Рекрут

Алексей Рудаков, 2021

Издательство «МедиаКнига» представляет книгу «Рекрут», вторую в новой серии «Возвращение пилота» – продолжении ставшего уже популярным цикла «Записки пилота» известного российского писателя-фантаста Алексея Рудакова. Получив в свое распоряжение крейсер Империи и секретную Базу, Сэм Люциус начинает подготовку к атаке на своего врага – Древнего. И первый шаг – поиск финансов для организации этого дорогостоящего мероприятия. Устроившись грузчиком на орбитальную Станцию, Сэм приступает к выполнению своего плана, но когда удача улыбается ему, то судьба снова переворачивает доску, смешивая все планы – начинается Вторая Жабья Война, в которой Сэму предстоит принять участие в роли пилота штурмовика авианосца «Длань Гнева». Читаем, лайкаем, активно комментируем! )

© ООО «МедиаКнига», 2021

Глава 1

Пробуждение бывает разным.

Кого-то будет дребезжание будильника, кого-то звук включившегося телевизора. Есть и такие счастливчики, сигналом к пробуждению которых служит прикосновение губ любимой женщины и запах свежезаваренного кофе. Других, подобных тоже хватает, будит пронзительный «Мяяяв» оголодавшего котика, или нетерпеливое поскуливание пса, торопящего хозяина на утреннюю прогулку.

Я же, увы мне, не относился ни к одному из вариантов, перечисленных выше. Браслет-коммуникатор, дешёвый пластиковый ремешок, стягивавший моё запястье, сжался ещё сильнее и завибрировал, будя меня за пять минут до сигнала общей побудки. Недовольно всхрапнув, дёргаю рукой, отключая его — до подъёма ещё целых пять минут, как раз достаточно, чтобы медленно, без спешки, прийти в себя и выбраться из-под одеяла точно, когда по бараку разнесётся зуммер общего будильника.

Но…чёрт… Как же не хочется.

Край жесткого шерстяного одеяла, внезапно оказывается таким мягким и уютным, что я, не имея сил противиться, натягиваю его на лицо, желая продлить мгновенья сна.

Нет.

Браслет на руке коротко дёргается и мне приходится откинуть край казённого одеяла в сторону — две минуты до сигнала. А раз две, то именно сейчас то самое время.

Какое?

Время выбираться наружу.

Зачем?

А затем, чтобы первому, пока мои соседи будут сонно копошиться в своих постелях, первому успеть в туалет. Всё же два десятка мужиков, не отягощённых культурой, но зато имеющих отягощённые кое-чем другим потроха, это ещё то испытание даже для меня, прошедшего жёсткую школу как военного училища, так и наёмной службы.

Да и начальничек наш, уважаемый господин Руллсон, первый суперкарго станции Эдмон, жуть как любит подгонять особо сонных своим любимым стеком. А это, доложу я вам, весьма и весьма болезненно — знает он, сволочь, куда и как бить.

Браслет дёргается в третий раз и я, рывком откинув одеяло, усаживаюсь на кровати.

Минута до сигнала. Самое время встать и не спеша, позёвывая, почёсываясь и загребая ногами, двинуться в сторону туалета. Ну а раз так — встаём.

* * *

Дребезжащий звон зуммера накатился на меня, когда я уже открывал заветную дверь.

Быстро юркнув внутрь, бросаю полотенце на раковину, занимая её и направляюсь в дальнюю часть комнаты, где в полу торчат дырки сортира. Да, здесь всё по-простому, без изысков. А чего вы хотите? Чтобы для грузчиков, маргиналов, дна человеческой породы и сортиры приличные делали?

Да. Именно так.

Я пребывал среди самого крайнего отребья, среди самого-самого дна человеческого сообщества этой реальности — среди станционных грузчиков, выполнявших свою работу взамен предоставляемого нам Станцией ночлега и трёхразового питания.

Это был тот самый край, ниже которого скатиться было просто невозможно. Даже отпетые уголовники — убийцы и насильники презрительно морщили носы, когда речь заходила о такелажниках, на чьих плечах, хочу заметить, держались все, ну почти все, грузоперевозки обитаемого космоса.

Несправедливо?

А что поделать — грубая физическая работа была здесь, впрочем, как и везде, не в почёте.

* * *

Из туалета я выбрался ровно в тот момент, когда основная масса моих товарищей, сопя и зевая со сна, двинулась мне навстречу.

— Люциус? — Стоявший подле двери господин Руллсон, взмахнул стеком, подгоняя особо неторопливых грузчиков: — Уже оправился? Похвально!

— Рад стараться, господин суперкарго! — Вытянувшись в струнку замираю перед ним.

— И перегаром не разит, — заключил он, перестав морщить нос: — Знаешь, что я тебе скажу? — Очередной взмах стека и недостаточно расторопный такелажник взвизгивает, заработав багровую полосу на ноге: — Я за тобой давно слежу…эээ… как там тебя… Сэм?

— Так точно, господин суперкарго. Сэм Люциус. Как вы и изволили сказать! — Моей выправке может позавидовать любой строевой сержант.

— Да не тянись ты, — стек перекочёвывает ему подмышку: — Вижу. Стараешься. Не злоупотребляешь. Это правильно. Старшим бригады пойдёшь?

— Я?! Но, господин Руллсон? Вакуш хорошо справляется со своими обязанностями!

— Что здесь хорошо, а что плохо, — стек, выпорхнув из-под руки, упирается мне в грудь: — Решать мне!

— Так точно, господин суперкарго!

— Ладно, иди, — кожаная петелька на кончике стека толкает меня в скулу: — Работай. И помни — я за тобой слежу!

* * *

Завтрак, несмотря на отсутствие каких-либо изысков, был вполне достоин. Всё же Станция, в лице своего руководства, понимала от кого зависит течение грузов и особо не скупилась на нашу еду. Простая каша, пара кусков хлеба, масло и кружка тёмного, горького пойла, именуемого здесь кофе — вполне достаточно чтобы дотянуть до обеда с супом, всё той же кашей и напитком, напоминавшим компот.

— Чего тебя Рулька строила? — Подсевший ко мне Ярис, мой напарник по ремню, вычищает свою тарелку куском хлеба.

— Предлагал бригадиром стать, — отвечаю чистую правду — врать смысла нет, всё одно новости здесь распространяются, обгоняя кварки света.

— О как! — Он косится на соседний столик, где Вакуш, наш нынешний бригадир, неторопливо и солидно допивает кофе: — И ты? Ну это? Согласился?

— А оно мне надо? — Отрицательно качаю головой: — Не, Ярис. Бригадир, это… Это… Не. Не моё. Ответственность. А я кто? Три класса образования и те не закончил.

— Зря. — Откинувшись на спинку, он закидывает руки за голову: — Впрягаться бы перестал, меня, — опустив руку, он хлопает меня по плечу: — К себе в замы.

— Подъём! — Завершивший завтрак Вакуш встаёт и народ, привычно ворча на его торопливость, начинает выбираться из-за столов.

— Сэм! Задержись. — Придерживает он меня за локоть и когда в столовой не остаётся никого, притягивает меня к себе: — Ну?

— Что ну, господин бригадир?! Невиноватый я! Они сами предложили!

— А ты?

— А что я, господин бригадир?! Я никак перед вами не могу! Отказался!

— Точно? — Вакуш раза в два крупнее меня и мой комбез начинает потрескивать, когда его лапы, вцепившиеся в ворот, отрывают меня от пола.

— Точно, господин, бригадир! — Вяло трепыхаюсь: — Зачем мне это? Я же никто, да и так, как вы, не умею. Командовать. — Последнее слово произношу уже едва касаясь начищенных до блеска плиток пола мысками ботинок.

— Смотри у меня, — его кулак замирает перед моим носом: — Если что — я с тобой цацкаться не буду — раз и тушку туда засуну, где её вовек не найдут. Усёк?!

— Ага, — облизав губы пячусь прочь, что вызывает у Вакуша торжествующую улыбку.

* * *

Фууухххх.

Бреду по коридору в сторону нашего закутка с ремнями, карабинами и всем тем прочим, что необходимо грузчикам для исполнения своих работ.

Чёрт.

Утро явно не задалось. Сначала Руллсон, со своим предложением, затем Вакуш — такими темпами можно и до вечера не дожить. Здесь, на грузовых уровнях, человеку пропасть легче лёгкого. Забытые технические колодцы, щели меж палуб, уровни, отведённые под кабельные трассы — любая Станция имеет десятки, если не сотни подобных местечек, не нанесённых на планы. Сунь туда труп — он и столетие пролежать сможет, прежде чем кто-то, забредший туда, наткнётся на мумифицированные останки, или скелет, дочиста объеденный крысами.

А как же воскрешение, спросите вы?

Воскрешение? Ха! Это — для чистой публики, не для таких отбросов как мы. У нас и денег-то нет на подобное, не говоря уже о том, что на верхние уровни, те самые, где размещены мед центры, нас, такелажников, никто просто не пустит — вот ещё! Там же чистая публика, к чему им настроение портить.

Так что — «Memento mori», всплывает в памяти пословица из моей прежней жизни. Угу — именно так — помни о смерти, благо здесь, на нижних уровнях процветающей Станции всё просто пропитано её жёстким запахом.

* * *

Но, как и каждая вещь, наша работа имела две стороны — и если про тёмную я уже сказал, то сейчас самое время упомянуть о её светлой части.

Да, Станция имела массу ходов, отсеков и коридоров, не нанесённых на планы, но хорошо известных нам — крысам человеческого сообщества. И, не буду скрывать, мы этим знанием пользовались. К нашему благу, разумеется.

За те пять месяцев, что я состоял в бригаде грузчиков, Вакуш, раза три поднимал нас среди ночи для приёма срочных грузов.

Ну а что такого? Бывает.

Срочный рейс, срочный груз — не будить же господина суперкарго из-за подобной мелочи? У него работа — ах, какая ответственная и важная, пусть выспится перед новым днём.

Мы уж сами. Как ни будь. Справимся.

И справлялись, расторопно выгружая из прибывших Аврор и иных небольших, но скоростных корабликов груз, упакованный в коробки и конты с серой, лишённой каких-либо маркировок, поверхностью.

И ещё как справлялись — перетаскивая их с посадочных палуб вглубь Станции, по отсутствующим на плане коридорам, да воздуховодам.

А что такого?

Таможенники, они ведь тоже люди, и тоже спать хотят — зачем таких важных господ беспокоить?

Ну а то, что после каждый из нас получил на карман по сотенке монет, так тут всё законно — переработка же. Тем более ночная. Кто ж задарма работать будет?

Не-не, господа хорошие, мы, может и совсем уж дно, но задаром пахать — это не к нам.

Что было в тех коробках я не интересовался — а оно мне надо? Меньше знаешь — ну, и далее по тексту.

В общем, эта сторона нашей работы, была куда как приятнее официальной части, позволяя нам разнообразить свой быт, как и кушаньями, отличными от казённого рациона, так и плотскими утехами, от которых я старался держаться подальше, в виду крайне маргинального вида особ, готовых осчастливить нас своими прелестями.

* * *

Впереди показалась площадка перед ангаром, и я прибавил шаг, спеша как можно быстрее влиться в толпу моих сослуживцев, нетерпеливо переминавшихся с ногу на ногу.

— Вижу, что все в сборе, — оторвался от планшета господин суперкарго, и, что было хорошим знаком, даже не отпустив в наш адрес привычного ругательства.

— Сегодня, господа такелажники, у нас весьма ответственное мероприятие, — планшет в его руке описал дугу, указывая на задраенные ворота ангара: — Загрузка инкассаторского транспорта!

Наша толпа одобрительно загудела и я, выдавил на лицо радостную улыбку, одновременно кляня своих вынужденных коллег за короткую память. За те пять месяцев, что я трудился грузчиком, это была уже четвёртая подобная загрузка и не надо было быть гением математики, чтобы рассчитать периодичность происходящего, чем я, собственно, и занимался, отмечая в голове даты подобных событий.

— Да, именно так! — Планшет в руке Руллсона описал очередную дугу: — Грузим и рабочий день окончен. Обед и отдых до утра.

Радостное ворчание усилилось и мне, дабы не выделяться на этом фоне, пришлось изобразить нечто похожее.

Да, должен признать, будь я грузчиком, тем самым, опустившимся на самое дно, я был бы, без каких-либо сомнений рад.

А как же!

Быстро закидываем конты, раскрепляем, и всё — можно вернуться в отсек-барак.

Чем не радость?

А сделаем быстро, да чётко — глядишь и господин суперкарго расщедрится. На бутылочку чего-либо горячительного. Вполне может — прошлые разы-то — проставлялся!

Весело переругиваясь втягиваемся в ангар, проходя сквозь рамку металл-детектора. Он молчит — ни у кого из нас нет и грамма металла, чтобы нарушить его сон. Стоящий на страже полицейский мерно кивает головой, подсчитывая нас. После, когда мы все пройдём, он сверит свои данные с цифрой, переданной ему суперкарго, и только тогда, когда они совпадут, даст добро начать работы.

Ну а после, когда мы, отработав положенное, пойдём назад, всё повторится.

Стандартная процедура, рутинная как сама вселенная — а ну как кто-то решит сбежать?

Ага. В трюме. Зайцем.

Бред.

Можно подумать, что там, вне Станции, нас ждут райские кущи, полные красоток. Нет, такелажник, некуда тебе бежать, да и незачем — всё одно кроме как грузчиком тебе не устроиться. Так что — тащи свою лямку, да благодари руководство за койку и жратву.

* * *

В ангаре нас уже ждут конты, определённые под загрузку.

Их не сильно много — десятка полтора, но их внешний вид заставляет моё сердце учащённо забиться. Золотые, с боками, расчерченные косыми зелёными полосами, они под завязку забиты наличностью, которую банк отправитель перебрасывает своему отдалённому филиалу, разместившемуся в каком-то отсталом мирке, где электронные платежи не смогли вытеснить старые добрые хрустящие банкноты. В каждом из контейнеров не менее десяти миллионов — ничтожная сумма для галактического банка, и совершенно запредельная для любого человека, зарабатывающего себе на хлеб честным трудом. Что уж говорить о нас, радующихся лишней сотне кредитов.

Сглатываю, теребя ворот комбеза и Ярис, напарник, хохочет, хлопая меня по спине:

— Что, Сэм? Лакомый кусочек, да?

— Не для нас, — мотаю головой, отводя глаза в сторону: — Хотя да, ух, я бы замутил с такими деньжищами! — При этом я почти не вру. Как там говорили наши предки? Мене, текел, фарес? Исчислено, взвешено и поделено? Да, именно так. Бросаю быстрый взгляд на конты — стойте смирно, дорогие мои, ваше содержимое ждёт именно эта участь.

* * *

Но, хватит раздумий — начальник, уважаемый господин Руллсон, всем своим видом являет крайнюю степень нетерпения.

Ещё бы! Ему очень хочется заслужить похвалу господина старшего инкассатора, который прибудет на транспорте банка-отправителя.

Прошлые два раза, заблаговременно расставив конты в погрузочном порядке, что позволило закинуть их в трюм со значительным опережением нормативов, наш суперкарго был отмечен милостивой улыбкой и благодарственным кивком. Нам-то, такелажникам, на это пофиг — ну морду не набили — и на том спасибо, а вот для начальничка нашего подобные моменты были крайне важны. Кто знает, вдруг господин старший инкассатор, в очередной раз получив отменно оказанную услугу, нет, да и упомянет господина Руллсона там, На Центральной Планете Кантона? Как специалиста, на которого можно положиться? И вдруг слова его да упадут на благодатную почву — верные люди всегда же в цене?

И тогда…

То, что наш начальничек уже видел себя в кресле Грузового Директора Кантона, управлявшего течением грузов с пары десятков планет, было видно невооружённым взглядом.

Все эти мысли настолько открыто проступали на его лице, что мне приходилось сдерживать себя — соблазн подойти, и положа руку ему на плечо, рассказать о близком крахе его надежд, был велик. Весьма, замечу велик, особенно принимая во внимание мой план, ради которого мне пришлось завербоваться на эту работу.

Но — всему своё время.

* * *

— Шевелитесь! — взмах планшета выдаёт охватившую нашего суперкарго нервозность: — Вы! Бездельники! Вам выпал редкий шанс — прикоснуться к ТАКИМ деньгам! К которым вам, отбросам, не приблизиться никогда. Шевелитесь! Инкассаторы уже в системе и лично мне неприятности не нужны!

В этом он прав — команды этих кораблей, выкрашенных в ту же гамму, что и ожидавшие их конты, особой мягкостью характеров не отличались. Бывали случаи — не знаю, страшилки то были, или правда, но ходили упорные слухи, про то, как где-то, на некой Станции, такие вот бравые парни поставили к стенке всю бригаду.

За что?

Да за нерасторопность и медлительность, проявленные не то при разгрузке, не то при загрузке контов с баблом.

Было так, или нет — не знаю, но вполне верю, в то, что подобное могло произойти. Уж больно круты были те, кому власть доверяла столь близкое общение с самым важным из своих рычагов — с деньгами.

* * *

Мы с Ярисом стоим у второго в очереди конта. Процедура проста — пропустить передний ремень сквозь проушины, пропустить, таким же образом, задний, затянуть оба стопорными замками, да активировать грав-компенсаторы — иначе эту махину нам с места не сдвинуть. Это мелкие коробки, да небольшие конты мы руками таскаем, а вот всё подобное — конкретно большое, только так — с компенсаторами. Каждый раз, когда эти небольшие коробочки оказываются у меня в руках я не могу сдержать завистливого вздоха — как бы раньше знать! Да с такими игрушками я б, ту Гусеницу, тот разбитый транспорт с рудой, выпотрошил бы моментом. И не сказать, что коробочки эти — секретны. Нет, лежат себе в свободной продаже. Вот только продают их заведения, ориентированные на погрузо-разгрузочные работы, ну а я, в прошлом, туда и близко не подходил — незачем было.

* * *

Опутываем первый конт ремнями, готовясь активировать компенсаторы, как прибудет Банковский транспорт. Мой комм — дешёвая модель — пластиковый ремешок на запястье, вздрагивает подавая сигнал. Наклоняюсь над его боком и отскакиваю назад, хватаясь ладонями за лицо.

— Господин Руллсон, господин Руллсон, — начинаю частить, напустив на лицо озабоченное выражение: — Вот, посмотрите! — Тру бок конта ладонью, словно стирая грязь: — Да как же это, а? Господин Руллсон? Это не мы! Честно! Не наша смена! Мы и…

— Да отойди ты! — отталкивает он меня в сторону, наклоняясь над золотым боком: — Не видно же ни…

Хоп!

Выскочившая из рукава заточка упирается ему в горло и он, как был — в согнутой позе, замирает.

Откуда заточка?

Ха!

Да из рукава, откуда же ещё.

А детектор? Ну те, воротца на входе?

Так она — пластиковая.

Просто кусок сверхпрочного пластика, аккуратно заточенного с одного конца и обмотанного тряпками с другого. У нас всех, у грузчиков, такие есть.

Зачем? Ну мало ли, что отрезать понадобится? Канат там укоротить по месту, или чальный ремень подрезать. И вот, когда понадобится, тогда что? За инструментом бежать? Под нетерпеливые крики пилота и ругань начальничка?

А оно нам надо? Ругань в свою сторону слышать? За это и под ребро получить можно. Угу. Именно вот такой заточкой.

Вот. А так — завсегда под рукой. Вот прям как сейчас.

Слегка нажимаю на его горло, и почтенный господин Руллсон медленно выпрямляется, расставляя руки в стороны.

— Сэм?! Ты чё?! — выскочивший из-за конта Ярис замирает, не зная, что и делать.

— Ты что? Перепил? Горячка? — Начинает бледнеть он: — Так вчера ж, все, по маленькой принимали? И не более, чем…

— Отойди. Не мельтеши. — Киваю ему и нажав ножом на горло господина суперкарго, заставляю его отойти в сторону от конта: — И вы все! — Обращаюсь к бригаде, бросившей работу и замершей вокруг нас: — Всем — к стене! К той — дальней!

— Сэм? — К суперкарго возвращается голос, правда вот звучит он сдавленно. Ну а как иначе ему звучать, когда моё лезвие щекочет кожу: — Ты что творишь? Ну убьёшь меня — и что с того? Я же реснусь. А вот тебя, Сэм, ждут…

— Убивать? — Перебиваю его и перехватываю нож так, что лезвие ложится ему на шею там, где под тонкой кожей бьётся ярёмная вена: — Убивать и не собираюсь. Я тебе связки вырежу. Голосовые, — делаю пояснение, понимая, что ответить ему, по вполне уважительной причине, сложно. Только шевельнись — заточенная полоса пластика мигом распорет плот, высвобождая фонтан крови.

— А затем, — продолжаю, облизнувшись: — Язык. Он, если ты не знал, у людей, длинный. Тебя, господин Руллсон, конечно вылечат. Но, — подмигиваю ему: — В соответствии со страховкой. А она у тебя — ай-ай-ай, эконом-два класса.

Его глаза расширяются от удивления, и я киваю, спеша разрешить эту загадку.

— Откуда я знаю? Я, уважаемый суперкарго, про вас знаю всё. И про мечту твою — вырваться отсюда и про любовницу из бухгалтерии. Угу, про Марту, про неё самую. И про то, сколько ты на чёрный день отложил. Но это всё лирика. Я про страховку говорил. Так вот, Руллсон — зря. Зря ты на ней экономил. Тебе, по ней, только шкурку заштопают — и не более. А вот язык новый, или там связки — не. И как ты нас материть будешь?

Вижу — проникся. Побледнел так, что скатерти в ресторане класса ААА+ обзавидуются.

Но и перегибать мне не стоит — а ну как вырубится? А мне он в сознании нужен.

— Но ты не бойся, — снижаю напряжение в голосе: — Будешь хорошим мальчиком — останешься целым. И при связках и всём прочим. Я ж не зверь и не маньяк какой, — в последнее он не верит, это хорошо видно по выпученным глазам, но мне пофиг на его мнение: — Ты вот что, — продолжаю, шагнув ему за спину и прижав лезвие остриём к его шее: — Планшетик свой возьми, так чтобы я его видел… вот умничка, — планшет оказывается перед нами: — Да ворота номер четыре открой.

* * *

Надо заметить, что ангар, определённый под место передачи груза инкассаторам, имел несколько выходов. Так было заведено ещё с тех времён, когда здесь, в Системе Бимпа, денежные потоки текли в полную силу. Тогда, во времена Империи, сюда одновременно могли прибыть сразу несколько полосатых бортов, спеша освободить свои трюмы от банкнот, приняв взамен, слитки, кристаллы, или меха — в общем всё то, чем местное население могло уплатить Имперские сборы, получив взамен наличность. И не раз в четыре недели, а почти ежедневно — богатевшее население исправно отстёгивало невысокий процент, видя заботу Императора.

Про то, как иссяк этот ручеёк сейчас — говорить не буду, уверен, что картина всем, и без того более чем ясна.

Но хоть денежные потоки и уменьшились, инкассаторы, храня верность традициям, продолжали прибывать именно к этому ангару, не желая его менять на любые иные, пусть даже и более удобно расположенные палубы.

* * *

— Давай-давай, — я чуть прижал ножом его шею: — Четвёртые ворота открывай.

— Там…же лайба залётная, — попробовал протестовать суперкарго, в голове которого начала складываться картина происходящего: — Она же в ремонте… — лезвие ножа чуть сместилось, рассекая кожу, отчего он тут же взвизгнул. Больше, конечно, от страха — убивать я никого не собирался — зачем мне трупы. Но и такой малости — в виде струйки крови, побежавшей вниз по шее, было более чем достаточно.

Больше понуканий не потребовалось — короткий бег дрожащих пальцев по экрану — своё дело Руллсон знал отлично, и нужные мне ворота принялись раздвигаться, унося в стены половинки жирно и ярко нарисованной цифры.

Этого момента ждал не только я — стоило створкам разойтись на расстояние, позволявшее проскочить человеку, как оттуда, из темноты четвёртого ангара, выскочил почти десяток человек. Сжимая в руках короткие карабины с примкнутыми штыками — увидев их блеск, я невольно поморщился — Олин, командир моих абордажников был падок на зрелищные приёмы, бойцы, быстро распределились по помещению, контролируя всех присутствовавших.

Впрочем, в последнем не было никакой необходимости — почтенный Руллсон и без того был недвижим аки древняя статуя, ну а что до грузчиков, так те, стоило только стволам и штыкам нацелиться на них, поспешно вжались спинами в стенку ангара задрав руки над головой.

— Капитан, — Олин, подбежавший ко мне, чётко козыряет: — Мы контролируем ангар. Ваш крейсер у входных ворот Системы. На нём сыграли Боевую Тревогу — все посты наготове. Какие будут приказания?

— Действуем по плану, — киваю ему, одновременно убирая заточку и стараясь сдержать усмешку при виде вытянувшегося лица суперкарго, к горлу которого сейчас приставлены сразу два штыка.

— Я уверен, что эти милые господа, — показываю на монтажников у стены: — Не откажут нам в демонстрации своих навыков. А, господа? — Взмахом руки подзываю к себе Яриса: — Ну что, старина, покажешь класс?

— Эээ…

— Чего завис? — Пытаюсь дружески пихнуть его в плечо, но мой напарник, вот всего несколько минут назад, общавшейся со мной весьма вольно, пятится назад, по рыбьи разевая рот.

Так. Отлично.

Можно подумать, что я, стоило одному человеку объявить меня капитаном и упомянуть о крейсере, готовом испепелить здесь всё, так я сразу изменился, став раза в три выше и шире в плечах. Ага. И с молниями из глаз.

— Вакуш, — поняв, что от напарника толку мало, подзываю к себе бригадира. Он, в отличии от Яриса, держится более уверенно.

— Ставлю задачу, — помня о его военном прошлом, перехожу на понятный ему язык: — Конты — в транспорт. Транспорт — в четвёртом ангаре. Исполнять!

— Так это… Ваше… — Мнётся он на месте: — Так они ж для инкассаторов?! А вы, со всем уважением, — он косится на штык, возникший напротив груди: — Вы же разве инкассатор? Нешто можно так? Чужое?

Угу. Понятно.

Отступаю на пару шагов.

— Такелажники! Вы, те, с кем я ещё вчера делил кусок хлеба и глоток воды! К вам обращаюсь я — капитан крейсера Империи! И я, согласно Своду Уложений Империи, параграфу семь, подпункту три А и В, провожу экспроприацию данных средств. Заверяю — своим словом, что средства будут потрачены на благо человечества и Империи!

Делаю паузу, оглядывая полные растерянности лица. Ну да, мои бывшие товарищи явно потеряны в этом потоке малознакомых слов. В отличии от господина суперкарго, внимательно и жадно ловящего каждое слово.

Может его прирезать? Проскакивает в голове короткая и холодная мысль. Вывезти, и в системе, где нет ресалки, кончить. Он ведь молчать не будет, ясно видно, что он готовится самым детальным образом передать мои слова — как следакам, так и журналистам, которые примчатся сюда, получив известие о произошедшем.

А как же?

Ограбление! Да какое — открыто совершенное офицером флота Империи! При множестве свидетелей!

Хм…

А может их всех? В смысле вывезти и за борт? Эта загадка вполне на тайну века потянет. Как же почти десяток контов с баблом, плюс бригада грузчиков вместе с суперкарго! И ведь не сбежали с деньгами — ДНК-то ни где не проявится?

Ух…

Дух захватывает от обилия гипотез, которые местные эксперты насосут из своих пальцев.

Вот только начинать свой путь с крови как-то не хочется. Даже с крови таких отбросов. Это люди, и не след мне своих подданных, пусть и будущих, так легко жизни решать. Мне власть на штыках гвардии не нужна. Нет.

— Бригадир! Приказываю! К загрузке приступить!

От этих слов Вакуш дёргается и, в следующий момент ангар наполняется привычным уху грузчика матерком. Не стесняя себя в выражениях он, подгоняет команду — надо отметить, что со стороны работа моих бывших товарищей производит более чем благоприятное впечатление — действуя слаженно, как части единого механизма, они быстро, без излишней спешки и суеты, затаскивают конты в трюм транспорта, реквизированного Самиком для этой операции.

* * *

Позже я узнаю, что хозяин этого корабля, в накладе не остался — сев играть в карты с Мозусом и слив ему корабль, капитан банально напьётся до отключки, придя в себя, только когда транспорт, выполнив нужную нам работу, останется висеть в пустоте. Да, приятно иметь в команде профи, чьи интересы простирается несколько дальше прямых обязанностей.

Ага, таких как Мозус, зарабатывавший на жизнь карточными фокусами и как доктор, легко смешавший снотворное, напрочь стёршее из памяти неудачливого игрока все воспоминания о событиях последних дней.

Да, незадачливого капитана, ждало полное отсутствие воспоминаний и неприятное будущее в виде свидания со спецслужбами, весьма заинтересованными в его версии произошедшего — скрывать бортовой номер корабля мы и не пытались, официально, с полной идентификацией, осуществив посадку в ангар номер четыре.

* * *

Процесс погрузки особо описывать не буду — кому интересна эта рутина. Всё прошло штатно, и наш транспорт, запросив добро у диспетчеров, покинул Станцию, строго соблюдая все положенные моменту требования. Но как бы мы не стремились завершить операцию тихо, не привлекая прежде времени чьё-либо внимание, судьбе было угодно влить в нашу бочку мёда здоровенный половник дёгтя, едва не приведший к нулю всё мероприятие.

Виновником был инкассатор, с которым мы столкнулись нос к носу, едва отвалив от посадочной платформы. Впрочем, с точки зрения экипажа полосатого транспорта, виновниками были именно мы, осмелившиеся нагло оказаться у них на пути.

То, что мы, как покидающие Станцию, имеем приоритет, инкассаторов не интересует, о чём они немедленно сообщают нам, ведя передачу на открытой волне.

— На лайбе! — Экран видеосвязи остаётся чёрным, подчёркивая презрение банковского служащего к нашим персонам: — Куда прёшь?! В сторону, шваль ржавая!

— Какой он грубый, — Самик, пересевший за рычаги транспорта с борта крейсера, морщится, неодобрительно качая головой: — Мы же по всем правилам идём. Откуда их только набирают.

— Тихо, Самик, тихо, — кладу руку ему на плечо: — Не с нашим грузом шум поднимать. Дай мне микрофон.

Пробурчав нечто неразборчивое, но несомненно неодобрительное, он вытягивает из гнезда шнур с дырчатым шариком на конце.

— Говорит транспорт… — Запинаюсь, не зная названия корабля, но секундой спустя продолжаю, наплевав на такие мелочи: — Простите, великодушные господа. Мы немедленно уберёмся с вашего пути, путь это и приведёт к нарушению правил маневрирова…

— Прочь пошёл! — Рычит мне остающийся невидимым инкассатор и я вижу, как начинает багроветь шея моего пилота, не терпящего подобное отношение.

— Правила для таких лузеров как ты, — тоном, полным пренебрежения, роняет полосатик, а наш борт, повинуясь движению рук Самика, начинает отворачивать в сторону, послушно освобождая посадочную платформу.

— Так бы и сразу, — видя наши манёвры продолжает он и тут Самик срывается — наш транспорт, вместо того, чтобы тихонько ползти прочь, выбрасывает из дюз длинные языки пламени, мгновенно заключающие полосатый корпус в свои объятья. Огненный плен длится считанные секунды — совершенно безвредные для корпуса корабля и весьма неприятные для психики того, кто окажется внутри подобного кокона.

Наш кораблик срывается с места и мне, чтобы удержаться на ногах, приходится хвататься за спинку пилотского кресла. Вслед, из динамиков, несётся многоголосый вопль, но он адресован не нам — бравые инкассаторы, оказавшиеся внутри бушующего пламени, визжат от страха.

Успокаиваются они только когда пламя исчезает. Короткая пауза и эфир наполняется угрозами, обещаниями всевозможных кар и всем прочим, что можно назвать сотрясением воздуха, окажись таковой за бортом. Поток ругани пресекает механический голос бортового оповещателя, который, исполняя свой долг разносит по окрестностям информацию о крайней загазованности помещения и необходимости включить усиленную вентиляцию.

— Обосрались, — слышится чей-то голос и это короткое слово рождает лавину смеха, в которой тонут гневные окрики обделавшегося экипажа.

— Ну, Самик! — Грожу ему кулаком: — Ну вот какого чёрта?! Не мог просто отойти?

— Прости, — уйдя в прыжок, который должен окончиться у Врат, он разворачивает своё кресло ко мне: — Не мог поступить иначе. Таких… — он на миг смолкает, а после машет рукой: — Учить таких надо. И вообще, — его рука вытягивается, указывая на дверь рубки: — Посторонних прошу покинуть рубку.

— Самик!

— Идите, командир, идите, — поднявшийся со своего места Олин, принимается выталкивать меня прочь: — Вам и переодеться надо, и, — поморщившись, он зажимает нос: — Душ принять не помешает.

— Так! — Растопырив руки, упираюсь в проём двери: — Это что? Неуважение к своему командиру? Вам что — делать больше нечего, чем меня нюхать?

— Конечно есть! Этим мы и займёмся, командир! — Ловко сбив мои руки, он выталкивает меня в коридор.

— Эй, Олин! Я не это сказать хотел! — Замолкаю, видя перед собой металл рубочной двери:

— Ладно, сочтёмся, — киваю на дверь: — Вот на базу прибудем, там я вам устрою.

Одна из дверей, ведущих в каюты экипажа транспорта, приоткрыта и я, толкнув створку, захожу внутрь.

А тут меня ждёт сюрприз. На стене, прямо напротив входа, висит на плечиках тщательно отглаженная форма капитана крейсера. Моего крейсера — «Ласкового Дождя», сейчас ждущего нас по ту сторону врат. Делаю шаг вперёд и… И едва не падаю, споткнувшись о пластиковый таз, на дне которого обнаруживаю мочалку и кусок мыла.

Что ж. Намёк ясен более чем. Сбрасываю на пол пропотевший комбез и направляюсь в крошечную ванную комнату, спеша привести себя в порядок прежде чем наша скорлупка состыкуется с крейсером.