Проезжий доктор

Алексей Ткачук, 2023

Мистическая история, погружающая читателя в жуткую атмосферу отчаяния и безумия. Будет ли оно, спасение? Или главный герой так и останется в собственной бездне, из которой нет выхода. На протяжении всего произведения автор всё глубже утягивает за собой словно паук жертву. Ещё один вдох, ещё один глоток, ещё один звук, которые заставят вздрагивать, утирая покрывшейся испариной лоб. Что-то обязательно должно измениться…

Огонёк масляной лампы дрожал от сквозняка, рисуя тенями от предметов жуткие узоры на посеревшей бревенчатой стене. Сама лампа нещадно чадила и едва освещала невысокую старую избу, рискуя в любое мгновение проиграть битву окружающему её мраку.

Невысокая сухая старуха, ворча на пасынка, жарила рыбью требуху, от которой комната успела пропахнуть противным запахом. За окном протяжно завыла собака.

— Клятая сука! Хватит скулить, пришибу! — крикнул Павел, ударив кулаком по столу. — Все вы, дармоедки, на шее моей сидите, да кровь всё пьёте! Ненавижу! И дождь этот, будь он неладен. Ненавижу! Ненавижу!

Павел замолчал и продолжил ужин, шкрябая со злостью ложкой по дну деревянной миски. С каждым днём щи становились всё жиже, а когда последний раз в них было мясо он уже и не помнил. Голод.

Ливень, не смолкая, тарабанил уже четвёртый день. Размыв все дороги, и превратив свежевспаханные поля в чавкающие болота. Недавно посаженные семена уже, однозначно, сгнили, не успев прорасти, а значит, что и в этом году с урожаем будет беда.

Павлу казалось, что сам бог проклял это место, насылая новый потоп. Что уж говорить, если даже батюшка, не выдержав службы в этой дыре, повесился на колокольне с неделю назад, а нового не стоит ждать ещё недели полторы, до тех пор, как стихия не успокоится и просохнут дороги.

Цап.

Худая крыша сдалась беспрерывному напору дождя, и первая капля упала на пустую чугунную сковородку, звонким эхом разорвав тишину.

Цап. Цап. Цап.

— Говорила ж я тебе — дурню, ещё той весной, что крышу латать надо, экий ты…

— Заткнись, дура! — сорвался Павел.

Деревянная ложка с треском разлетелась. Старуха рухнула на пол. Из правого виска пульсируя полилась кровь. Лицо, с растрёпанными седыми волосами, оскаленном ртом, с пеньками сгнивших зубов, и широко распахнутыми глазами не мигая уставилось на Павла.

Цап. Цап.

В печи с омерзительным треском щёлкнуло прогоревшее полено.

Павел сплюнул.

Цап. Цап. Цап.

Клятый ливень стоял непроходимой стеной, не позволяя увидеть ничего дальше вытянутой вперёд руки. Спустя всего пару шагов, одежда Павла промокла насквозь, а мерзко хлюпавшая жижа под ногами, некогда бывшей дорогой, стягивала шаги и липла к ногам, уже засосав в себя левый галош крестьянина.

От охватившей паники и суматошного бега, Павел начал задыхаться. Ещё чуть-чуть. Ещё немного. Ещё…

Хтух-хтух-хтух! — забарабанил кулаком Павел по старой покосившейся двери. К тому моменту его сердце уже готово было вырваться из груди, и он жадно хватал ртом воздух, пытаясь хоть как-то отдышаться.

Спустя несколько мгновений, деревянная дверь с протяжным скрипом отворилась на пару аршин, оставаясь закрытой на щеколду.

В получившийся проём из мрака комнаты выплыло вытянутое серое лицо, с запавшими глазами, лысым черепом и покрытым жидкой щетиной подбородком. Из самой комнаты повеяло кислым запахом пота, смрадом алкоголя и серой.

— Чего пожаловал? — недовольно буркнуло лицо, противно щерясь в, походившей больше на оскал ухмылке.

— Дохтур! Дохтур! Вы нужны, пойдёмте! Дохтур, там маменька… — спешно тараторил Павел, ещё не отдышавшись и боясь, что дверь закроется перед его носом. — Дохтур, пойдёмте, я заплачу!

Приезжий доктор появился в деревне недавно, аккурат до начала дождей. Его путь пролегал далеко на запад, и изначально он не планировал оставаться в этой глуши. Но разыгравшаяся непогода спутала ему все карты, и он пережидал её в старом доме, бывшего кузнеца, почившего в мире полгода назад. Затянувшееся безделье, вкупе с непогодой выводили его из себя. От накатывающейся скуки он спасался незатейливыми опытами над лягушками, которые в такую погоду сами прыгали к нему на крыльцо и под окна, а также поглощением медицинского спирта. Впрочем препарировать лягушек ему тоже изрядно надоело, а любимый спирт неумолимо заканчивался. В отличие от этого клятого дождя. Проклятье!

Стук в дверь и просьба Павла, выдернули доктора из этой хандры и сулили хоть какое-то разнообразие. Тем более, парень обещал плату, а доктор знал, что попросить.

Войдя в тесную, неуютную избу Павла, доктору хватило одного взгляда, чтобы понять — старухе уже не помочь.

Павел смотрел на тело мачехи безумным взглядом, доктор знал, что именно в таком состоянии люди зачастую теряют рассудок. Он видел достаточно сумасшедших. И ещё больше людей сумасшедшими сделал он сам.

— Дохтур, помогите! Помогите! Помогите! — повторял заеденный парень.

— Попробую… Не забудь, ты обещал плату — низким басом напомнил доктор, сверкнув золотым зубом в неприятной улыбке. Он спешно поставил свою дорожную сумку на живот убитой старухи, доставая неведомые склянки и мудрёные инструменты.

Павла отпустило. Он молча стоял и надеялся, что старуху спасут. Что спасение оно рядом — вот этот доктор, в почему-то сухой одежде.

Павел вспомнил этот дом совсем другим. Стены и полы, начищенные песком с солью и заботливо пропитанные маслом, сияли от солнечного света, проникающего в дом сквозь распахнутые окна. В доме непрестанно витал аромат свежего хлеба, а в дальнем углу стояла огромная кадка с квасом.

А ещё у них жили три кота, Пашкин кот был с рыжим окрасом и большим белым пятном на морде, ещё два — его младших братьев, Семёна и Степашки, но те были больше белыми, с небольшими вкраплениями рыжей шерсти.

Будучи самым старшим из братьев, каждое утро Павлуша вставал первым и шёл за водой. Деревенский колодец находился у края деревни, и каждое утро там собирались толпы баб и ребятишек, пришедших за свежей водицей.

Однако эти утром там было на удивление пусто. Не, торопясь, набрав воды, Павлуша возвращался домой, пиная лаптями, мокрую от росы траву. Глядя на ещё закрытые ставни деревенских домов, он гордился, что так рано поднялся и принесёт воды раньше всех.

На подходе к дому, задорно выскакивая, словно охотясь его всегда встречал кот. Так и в этот раз, пушистый рыжий комок выскочил из-за ивовой изгороди. Меж тем, вместо привычного урчанья, в этот раз он выгнул спину и грозно шипел.

— Ты чего рыжий, не узнал, что ли?! — хмыкнул Павушка и протянул руку, чтобы погладить друга.

Однако тот, с громким мявом разодрал протянутую Павлом руку в кровь.

От неожиданности, боли и обиды у Пашки навернулись слёзы, он вмиг забыл, что он старший, и захотелось пожаловаться мамке. Но кот, несмотря на разницу в размерах, шипя и рыча, не пускал мальчика, не давая пройти во двор.

— Ах, так! — возмутился Павлуша и выплеснул ведро на кота.

Но вместо воды в ведре оказалась кровь.

Огромная лужа разлилась у калитки, и тонкие ручейки потекли к лаптям Павлуши. Мокрый кот смотрел на него, ярко-жёлтыми глазами, не мигая, вздыбленная шерсть съёжилась от выплеснутой крови, а из оскаленной морды, особо выделялись тонкие крохотные клыки, с которых стекали бурые капли.

Цап. Цап. Цап.

Павел хотел заорать, но даже не смог открыть рта. В немом ужасе он забежал в дом, под защиту родителей, и прямо с порога нырнул под одеяло на печку, где спали отец и мать. Обнимая и вжимаясь всем телом в маму, он начал трясти её, стараясь разбудить.

— Маменька, маменька проснись! Мне страшно! Мама!

Мать смотрела на сына немигающим взглядом. В этом доме все были мертвы.

Ливень, не прекращаясь, шёл уже пятый день, казалось, его гул заполонил собой всё в округе, он отражался от стен и мебели, звучал в немытой чугунной посуде, и, казалось, уже в голове.

Старая соломенная крыша неоспоримо проиграла битву дождю, и с потолка, словно из ран, то и дело падали крупные капли на пол. Полное бессилие и беспомощность пред непогодой сводило с ума.

Цап. Цап.

Старуха, не шевелясь, лежала на единственной кровати в доме. Пожелтевшие выпученные глаза, дряблое тело, с посеревшей кожей, закутанное, под двумя одеялами, перевязанная голова, лоскутами из старой простыни — она походила скорее на мумию, чем на живого человека.

Конец ознакомительного фрагмента.