ЗоБоты

Алек Д'Асти, 2020

Люди – очень сложные существа. Непредсказуемые, импульсивные, странные… жестокие и великодушные, скупые и щедрые, чувственные и холодные, но всегда интересные. Люди… мне хотелось бы подойти, познакомиться, завести беседу, но я – робот, а значит, враг для них. Враг номер один. Опасная жестянка. Содержит нецензурную брань.

70 дней. Пашка

Вообще-то, меня Пашка зовут.

Реву я не просто так, а по делу.

И лет мне уже девятнадцать, а не пять, как вы подумали.

Сирень в этом году просто дурная — цветёт пышными шапками, хоть ложкой её жри. Воняет на всю округу, ветки свои до земли клонит, и сижу я в этом душмяном шалашике, ною, аж в животе что-то трясётся и булькает.

Сквозь густую тёмную листву мне подмигивает рыжее солнце. Закат. Почти лето, неделя до июня. Узкая улочка, частный сектор. Тихо, как в гробу. Сумерки. Я пропах дымом, пылью и антисептиком. Подбородок колется. Отвёртка-спасительница немного скользит в ладони — я опять забрызган техслизью ЗоБота по самые уши. По-моему, это конец, без шансов.

Конец света. Апокалипсис…

Я совсем не так его себе представлял! Не так! Хочется проорать на всю округу: «Верните всё взад!» — но инстинкт самосохранения запечатывает мне рот намертво.

«ЗоБоты» — это я сам придумал. «Зомби» и «Роботы» одновременно. Восстание машин… бли-и-ин, дожили-и-ись. Остановите Землю, я сойду.

Помню, смотрел чего-то такое, с Танькой. Песни, пляски и этот, как его… философский подтекст. Поиск выхода из жизненного тупика. Эк-зис-тен-циальный кризис. Я тогда вообще не въехал, но на всякий случай брякнул: «Истина где-то рядом!» — а Танька почему-то разобиделась, и теперь я мало того, что помру, так ещё и девственником. Блеск.

Не, по началу, всё было зашибенски — научный прорыв, долой рутину и прочая восторженная муть. Андроиды-помощники: уборщики, няньки, водилы, погрузчики, упаковщики, конвейерные, хостес там всякие, обслуга, секретари. И каждый не дороже средненького смартфона. У меня, правда, такой роботячьей игрушки не случилось — тётка воспротивилась, в позу встала. Брезговала, что ЗоБоты резиной воняют. Умная была женщина. Прозорливая.

В нашей районной Зажопинке ЗоБотов и сейчас немного, но хватает. Вернее, хватило, чтобы всех людей упаковать. В прямом смысле. Предварительно нашинковав, чтоб входило побольше. Фиг знает, почему эти силиконовые бошки перемкнуло, но два месяца назад…

Фу, опять мутит. Нутрянка булькает, трясётся. Блевать сейчас нежелательно — полбуханки чёрственького пропали вместе с рюкзаком, буду теперь шататься голодным… а сирень ничего так, если жевать подольше. Впрочем, шататься мне, по ходу, осталось недолго. Долговязые наверняка уже и коробочку приготовили и штемпелёчек: «Пашка. Последний из Могикан. Нытик. Дебила кусок. Вес брутто, вес нетто, дата упаковки, годен до…». Джон Коннор недоделанный.

Улочка совсем потемнела. Небо красивое — с тонкой лазурной каймой, маленькие домики на фоне, как чёрные зубы. Сирень. Мальвы уже палками топорщатся. Заборы здесь так себе, а после утреннего рейда тупой зоботятины и вовсе попадали. Днём — жара, а к вечеру холодно. Умеренно континентальный климат, чтоб его. А людей нет. Ни души. И трупов тоже нету — ЗоБоты те ещё аккуратисты. Коробочка, штемпелёчек, «годен до…», научный прорыв… долой рутину… мать вашу! Мать вашу за ногу, товарищи учёные, доценты с кандидатами!

Блин, и избушка эта долбанная так и маячит! Прямо напротив меня. Приземистая. Крыша тюбетейкой. Ставенки резные. Узкое окно занавешено, но тонкую полоску света всё равно видно. Свечи. Или гирлянды, что ли.

Я эту пятистенку ещё вчера приметил. Ухоженный палисад. Ворота изнутри заперты и огоньки. Быстрые огоньки в окнах. Значит живой кто-то есть, значит, я… я не один. Я не один. Надежда. Умирает последней. Прям, как я.

Вокруг этой избушки постоянно какая-то потрёпанная зоботянская компашка ошивалась. Патруль из недобитых табуреток. Вроде и доходяжные все, а больше десятка. Пришлось мне ближе к вечеру с соседнего холма бочку с шурупами толкнуть, чтоб отвлечь эту свору недоумков, а самого нерасторопного отвёрткой в глаз пырнуть и свалить за забор, в мальвы. После я себя через ворота перекинул и бегом, мимо пустого курятника, в пристройку, во внутренний двор и сени. Подцепил крючок, дёрнул дверь…

Внутри мне пришлось на секунду зажмуриться — показалось, что я с ходу в ведро клубничного мороженого воткнулся. Или зефира. Стены, потолок, занавески… ё-моё, даже ковры, диван и ноут на столе там были цвета поросячьего визга! Всё коктейле-сахарно-ватное, огоньки-лампочки везде торчат. Фу, блин. Домик Барби, не иначе. А возле окна и силуэт обнаружился. Девушка. Тонкая такая. Спина узкая. В джинсах и толстовке с единорожками. Волосы длинные, белые. Девушка! Де-вуш-ка! Немного на Таньку похожая, только вот резиной повеяло… а потом она обернулась и у меня аж кишки подвело — Барби. Барби, как есть. Только без жизнерадостной улыбочки, серьёзная такая. ЗоБотка. Хотел я и её отвёрткой, но рука не поднялась… помню только, что о косяк плечом приложился и дверью грохнул. Слабак.

Сижу вот теперь под сиренью. В собственных соплях и чужой техслизи.

Конец, без шансов.

Мне нужно перевести дух.

Мне нужно разобраться, в том, что осталось. Как я могу перестать искать хоть кого-то живого? Как я могу смириться с тем, что никого… никого нет… как? Иначе остаётся только сдаться, вывалиться на центральную площадь, станцевать голышом и гори оно всё…

Ай, чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! Идёт кто-то… крадётся! Тоненько жужжит суставами… ё-о-о… Отвёртка! Вот она, родимая! Надо вытереть ладонь о штаны и ухватить рукоятку покрепче! Отодвинуться подальше! Задом и ползком, ползком, ползком! Сирень, пыль, трава, мать-и-мачеха… в овраге поёт сверчок, а мне завыть хочется.

Лежу за ивняком, прислушиваюсь. Шаги совсем тихие. Видимо, ЗоБот ещё новенький, из последних моделей, не успел проржаветь и загреметь шестерёнками. Ищет меня, явно. Слышно, как щёлкают окуляры внутри глазниц, напрягаются. Веет запахом резины и… клубничного мороженого.

Барби? Да, она. Только… что это с ней? Молчит, не воет сиреной, своих не зовёт. Топчется неподалёку, мнётся, как будто в нерешительности. Опачки! А вот и патруль — тушками гремят, зачем-то бочку с шурупами катят, видать, приглянулась… Куда?! Куда она несётся?! Не подходи, сучка, убью! Не подх… опять слабак. Не смог… как живая ведь!

Лежим за ивняком вдвоём, прислушиваемся. Барби глаза пучит, волосами пыль подметает, трясётся вся… боится? Что за хрень? Страх — это для людей, кукла. Ты ничего там в своей силиконовой башке не перепутала?..

Патрульные замечают открытые ворота и вваливаются в Барбино клубнично-зефирное убежище, громыхают, верещат: «Неверный код доступа!», уроды, пихают друг дружку…

Личико у «куклы» скукоживается, морщится, губы кривятся коромыслицем, а я продолжаю медленно офигевать — она явно пытается заплакать и не может.

Избушка плюётся оконным стеклом, натужно скрипит, ухает и озаряется рыжим всполохом. Пожар нехилый будет — курятник-то под завязку силосом забит.

Барби закрывает лицо ладонями и сворачивается в клубочек — дрожит, трясётся вся. Булькает. И правильно делает — без укрытия жить ей осталось до первого дождя, не дольше… она понимает. Всё понимает. И боится. Вот тебе и научный прорыв. Товарищи учёные, доценты с кандидатами, наверное, сейчас в гробу ужами вертятся от невозможности это чудо в единорожках наблюдать и всячески исследовать.

Сверчок умолк. Бочка с шурупами громыхает. Сирень хрустит: «Неверный код доступа!»

Резво подрываюсь с места, цепляю отвёртку на пояс, как мушкетёр шпагу, и хватаю Барби за бока, поднимая на ноги. Она, естественно, таращится, лапками испуганно машет… Нужно эту, как её… коммуникацию наладить, по-быстрому. Самоубиваться и танцевать голышом я чего-то уже передумал.

— Привет, я это… ну… короче, линять надо, понимаешь? Давай руку! Ага… Здесь недалеко водонапорная есть… до утра там перекантуемся. Вообще-то меня Пашкой зовут. Сейчас направо… а ещё быстрее можешь? Круто! Давай, Барби, побежали!..