Кинопольский волк

Алекс Реут

Александр Волченя приехал в этот большой прибалтийский город поступать на биофак. Однако, в городе живут не только люди, но и ещё один, родственный вид. Это оборотни. Волченя один из них. И на оборотней открыта охота.

Часть II. Волчье-Ягодное

VII. Бечёвка через море

Рокот двух мотоциклов. Сначала он смешивался с гулом далёких машин, но потом отделился и стал приближаться, нарастая, словно тяжёлая клокочущая волна. Вырулили, разделились и затормозили.

Замерли.

Тишина.

Кто-то шёл через сад.

Лакс прислушался. Шли двое, шаркая, тяжело дыша и позвякивая чем-то металлическим. Заскрипел порог. Потом потянули на себя дверь.

Копи спрыгнула с кровати, подошла к окну, и потянула зубами створку. Окно приоткрылось, очень легко и бесшумно. Повеяло сыростью, ароматом яблок, а ещё тонким, колючим и едким ароматом незваных гостей.

Они говорили шёпотом. Но ночь была достаточно тихой, а слух волка — достаточно острым, чтобы разобрать слова.

— Запомнил, как надо?

— Да, конечно. Если она человеком, сделаем ангела, если собачий вид — убьём и причастимся.

Дверь скрипнула и не поддалась. Потом постучали. Замерли, прислушиваясь к тишине. Голос произнёс:

— Через окно.

Копи вздрогнула и поспешно закрыла раму. Потом дёрнула за едва заметный рычажок. Внутри щёлкнуло и рама застыла.

Копи отошла, оценивая свою работу. А потом одним прыжком перемахнула через кровать и побежала в коридор. Лакс последовал за ней, пытаясь рычать. Лапы его уже слушались, а вот с голосом были проблемы — как ни пытался он прошептать хоть что-то осмысленное, горло выдавало лишь рычание. Как же теперь разговаривать?

На пороге второй комнаты Копи фыркнула — пыль не нравилась и волчьему носу — подскочила к окну и всё тем же движением ухватила зубами щеколду. Почти одновременно из той комнаты, где они только что были, раздался звон разбитого стекла.

Лакс выглянул в коридор. Из тускло-жёлтого квадрата окна лезли два чёрных человека. Волченя медленно подкрался к порогу и взгляделся. Зрение было для него привычней, чем запахи.

Вид у пришельцев был примечательный. Головы обвязаны пёстрыми платками, на запястьях — браслеты из верёвочек, на шее качалось не менее шести тяжёлых, здоровенных крестов. А ещё у них были ружья, или, точнее, обрезы.

— Вон она!

Тот, который лез в окно, не стал даже завершать свой манёвр. Он рухнул прямо на подоконник, вскинул образ и дал залп.

Лакс успел увернуться — оттолкнулся лапами и перекатился в бок, словно аэроплан, который делает бочку. Врезалась в стену мелкая картечь, сверкнувшая белыми искорками. Лопнула заросшая пылью лампа. По деревянным доскам застучали осколки.

— Тихо ты! Заряд уже потратил!

Лакс отступал в комнату, обдумывая план дальнейшей обороны. Да, насчёт наркоконтроля он ошибся. Но положение не подходило для придумывания новых теорий. Поэтому он просто заключил, что этим нужна не Копи, а её шкура. И если будет шанс взять две шкуры, они их возьмут.

Что там с окном? Лакс обернулся и обомлел. Копи нигде не было. Она словно испарилась из комнаты.

А за стеной, в коридоре, тяжёлые ботинки уже захрупали по осколкам разбитой люстры.

Лакс подскочил к окну и толкнул его мордой вверх. Рама не шелохнулась. Рычожок был и здесь, но трогать его Лакс не решался. Он боялся, что пропросту себя запрёт.

— В комнате они! Идём!

— Начнем, благословясь!

Среди деревьев мелькала белая спина Копи.

Лакс толкнул раму вперёд и она вдруг сдвинулась, приоткрыв чёрный проход. Повеяло ветром и снова запахло спелыми яблоками. А потом окно захлопнулось.

Страх не отпускал, но на него не оставалось времени. Слишком много других мыслей заполонили теперь уже волчью голову. Рядом стоял столик. Лакс собирался запрыгнуть на него, но тут заметил колёсики.

Две тёмные фигуры появились в дверях. Несмотря на полумрак, он очень отчётливо видел контуры.

Конечно, у волков нет полного инфракрасного зрения, это удел змей и крокодилов, но всё же спектр был намного шире, чем у человека. Поэтому можно было различить даже движения рук, сжимавших оружие.

— Слыш, что с хвостом у него?

Лакс сжался, подготовился и швырнул в них столик — уже не одними зубами, а всем телом, распрямившись, словно пружина. Столик пронёсся через комнату, грозно урча колёсиками, и врезался в того, кто шёл первым. Тот отлетел на своего напарника, выпалив что-то матерное. Волченя снова толкнул окно и высколзнул в сад.

Получилось неплохо. Лапы сработали сами, словно идеально смазанные пружинные механизмы, и ему оставалось только вытянуться всем телом и мягко перелететь сквозь зель. Рама легонько царапнула по хребту,.

Копи посмотрела на него с лёгким одобрением, после чего побежала прочь.

Он уже почти ощутил себя в безопасности, но тут грянул второй выстрел, и окно за его спиной брызнуло огромным смертоносным фейерверком. Лакс вильнул вбок и, стрелой понёсся в глубь сада, подальше от стекла и серебра.

Копи он не видел, но это было не нужно. Отчётливый, тонкий запах молодой волчицы горел на земле, и, словно большое густое облако, ощущался чуть левее его поля зрения. Он прыгнул в ту сторону и сразу же увидел светлый хвост, мелькнувший между яблонь.

— Давай, окружай! Не уйдут, прихвостни!

Под открытым небом их преследователи сразу почувствовали себя как дома. Перемахнув через подоконник, они тут же разделились, рассчитывая взять их в клещи.

— Их что, двое?

— Двое! Двоих возьмём!

— С нами ангельская сила!

Копи перемахнула частокол, и Лакс последовал её примеру. Теперь они были на небольшой полоске между участками коттеджей и чёрной гладью воды.

Ограда затрещала сразу в двух местах.

— К воде их, к воде!

Лакс подумал, что настало время прыгать в воду, но Копи вместо этого бросилась вправо, в сторону остановки и ивовых зарослей. Лакс бежал за ней, пьянея от ароматов сырой травы. Переговариваться всё равно не получилось, и поэтому он просто следовал за своей невольной подругой, решив для себя, что в волчьих делах она понимает лучше, чем он. Идея о спасении вплавь казалась ему теперь скорее наивной — даже если бы инстинкт подсказал ему, как плыть (в этом Лакс был неуверен), плывущий зверь — слишком хорошая мишень.

Мотоциклы зарокотали синхронно, словно два пулемёта. Первое пятно фары вспыхнуло за заборами, ближе к дороге, а второе — прямо у них за спиной. А потом они дёрнулись и поплыли, похожие на две небольшие луны. Лакс крутанулся на месте, пытаясь сориентироваться и в конце концов бросился по тропинке вслед за подругой.

Дома расступались. Прямо впереди него маячило светлое пятнышко Копи. Чёрная тень с белым глазом приближалась к ней наперерез. Лакс зарычал и бросился к нему, оскаливая зубы. Жёсткая, нечеловеческая ярость вспыхнула в желудке и понеслась по жилам, похожая на языки пламени. Рокот мотоцикла бил в голову, словно он сунул её под водопад.

Выхлопы, масло и антифриз глушили все запахи ночи. Вращающиеся колёса обдавали горячим воздухом.

Тень развернулась и выставила ружьё. Лакс чувствовал, что теряет остатки самоконтроля. А тело атаковало — лапы, зубы, загривок и хвост уже готовились к последнему удару. Оставался мозг, полыхающий от бешенства, но сохранивший тень человека. И этот мозг сумел приказать в самый последний момент: поэтому Лакс прыгнул не вперёд, а чуть вбок, причём не к воде, а в другую сторону.

Мотоцикл рыкнул и развернулся, теряя скорость. Два выстрела грянули, как один, и две пули одновременно вошли в тот кусочек земли, где он оказался бы, прежде чем впиться зубами. Но Лакса там не было, он приземлился позади противника.

Кровь билась в теле, словно огромный молот, и он специально не смотрел в ту сторону — боялся, что инстинкт всё же сработает и он бросится в атаку, сверкая острыми зубами. Вместо этого Лакс побежал дальше по берегу, как можно быстрее, чуть-чуть ли не опережая свистящие вокруг пули

— Не уйдут! Там речка!

— Давай, давай, прижимаем!

— Господи, благослови!

Чёрная, мохнатая трава и такая же чёрная гладь воды. Далеко впереди уже показалась полоса реки, а выше, на горе, возвышалась, окутанные золотым гало, новая застройка, похожая на крепость.

Река была широкая, вдвое шире городской улицы. И как только он понял, страх вернулся и впился ему в загривок острыми когтями. А живот почувствовал голод — пока ещё едва ощутимый, словно лёгкий сквозняк.

А вот мотоциклы не знали усталости. Один белый глаз, не отставая, нёсся за ними по тропинке, а второй уже показался из-за домов и мчался наперерез, не пуская их к жилой застройке. Копи продолжала бежать вперёди, чуть сбавляя скорость. Тот, что ехал на левом мотоцикле, уже поднял обрез, прицеливаясь в её серебристую спину. Угол между ним и рекой всё сокращался и казалось, что ещё полминуты — и волки окончательно окажутся в мешке.

Возле последнего по счёту столба Копи взмахнула хвостом и повернула — но не вправо, как рассчитывал Лакс, а почему-то влево, прямо к гладкому, как застывшая смола, зеркалу озера. Зачем? Лакс не стал даже думать. Мелькнула мысль повернуть вправо и попытаться прорваться мимо жужжащих колёс и колючих выстрелов, но от тут же понял, что лапы его не послушают. Два волка бежали вместе и не могли разорвать эту связь.

Наконец, Лакс понял, куда направляется Копи. Возле устья речушки в водохранилище вдавался небольшой мыс, и от него начиналась узкая коса, поросшая травой и кустарниками. Сперва он почуял её носом — полоска, пахнущая травами, среди огромного пространства воды, а потом заметил и глазами — чёрная дорожка, едва заметная среди сумрачных волн. Копи свернула не неё, и Лакс наподдал. Совсем не широкая, в одну колею для легковой машины, она казалась тоненькой-тоненькой, словно бечёвка, протянутая над бурлящим морем.

Голод уже начинал просыпаться, но лапы его не слушались. Тело было занято бегом, оно готово было бежать до тех пор, пока лапы не подкосятся и даже мозг просто принимал пустой желудок как факт, наряду и большой белой луной, которая горела среди расступившихся туч, словно огромная мотоциклетная фара.

Преследователи не отставали. Возле косы они затормозили, оценивая, должно быть, обстановку, и рванули следом по косе. Они ехали ровно, колесо к колесу, и два круглых огня за спинами волков казались фарами большой и свирепой машины, которая несётся за ними, чтобы схватить и перемолоть в железных зубах.

Бежать от неё было некуда. Лишь чёрная дорога, два волка на ней и железное рокочущее цунами, которое приближалось к ним, чтобы накрыть с головой. Уже можно было разобрать, что кричат друг другу охотники.

— Даже по воде не уйдут!

— Трижды причастились мы ангела!

— Трижды бессмертные!

— Трижды благословенные!

— Убиение праведно!

— Господи, благослови!

Рокот мотора разлетался над озером, отдаваясь слабым звонким эхом на другой стороне озера. Вонь уже накрыла их с головой, сквозь мутное облако дыма нос различал едкое бурлящее масло в железном сердце мотора. Белые лучи фар скрестились на нём, и над лапами заплясали две его тени, плоские и чёрные, словно нарисованные тушью. Тонко, почти неслышно звякнул взводимый курок.

Белое пятнышко Копи замерло на мгновение, а потом прыгнуло вперёд — чуть выше и дальше, чем раньше. Лакс напрягся, приготовился и тоже прыгнул вперёд, чуть только оказался на её месте.

Хрустнул выстрел, и хвост слегка обожгло, но это не имело никакого значения. Лакс взмыл высоко-высоко, почти готовый схватить зубами луну, и только там, наверху, разглядел, в чём было дело. А когда он приземлился в траву и чуть не повалился, запутавшись в лапах, всё уже решилось.

Мотоцикл успел рассечь колесом ускользавшую волчью тень, его водитель успел что-то крикнуть своему напарнику — а потом земля исчезла из-под колёс. Коса обрывалась двухметровым откосом, дальше была полоска чёрной воды, сверкающей, словно нефть, а за ним вставала другая коса, уже с того берега, на которую и приземлились оборотни. Мотоцикл взмыл ввысь, на какой-то миг показалось, что он тоже перелетит сейчас неожиданную преграду — но в тот же момент словно выдохся и камнем рухнул в воду, увлекая за собой что-то кричащего седока. Его напарник попытался свернуть и затормозить, но разгон был слишком большим. Белый круг фары вильнул вправо, пропал, закрытый чёрным боком, а потом мотоцикл рыкнул в бессильной ярости и тоже полетел в воду. Два громких всплеска, два чёрных столба воды, два нечленораздельных вопля и два мотора, которые почти одновременно всхлипнули, засипели и умерли.

Копи стояла в чёрной траве и внимательно смотрела в их сторону. Потом повернулась к Лаксу и сверкнула чёрными глазами: «Ну, вот и конец». Он понял её без слов.

А потом она развернулась, махнула хвостом и двинулась дальше, к берегу, на котором чернели сосны и горели огни домов. Лакс последовал за ней, чувствуя, что лапы начинают ныть, а в животе всё больше чувствуется пустота. Через пару шагов он почти успокоился, но голова продолжала гореть, а нос всё так же страстно пытался расшифровать любой запах.

Это было странное путешествие. Вдоль реки, по велосипедной дорожке, в прохладной тени деревьев, мимо заборов и избушек частного сектора, и спальных микрорайонов, которые быстро сливались в одну сплошную ленту. Один раз их сменили низкие заборы и корпуса заводов, похожие на исполинские кирпичи, а сразу за заводами открылся новый район с многоэтажками, похожими на огромные башни. Дорожка всё так же шла вдоль набережной и деревья отгораживали её от застройки. Пару раз дорогу перебегал ёжик. И огромная белая фара полной Луны всё так же смотрела на них с угольно-чёрного неба. Ночь была пасмурной и холодной, но тучи словно не решались её закрывать.

Один раз под лапами блеснули чёрные линии трамвайных рельс. Он огляделся, но улица была ему незнакома.

Наконец, слева от них открылась огромная лестница из светлого камня и с пузатыми колоннами в духе восемнадцатого века. Она уходила вверх, и чёрные заросли обступали её со обеих сторон. Лакс подумал, что сейчас они свернут — и не ошибся.

Копи взбежала наверх, прошмыгнув по ступенькам, словно лёгкая тень. Он следовал за ней. Для случайного прохожего они бы показались, пожалуй, двумя обычными бродячими собаками, разве что отъевшимися до невиданных прежде размеров.

Лестница вывела к сурового вида четырёхэтажному зданию, напоминавшему крепость. Его строили в первые послевоенные годы, когда сталинский ампир ещё оставался суровым и полувоенным. Высокие окна, стены из больших серых блоков и колонны, утопленные прямо в кладку. На уровне третьего этажа горела алым неоном вывеска круглосуточного интернет-кафе.

Копи пробежала к порталу, обложенного полированным чёрным гранитом, и прошмыгнула в боковой проём. Там скрывалась небольшая лесенка на подвальный этаж, почти целиком накрытая мраком. Даже с волчьим зрением Лаксу приходилось нащупывать каждую ступеньку. Спуск заканчивался слабо подсвеченной дверью, раскрашенный чёрно-жёлтыми полосами. За ней — небольшой гранитный коридор с неяркими люминесцентными лампами, утопленными в потолок. Копи сидела на полу, а незнакомая женщина в халате технички и резиновых жёлтых перчатках склонилась над ней и медленно чесала ей загривок. Копи урчала и задирала голову, пытаясь улыбнуться зубастой пастью.

Заметив Лакса, женщина не удивилась.

— Ещё кого-то привела? Ну ладно, пошли, разместимся. Тут много мяса привезли, на всех хватит.

Она провела их переходами подвального этажа, низкими и тесными, словно сдавленными огромной тяжестью здания-крепости. От каменных стен веяло холодом. Наконец, они оказались в небольшой комнатёнке с подвальным окошкам и двумя ковриками на полу, какие обычно постилают собакам. Копи выбрала левый, свернулась там калачиком и тут же провалилась в дрёму. Лакс уселся на правый и внимательней огляделся.

Кроме ковриков в комнате не было ничего, если не считать больших часов со стрелками. Стрелок на часах было четыре — три обычных, чёрных, и одна красная и длинная, застывшая на пятом делении. Лакс подумал, зачем она может быть нужна, но тут снова открылась дверь и он сбился с мысли

Это была всё та же женщина в жёлтых перчатках. Она поставила на пол два металлических тазика, полных ароматного, солоноватого мяса, нарезанного точь-в-точь так же, как то, которое ел Лучевский.

Голод не отпускал и Волченя набросился на еду, чавкая и почти глотая непривычные куски. Мясо падало в живот и сразу становилось лучше. Опустошив тазик, он вернулся на подстилку и почувствовал, что проваливается в сон. Внутри уже разгорелся приятный, мягкий огонь и потоки тепла расползались по жилам, охватывая тело, словно невидимая сеть.

Дремота застилала глаза, и волчьи мысли ослабли, словно удалившись в желудок. Голова опять думала по-человечески. Она отметила, что Лучевский, должно быть, тоже оборотень, и такие же оборотни его сёстры, а раз это так, то и из волчьего состояния можно вернуться. Потом вспомнился Зигфрид, который тоже в своё время надел волчью шкуру, а потом очень долго не мог стать человеком. Потом начался сон: лес, освещённый полной луной, и барон Зигфрид Лучевский, который выехал на охоту. Лакс пытается объяснить ему что-то, но у него получается только выть. И барон Зигфрид не будет слушать Лакса, потому что именно на него он сейчас и охотится.

А потом раздался треск, и ткань сна разорвалась пополам. Волченя снова был в каменной комнате, только теперь часовая стрелка уже слилась с красной, Копи проснулась и доедала своё мясо, а возле мисок лежала аккуратно сложенная одежда.

Копи лизнула дно миски, посмотрел на Лакса и рыкнула, а потом мотнула головой. Он сначала ничего не понял, потом догадался и отвернулся. За спиной послышался шорох и хруст, а потом зашелестела одежда.

— Можешь повернуться.

Копи была снова одета — теперь уже в лёгкое длинное платье и сандалии. На Лакса она теперь смотрела сверху вниз. Лакс подумал, что из волчьего тела она кажется не милой, а просто красивой, как красивы дикие животные.

— Ну что ты смотришь? Давай, скидывайся!

Волченя посмотрел на неё почти жалобно.

— Тьфу, бестолковый. Ну лапами делай, лапами! То есть не лапами… Ну представляй, что обратно хочешь! Представляй!

Лакс попытался встать на задние лапы, но чуть не упал.

— Эх…

Копи встала на четвереньки, двинулась вперёд, а потом подпрыгнула, одновременно вытягивая вперёд руки.

Лакс развернулся, отступил на полшага и тоже подался вперёд, вытягивая лапы и пытаясь представить себя человеком. Суставы застонали, локти, плечи и загривок обожгло острой болью, а потом в позвоночник впились железные иглы. Волченя взвыл, в глазах покраснело, а по щекам побежали слёзы. Он попытался удержать равновесие, но оступился и полетел кувырком, грохоча железным тазиком.

Потом открыл глаза и застонал, выставив живот и подняв все четыре лапы. Нет, непросто зверю стать человеком, совсем непросто! Неужели не видно?

Копи однако, смотрела на поверженного волка почти с любопытством. Потом наклонила голову и хихикнула.

— Ты так и будешь лежать?

Волченя кивнул. А что ещё остаётся волку среди людей?

— Вставай, одевайся.

Лакс нахмурился.

— Издеваешься что ли?

— Вставай, кому говорю!

— Я скинуться не могу!

— А почему разговариваешь?

Лакс вздрогнул и посмотрел на переднюю лапу. Она была рукой — вполне человеческой, и с пыльной ладонью. Очень озадаченный этим фактом, он перевёл взгляд на ноги. Ноги тоже были на месте, довольно сильно испачканные за ночь.

Волченя поднялся, отряхнул руки и принялся одеваться. Копи отошла к стене и продолжала на него смотреть, скрестив на груди руки.

— Извращенка, — заметил на это Лакс. И чудом избежал пощёчины.

VIII. Третья Коалиция

Женщина в желтых перчатках провела их на второй этаж, к двустворчатым дубовым дверям. Потом поклонилась, зачем-то выставив вперёд правую руку, и скрылась на лестнице. Копи ещё раз осмотрела Лакса — в чёрном свитере и светлых брюках он напоминал молодого, подающего надежды мафиозо из старого итальянского фильма — после чего распахнула створки.

Они оказались в просторном зале со сводчатым потолком и тяжёлыми шторами на окнах. Похоже, здесь как раз шло некое совещание. За длинным столом сидели люди, закутанные в белые полотнища наподобие древнегреческих тог. Так, должно быть, выглядели древнеримские сенаторы, когда собирались, чтобы обсудить скорое убийство очередного солдатского императора.

Услышав скрип створок, они разом замолкли и обернулись, давая Лаксу шанс изучить их подробней.

— Со мной всё в порядке, — сообщила Копи, — С ним тоже. Это племянник Триколича, если кто не знает.

Лакс тем временем изучал совещавшихся.

За столом собралось человек пятнадцать. Одна группа, поменьше, заняла левую сторону, где были стулья с высокими спинками и чёрной обивкой. На председательском месте восседал молодой человек с тонкими руками и безукоризненно выбритой головой. Напротив, на креслах пониже с обивкой цвета вишен, расселись все остальные. Здесь председательствовал улыбчивый мужчина средних лет, в котором Лакс, немного приглядевшись, узнал подполковника. На этот раз он был в штатском.

— А вот и наши жертвы, — заметил тот, отводя взгляд, — На них сегодня тоже нападали. Копи, расскажи, что это были за люди.

— Двое на мотоциклах. Судя по разговорам, сектанты и не из местных. Воронянку совсем не знают. Мы ушли через косу.

— Что с ними теперь?

— Я думаю, утонули.

Апраксин хмыкнул.

— Итого, у нас два покушения за один день. Случай даже для истории Коалиции беспрецедентный. Что вы об этом думаете, Кинель?

Ещё одна знакомая фамилия.

— Три, — поправил безукоризненно лысый, — Третье покушения.

— А на кого третье?

— На меня.

За большими скруглёнными окнами можно увидеть кусочек той самой лестницы, по которой они поднимались сегодня ночью. В лучах рассветного солнца ступени казались алыми, словно кто-то вылил на них кровь.

— Это интересная новость. К вам тоже пришло два человека?

— Да, двое. С ружьями и все руки в амулетах. Ружья заряжены серебром. К сожалению, моя служба безопасности сработала хорошо и быстро. Поэтому допросить не получится. Как мне кажется, эти тоже были из другого города и даже не слышали про Волчий Дом. Искали меня в коттедже, хотя я здесь с тех пор, как началось полнолуние. Я не видел пока даже тел.

— Снимите отпечатки, — попросил Апраксин, — мы по базе пробьём. Я уверен, что до начала служения эти праведники хоть раз, да привлекались.

Лакс поднял руку.

— Простите…

Всё собрание посмотрело в его сторону. Семнадцать пар цепких, внимательных глаз. Лаксу показалось, что на него повеяло ледяным ветром Арктики.

— Простите, я не знаю, важно ли это, — он сглотнул, пытаясь побороть подступившую к горлу тошноту, — Копи не сказала, но надо хочу, чтобы вы знали. Судя по всему, я — волк-оборотень.

— Не беспокойтесь, — произнёс Кинель, — И чувствуйте себя как дома. Мы все здесь оборотни.

— Итак, что же у нас получается? — Апраксин скинулся на спинку кресла, — Вчера днём убит член коалиции. А вечером кто-то атакует ещё двоих — мою дочь, а также самого председателя. Они плохо знают город, но очень хорошо знают, по каким точкам бить. Как минимум в трёх случаях — хотя я уверен, что четвёртый очень на них похож — это непонятные религиозные люди, у которых есть мотоциклы, серебро, ружья, чёткий план, но нет представления ни о городских обстоятельствах, ни о том, где мы будем прятаться. Они знают наши шкуры, наши полнолуния, наши домашние адреса в человеческом виде. И это означает, что им их кто-то сказал. А ещё — что спрятаться от них мы не сможем. Да, мы можем переехать в другие квартиры. Но они и там нас найдут.

— Каким же образом? — осведомился оборотень с морщинистым лицом и редкими белыми волосами.

— Каким точно — не знаю. Но я уверен, что тем же самым, каким они узнали, где мы сейчас.

— Значит, будем драться, — сказала женщина в чёрном кресле, — Убит наш, из коалиции, — какие могут быть вопросы? Всё по уставу.

Кинель едва заметно кивнул.

— Я полагаю, что мнение госпожи Алчихиной не вызывает никаких возражений. Мы не можем прятаться и должны дать отпор.

— Есть вопрос, — Апраксин поднял палец.

— Если он есть, я полагаю, что сейчас самое время его задать.

— Вопрос такой: а кому мы его даём?

За столом возникло замешательство. Однако Кинель выглядел всё таким же спокойным.

— Это хороший вопрос. И я уверен, что вы не задавали бы его, если бы не знали приблизительного ответа.

— Знать — не знаю, но мысль одна есть, — отозвался Апраксин, — И как мне кажется, она очень верная. Смотрите сами — это люди, достаточно богатые, чтобы стрелять серебром, достаточно фанатичные, чтобы гибнуть самим, и при этом достаточно чужие, чтобы не знать город. Кроме того, я ни разу не слышал о таких преступлениях. Значит, такие люди появились в городе недавно. Я не думаю, что они стали бы так ловко прятаться десять лет, чтобы так неудачно атаковать за одну ночь.

— Кто же эти люди?

Апраксин обвёл в воздухе круг.

— Единственные, на кого это похоже — это Церковь Воссоединения.

— Это плохая новость, — заметил Кинель.

— А именно?

— Дело в том, что они уже достают меня и по обычным каналам. И я делал некоторые запросы…

— Они вампиры?

— К сожалению, нет. Они хорошие дельцы. И это в тысячу раз хуже.

— Разве обязательно бороться с ними честно?

— Не обязательно. Но они не такие слабые, как нам кажется. Я, правда, не знаю, кому и сколько чемоданов денег они занесли, кого и чем в администрации купили. Но итог был довольно неожиданный. И я вынужден признать, — Кинель оглядел присутствующих, — что даже с моим влиянием я не могу их выгнать легально. Поэтому, Апраксин, нам всем нужна ваша помощь.

Апраксин поморщился.

— Вы переоцениваете силовиков. Матейфель — он вроде как природу охраняет. Религиозными войнами не занимаемся.

— Строительные компании ими тоже не занимаются. Но, как видите…

— Я пока вижу одну темноту. Если бы мы могли их выдворить, а потом прощупать, проблемы не было бы никакой. Но это знаю и они. И я уверен, что прежде, чем выдать первое ружьё, они себя прикрыли так хорошо, как это можно сделать за деньги.

Кинель качнул головой и отвернулся к окну. Проследив, за его взглядом, Лакс догадался, что он смотрит на небо. Но там не было ничего особенного. Редкие облачка предвещали жаркую погоду, а ещё не успевшая исчезнуть Луна казалась белым кружком, вырезанным из фольги.

— Значит, — теперь Кинель говорил медленней, — остаётся другой способ. Совсем другой. Впрочем, я не могу сказать, что удивлён. Лучевский и Вилковский могут много рассказать об их делах в городе. А около месяца назад Алчихина, по моему приказу, запросила Филиал. Так я узнал, что они за люди. И эти люди мне не понравились.

— Они шпионы? — спросил тоненький и смуглый человек с прямыми чёрными волосами, — Северокорейцы?

Женщина в чёрном кресле мотнула головой.

— Раз в десять хуже. Это ребята вроде мунистов. Или тех японских отморозков, которые газовую атаку в метро устроили. Протестанты из Южной Кореи, штаб-квартира в каком-то городке провинции Кёнсан. Не спрашивайте меня, где это расположено. Как и подобает новообращённым протестантам, они стукнутые на всю голову и из пары стран их уже выперли. Во Владивостоке у них две церкви и доля в трёх серьёзных производствах. Есть отделения в Иркутске, Красноярске, Москве. Это только зарегистрированные. Учат о скором конце света в атомной войне, втором пришествии и граде избавления, на который бомбу пожалеют и где спасутся настоящие праведники. Эта война расписана у них очень подробно, вплоть до фронтов и командующих. Про город с непосвящёнными они стараются не говорить. Но известно, что он далеко от столицы и это скорее анклав, окружённый другими государствами, чем полноценный город центрального подчинения. Поэтому в случае войны прикрыть его фронтом будет трудновато и городские власти сочтут за благо объявить нейтралитет.

— И что, — Апраксин едва заметно улыбался, — они нашли такой город?

— Целых три. В Калининград их, правда, пока не пускают. На Дальнем Востоке это Владивосток, но там слишком много военных моряков и батарей на берегу, пусть даже и заброшенных. Поэтому остаётся третий. Это, как вы уже догадались — Кинополь. Они всерьёз уверены, что у Кинополя нет другого хозяина.

— Мы долго закрывали глаза на их бредни, — сказал Кинель, — и верили на слово, что их царство — в области духа, а туда наши полномочия не распространяются. Но после сегодняшней ночи мы не можем их игнорировать. Мы не можем даже загнать их обратно в их церкви и стадионы. Поэтому мы сами за них возьмемся. И будем их чистить до тех пор, пока каждый из нас не сможет быть уверен, что он может спокойно ходить по городу, без риска быть нафаршированным серебром! Я предлагаю выработать план немедленно. Охоту объявлять рано, потому что мы не знаем, угрожают ли они всей Коалиции целиком. Но я думаю, и нашей обычной реакции будет для них достаточно.

Апраксин кивнул.

— Только есть предложение, — сказал он, — У нас ещё есть на повестке ещё что-то? Давайте сначала по тем вопросам пройдёмся. Чтобы потом, всеми силами — на охоту! А то у нас пока даже с креслами неразбериха.

Кинель поморщился, но кивнул. Похоже, он думал о другом.

— У Триколича не было своей стаи, — сказал он глухим голосом, — Поэтому его место вакантно. Вчера днём у нас в городе образовалась вакансия на один хвост. А неделю назад со мной связалась одна стая, которая хотела бы получить у нас пристанище. Разумеется, эта стая состоит не из одного человека, поэтому мы будем вынуждены им отказать или ограничиться представителем. И, возможно, нам удастся добиться того, чтобы мёртвый Триколич сражался вместе с нами так же, как если бы он был живой.

Лакс быстро окинул взглядом лица присутствующих. Похоже, про стаю они услышали впервые. Собрание было богатым на новости.

— А что за стая, если не секрет? — осведомилась Алчихина.

— Скажем так — стая, которую я меньше всего бы хотел видеть в городе. Это стая Гамидова. Их опять откуда-то выгнали.

На дальнем конце стола послышался сдавленный рык. Кинель замолчал, терпеливо дожидаясь

Рычал смуглый мужчина средних лет, с гладкой кожей и миндалевидными глазами.

— Жить им негде… Пусть в Агдам валят, собаки!

— Почтенный Мардагалян, разве так можно! Агдама уже нет!

— Там есть много руин и большой белый минарет посередине! — процедил Мардагалян, — Вот там пускай и живут! Порушили, пожгли, мортапашты, а теперь на порог просятся! В руины пусть едут, раз жить негде!

— Почтенный Мардагалян, прошу вас, не придавайте этому такого большого значения. Они не останутся в городе надолго.

— С такими выродками города не останется! Принимать помощь от этих ватмартов, это…

— Мы не будем принимать от них помощь. Мы их просто используем.

— Они отморозки, и вы это прекрасно знаете!

— Нам и нужны отморозки. Которых не жалко натравить на Церковь Воссоединения. И пусть жрут друг друга, пока без зубов не останется. А Коалиция добьёт.

Мардагалян мотнул головой.

— Эти бози тха даже такое провалить смогут, вот увидите.

— В любом случае, нам будет легче вести борьбу, если мы найдём человека, на которого можно свалить её последствия, — подытожил Кинель, — Мы примем их на время борьбы. А потом решим, куда поселить тех, кто останется. Я не думаю, что их останется много.

— Есть проблема, — Апраксин опять поднял палец, — нашим гладиаторам это может не понравиться.

— Я не думаю, что мы должны опасаться не понравиться волкам, многие из которых находятся в федеральном розыске.

— Они не только в федеральном розыске. Я немного отслеживал их. Судя по всему, они теперь ещё и в «Серых». Около года назад они точно вели переговоры.

— «Серые»?

— «Бозкюртлар», — почти выплюнул Мардагалян, — Бози тха, говорил же я вам.

— Да, «Бозкюртлар», или «Бозкурт», — Апраксин устроился в кресле поудобней, готовый, — или «Серые волки». Когда-то турецкие националисты, а в наше время где только не пролезли. В Германии очень сильны, а также, как ни удивительно, в Азербайджане. Конечно, по сравнению с какими-нибудь талибами они убили мало народу… но вы надеюсь, понимаете, что это только по сравнению. К тому же, они не брезгуют союзничеством. Кое-кто влиятельный их очень ценил — я не буду называть её фамилию, её слышало даже подростающее поколения. У них тоже есть лагеря, оружие, идеология и тому подобное, а ещё долгая история. Например, очень помогали Эльчибею. Кто-нибудь помнит Эльчибея? Мардагалян вот, вижу, помнит. Он вам и расскажет, если что, и фотографии принесёт. А я вам пока скажу, что в Кинополе с ними ссориться можно, но не раньше, чем мы избавимся от Церкви. У нас тут, конечно, не «исконно турецкие земли», но это не помешает им убивать. Поэтому, кидать «Серых волков» я всё-таки не советую. Я думаю, будет лучше, если мы их просто поссорим.

Конец ознакомительного фрагмента.