Москва-1939. Отчет оголтелого туриста

Алексей Фирсов, 2023

МОСКВА-1939 – это научно-фантастический роман о российском предпринимателе – долларовом миллионере, который разорился во время экономического кризиса в России 2008-2010 гг. и который в 2019 году в Нескучном Саду обнаруживает Кроличью нору – временной портал в Москву 1939 года. Изъездивший четверть мира, главный герой отправляется в Москву прошлого на 80 лет назад без всякой миссии, как на туристическую экскурсию. Просто посмотреть. Понимая, что это не Франция и не Америка, а это Северная Корея наших дней, он убеждает себя, что будет осторожным. Ни к чему не прикасаться, ничего не трогать и, не дай бог, ничего менять. Но нельзя побывать в прошлом и не наследить. И прошлое коварно – оно сопротивляется любому вторжению.Иллюстрация обложки создана автором.ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ!

Глава 6. Сексоты

Послышался другой женский визг:

— А-а, так ему и надо! Империалист проклятый!

Толпа негромко зашумела, но лица были напряжены и испуганы.

Растерянного фотографа отвели к краю крепости павильонов, где как раз стоял я, и я увидел замешательство на его лице.

— Почему вы снимаете в общественном месте? Есть ли у вас на это разрешение? — был задан вопрос одним из стриженых.

Парень не понимал и что-то беспомощно бубнил по-английски.

— Иностранец! — запоздало сообразил другой стриженый. — Иди звони капитану!

Оказалось, что телефон находился тут же и был замаскирован с торца павильона. Один из сотрудников уже по нему звонил.

— Ты знаешь какой-нибудь язык? — спрашивал второй у третьего.

Тот помотал головой, но когда от кого-то из них прозвучало слово аккредитация, парень-иностранец тут же ответил:

— Yes, surely. И дальше по-английски стал говорить, что он здесь не один, а с коллегой и переводчиком. И у них есть и аккредитация, и разрешение на фотосъёмку. И зовут его Харрисон Форман, он американский журналист.

Сотрудники его не понимали, а я, забывшись, по обычной человеческой привычке уже открыл рот и чуть было не вмешался в их разговор, чтобы перевести и уладить недоразумение. Потому что в руках у них был никакой не шпион, а известный американский фотограф Харрисон Форман. И своей серией фотоснимков Москвы 1939-го года он впоследствии не только прославит на весь мир столицу советского государства, но и в истории Москвы этого года, она будет, пожалуй, самой большой коллекцией и, чуть ли не единственным памятным фотоархивом. По счастью я этого не произнёс, вовремя захлопнул свою варежку и не успел наделать непоправимых для себя глупостей. Просто-таки в самую пору завалил хлебало Алёша.

К задержанному уже подходил капитан, которому звонили. Не трудно было догадаться, что капитан, потому что он был в военной форме, и в красной петлице его гимнастёрки на солнце блестела одна шпала. Погоны тогда ещё не ввели, и у военнослужащих были петлицы со шпалами, ромбами и квадратами. С ним рядом шли ещё два сотрудника, тоже в форме.

Двое сопровождавших капитана военных приказали толпе расходиться, не скапливаться и не мешать движению отдыхающих граждан. Граждане, будучи при этом теми самыми отдыхающими, ещё больше сходились и скапливались. Я повернулся к павильону с мороженым, собираясь его покупать, но больше следил и прислушивался к происходящему. По толпе всё также шелестело слово шпион, отдыхающие граждане посерьёзнели лицами, заскрипели глазами, как же, такое эпохальное событие произошло, бдительные сотрудники НКВД иностранного разведчика поймали, но четверо ребят в тюбетейках, которые ранее пытались стрелять у меня закурить, и кричали — Ура товарищу Сталину! — уже вели в нашу сторону двух человек — по всему было видно, что это коллеги Харрисона Формана. Лицо одного тоже было по-американски раскованным, ненапряжённым, а костюм другого выдавал в нём сотрудника НКИД СССР (Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР). Здорово, как пацаны быстро сообразили, что к чему и среагировали на иностранцев. Молодость быстро включила мозги, пока остальные ловили шпионов. Переводчик тут же представился и вынул бумаги. Капитан стал внимательно читать листок с печатью. Печать была такая мощная, что мне и со стороны разгляделось, какая эта была мощь, вероятно, того самого могучего ведомства, перед которым обычно и волосы вытягиваются по стойке смирно, даже те, которые пружинками скручены, а кровь холодеет. Но скорее всего это я сочиняю, потому что капитан не принял стойку, а только отдал честь и приказал отпустить фотографа. Значит возможно печать была Наркомата иностранных дел. Иностранцы поспешили откланяться и с переводчиком отправились в сторону чёртова колеса. Капитан сделал лёгкий жест головой, и одинаково одето-стриженные секретные сотрудники (сексоты), разбежались по парно, не побоюсь даже написать, копытно, в разные стороны.

Вот они, красавцы, словно неприметные отдыхающие горожане. Среди толпы, среди людей. Стерегут мирную дремоту полусонных советских граждан. Но весь смех, как раз в их натужной и однообразной неприметности.

Я вспомнил, как однажды, когда на меня, как на предпринимателя, завели уголовное дело, открывал металлическую дверь Департамента экономической безопасности Министерства внутренних дел Российской Федерации (ДЭБ МВД РФ). Если не знать, можно было подумать обычный подъезд обычного жилого дома. И запахи подъездные. За металлической дверью было небольшое фойе. Дальше была дверь-решётка, многократно крашенная отвратительным ядовитым зелёным цветом. Сидел дежурный. Через решётку было видно, как по длинному, не первой свежести, коридору, стены которого также были покрашены ядовитой краской, сновали молодые люди в однотонных рубашках с короткими рукавами. Бритые или коротко стриженые. Тёмные брюки, тёмные ботинки и, обязательно, в руках или через плечо сумочка-портфель. Эдакая большой важности барсетка на ремешке.

— Какие же они все одинаково одетые, — подумал я тогда. — Лица и комплекции у людей разные, а как будто одинаковые. И как будто гражданские. Ан, нет. Это у них своего рода униформа такая. Похожие рубашечки, похожие брючки, похожие сумочки. Буду теперь знать, как мента летом в толпе вычислить. Коротко стриженые головы, однотонные рубашки с короткими рукавами, тёмные брюки, тёмные ботинки и обязательно эти дурацкие сумочки-портфели. И у каждого — своё задание. Каждый кого-то разрабатывает. Каждый к кому-то уже прицепился прищепкой. Каждый уже в кого-то впился, как пиявец. А, ведь я, когда-то, после фальшивых советских книжек о подвигах УГРО, мечтал быть следователем. Закончил бы юридический… И был бы… Чур, меня, чур.

Навстречу мне в то время, с другой стороны решётки, уже подходил сотрудник ДЭБ МВД РФ. Тридцатилетний, невысокого роста, с блёклыми чертами лица. На такого посмотришь и не запомнишь никогда. Не на чем взгляд зацепить. В глаза никогда не смотрит, да и глаза то пустые. В светло-серой рубашке с короткими рукавами, коричневых брюках, коричневых ботинках. Ан, нет! Постой, да это и не ботинки вовсе. Это сандалии! Потрясающе. Вот на сандалиях и зацепился тогда взгляд. И это были не какие-то модные спортивные сандалии. А устаревшие. Примерно так из 70-х. Его, наверное, бабушка воспитывала. Родители, скажем, погибли при исполнении. Они же все, блядь, потомственные негодяи. И воспитывала его бабушка. Униформу государство определило. А сандалии — бабушка. Мне даже жалко его стало. Это как на известную чёрно-белую фотографию конца 60-х годов смотришь, где нынешнее и вечное первое лицо в молодости стоит со своими школьными друзьями, сегодняшними долларовыми триллиардерами, жмётся к ним с портфельчиком, а на ногах войлочные ботиночки прощай-молодость… Никогда не доверяйте пиявцам в сандалиях. Ну, или в войлочных ботиночках прощай-молодость.

Мой пиявец попросил дежурного открыть решётку. Рукопожатие вялое, тельце рыхлое с женоподобными округлыми боками и узкими плечами.

А ведь ещё несколько минут назад от солнечного дня у меня блуждала лёгкая улыбка на лице. В этой же душной атмосфере хорошо было разве что только чеснок жрать и осиновый кол точить. Чтобы вампиров отгонять. И вдруг среди этой серой однообразной вампирской массы появились двое. Девушка и мужчина. Вот это сразу видно — обычные. Гражданские. И одеты нормально. И пахнуло нормальностью. Только у девушки лицо было совсем белое, убитое. В таких случаях говорят лица нет. Страх. Лицо красивое. Но на нём застыл страх. И видно, что идёт по инерции. Не видит перед собой ничего. А рядом взрослый мужчина семенит. Голову в плечи вжал. Наверное, заместитель её. А она, наверное, генеральный директор чего-нибудь. Какой-нибудь ООО-шки или ИП-шки. И вот недоплатили что-то, сокрыли, уклонились. И кошмарят их теперь эти стриженые мальчики по экономической безопасности…

— Девушка, у вас такое прекрасное лицо, — сказал я тогда. — Не дайте этим упырям себя запугать. Всё равно всё пройдёт и всё будет хорошо, — мне захотелось ещё что-то приятное сказать той девушке, чтобы поддержать её в трудную минуту.

Но девушка меня не услышала. Заместитель её только злобно на меня посмотрел.

— Да, мужик, ты то её, видать, и подставил, — подумал я, — раз с такой злобой на меня посмотрел. Лебезишь перед ней, а рыльце то у тебя нехорошее. Эх, девушка! Гнала бы ты подальше от себя этого говнаря…

— Мне нравится, Алексей Олегович, что вы такой оптимист по жизни, — сказал сопровождавший меня мой пиявец сандалиевый. — И сотрудники ваши говорили, что вы никогда не унываете…

Этот то пиявец и допрашивал по нескольку раз каждого моего сотрудника, каждого моего прораба, каждого начальника участка, главного инженера и главного бухгалтера. Бухгалтерша тогда и сдала ему всё со всеми потрохами. Женоподобный, безликий, пустоглазый, в бабушкиных сандалиях, когда я его пожалел, а накопал на меня здорово. На две статьи. И не пожалел. Был майором. А когда всё закончилось меня же попросил поздравить его с подполковником. Я поздравил. Накопал то грамотно, всё доказал и следователю меня, тёпленького, передал.

Мы поднялись на какой-то этаж. И через некоторое время зашли в большую комнату-кабинет. Пиявец предложил присесть возле свободного стола, а сам, куда-то отошёл. Я стал разглядывать обитателей этого кабинета. Их было человек 5-6. И каждый чем-то занимался. Один писал, другой звонил, третий что-то обсуждал с четвёртым. На меня никто не обращал никакого внимания. И все они, конечно, были одеты в однотонные рубашки с короткими рукавами, тёмные брюки, ботинки. Сумки-портфели лежали либо на столах, либо стояли рядом. Интересно им их выдают, или они их самостоятельно покупают? На своё жалованье?

Появились коричневые сандалии. В руках у него был одинокий листок бумаги.

— Ну что же, Алексей Олегович. Я свою оперативную работу по известному нам с вами делу закончил. Есть ли у вас что-либо дополнить, сказать или сообщить?

— Нет. А, судя по одинокому листочку в ваших руках, лучше бы мы на улице сейчас разговаривали. Подписать то его на воздухе было бы приятнее. Не сказать, что у вас здесь приятная атмосфера.

— Я бы хотел, Алексей Олегович, чтобы вы прочитали. — Как я уже сказал, я свою работу закончил, — сказал пиявец и положил передо мной листок. — Теперь вашим делом будет заниматься следователь Следственного комитета при прокуратуре…

Я тупо уставился на заголовок листка.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

о возбуждении уголовного дела

Возбудить уголовное дело по признакам преступления в отношении Фирсова Алексея Олеговича…

Я силился читать дальше, но ничего не получалось. Я ещё раз прочитал заголовок. Потом ещё раз. И всё равно смысл до меня не доходил. Интересно, наверное, было наблюдать за мной со стороны.

11 сентября 2001 года американский президент Буш-младший был на встрече с детьми начальной школы во Флориде и читал им книжку. В какой-то момент к нему подошёл его помощник и прошептал на ухо об атаке самолётов на Всемирный торговый центр. Кадры с выражением лица американского президента в тот момент обошли все мировые телеканалы. Толи он был ошеломлён и сбит с толку, толи так сохранял абсолютное спокойствие, толи это был Poker face. Все взоры в классе были обращены на него.

Все взоры в кабинете в этот момент были обращены на меня. До меня вдруг дошло, что меня окружили все обитатели этого кабинета, которые несколько минут назад так заняты были, якобы, своими делами. Такие были равнодушные ко мне. Как будто на улице я попал под машину, но не наповал, а дёргался ещё, и вокруг меня столпился народ. Я тогда ещё и не дотумкал, что уже попал под каток давильной машины Российской Федерации.

— Вы только не волнуйтесь, Алексей Олегович, вы только не волнуйтесь, — суетился передо мной пиявец.

Он уже стоял, а на его месте сидел молодой спортивный парень. И все стояли вокруг меня и пытливо разглядывали.

— Вы только не волнуйтесь…

Я огляделся. Во, блин, обложили. Как зверя.

— По-моему, вы волнуетесь больше меня. У меня такое чувство, что вы все столпились вокруг меня из-за того, что я могу что-нибудь неадекватное отчебучить. То-то вы так напряглись. Джентльмены, уверяю вас, что я не профессор Плейшнер. И у меня не заготовлена сигарета с ампулой с ядом на случай провала. Можете расслабиться.

— Алексей Олегович, я следователь Следственного комитета при прокуратуре России… — заговорил спортивный парень.

Я смотрел на его широкий нос и абсолютно точно ничего не понимал. Я не запомнил, ни как его зовут, ни что он мне говорил. В голове стояли кадры из фильма Ошибка резидента, когда брали Тульева-Жжёнова. Бред какой-то. Я — шпион?

— А это не розыгрыш, нет? — вдруг спросил я.

— Алексей Олегович, это постановление о возбуждении против вас уголовного дела…

— Это я как раз прочитал.

— Вы имеете право не свидетельствовать против себя и членов вашей семьи… и бла-бла-бла…

— Сейчас будут проведены следственные мероприятия. Вот постановление о проведении обысков у вас дома и в офисе. Мы разделимся. Одна бригада поедет к вам в офис. Другая — к вам на квартиру.

— А как разделюсь я?

— Алексей Олегович, чтобы не усложнять и не терять времени, вы могли бы нам дать ключ от вашего сейфа в кабинете и сказать комбинацию шифра. Производить выемку мы будем в любом случае в присутствии понятых и в присутствии вашего заместителя. Вы же доверяете своему заместителю?

Я машинально стал отсоединять ключ от сейфа в офисе от связки ключей.

— Вот от офисного сейфа. Код не нужен.

— Спасибо. Я думаю, если вы нам будете оказывать содействие в следственных действиях, то и мы со своей стороны будем корректны, чтобы не нанести ненужный урон вам и вашей репутации. Всё парни, за работу. Вы в две машины едете в офис. А мы едем на квартиру.

— А я куда еду?

— Алексей Олегович, вы на своей машине поедете с нами на квартиру. К вам в машину сядет наш сотрудник. Если вы не возражаете. И, пожалуйста, Алексей Олегович, не делайте глупостей.

Как же омерзительно, как же гадко, как тухло так часто употреблять сочетание моего имени и отчества! С тех пор я ненавижу, когда меня называют по имени-отчеству.

За окном моего автомобиля жил солнечной жизнью мой любимый и такой вдруг чужой город. Лобовое стекло автомобиля, как экран цветного кино. А о чём фильм? Я проспал завязку. И не понимал, что происходит на экране. Теперь мне стало понятно. Это был сон. Приснится же такое. Или этот сон — предчувствие. Предчувствие опасности. Ладно, надо вставать. Предчувствие игнорировать нельзя. Как же хорошо спать. Менделееву его таблица во сне приснилась. А мне — предчувствие опасности. Сейчас кофе. И будем разбираться с проблемой.

Из тумана выплыл голос моего водителя:

— Алексей Олегович, приехали.