Записки партизана сцены. Ал кого лик, или Красна чья рожа

Алекс Шу, 2020

«Записки партизана сцены» – театральное закулисье глазами монтировщика-маргинала, своеобразный дневник меланхолика, записки, адресованные самому себе. Данная трилогия позволяет проследить путь главного героя – от техника до руководителя, его превращение из «подонка» в счастливчика-«небожителя». Автор книги называет своё произведение «сундуком со сказками», хранящим тайны гримерок, собранных им в течение двадцати лет жизни в свете «звёзд». Содержит нецензурную брань.

Глава 7. Упырь.

Мечты, мечты…

По задумке продюсера чехословацкая техническая группа должна была запустить проект, параллельно обучить нас и вернуться на родину.

Техники с задачей справились, а вот администраторы завязли по уши. Ребята не учли наш менталитет, а если конкретнее, огульное пьянство.

Нужно отметить, что сами чехи и словаки тоже ни разу не ангелы. Бывая на гастролях, в частности, в Чехии, имел возможность убедиться в этом.

Чехи работают по регламенту, под контролем профсоюза. Они просто боятся потерять работу, запалившись перед начальством. Короче говоря, импортные партизаны тихо напиваются после работы и в основном дома, ну или в местечковом пабе, расположенном рядом с домом.

Словаки-админы решили победить россиянское пьянство дисциплиной и профилактикой. Наивные дураки.

Перед каждым спектаклем мы в обязательном порядке проходили алкотест, дули в трубочку. Пару раз кого-то даже показательно не допустили до проведения спектакля из-за положительного результата. Джулия была довольна, пребывая в иллюзиях полного контроля ситуации.

Продувались все без исключения, даже сама Джулия. Данные проверки вносились в журнал администратора, основной документ, позволяющий считать зарплаты.

Однажды моя любимая очкарита решила проверить пожарного, дежурившего на площадке во время спектаклей. Обилие пиротехники и открытого огня привлекло МЧС, как осу — разрезанный арбуз. Прилетев однажды, эти “осы” остались навсегда. Два человека в форме патрулировали сцену. Всё это, естественно, за отдельную плату.

Так вот, Джулия требует от пожарного дунуть в трубочку. Служивый, после недолгого сопротивления соглашается, дует и отдаёт прибор в руки обаятельного администратора. Возникает заминка, во всех четырёх глазах словацкой красавицы читается полнейшее недоумение и отсутствие какого-либо разумного объяснения происходящего. Прибор вышел из строя, сгорел нахрен, будучи уничтоженным перегаром “бойца пожарного расчёта”. Мне до сих пор кажется, что Джулия так и не оправилась после того случая. Именно в тот вечер она выиграла бой с пьяным, но проиграла войну с пьянством — пожарного отстранили от дежурства и обязали компенсировать расходы на приобретение нового алкотестера.

Как говорится, ложки нашлись, но осадок остался. В Джулькиной картине мира появилась трещина, постепенно расползающаяся во всех направлениях. Фраза: “Эту страну не победить!” — зазвучала по-новому.

Где деньги, Зин?

Ситуацию усугубляли перебои с выплатами гонораров и зарплат.

Деньги закончились довольно быстро, к первым предпремьерным показам.

Как выяснилось позже, чехов кинули на деньги наши, местные твари с характерными фамилиями.

Если в первые пару месяцев мы получали доллары стабильно раз в неделю, а платили нам именно в долларах, то ближе к генеральным прогонам — в лучшем случае раз в три недели и вдобавок не в полном объёме.

Недовольство зрело, повышая градус отношений между миссионерами и аборигенами.

Мы всё чаще работали поддатыми или накуренными. Тестирование на алкоголь становилось пустой формальностью, не имеющей силы и последствий. Не имея возможности полноценно платить, лишаешься права предъявлять претензии.

Если в первые два месяца мы собирались у метро “Ленинский проспект”, пили пиво и зависали до утра исключительно после спектаклей, то после начавшихся перебоев с выплатами в этот график добавились встречи перед приходом в концертный зал. На бухло, как ни странно, деньги находились всегда.

С каждой неделей мы позволяли себе всё больше и больше. “Вурдалак” для некоторых из нас превратился в непрерывную тусу. Думаю всем понятно, о ком идёт речь. Я опять начал пропадать и частенько не доезжать до дома. Зависнуть можно было у ЖуЖу или ещё где-нибудь.

Словаки устраивали несколько раз импровизированные посиделки в гостинице при посольстве, и это одни из самых малоприятных воспоминаний. Я, как правило, напивался и вёл себя по-скотски.

Танцовщицы из кордебалета поначалу были приветливы и многообещающи, но скорость света, с которой я превращался в животное, играла против меня, распугивая и отталкивая их. Я оставался один на один с самим собой. Противно вспоминать, и вдобавок сердце сжимается от упущенных возможностей.

Первым слетел с катушек Мишаилыч. Он просто взял и ушёл в запой. “Мясной суп”, так МишМиш называл “Зубровку”, стал обязательным блюдом в его рационе. Поначалу “бульон” добавлялся в кофе, для тонуса, но через несколько дней нагло пился из горла без попыток хоть как-то шифрануться. Обезьён быстро превращался в нагло щерившегося демона, преисполненного отваги и обаяния. Это слишком бросалось в глаза.

В итоге Мишаил МишаИлович покинул нас, а если быть точным, его отстрелили админы, как самое деструктивное звено в механизме, вращающем башню.

Ему на смену пришёл Роман.

Ромик.

Земляк и товарищ Славяна, простой днепропетровский парень, решивший поискать счастья в Москве. Было в нём что-то криминальное, ну или полукриминальное, не знаю, короче, мы с ним сразу спелись. Встретились рефлексирующий интеллигент и гопник с Днепра.

В нашей башне “запылал огонь” готовящегося восстания.

Мы вместе пьянствовали, гуляли, работали, я регулярно приглашал его в гости, игнорируя недовольство жены и тёщи. Нам было весело и легко друг с другом. Ромыч делился рассказами о службе в армии, а я о театральной жизни.

Время шло, денежный поток ослабевал, начались скандалы и забастовки.

Недовольство технического персонала поддержали артисты из кордебалета, пострадавшие вслед за нами.

Солисты пока отмалчивались, поскольку продюсер старался платить до последнего именно им, урезая наши гонорары.

Когда все запасы иссякли, пришло и их время взбунтоваться.

Братиславский Вурдалак коротко повыяснял отношения, послал всех нахуй и, обернувшись летучей мышью, улетел восвояси.

Основным запевалой был назначен красномордый кровопивец, неожиданно почувствовавший собственный вес.

Он стал рупором недовольства, получив поддержку от коллег и возможность проявить свой чудный характер.

Не теряющие надежду на успех чехи нашли ему дублёра — артиста из театра Стаса Намина, внешне похожего на опухшего героинового наркомана, пытающегося делать вид, что всё под контролем.

Он нам сразу не понравился. Повод выразить новому солисту своё «фи» нашёлся довольно быстро.

На должность второго реквизитора взяли его жену, по-моему её звали Лада. У этой пары, судя по всему, были натянутые личные отношения, и новоиспечённый Упырь-дублёр не очень хорошо обращался с женой на людях. Как-то раз после спектакля супруги в очередной раз поссорились, и дело дошло до толкотни и оскорблений. Воспользовавшись оплошностью с его стороны, мы быстро оттащили Опухоль за пивную палатку и слегка прессанули.

В тот вечер Лада уехала со мной и Ромой. Надо отдать ей должное, она умудрилась каким-то чудом сохранить верность своему неуравновешенному мужу.

В дальнейшем мы помирились с Андреем, так его, кажется, звали, и конфликт был исчерпан.

Еженедельные собрания под лозунгом “Где деньги, Зин?” стали нормой. Красномордый Вурдалак раскрывался как оратор, ему вторили “невесты-Маришки”, недополучающие гонорары, и аплодировали все остальные “обманутые дольщики”.

Мартин, чех-продюсер, рассказывал о шагах, предпринятых для решения сложившейся ситуации, и уверял, что всё под контролем.

Кассовые сборы отсутствовали. Реклама практически не работала.

Конец ознакомительного фрагмента.