Утерянная брошь. Исторический детектив

Алекс Монт

У княжны Долгоруковой пропадает брошь, кою государь подарил ей в Париже во время их тайных свиданий. Если безделица окажется в руках императрицы, ее немилость коснется тех, кто был рядом с царственным супругом. На броши выгравирована дата, не оставляющая сомнений о месте сделанного подарка. И первый, кому грозит монаршее неудовольствие – главноуправляющий Третьим отделением Шувалов. Он то и поручает найти пропажу своему конфиденту, следователю Санкт-Петербургского Окружного суда Чарову…

Глава 6. Убийство в гостинице

Расставшись с Поляковым возле Окружного суда, Чаров поспешил в присутствие, где его ожидала записка от Блока. «Приезжайте ко мне вечером на Вознесенский, есть новости».

— Вот те раз! Никак не гадал, что так дело повернется, — заполошно глядя на полицейского чиновника, воскликнул Чаров, устраиваясь с чашкой чая в кабинете хозяина.

— И черт меня дернул его выпустить!

— Вы здесь ни при чем. Это же я пообещал Журавскому, что в арестантской он не задержится, да и законных оснований его держать у нас не было. Выходит, недолго он на воле погулял, как был убит.

— И пары дней не прошло, как застрелен в самое сердце, господин Чаров. Коридорный показал, что Князь заселился в «Знаменскую» гостиницу в понедельник, то бишь вчера, во втором часу пополудни, приказал принести себе обед в нумер, после чего уехал. Швейцар хорошо запомнил наружность Князя и подтвердил слова коридорного.

— На предмет следов дознания на его физиономии швейцар, часом, ничего не проронил?

— Полагаю, Журавский их свел примочками аль мазями какими. Инако по городу бы не таскался в компании с дамой, — без колебаний заявил Блок.

— С дамой? — заинтересованно выгнул брови судебный следователь.

— Опрошенный мною портье показал, что Журавский вернулся в шестом часу в щегольском экипаже и с особой почтенного возраста. По утверждению коридорного, та пробыла в его нумере до семи часов, после чего покинула гостиницу. Швейцар, правда, не может сказать наверняка, что видел ее на выходе, но коридорный заверил, что сопроводил эту даму, она, кстати, прихрамывала, до самого вестибюля.

— Стало быть, Журавский не пожелал самолично проводить увечную старушку?

— Стало быть, не пожелал, — Блок растерянно передернул плечами. — Кстати, портье тоже не припомнит, чтобы дама покидала гостиницу.

— Покрутилась в вестибюле и вернулась к Журавскому? — вскинулся Чаров.

— Наверняка не скажу, однако коридорный ее уж не видал более, — с сомнением заключил полицейский чиновник.

— Дамочка, видать, ушлая, мог и не заметить, — Сергей замолчал, задумался. — Ну, а далее? — слегка прокашлявшись, вопросил он.

— Отужинал в нумере, опосля опять же в нумер бутылку токайского из ресторана потребовал да попросил разбудить его в половине осьмого, коли сам не встанет. Сказал, что должен поспеть к московскому поезду.

— Собрался в Первопрестольную?

— Кого-то на вокзале намеревался с утреца встретить. Когда же утром коридорный постучался и, не дождавшись ответа, вошел, застал Журавского бездыханным. Тело лежало поперек разобранной постели и было совершенно обнажено. Следов борьбы и насилия замечено не было. Буде пожелаете, можем до Мариинской больницы прокатиться, труп в тамошней мертвецкой обретается.

— Ежели в том возникнет нужда, завтра самолично туда загляну. М-да, сюрприз так сюрприз, — прихлебывая чай, морщил лоб Чаров. — И ко всему прочему приемщик ломбардный исчез, — в одночасье помрачнел судебный следователь.

— Полагаете, он Князя порешил?

— Не исключаю, однако Журавский был дворянином, пусть и скурвившимся. Убит же он, как вы изволили упомянуть, не по-воровски, не зарезан, а благородным манером, из пистолета. Едва ли его оценщик застрелил. Не по чину ему, да и жидковат он для такого дела. Полагаю, не свои людишки Князя к смерти приговорили. И что за дама к нему в нумер таскалась? — скомкал салфетку Чаров.

— В вещах покойного обнаружили блокнот и, окромя небольшой суммы в несгораемом шкапу, всевозможные коммерческие бумаги. Закладные векселя, облигации второго государственного пятипроцентного займа за прошлый год, ценные бумаги железнодорожных обществ и даже американские акции, кои с прочими предметами, взятыми у Князя в нумере, на Большую Морскую доставлены. Кстати, при обыске американский револьвер системы Ремингтона под ковром спальни нашли, а когда его в «Доминике» повязали, при нем французский лефоше был, кой я Князю не отдал, — признался полицейский чиновник.

— Прелюбопытное известие. Выходит, оным ремингтоном Журавский перед тем, как заселиться в «Знаменской» гостинице, обзавелся.

— Или в самой «Знаменской», — предположил Блок. — А может, в оружейном магазине купил. Экземпляр совершенно новый и, судя по отсутствию нагара в дуле, ежели из него и стреляли, то тут же прошлись по дулу шомполом.

— Однако подобный ремингтон в оружейной лавке приобресть все же затруднительно, ежели только по заказу, — озадачился Чаров. — Насчет же бумаг его, полагаю, что краденые, а вот на векселя надо бы глянуть. Что за имена на них проставлены?

— На одном векселе, кой разорван, его имя указано, господин Чаров. И вексель тот не просроченный.

— Видать, деньги, взятые по нему, ранее уплатил, а может, услугу какую заимодавцу оказал, — сомнения снедали Сергея. — Шикарная жизнь больших расходов требует, а вот блокнотец его я бы полистал.

— Милости просим. Приезжайте к нам на Большую Морскую да полистаете.

— Не премину воспользоваться вашим любезным приглашением, господин Блок. И вот еще что. Неспроста приемщик с квартиры столь спешно съехал, едва я прищемил ему хвост в ломбарде. Завтра вдругорядь опрошу дворника по месту жительства Трегубова, а вы разыщите подельника Князя Ваньку Решетова и, ежели удача вам улыбнется, допросите его, как вы умеете. Нужны любые подробности о Журавском, любые, пусть и самые, навскидку, пустые. Иван покамест единственная ниточка, не оборвите ее ненароком, — предостерегающе поднял вверх указательный палец Чаров.

— Знакомства Журавский водил обширные, а коли позвал Ваньку на шухере стоять да обещал на другие дела брать, значит, доверял ему и мог, при случае, что-нибудь да сболтнуть. К тому же в «Знаменскую» гостиницу он заселился в день своего убийства в понедельник 23-го, а допрежь на Пантелеймоновской улице жительствовал.

— Стало быть, Князь, как вы его выпустили, по старому адресу лишь пару ночей провел.

— Может и не одной. Дворник на Пантелеймоновской его 21-го не видал вовсе. Правда, сообщил, что по субботам, как истинно русский человек, он завсегда в баню ходит.

— А после баньки ему уже не до Князя было, а там и воскресенье, глядишь. Понимаю, иные дела его занимали, — весело улыбнувшись, предположил о характере проведенного досуга дворником судебный следователь.

— Опрошенная мной дворничиха также не видала Журавского в означенные дни, — не поддержал умозаключений Чарова на предмет трезвости охранителя домового порядка полицейский чиновник.

— Стало быть, куда после ваших хором Журавский подался, покамест неизвестно?

— Разве что, от любопытствующих глаз хоронясь, по прежнему адресу обретался, иных предположений не имею. Обыска на его квартире еще не делали, однако, буде пожелаете при оном присутствовать, приезжайте завтра на Пантелеймоновскую в третьем часу пополудни, а после к нам поедем бумаги его глядеть.

— Превосходно, господин Блок. Так и поступим. А ведь неспроста Князь в «Знаменскую» гостиницу подался. Опосля ареста не желал на прежнюю квартиру носа казать.

— Полагаю, по какой-то известной ему одному причине пребывать там опасался.

— Судите верно, господин Блок, и я на вас, как всегда, рассчитываю, — допив свой чай, Сергей распрощался с чиновником Сыскной полиции.

После задержания Князя в ресторане «Доминик» и препровождения их обоих на Большую Морскую Иван чувствовал себя не в своей тарелке. Он боялся, что Князь догадается, по чьей милости им заинтересовалась Сыскная полиция, поэтому решил залечь на дно, выждать и оглядеться. Ни Вяземская лавра, ни дом де Роберти, ни Яковлевка — известные пристанища криминального элемента — для подобной цели не годились, и он снял грошовую комнатку на Петербургской стороне возле Сытного рынка. А дабы быть в курсе новостей воровского мира, захаживал в тот самый трактир у Пяти углов, в котором, он знал это наверняка, Князь бывать не охотник. Там-то он и услышал о его убийстве, там же его и разыскал Блок.

— Думаешь, раз Князь покойник, ты ноне птица вольная, сам себе кум королю и хорониться тебе уж не надобно? — вопрошал Ваньку переодетый мастеровым полицейский чиновник, когда они вышли из заведения.

Дабы тот не дал деру, Блок цепко держал парня за локоть и, поравнявшись с ожидавшей его каретой, затолкнул в экипаж.

— По твоим плутовским глазам вижу, что слова мои в яблочко попали, — панибратски похлопав воришку по тощему плечу, сыскарь весело подмигнул Решетову. — А теперь поразмысли да слова мои услышь, чай не дурак. — он решил действовать убеждением и заставить подельника Журавского осознать смертельную опасность его положения. — Коли не хочешь судьбу Князя разделить и в покойницкой с перерезанным горлом на лавке али полу хладном валяться, вспомни, что о нем знаешь, даже самое неважное. Не ту вы персону обворовали, да и Порфирьич, оценщик в ломбарде, кому Князь ту безделицу отнес, будто в воду канул. На квартире у него бедлам, все верх дном перевернуто. Не приведи Господь, и за тобой те убивцы придут, — от души сгустив краски и не забыв истово перекреститься, участливо глядел на побледневшего вора полицейский чиновник.

— Да я што, я завсегда готов, тока я ж тогда ужо все вам рассказал, што таперича сказать-то про Князя вам можно? — беспрестанно хлопая белесыми ресницами, лепетал струхнувший Ванёк.

— С начала самого и зачни, когда впервой о Князе прослышал.

Пока Блок занимался Решетовым, Чаров вновь опросил дворника по месту жительства оценщика и имел разговор с околоточным. Но прежде он наведался в покойницкую и осмотрел тело убитого Князя.

«Судя по входному отверстию, стреляли с близкого расстояния, считай в упор», — прикидывал он, когда услышал позади себя уверенный мужской голос.

— Извлеченная из тела пуля менее полутора золотников весом, под патентованный кольт подходит, — протянул ладонь с кусочком свинца эскулап.

— Вы вскрывали тело?

— Удостоился сей сомнительной чести, господин судебный следователь.

— Можете сказать, когда наступила смерть?

— Ежели исходить из общей одеревенелости тела, состояния зрачков и ригидности жевательных мышц, а также трупных пятен… — врач на мгновение задумался, — сентября двадцать третьего дня в девятом часу пополудни он богу отдал свою грешную душу, — убежденно заключил он.

— Давненько в Мариинской больнице практикуете?

— Вот уж пятый год скоро минет.

— А допрежь?

— Служил полковым лекарем на Кавказской линии, да и в Севастополе довелось врачевать.

— Стало быть, в пулевых ранах толк знаете?

— Богатый опыт имею, отчего и берусь утверждать о принадлежности означенной пули пистолету-револьверу системы Кольта.

— Имеете еще что сказать? — видя, что тот не торопится покидать мертвецкую, Чаров поощрил его.

— На простыне, в кою было завернуто доставленное из «Знаменской» гостиницы тело, присутствуют несомненные следы семенной жидкости.

— Но прошло столько времени?! Каковы основания утверждать подобное?! — оторопелый взгляд судебного следователя уткнулся в лекаря.

— Весьма нехитрая процедура. Я самолично распеленывал труп, а посему обратил внимание на оный казус.

— Полагаете, это была э-э-э… та самая жидкость?

— Уверен, — эскулап энергично мотнул головой. — Разумеется, ежели рассмотреть под микроскопом, суждение мое будет выглядеть куда убедительнее. Но, поверьте, и под обычной лупой все и так ясно. — С этими словами он открыл стоявший в углу мертвецкой вместительный деревянный короб и, вручив Чарову лупу, извлек простыню. Некоторая затверделость материи в местах, им указанных, а также вид самих пятен указывали на справедливость его вердикта.

Показания дворника, с коим Сергей побеседовал спустя час, укрепили его подозрения, что ломбардный приемщик продолжал работу на дому и брал заклады вне службы. На его квартиру постоянно таскались сомнительные личности, а огонь у Порфирьича зачастую горел до первого часу ночи. Однако более других Чарова обрадовал околоточный, вынужденный открыть, что его родной брат, несший службу городовым на Крестовском острове, приятельствовал с Трегубовым. Посетив тамошний полицейский участок, он признал в брате околоточного того самого городового, который дежурил в день воскресной регаты и, прогуливаясь возле клубной дачи, стал невольным свидетелем, а потом и непосредственным участником поисков пропавшей броши княжны Долгоруковой.

— Стало быть, когда последний раз видел Трегубова, ты ему сообщил об утерянной безделице? — вытащив служивого на воздух, принялся за расспросы Чаров.

— Было дело, ваше высокоблагородие, однако ж в том вины за собой не имею, поелику многие из публики оное происшествие, то бишь розыски броши, наблюдали.

— Никто тебя ни в чем таком не винит, я лишь спрашиваю, о чем ты говорил с Трегубовым на предмет утерянной безделицы.

— Рассказал, как дело было, и вся недолга. Да он, кажись, не больно ею интересовался, больше на водку налягал да селедкой, что посочнее, закусывал. Горазд он больно пожрать да выпить на дармовщинку, — городовой шумно высморкался.

— Значит, ты его угощал?

— Моя очередь, куда денешься!

— А после, куда изволили податься?

— Опосля трактира Порфирьич к себе заспешил, а я к жене на боковую. Штой-то меня на последней косушке развязло.

— Ежели что еще вспомнишь, вот моя карточка. За сведения верные не обижу, — бросил на прощание Чаров, всучив полтину серебром враз размякшему стражу порядка.

Обыск уже шел, когда он появился в комнатах Журавского на Пантелеймоновской улице. Извлеченная из ящика письменного стола толстая тетрадь белой кожи привлекла внимание судебного следователя. Содержавшиеся в ней записи представляли собой сокращенные наименования или чьи-то имена, против которых стояли даты и цифры.

«Прямо-таки гроссбух счетовода», — с разочарованным видом хотел было закрыть тетрадку Сергей, когда, пробежав внимательным взглядом записанное за сентябрь, наткнулся на следующую аббревиатуру. «Жл. Бр. Воскр. 15 сентября». «Бр. может и есть та самая брошь княжны? Ведь Князь ее слямзил в день парусных гонок, инако в воскресенье 15 сентября. Но что тогда означает Жл.?» — недоумевал Чаров.

В блокноте Журавского, кой он проглядел в Сыскной полиции, картина была схожая. Аббревиатуры и даты. «А вот и тот, кого Князь собирался встретить на Николаевском вокзале! «Инок Тать. Ник. вок. Вт. 24 сентября». «Тать это же вор. Так их называли во времена Грозного и царя Алексея Михайловича. Но здесь «Тать.» прописано с точкой, стало быть, сокращение. И, возможно, от имени Татьяна. А ежели допустить, что «Инок» это инокиня, тогда инокиня Татьяна не дождалась Князя на перроне Николаевского вокзала во вторник 24 сентября. Только отчего после слова «инок» точка не проставлена? По торопливости ли?» — задумчиво вздохнув, Чаров вернул блокнот полицейскому чиновнику.