Самосбор. Бетонное сердце

Алексей Старых

Гигахрущевка – бесконечное и вечное пространство многоквартирного дома. Спутник всех её обитателей – постоянный ужас перед неизведанным явлением Самосбор. Смерть или чудовищные мутации – последствия зловещего явления. Никто и ничто не может полностью защитить от ада.Очередная научная экспедиция попала в ловушку. Лифт, последняя связь с населенными этажами, уничтожен. Единственный путь ко спасению ведет через многочисленные коридоры, населённые опасными существами.

Глава 2. Труба

Сначала была пустота. Не было ни вод, ни ветра, который бы носился над ними, поднимая волны. Не было абсолютно ничего, только глаза, созерцающие бесконечную пустыню тьмы. Говорят, что их тоже не было, но откуда им знать? А я знаю. Не уверен откуда, но точно знаю. В начале был подъезд, за ним этаж и лестничная клетка. Лифт появился позже, хотя сам он это отрицает. Он вообще большой спорщик. Однажды на этой почве он поссорился с первым этажом и сговорился с лестницей устроить ему бойкот, с тех пор и не общаются. Некоторые цокольные этажи не раз пробовали их помирить, но лестница их жестоко наказала, убрав перила на нижних уровнях.

Едкий ритмический звон металлическим маршем наполнил комнату. Прорываясь на волю, глаза растащили в стороны тяжелые веки, за что были сразу наказаны тусклой лампочкой, чей умирающий желтый свет обрушился на неподготовленный взор. Юра хлопнул по будильнику и нехотя вернулся в реальный мир. Хотя слово «реальный» он посчитал бы очень спорным. Как новоиспеченный заведующий отделом прикладных исследований НИИ «Механики» Юрий Александрович предпочитает термин «наблюдаемая действительность». Такие слова, как реальный или настоящий, базируются на вере в непреложную истинность сигналов от органов чувств, которыми мы воспринимаем окружение. Когда ты живешь в бетонных стенах безразмерной Гигахрущевки, постепенно теряешь смысл во всякой вере. Недавний эксперимент является тому подтверждением.

Институту очень повезло, что на этаже имеется секция с окнами, выходящими наружу. Вид из них не блистал разнообразием — серый туман облаков, уходящий в бесплотную пустоту. Руководство не придумало ничего лучше, чем организовать там курилку. Однако профессор Елезаров, или как его все звали коллеги — Леонид Степанович, решил воспользоваться расположением и провести эксперимент по определению высоты этажа. Участники эксперимента собрали ударопрочный сферический зонд и скинули его из окна вниз. Стальной шар, поблескивая маячками, пролетел несколько десятков этажей и скрылся в густом мраке. После этого автоматика зонда еще четыре часа передавала данные о положении и скорости, пока не замолкла. Быстрый анализ последних строк телеметрии показал, что зонд достиг твердой поверхности и проработал еще пять секунд. Лицо профессора моментально преобразилось. Казалось, что его пористые морщины порозовели, а в глазах блеснула едва уловимая искорка.

Все вернулось на круги своя, когда зазвонил телефон. Напуганный женский голос на том конце сбивчиво сообщил, что его обладательница нашла этот номер среди обломков в ее квартире. Прибывшие на место ликвидаторы доложили, что зонд прошел сквозь тяжелую гермодверь, оставив в ней полуметровую дыру, попутно пробив несколько стен соседних комнат. Как Юра потом выяснил, звонок был с пятого этажа строения Р237, что значительно выше этажа НИИ. Леонид Степанович пробубнил формальные извинения и пообещал гражданке поставить ее в очередь на устранение ущерба. После чего положил трубку и шагнул в пустоту оконного проема. Этот шаг запустил цепочку событий, о которых никто даже и не мог тогда подумать.

Тело профессора так и не было обнаружено, хотя поисков толком и не вели. Однако кресло завотделом пустовало, что было более острой проблемой в умах руководства. Тогда-то и предложили кандидатуру Юрия Александровича. Общее собрание членов райкома партии единогласно утвердило нового заведующего отделом «Прикладных исследований», а также посмертно объявило выговор профессору Елезарову Леониду Степановичу «за неразумное расходование ресурсов института и причинение ущерба гражданским лицам».

Цепь мыслей оборвал внезапный и настойчивый глухой стук в гермодверь.

— Кто там? — натужно бодрым голосом прокричал Юра.

— Двенадцатая группа ликвидации последствий Самосбора, — ответил глухой бас. — Немедленно откройте дверь!

Юра быстро накинул мятый лабораторный халат и повернул тугой вентиль. На пороге стоял боец в противогазе и черном бронежилете, дуло автомата было нацелено точно в переносицу молодому ученому. Только Юрий потянулся в карман за удостоверением, как тут же получил удар в грудь и был повален на пол. Тем временем группа из двух ликвидаторов вошла в квартиру и стала дотошно осматривать каждый угол в поисках аномальных образований.

— Я руководящий сотрудник НИИ «Механики», Мечников Юрий Александрович, — сквозь кашель кричал Юра. — Личный номер 3141592.

— Сохраняйте спокойствие, это стандартная процедура, — ответил боец, удерживающий его.

Где-то спустя двадцать минут и один опрокинутый шкаф ликвидаторы покинули блок, оставив брошюру-памятку «Действия во время Самосбора». Времени на завтрак уже не оставалось, а опоздать в свой первый день на новой должности Юра очень не хотел. Пришлось жевать сухой концентрат на ходу, разводя его водой прямо во рту.

Привычной очереди в лифт, к счастью, не наблюдалось. Створки дверей медленно раскрылись, обнажая настенное творчество в виде среднего пальца точно по центру кабины. Знакомый запах пыли со старой мочой медленно окружил ученого. Скрипучий механизм отсчитал семь этажей вниз и замер.

— Нет-нет, только не сейчас! — Юра судорожно тиранил кнопку вызова диспетчера, но безрезультатно.

За створками дверей послышалась сирена, и механический голос интеркома огласил.

— Внимание! Начинается Самосбор. Всем немедленно запереть двери и не покидать своих квартир до прибытия Ликвидаторов!

Обычно предупреждают за пять или семь минут, этого хватает, чтобы вернуться домой, но в текущем положении это было неважно. Во время Самосбора лифты отключаются вплоть до его окончания. Хорошо, что во всем строении заменили старые кабины на герметичные. Хотя ни одна дверь не гарантирует безопасность. Самосбор не щадит никого: ни детей, ни сильных, ни стариков, ни партийных деятелей.

Месяц назад после очередного Самосбора погиб председатель райкома. У него была не обычная гермодверь, а настоящий шлюз, с множеством степеней автономной защиты. Однако, когда он не ответил Ликвидаторам, все сразу почуяли неладное. Подручными средствами вскрыть шлюз не получилось, пришлось нести плазменный резак. После полутора часов работы бойцы смогли проникнуть внутрь. Перед ними в кресле-качалке сидел целый и невредимый председатель. И вроде бы на первый взгляд все нормально, но когда он встал, чтобы сделать выговор командиру группы, кожа на нем порвалась и осталась на кресле, словно прилипла. А кости и внутренность рассыпались по полу, заполняя все коричневой слизью.

Юра уже давно смирился, что Самосбор может настигнуть его в любой момент. У каждого сотрудника НИИ на этот случай вшита ампула с ядом. Уж лучше тихая и безболезненная смерть, чем это. Рука медленно потянулась к ней, но остановилась на полпути. Стоп. Всегда перед началом Самосбора витает запах свежего мяса, а в кабине пахло только пылью и старой мочой. В этот момент сердце Юры отпустило, никогда в жизни он так не радовался этому запаху. Остается только дождаться, когда его вытащат ликвидаторы.

Ожидание оказалось на редкость недолгим. Уже через пять минут лифт тряхануло, и кабина медленно продолжила свое движение. Тем временем остатки комков пищевого концентрата застряли в глотке, что вкупе с окружающими ароматами вызвало рвотный позыв. И когда двери лифт открылись, Юра выдал содержимое желудка прямо на брюки высокого, тучного, одетого в костюм мужчины со старческой плешью.

Это был Виссарион Иванович, директор НИИ «Механики» и почетный член Партии. Он имел репутацию сурового технократа, который ради своих интересов не гнушается никакими средствами. Ходят слухи, что еще в подростковом возрасте он сознательно подставил своего брата под Самосбор, чтобы обойти его в сборе металлолома. Естественно, никаких расследований никто не вел, списали на несчастный случай. Но с того момента в глазах родителей Виссариона читался непостижимый ужас при виде сына, до конца их жизней. Со смертью родителей тоже не все было гладко. После вступления Виссариона в Партию его мать загрызла отца и покончила с собой, спрыгнув в шахту лифта. На фоне такой биографии можно долго строить конспирологические теории, но Юра никогда не придавал этому значение — до сего момента.

Каменное лицо Виссариона Ивановича сменило оттенок с болезненно-серого на ярко-красный. Остаток волос поднялся дыбом, обнажая набухшие вены. Тело Юры приняло защитное положение, демонстрируя свое раболепие и искреннюю вину за случившиеся. Словно из пулемета, ученый обстреливал директора извинениями, даже попытался загладить свой проступок, начав вытирать грязные брюки. Виссарион Иванович не сказал ни слова, лишь отмахнулся от надоедливого подчиненного и скрылся в кабине лифта.

«М-да, вот тебе и первый день в новой должности, — раздосадовано подумал Юра. — Как бы теперь не уволили. А ведь правда, если уволят, что тогда? Пушечным мясом в Ликвидаторы?» В голове у Юры стали проигрываться многочисленные сценарии его смерти от последствий Самосбора. Начиная с самых безобидных, вроде внезапной остановки сердца, заканчивая частичным врастанием в стену где-нибудь в заброшенных секторах и одновременно медленным поеданием червями-мутантами. Полет фантазии продолжился ровно до входа в отдел.

Перед глазами Юры предстала весьма печальная картина. Не было ни столов глав секторов, ни шкафов с документацией, лишь продавленные пятна выцветшего линолеума напоминали о их местонахождении. Кабинет был совершенно пуст, если не считать облако пыли, танцующе переливающееся в свете газоразрядных ламп. Даже тяжелый бронесейф покинул свое насиженное место. На лице ученого читалось искреннее недоумение, он даже на миг подумал, что ошибся дверью.

Впрочем, в перепроверке не было нужды. Из-за спины Юру окликнул молодой лаборант, намереваясь вручить приказ директора об уплотнении помещений. Собственно, в самом приказе говорилось о том, что отдел прикладных исследований переезжает в четвертую лабораторию, а их бывшее помещение переоборудуется под склад высокотоксичных материалов.

Не то чтобы это сильно большая проблема, но четвертая лаборатория занимается испытаниями высокопрочных материалов. Там и в перерывах дальше метра без крика ничего не слышно, а в остальное время находиться в ней без защиты слуха просто опасно. Ни о какой нормальной работе там говорить не приходится. В другой бы раз Юра попытал счастье у Виссариона Ивановича, но в свете недавнего инцидента лучше ему на глаза не попадаться.

День приобретал все более и более яркие краски.

Помещение четвертой лаборатории представляло из себя жалкое зрелище. На стенах под облупившейся краской зияли пятна сырости. Тусклая «лампа Ильича» едва освещала окружающее пространство, которого по сути и не было. Между многочисленных барокамер, спектрометров и лазерных станков проходила узенькая тропинка, соединяющая дверь с рабочей зоной.

На удивление Юры, привычный шум фотонного компрессора, наполняющий собой лабораторию с утра до ночи, сменился на бульканье и слабый металлический стук. Разгадка таилась в глубине техно-джунглей. На маленьком пяточке у стены развернулся межведомственный сабантуй. Отдел прикладных исследований слишком широко трактовал свое название и, скажем так, распространял его дальше своих должностных инструкций, прикладываясь к жестяному стакану с мутной жидкостью. Тем временем два молодых гладко выбритых лаборанта в мятых халатах суетились вокруг самопальной перегонной установки. Юра демонстративно покашлял, но кроме скучающих взглядов в свою сторону он ничего не дождался.

— Никак новоселье отмечаем? — устало проговорил Юра и сел на табурет в углу стола. — Вы бы хоть предупредили, что кабинет забрали.

— Так мы сами только утром узнали, мы тебе даже записку оставили.

— Ничего вы мне не оставляли, — раздраженно отметил Юра.

— Ну как же? Серега тебе на стол положил.

— На тот? — ученый показал на стол в самом углу зала.

В воздухе повисло неловкое молчание.

— Ладно, — нарушил тишину Юра. — Стакан есть?

Василий вытащил из недр столовой тумбочки мятую жестяную кружку и подставил ее под кран медного змеевика, который тотчас изрыгнул из себя серую жидкость.

— Светлая память, Леонид Степанович, — Юра поморщился и опрокинул в себя горькое зелье.

Подчиненные покорно последовали примеру начальника и опустошили свои емкости.

— Замени фильтр и подними температуру на пять градусов, — Юра сделал замечание лаборанту и, хлопнув его по плечу, направился к своему рабочему месту.

Включив настольную лампу, начальник отдела принялся разгребать бумажный хаос, доставшийся в наследство от покойного предшественника. Примерно через полтора часа непрерывной сортировки отчетов, заключений и приказов Юра почувствовал, как по лбу стала стекать маленькая дурнопахнущяя капля. Потом еще одна и еще одна. Глаза медленно проследовали по траектории вверх, пока не наткнулись на проржавевшую трубу, проходившую вдоль всей лаборатории и над столом ученого.

— У вас капремонт когда запланирован?

— Ну так, — замялся лаборант, — вроде две недели назад был.

— А это что? — Юра показал на трубу.

— Так это, новую поставили. Старая вообще сыпалась на глазах, каждый день новая заплатка.

— Как вы тут вообще работаете? — почти срываясь на крик возмутился Юра.

— Так и работаем. Нам выбирать не приходится, сам знаешь, незаменимых людей нет. Будем пальцы гнуть, мигом в отряд зачистки отправят, на корм тварям. А тут хоть оклад, жалование хорошее и место тихое.

«А ведь и правда», — подумал Юра. Давно говорят, что завхоз в доле с директором. Один краску налево таскает, а Виссарион Иванович поддельные сметы подписывает, не без собственной выгоды. И ведь ничего не сделаешь, там все, до самого верха, повязаны. Вот и приходится терпеть. Хотя в данный момент Юра понимал, что в этом месте у него никакого терпения не хватит. Поэтому остаток времени до обеда он провел сидя на столе, подставив на свое место стеклянный таз.

Среди многочисленных документов то и дело встречалась одна и та же незнакомая фамилия, обрамленная в синюю звездообразную печать.

— А кто такой Кириенко Эс Пэ? — обратился к присутствующим Юра.

Ответом было молчание и россыпь пустых взглядов.

— У нас звездная печать у нач безопасности, — пояснил ученый.

— Ну, так Митрохин начбез, Сергей Степанович, — недоуменно ответил Сергей.

— А я о чем? Причем тут Кириенко?

— Позвольте, такие печати не только у него, — вклинился в разговор один из лаборантов. — Насколько я помню, СБ их использует.

— Мы все тут под колпаком, особист на особисте, особистом погоняет, — рассмеялся Вася.

— Молчал бы лучше, а то всех нас здесь… — Сергей сквозь зубы осадил коллегу.

— А я что? — невинно развел руками Василий. — Я ничего, просто хочу выразить искреннюю благодарность за то, что берегут меня от меня самого же.

— Так, хватит! — Юра решил остановить крамолу, пока не поздно. — Иди домой и проспись, а отгул задним числом напишешь.

Василий бодро выпрыгнул из-за стола, одарив присутствующих театральным поклоном. Подойдя к выходу, он резко обернулся назад и изогнул руку в локте со сжатым кулаком.

— Слава Партии, товарищи! — он чуть ли не нараспев прокричал лозунг и скрылся в дверном проеме.

Персонал отдела таял на глазах, хотя после самогона продуктивность труда и так была сомнительная. «Но что теперь, все бросить и завтра с чистой головой? — вздохнул про себя Юра. — Кстати, о штатном расписании. Где начлаб? Сложно поверить, что вся лаборатория держится на двух зеленых юнцах».

— А ваши-то где? — поинтересовался Юрий у лаборантов.

— Уже третий день на нижних уровнях, полевые испытания проводят, — почти синхронно ответили парни.

— Третий день, говорите? — удивился ученый.

— Да, мы разработали новую систему прогнозирования Самосбора, — воодушевленным голосом стал рассказывать самый молодой. — В теории, она сможет определять его за полчаса до начала. Согласно нашим данным, на цокольных уровнях частота Самосбора выше на двенадцать процентов, вот и решили там проверять. Хотя вы же понимаете, что явление не самое пунктуальное, видимо, ждут момента.

В последних словах лаборанта прозвучали нервозные ноты. Такое чувство, что его начало одолевать беспокойство за судьбу коллег, которое он всеми силами пытался скрыть.

Дожимать парнишку Юра не хотел, лишь скорчил искусственную улыбку, мол, «да, да, все хорошо», и хотел было закончить разговор. Однако побороть природный научный интерес Юра так и не смог.

— Позволь поинтересоваться, а на каких принципах действует ваша система?

— Конечно, — ответил лаборант. — Наши коллеги из НИИ «Слизи» обнаружили необычный эффект стабилизации ядра стронция-90. Один из их самоходных зондов, снабженный радиоизотопным термоэлектрическим генератором, попал под Самосбор в заброшенном блоке. Связь с аппаратом была потеряна, хотя экспедиция, обнаружившая его, отметила, что зонд находится в превосходном состоянии. Полевой техник сразу понял, что истощен источник питания. Честно признаться, я бы даже не подумал проверять силовую установку, рассчитанную на двадцать лет работы…

— Ну-ну, и что там? — перебил собеседника Юра, пытаясь отфильтровать ненужную информацию.

— Так вот…

Услышать продолжение было не суждено. В момент, когда лаборант взял карандаш и бумагу для наглядного изображения рассказа, на головы научных сотрудников обрушился ливень из ржавой ледяной воды.

Старая труба из раздражающего, но все же маленького, неудобства превратилась в настоящую катастрофу. На глазах у суетившихся ученых погибало тонкое научное оборудование. Юра срочно послал Василия к центральному вентилю, пока сам вместе с лаборантами занялся тщетным спасением ценного имущества и документации. Вода быстро заполняла помещение, просачивалась за дверь и перекрытия. Вскоре научный персонал уже стоял по щиколотку в бурой жиже, которая ручьем выливалась в центральный коридор. Годы исследований превращались в серую кашу. На глазах Юры силились навернуться слезы, но неожиданный выброс в кровь адреналина сместил эмоциональный спектр в красную зону.

Ученый стиснул зубы и со всего размаху ударил кулаком железную дверь.

— Достало! — прошипел он.

Ничего не объясняя, Юра оставил коллег самих разбираться с последствиями инцидента, а сам, чавкая промокшими ботинками, отправился «поговорить по душам» с Виссарионом Ивановичем.

Кабинет директора разительно отличался от остальных помещений НИИ. Мягкие обои пастельных тонов вкупе с качественным освещением создавали ощущение свежести и уюта. Стены были увешаны дипломами, благодарственными письмами и наградами. Сам Виссарион Иванович заседал за гигантским столом из мореного дуба с многочисленными резными узорами. Многие, обладая таким произведением декоративно-прикладного искусства, держали бы его под плотной скатертью или полиэтиленом, снимая его только чтобы похвастаться перед гостями. Но директор был человеком практичным и не считал зазорным использовать стол по прямому назначению. Чему свидетельствовали многочисленные засохшие пятна дефицитного кофе на краю стола.

Четыре настойчивых — нет, не стука, а настоящих удара нарушили уютную атмосферу кабинета. Не дожидаясь разрешения, Юра распахнул дверь, готовясь обрушить шквал недовольства организационной работой руководства. Но поезд праведного гнева разбился о стену невозмутимого пристального взгляда оппонента, так и не начав движение.

Молчаливая дуэль продолжалась долгих пятнадцать секунд. Первым нарушил тишину Виссарион.

— Так это вы. Такой молодой, а уже карьеру себе портите. Не тем вы занимаетесь, Юрий… — медленно чеканил слова директор, поднимая тональность с каждой фразой.

Ученый стоял на месте, точно парализованный. Со стороны казалось, что он впал в некий транс. Его взгляд неотрывно следил за губами своего начальника, но слова куда-то пропадали, растворяясь в воздухе, так и не долетая до адресата. Пожар в душе требовал немедленных действий, и плевать, какие последствия это может вызвать, но инстинкты упорно блокировали речевой аппарат.

— Юра! — нервно жестикулируя, Виссарион Иванович пытался вернуть внимание подчиненного. — Але, Юра, прием!

Неизвестно, сколько Юра так простоял, но когда подсознание отозвалось на триггер имени, функции тела стали приходить в норму.

— Да, я вас слышу, Виссарион Иванович, — смущенно ответил ученый.

— А вы, батенька, часом не больны? — голос Виссариона звучал крайне лукаво.

— Нет, просто задумался.

— Это хорошо, что задумались. Значит еще есть чем думать, а вам это скоро очень понадобится.

«Что это он имеет в виду?» — пронеслось в голове Юры предчувствие чего-то нехорошего.

Директор достал из кипы бумаг красную папку и протянул ее подчиненному.

— У нас на нижних уровнях пропала экспедиция, скорее всего живых не осталось, но у них было крайне дорогое экспериментальное оборудование. Я отдал запрос на боевую группу. Регламент требует обязательное наличие научного консультанта, думаю, вашей компетенции будет более чем достаточно.

Бегло просматривая страницы дела, Юра снова наткнулся на загадочную фамилию в звездной печати. Такого пристального внимания особистов к работе института он никак не ожидал. Вроде никакой секретности в их работе нет. По крайней мере, Юрий не был в это посвящен. Хотя…

Почуяв, что мозг опять уходит в иные миры, Юра вновь переключился на Виссариона, не дав мысли дойти до логического конца.

— Сбор завтра в 10 часов, у лифта, не опаздывать, — сурово отчеканил директор. — Все, можете быть свободны, или вы еще что-то хотели?

— У нас трубу прорвало, весь кабинет залило, — немного заикаясь доложил Юра.

— Твою мать! — Виссарион ударил кулаком по столу, волосы его встали дыбом, а изо рта вырвался клубок слюны и пара. — Я что, за каждый сортир буду отвечать?! Ты начальник отдела, вот и разбирайся!

Раньше Юра никогда лично не общался с Виссарионом Ивановичем и думал, что все преувеличивают вспыльчивость начальника. Но после этого визита инфернальный образ директора НИИ «Механики» прочно закрепился в уме ученого. После этого Юрию только и оставалось виновато попятиться назад, аккуратно прикрыв дверь.