Революция Х

Алекс Муров

Кровавый 1919 год. Тайга. Ватага красных террористов жестоко убивает купеческую семью. Лишь одному из семьи чудом удаётся выжить. Раненый в голову из нагана своим давним другом детства, бывшим крестьянином, а ныне главным революционером, молодой аристократ – Клим Орлов, попадает к лесным тунгусам, которые и спасают его от смерти. Чудом выживший парень влюбляется в молодую шаманку, набирается сил и вступает в банду каторжников, лесных налётчиков, чтобы отомстить ватаге красных убийц.

Глава 2

Ватага красноармейцев с ружьями, на лошадях двигала в сторону Орловки. Молодцы пели все вместе:

— Белая армия чёрный барон

Снова готовит нам царский трон,

Но от тайги до британских морей

Красная армия всех сильней!

Так пусть же красная сжимает властно

Свой штык мозолистой рукой,

И все должны мы неудержимо

Идти за родину на бой!

В ватаге, первым и главным человеком был Фёдор Птаха. На нём — кожаная американская куртка, за жёлтым ремнём виднеется — револьвер. Добрая половина его отряда состояла из молодых крестьянских парней, сотников и десятников, а вот остальная часть из кержаков — бородачей, среди которых, был уродливый горбун с чёрными как сажа, зубами, по имени Платон.

Фёдор остановился, спрыгнул со своего коня и спустился с ним к речке. Его отряд из тринадцати партизан последовал его примеру. Он, молодой, возмужавший мужчина со шрамом на брови, с бритой головой, нагнулся и стал умывать ледяной водой из реки своё лицо. Его конь стоял рядом и жадно пил. К Фёдору подходит горбун не высокого росточка с большими безумными серыми глазами и говорит:

— Нервничаешь башка бритая? — улыбается гнилыми зубами горбун.

— С чего мне?

— В деревеньку, в которой ты родился и вырос… Путь всё-таки держим. Порядок наводить! Новую Власть ставить!

— Радуюсь. — произносит мрачный Фёдор, глядя в воду и увидев сома.

— Радуешься?

— Радуюсь, что мне вздрючить старого знакомого купца скоро посчастливиться… Я из его черепа сувенир себе сделаю… — достаёт он револьвер и направив его дуло на сома в воде, прищуривает глаз. — Буду квас из него пить!

— А ты людишек вообще много раздавить успел, а? Парни говорили, ты просто сущий дьявол, за это они с тобой хоть в ад! Тебя все уважают! Сколько кончил человеков?

— Кого успел все мои!

— И я уже не раз убивывал… Если быть точнее, семь человек успел на тот свет приставить! Мало, знаю… Слушай, Фёдор… Ещё в ватаге ходят слухи про батьку твоего, что ты…

— Про меня много чего говорят…

Горбун смеётся. Фёдор спускает курок. Раздаётся громкий выстрел.

Клим поднялся на крыльцо двухэтажного дома и постучал в дверь. Рядом с особняком Орловых, домом первым на деревне — большой палисадник. Открыла двери парню его мать — Настасья Кирилловна. Женщина очень видная и моложавая, не смотря на свой возраст, в чёрной кофте, чёрной кичке, как монахиня. Герой зашёл в дом.

— Здравствуй ма… — произнёс, улыбаясь парень.

Увидев сына, женщина, перекрестив его, бросилась обнимать и целовать.

— Какой ты у меня стал сыночек… Плечистый! — но улыбка вмиг стирается с её лица, когда она замечает на лице Клима синяк. — Подожди сын, подожди, а чего это у тебя с лицом твоим?

— Не обращай внимание, боксом с одноклассниками занимался… Ну перестарался немножко.

Подошёл отец Назар. Низкий ростом, плотный, мощный, в синей рубахе, с чёрной бородой. Кисти рук у него толстые. На одном из пальцев правой руки — золотой перстень. Под глазами у Назара мешки, а сами глаза стеклянные и красные, будто от постоянной бессонницы. Поглядели друг на друга отец с сыном. Долго решались друг друга обнять. Отношения у них были сложнее, чем у Клима с матушкой.

— Ну здравствуй, вьюнош…

— Ну здравствуй, тятька… — всё таки обнялись отец с сыном. — Ух, от тебя и винищем пахнет… — говорит Клим, отпуская из своих объятий отца.

— Ты чего не отписал, когда прибудешь, встретил бы…

— Да не, зачем мне? Чё вас беспокоить? Ноги есть.

С лестницы второго этажа спустились к нему младшая сестра Верочка пятнадцати лет, высокая и упругая, с большими серыми глазами и косами на спине, а вместе с нею старший брат Лука, двухметровый детина, здоровенный и слегка полный, похожий на медведя. Все по очереди обнимали гостя.

— Соскучился я по вам род Орловых… — говорит Клим, обнимая сестру. — А где дед Серафим?

— Слёг дед Серафим… — говорит матушка. — Лежит хворает в своей комнате…

— А что с ним было?

— Инсульт, ни говорить, ни есть путём не может, такие дела.

Отец Назар сел за большой стол и налил из графина себе в рюмку водку. Вера и Лука сели с ним рядом.

Клим отправился в комнату дедушки на втором этаже. Зашёл внутрь и закрыл дверь. Дед Серафим, сухой, в позеленевшей бороде, лежал на кровати, укрытый ситцевым одеялом. Внук подошёл, взглянул на деда, подвинул стул к кровати и присел рядом. Молодой человек долго в тишине смотрел на старца. Его губы прошептали:

— Здравствуй дед.

Древний Серафим открыл глаза и посмотрел на внука. Он не мог ничего ему ответить и лишь слегка моргнул в знак приветствия. Клим улыбнулся.

После, Орлов прошёл в свою комнату, чтобы переодеться и распаковать свой чемодан. Когда он бросил его на диван и стал из него вынимать свои пожитки, к нему зашла Настасья Кирилловна.

— Какой красавец… Весь в Серафима молодого пошёл. — любовно смотрела на Клима матушка. — Девок много в городе испортил?

— Перестань, ма… Я не люблю об этом говорить! Ну как у вас дела здесь? Отец что-то не важно выглядит…

— Пьёт батька твой, переживает, что придут за ним и расстреляют… — мать заплакала. — Плохо дела у нас, думаем уехать… Сны плохие сняться мне, каждую ночь просыпаюсь в ледяном поту, извелась вся. Я потому тебе и написала, чтоб приехал…

— Уехать? Куда? — присел на кровати от неожиданной вести, парень.

— В Луганск, к сестре моей… Там одно время поживём, а дальше видно будет.

— А как же учёба моя, гимназия?

— Да какая уж теперь гимназия, не время учиться милый, время выживать. А там время покажет, но здесь оставаться становится опасно… Однозначно…

— А куда дедушку немощного денем?

— С собой возьмём. Здесь его оставить не с кем… Отец твой вроде хочет и не хочет уезжать, не может он смириться с тем, что бросит он богатство то своё. Не хочет с чистого листа всё начинать… Переодевайся, да спускайся ужинать.

На первом этаже особняка, всё семейство Орловых ужинали, кроме главы семьи — Назара, который предпочёл вместо гороха с курицей, водку на лимонных корках. На столе стояла бутылка красного вина, но её никто не открыл. Мрачный чернобородый батька сидел в обитом плюшем, кресле, не выпуская рюмку из руки.

— Э-э-э-эх… Скучно… — сказал он, встал из-за стола и включил проигрыватель.

Громко заиграла гармонь. Клим взглянул на мать, та грустно посмотрела на него. Еда встала комом в горле парня.

— Хорошо, что хоть батюшка не ровен час заглянет к нам на огонёк… — произнёс Назар.

— Будет тебе пить отец… — нервно бросил Клим ложку в тарелке, рассыпав в стороны горошины. — Ты что, не видишь, мать переживает!

— Ты чего лезешь, куда тебя не просят! Мал ещё, отцу как жить советовать…

Вера и Лука с матушкой испуганно сидели и молчали, наблюдая за отцом и сыном.

— Мал, не спорю, но ты посмотри на себя, посмотри в зеркало, тебе нет и пятидесяти, а ты уже на все семьдесят, со своими запоями выглядишь…

— Замолч! — ударил по столу Назар. — Бредкий я смотрю какой!

— А чего ты мне рот то затыкаешь… Правда глаза колит?

— Ты чего сюда приехал, отца своего учить? А? Если так, езжай обратно в свою гимназию! Хоть сейчас!

— И уехал бы, как и всегда делаю, лишь бы подальше отсюда от тебя! От твоего эгоизма и пьянства!

— Что ты знаешь, щенок… Что ты знаешь… Я пью, потому, что делу моему швах, потому что, власть свою мы все просрали…

— Потому и просрали власть, такие горе капиталисты, потому, что жили, лишь бы брюхо своё набить икрой чёрной, залить всё это дело дорогим шампанским и царствовать, кровопийцы, гордо подняв голову, втаптывать народ в грязь, когда он тотально подыхает с голодухи!

— Я что-то не понимаю сын… — более спокойно обратился к сыну Назар. — Ты к чему клонишь, ты что, колоброд, за Революцию?

— Я за порядок и справедливость… Не за кровь, не за красных, как ты мог подумать… Нам разруха не нужна, хотя всё к этому скатилось, но я лишь только хотел тебе сказать папа, что наша сторона тоже виновата во всей этой чехарде, что происходит на данный момент в России!

— А ты другим стал… Орёл… Как я погляжу, умён не по годам!

— Всё из-за жадности… Алчности… Ты потому и дом этот покинуть не можешь, хотя матушка тебя уговаривает уехать, она чувствует, что этот твой шикарный двухэтажный особняк вполне может стать в скором времени братской могилой для всех нас. А для тебя дороже богатства ничего нет, даже мы для тебя стоим намного дешевле!

Клим скинул с шеи платок и бросил на стол.

— Я подышать свежим воздухом… — сказал он и вышел из-за стола.

Разъярённый Назар встал за ним следом, пошатываясь и хватаясь за стол.

Клим, накинув пиджак и схватив со стола закрытую бутылку красного вина, произнёс ему:

— Ты чего вздумал, тять? Со мною силой помериться? — насмехался парень. — Пить меньше надо, ты на ногах то еле стоишь, старик! Что ты можешь…

Отец Клима грузно сел обратно за стол и налил себе в рюмку водку до краёв. Парень подошёл к двери, в которую только что позвонили. Он открыл дверь и увидел местного святого отца Владимира, друга и собутыльника его отца.

— Здравствуй Клим… — произнёс батюшка и зашёл в дом.

— Здрасте, святой отец…

Когда Клим громко хлопнул за собой дверью, отец Клима осушил стопку и громко поставил её на стол, сверкая глазами по сторонам.

Вечерело. Орлов шёл по улице деревни и глушил из горла красное вино. На глаза ему попалась светленькая молодая девушка, восемнадцати лет, которая стояла напротив повозки с чемоданами у дороги. Клим поспешил подойти к ней.

— Привет, Варвара…

— Клим? — удивлённо произнесла она своими алыми губами. Это ты?

— Да вроде я. — слегка улыбнулся парень.

— Как ты вырос… Как возмужал!

— Ты тоже! — парень посмотрел на грудь девушки. — Изменилась с начальной школы!

— Да уж… Цвету, как роза!

— А ты чего тут? — посмотрел на чемоданы парень.

— Я? Гуляю… Мы через пару часов уедем отсюда со всем имуществом… Папочка решил вздремнуть перед дорогой, как проснётся, едем…

— Уедете? Куда?

— В Крым, у папы там брат.

— И вы значит бежите. — парень отхлебнул из горла вино.

— То есть бежим?

— Сейчас все куда-то бегут, одни всё бросают и убегают, другие убивают…

— Ты тоже уедешь? Ты ведь за этим приехал сюда из города?

— Уеду… Не знаю только когда… Слушай, пойдём прогуляемся… Помнишь дуб, к которому мы ходили, когда были очень маленькими?

— Конечно помню..

И двое молодых отправились к старому дереву. Они шли медленным шагом и болтали о прошлом.

— Как поживает твоя семья, мне Верка говорила, что тятька твой спивается, а мать с ума сходит?

— Так и есть… Ненавижу я его!

— Отца?

— Отца… Не хороший он человек! Всю жизнь только о себе думал. Дедушка мой не таким был, он о народе думал, при нём крестьяне жили хорошо, он и работой их не изводил, да и платил исправно. Иногда мне кажется, что я не сын своих родителей. Я ведь совсем другой…

— Девушка у тебя в городе была?

— Там было некогда романы заводить… В гимназии расслабляться не давали!

— Знаешь, а ведь я тебя любила, когда была маленькой.

— А я думал, тебе нравиться Кай.

— У него красивое лицо, несмотря на повязку, как у пирата, но он дикарь, он любит золото больше всего на свете, он намного старше меня!

— А Федька Птаха?

— Фёдор злой… Иногда мне казалось, что он ненавидит всё, что его окружает, весь мир, нет, я его всегда боялась… Тёмный человек… Тёмный и сумасшедший! А ты мне нравился, я даже рисовать тебя пыталась на бумаге, только у меня не очень хорошо получалось.

— А сейчас? — парень останавливается около здоровенного дуба у леса.

— Что сейчас?

— Сейчас я тебе нравлюсь?

— Нравишься… — говорит девушка и отводит взгляд.

— Хочешь? — протягивает бутылку Варе, парень.

Девушка молча взяла её в руки и сделала большой глоток. Слега подвыпивший Клим смотрел на девушку с нарастающим желанием ею овладеть. Всё в ней его возбуждало. Её волосы. Её глаза и точёная фигура.

— Но ты уехал, и мне пришлось тебя забыть.

— Но теперь я здесь, может вспомнишь, что ко мне чувствовала?