душа — быть своей в мире науки, прийти в ту сферу, где были близкие по духу люди, обрести статус…

Почему это не сбылось?

«Спроси об этом Руку, начертавшую все…»

***

И на дрожащую нищую душу

Бог положил роковую ладонь.

Пусть все забуду и пусть все нарушу —

Страшен впечатавшийся огонь…

Осень семнадцатилетия. Метания в тумане тоски. И — сон:

Марина видит дом в деревне, в котором прошло ее детство, стоящий на самой окраине. За домом — огород и поле, за полем невдалеке — лес и аэропорт. Летний теплый вечер с моросящим дождем, легкая дымка, окутывающая все вокруг.

Она стоит у калитки в родном привычном мире, в воздухе парное молочное тепло и смотрит на закат. Тучи на западе медленно рассеиваются, появляется Солнце, и закатные лучи мягко и уютно ракрашивают землю. Былинки на дороге, старый забор и листья сирени — в тонком золотистом сиянии.

Марина видит необыкновенно яркую, переливающуюся вспышками света радугу, прочертившую темнеющее небо с юга не север. И тут же, вопреки всем законам природы, вторая радуга ложится на небосвод с запада на восток от заходящего Солнца до сумрачных туч низко над восточным горизонтом.

Во сне она ничему не удивляется, лишь впитывает в себя всеми чувствами изумительную картину: горящий во все небо крест из двух радуг!

Центр креста как раз у Марины над головой. Она зачарованно смотрит вверх и видит, как в скрещении радуг появляется сияющая точка, она расширяется и превращается в необыкновенно реальную объемную картину. «Это окно, через которое Бог смотрит на Землю», — проносится у Марины в голове.

В скрещении радуг появляется лик Христа в сонме богов (или сил, или архангелов?) Лик Господа напоминает тот, что на иконе «Спас в силах», которую она видела случайно в какой-то книге. (Это конец советской эпохи, Церковь только-только вышла из-под негласного запрета).

Марина ощутила то, о чем написано в Библии: «Страшно впасть в руки Бога Живого…»

Умирание себя прежней — и великий восторг.

Душа рванулась ввысь, в Небо, к Нему — но крыльев ей еще не хватало…

Она застыла как столб, а трепещущая душа, как бабочка, билась в темнице земного тела.

Она видела, как Господь разговаривал с теми, кто окружал Его, но слов не было слышно. Наверное, услышать их здесь — умереть…

Марине казалось, что Он и боги где-то далеко в своем Небесном мире, что это в нашем мире благодаря скрещению радуг произошел какой-то необъяснимый разрыв, и раскрылось окно в мир горний; казалось, что наблюдает какую-то будничную сцену Божественного бытия, почти не имеющую отношения к нашей темной и сумрачной земной жизни.

«Ты — далеко», — так чувствовала она, не пытаясь даже облечь это в слова…

И тут Господь обернулся и посмотрел в образовавшееся окно на землю. Взгляд, в котором было — все, и есть — все. И вечно будет — все: и страдание, и любовь, и печаль, и восторг, и понимание, и обещание возвращения на родину, в Небо… В Его глазах была и Марина, и все любимые и близкие, и все небо и земля…

Она пыталась одеть свои чувства в более-менее привычные слова, которые выражают так мало…

Спаситель окинул взглядом всю землю от востока до запада.

На мгновение (на вечность) Марина попала под Его взгляд…

Дух маленького стоящего на Земле человека слился с Духом Божиим…

Миг постижения непостижимого… Тайна Единства невесты — души и Небесного Жениха…

Миг, длящийся вечность…

Сон исчез.

Но навсегда осталось чувство, что Он пронзил насквозь всю душу Марины со всем ее светом и тьмой, подержал (мгновение или вечность) на Своей ладони и отпустил, как мы отпускаем трепещущую бабочку: лети!

Все равно, когда исполнятся сроки и времени больше не будет, и ветхие небеса совьются в свиток, ты вернешься ко Мне…

В ней осталось это обещание возвращения.

Марина была обычной девочкой из небольшого поселка, и внешняя сторона жизни никак не изменилась после такого сна. Конечно, она не стала просветленной, не ушла в монастырь, и если интересовалась религией, то достаточно поверхностно.

В душе было еще много неизжитого, темного, что упорно толкало ее к познанию жизни, начиная с самых неприглядных ее сторон.

***

Господи, дай упасть!

Меньшего я не смею!

Так — маргариткой в грязь,

Так — колесом по шее…

Вот такая молитва…

Естественно, она получила все, о чем просила.

Даже Библию она прочитала внимательно впервые через несколько лет после того сна. А впрочем, для поколения, рожденного в семидесятых, это как раз не удивительно. Первой книгой, открывавшей духовные миры, для Марины стала «Роза мира». Затем — индийские мистики, Блаватская, Кастанеда… В начале девяностых многие издательства начали выпускать ранее запретную литературу, делая на ней деньги. Она с жадностью глотала все это, и потом обсуждала с такими же идеалистически настроенными мальчиками и девочками. Но… Ровесники искали чего-то другого — как устроиться в жизни среди окружающего хаоса развороченной страны. В ней же было желание пронзить эту жизнь — собой — до конца, познать ее верх и низ, ад и рай, и может быть, наконец найти путь к Единству для своей раздвоенной души, распятой между мраком и светом.

И все, чего желала, Марина получила сполна.

В двадцать лет Марина с первого взгляда полюбила мальчика с темно-карими глазами и такой же, как у нее, раздвоенной душой. Только в нем эта раздвоенность проявлялась резче, ярче, неприглядней. Ночами он читал Лао-Цзы и У-цзин, а днем шел на мелкий разбой. В свое время он поступил в университет и вылетел оттуда за драку в общежитии. Стас и Марина понимали друг друга с полуслова, жарко любили и яростно ненавидели, в зависимости от того, какой стороной каждый поворачивался к другому.

Да, Небо дало ей достойную пару…

С ним она была счастлива так, как только может быть на земле счастлива в любви женщина, и несчастна так, как может быть несчастна потерявшая все бомжиха, спящая под лавкой на привокзальной площади…

***

И зачем я близко-близко

Подпустила — Василиска?

И зачем я робко-робко

Разожгла шальную топку?

И зачем ты — Боже сил! —

К себе — душу — подпустил?

Марина родила сына с такими же, как у отца, темно-карими глазами, и бросила учебу. Начались скитания по квартирам, безденежье, скандалы с хозяйками, пьянство «второй половины» и мелкие грабежи.

Ее хорошо провезло фэйсом об тэйбл, судьба упорно вышибала из души гордыню и иллюзорные представления о своей особой «миссии» и «избранности». Какая там миссия, когда надо на что-то кормить ребенка, вытаскивать из кабака пьяного мужа, терпеть его закидоны и лечить от белой горячки…

Смерть матери, постоянные ссоры с отцом, пытавшимся их развести, чему Марина упорно сопротивлялась, нищета и постоянное отсутствие денег в то время, когда все вокруг бросились их делать… Мистический туман в голове и зверем выгибающийся хаос «окружающей действительности», принимающий все более фантастические формы… Ребенок, ночные бдения и стихи… Ребенок и подступающее к сердцу отчаяние… Их любовь… Любовь ли? Страсть, принимающая все более безумные и уродливые формы под стать окружающему хаосу…

И все это время Марина спиной и лопатками, всей кожей ощущала на себе Божий взгляд. Она знала: Он видит ее. Бытие Божие не было для нее вопросом веры или неверия. Душа именно знала изнутри:

«Он есть.

А если Он есть, значит, есть и я: Он во мне, и я в Нем — это вечность.»

Остальное — могло отпасть, как шелуха (и почти все отпало). По сравнению с предчувствием Вечности земное существование казалось тесной тюрьмой, помочь выжить в которой могла только любовь, которая исходит из глубины сердца, а значит, от Творца…

***

Ушедшая в мир духа от людей,

Забыла я, когда венчалась с болью.

И опрокинул время Водолей,

Соединяя истину с любовью.

И мне, познавшей, что такое ад,

Не раз лежавшей углем в черной печи,

Мне все равно: убьют меня, спалят —

Земной огонь не страшен и не вечен.

«Это только сверхчеловек может иметь право так писать», — сказал Стас с усмешкой, возвращая Марине тетрадь.

Ей стало смешно. Меньше всего она думала тогда о сверхчеловеке или сверхчеловечестве. Она была самой обычной женщиной, которая бралась за любую работу, чтобы вытянуть семью, скандалила с мужем из-за его пьянства, могла наорать на ребенка, когда он валял дурака… и писала ночами о том, что происходило глубоко внутри — о своей истинной жизни.

«Мне ничего не нужно, кроме своей души», — прочитала она в письмах Цветаевой… Так же чувствовала тогда и Марина. Настоящая жизнь была внутри, в душе и сердце. Она замечала что-то, происходящее во внешнем мире только тогда, когда это ее непосредственно касалось. Как очарованный странник, видящий только ему открытый зачарованный берег…

Серьезно вглядываться она могла только в глубины души и в тех, кто живет в тайне сердца. Половина из них уже ушла с земли в иной мир — но любовь от Бога не прекращается никогда…

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ВИДИМОГО И ВРЕМЕННОГО

Марина росла одиноким ребенком в подмосковной деревне. Природа — и книги, вот что было главной пищей для души. Она читала взахлеб все, что попадалось на глаза. И конечно, не могла пройти мимо Лермонтова. Было чувство иррационального узнавания — где-то, когда-то в непредставимых мирах приходилось встречаться с ангелами… и с демоном.

В деревне в раннем детстве Марины на холме посредине деревни стояла полуразрушенная церковь. Весной она с дедом и бабушкой ходила на Пасху на кладбище. Дед всегда вешал на уцелевшую решетку в окне церкви венок: в тридцатом году самым последним на церковном кладбище был похоронен его молодой отец, из непростой семьи деревенских ведающих, унесший в могилу тайну старинных книг, доставшихся от предков…

В самом раннем детстве — сохранилось в памяти Марины — церковь еще стояла, украшенная синим ярким куполом с золотыми звездами. Крест, правда, давно сбили.

Когда Марине было пять лет, подростки разожгли в беспризорной церкви костер и бросили в него где-то найденную или украденную взрывчатку. В итоге кто-то из них остался без пальца. Церковь же выгорела изнутри дотла. Сгорел и красивый купол, остался только обожженный уродливый четырехугольник сверху. Когда на следующий день Марина за руку с дедом шла мимо в магазин, она не могла смотреть на церковь. В ужасе закрывала лицо руками. Повзрослев, она не могла точно передать словами тогдашнее детское чувство. Словно душа знала изнутри: это Небо упало на землю и ничего страшнее этого нет…

Сожженный купол — самое страшное впечатление ее раннего детства.

Много лет спустя Марина будет читать молитвы в отреставрированной церкви и скажет от полноты сердца:"Господи, мое место — здесь…»

Подростком, лет двенадцати, идя в школу в предутренних сумерках, на сожженном куполе, уже омытом всеми дождями и снегами, Марина внезапно увидела сидящего демона.

Он сидел на самой вершине, обхватив темными крыльями купол. Что-то черное, мрачное, жуткое — и мудрое ледяной невероятно древней мудростью — светилось в его глазах. Да и сам он был похож на огромную черную птицу с человеческим лицом. И в лице было что-то птичье: нос, похожий на клюв, и крошечный, плотно сомкнутый рот с узкими сухими губами.

Конечно, эту картину она увидела внутренним зрением, а не физическими глазами. Марина отвернулась, натянула на голову капюшон, чтобы не встречаться взглядом с этим страшным и в то же время странно внутренне знакомым существом. Запомнилось острое чувство любопытства и изумления: Что это? Что за воплощение горя и боли, и издевки над Богом промелькнуло передо ней? И почему он был на куполе разрушенной церкви?

Демон — вечно несчастен. Он бессмертен, но для чего? Не зная любви, он черной птицей мечется по Вселенной, оставляя за собой хвост горя и боли. Внутренняя обреченность на неразрешимые противоречия и страдания…

И любимый человек не видел выхода из внутренней тюрьмы… Марина жалела мужа за его бессмысленные метания, пьянство, порывы ввысь и падения вниз, которые заканчивались белой горячкой. Такая жалость принесла ей много душевных терзаний. Она не могла жить со спивающимся человеком — и не могла с ним расстаться…

С болью и тоской Марина смотрела, как любимый человек, бывший когда-то для нее — всем, разрушает свою душу и судьбу. Искра Божья в нем почти скрылась под плотными слоями мрака.

В одно из его редких просветлений ума и сердца Марина пришла к мужу. Стас зажег свечу в пустой квартире. Как раньше…

Глядя на трепетавшее пламя, Марина медленно сказала:

— Когда — то мы были таким пламенем. Не таким, а более тонким. Мы — там, где рождается огонь…

Объятия и страстная ночь… Она не могла заснуть и пыталась осмыслить свои чувства. Никогда еще до сих пор она не ощущала с такой силой нахлынувшую стихию — нерассуждающую темную страстную волну. Марине казалось, что она совсем исчезает из этого мира, проваливается в никуда. Как будто она умирала… Совсем рядом плескались волны хаоса и ожидал океан ничто…

И тут же — задремала и как будто — во сне — умерла. Побывала на границе жизни и смерти. И увидела:

Там, за гранью нашего мира, ждет ее существо, присутствие которого ощущалось всю жизнь. Марина пыталась нарисовать его в детстве, описывала как черную птицу. И впервые увидела его так ясно.

Это полуптица — получеловек. Фиолетово-черного цвета. Лицо, отдаленно напоминающее человеческое — на самом деле нечеловеческое. Громадные черные глаза — почти как птичьи, другие, не как у нас. Фиолетово-черные крылья, скрывающие тело…

Он находится за чертой, там, где смерть.

Он увидел Марину и посмотрел ей в глаза. Она мгновенно все поняла — или вспомнила. Это от него она бежала, спасалась — но где, когда… Смутно — гигантская воронка, в ней черные тени, она летит над этой воронкой… Или это летит душа без тела? Марину пронзило ощущение его огромной ледяной мудрости и абсолютной чуждости: «Мы зачем-то нужны ему, и он ждет нас по ту сторону жизни. Как только мы умрем, то неизбежно окажемся с ним лицом к лицу. В этой жизни — сплошные испытания — чтобы потом мы смогли противостоять ему.»

Намного позже она прочитает о великомученице Марине, юной девушке, которая со Христом в сердце — взмолившись к Нему — изгнала дьявола…

И узнает, что на двери одного из афонских монастырей есть такая надпись:

Если ты умрешь

прежде того, как умрешь,

то ты не умрешь,

когда будешь умирать.

Именно те, кто при жизни умерли для мира и для «себя» — получают от Бога силу бороться с демонами.

Но тогда Марина об этом не знала…

И впервые эта жизнь и этот мир показались ей чуть ли не раем по сравнению с тем, что ждет за чертой…

Она знала о демоне всю жизнь… Но впервые увидела и осознала его существование так отчетливо…

Конец ознакомительного фрагмента.