Все грехи мира. Книга 1

Алексей Ракитин

В начале XX столетия в восточных штатах США прокатилась волна немотивированных жестоких убийств. Неизвестный преступник в ночное время проникал в дома и, используя топор, убивал всех жильцов. Сейчас эти преступления связываются с серийным убийцей, оставшимся неразоблаченным. Автор предпринимает попытку проанализировать схожие преступления и на основе современных криминологических представлений понять, совершались ли они действительно одним человеком, и если да, то что им двигало.

Часть I. Ранние убийства

17 ноября 1900 г.

Имеется некоторая неопределенность в том, с чего именно началась эта история. Первым эпизодом обычно считают события в исчезнувшем ныне городке Трентон-Корнерс (Trenton Corners) на территории округа Мерсер (Mercer county) в штате Нью-Джерси, последовавшие в ноябре 1900 года. Хотя существуют определенные сомнения в справедливости трактовки случившегося там — и в своём месте об этом будет сказано подробнее — будем придерживаться канонической трактовки событий, т.е. такой, каковая получила распространение среди современных американских конспирологов.

Начать надо с того, что вечером 17 ноября 1900 г., в субботу, на окраине Трентон-Корнерс загорелся дом, в котором проживала семья музыканта Джорджа Ван Лью (George Van Lieu). Хотя Нью-Джерси является северным по американским меркам штатом и на пороге XX столетия его население можно было без оговорок считать белым, Трентон-Корнерс являлся своего рода анклавом чернокожих. Город располагался в 11 км к северу от крупного города Трентона, столицы штата. Ныне на территории бывшего Трентон-Корнерс находится аэропорт. Район пронзали многочисленные железно-дорожные магистрали, ныне также исчезнувшие. На удалении менее сотни метров от дома Джорджа Ван Лью пересекались две железных дороги. Остаётся добавить, что сам дом стоял на обочине довольно оживленного шоссе, связывавшего Трентон-Корнерс с Трентоном. Помимо транспортных магистралей, следует упомянуть ещё один объект, расположенный неподалёку — речь идёт о психбольнице штата, находившейся от дома Ван Лью на удалении чуть более 500 м.

Огонь был замечен соседями примерно в 22:45. Люди сбежались на пожар со всех сторон, кто-то даже попытался спасать имущество, благодаря чему из огня были вынесены письменный стол и керосиновая лампа. Проживавших в доме Джорджа, его супругу Мэри и их 2-летнего сына Вилли никто в горящем доме не заметил. Кто-то припомнил, что Джордж по субботам ездит в Трентон, где играет в составе оркестра в общественном парке, иногда он берёт в свои поездки жену и сына. Эта информация успокоила соседей, решивших, что с семьёй всё в порядке.

Пока толпа людей разгребала остов сгоревшего строения и заливала угли, появился Джордж Ван Лью. Произошло это около часа по полуночи, т.е. уже 18 ноября. Увидев сгоревший дом, потрясенный музыкант спросил, где Мэри и Вилли?… Тут-то всем стало ясно, что мама и сын в Трентон в тот день не ездили.

К утру на пепелище появился шериф с группой помощников. В свете восходящего Солнца начались тревожные открытия. Сначала шериф обратил внимание на примятую траву и следы ног через поле, тянувшиеся прочь от дома Ван Лью на протяжении примерно 300 метров. Кто-то явно не хотел идти по дороге и ушёл путём, гарантировавшим сохранение анонимности. Точнее, убежал — простейшие прикидки длины шага показали, что двигавшийся через поле бежал. Окружной шериф Этчли развёл в ведре строительный алебастр и лично залил быстротвердеющим раствором несколько наиболее отчётливых отпечатков обуви в мягком грунте.

Затем, когда стало совсем светло, люди шерифа обратили внимание на деревянную рукоять ручного насоса, установленного на колодце во дворе сгоревшего дома. На рукояти были хорошо различимы отпечатки окровавленных рук. Это было тревожное открытие, но всё же оставалась надежда, что следы не связаны с криминалом и оставлены кем-то из числа тушивших пожар. Мало ли как бывает — человек впотьмах за доску схватился с торчащим гвоздём, или руку о кусок стекла порезал…

Надежды эти продержались недолго. Не прошло и пары часов, как в подполе, под обгоревшими досками были найдены поврежденные огнём, но хорошо узнаваемые трупы Мэри Ван Лью (Mary Van Lieu) и 2-летнего Вилли (Willie). Тела были изуродованы ударами топора. Какие именно травмы были причинены, где они локализовались и каким именно образом наносились — обухом или лезвием — сказать сейчас невозможно ввиду особенностей процедур тогдашнего американского правосудия. На территории округа Мерсер (Mercer county) судебно-медицинская служба в нынешнем понимании отсутствовала, коронер подробностей осмотра трупов не сообщал не только журналистам, но и в суде. Таковые подробности в традиции тех лет считались избыточными. Люди убиты ударами топора — этого было достаточно!

Орудие преступления находилось подле тел убитых. Преступник, по-видимому, сбросил тела убитых им женщины и ребёнка под пол, туда же закинул и топор, затем вышел во двор, смыл кровь с лица и рук водою из ручного насоса, оставив при этом отпечатки кровавых ладоней на его рукояти, после этого поджёг дом и пустился бегом через поле.

Подобная реконструкция выглядела довольно реалистичной. Дело оставалось за малым — установить личность изувера.

Следствие быстро сосредоточилось на подозреваемом, имя которого было произнесено уже на первом допросе. Джордж Ван Лью, лишившийся в один вечер семьи, сообщил шерифу, что на своём пути в Трентон встретил местного бродягу Роберта Хенсена (Robert Hensen), хорошо известного местным жителям⁴. Роберт, здоровый, энергичный, вечно пьяный негр, имел в окрестностях Трентон-Корнерс большое количество друзей, у которых оставлял на хранение свои пожитки. Он перебивался случайными заработками, получал какие-то вещи и мелкие деньги в местных церквях, а кроме того промышлял ловлей небольших животных и птиц с помощью силков (ондатр, енотов, крыс, голубей и т.п.). Тем и жил…

По словам Ван Лью 6 ноября Хенсен явился в его дом с тушкой кролика и попросил разрешить ему оставить свою одежду. В качестве уплаты за эту услугу он отдал кролика. Просьба Роберта вызвала раздражение Мэри Ван Лью, которая заявила Хенсену, что тот должен прекратить свои визиты. Кроме того, она была уверена, что кролик украден, а не пойман в силок, и оставляя его в качестве благодарности за услугу, Хенсен компрометирует их семью. Джордж Ван Лью погасил разгоравшийся скандал, но осадок от произошедшего остался неприятный.

Итак, во время допроса 18 ноября Джордж сообщил, что накануне около 15 часов он на своём пути в Трентон повстречал Хенсена. Последний двигался в противоположном направлении, т.е. шёл в Трентон-Корнерс. У Джорджа сложилось впечатление, будто Хенсен имел намерение зайти к нему домой за своей одеждой, хотя прямо тот об этом не сказал.

Данного сообщения оказалось достаточно, чтобы у местных правоохранителей паззл полностью сложился. В самом деле, Хенсену известно, что хозяин дома находится в Трентоне, в его отсутствие он является в дом Ван Лью, благо у него имеется для этого предлог, скандал возобновляется и злонравный негр пускает в дело топор!

Преступления, о которых пойдёт речь в этой книге, разбросаны по территориям восточных штатов США. Чтобы лучше разобраться в их локализации, если таковая существует, имеет смысл воспользоваться картой восточной части страны. Цифра «1» показывает место убийства членов семьи Ван Лью вечером 17 ноября 1900 г.

Эпитет злонравный был употреблён автором вовсе не для красного словца, Боб Хенсен, судя по всему, действительно являлся мужчиной злобным и плохо себя контролировавшим. За 15 лет — в период с 1885 года по 1900 год — он был судим 6 раз, причём трижды — за преступления, связанные с насилием. Хенсен промышлял воровством, но если его на этом ловили, то он без колебаний пускал в ход кулаки. Один раз его подозревали в убийстве белой проститутки, но в конечном итоге подозрения с Хенсена оказались сняты, поскольку удалось разоблачить настоящего убийцу. Это произошло в 1888 году, за 12 лет до описываемых событий. Хотя Хенсен никого не убивал, тем не менее, было известно, что телесные повреждения он причинял в том числе и женщинам, то есть заведомо слабейшему противнику. С точки зрения современных представлений, Боб безусловно являлся рецидивистом, причём рецидивистом, склонным к совершению насильственных преступлений.

На Боба Хенсена немедленно была объявлена охота и не прошло и суток, как его взяли под стражу. Произошло это во второй половине 19 ноября. Подозреваемый находился в доме некоей Энн Смит в районе Трентон-Джанкшен, на удалении более 15 км от сгоревшего дома.

Рассказ Роберта о его времяпрепровождении звучал довольно странно. Арестованный утверждал, будто пил спиртное с самого утра 17 ноября и потому не полностью помнит события того дня. В это можно было поверить… Роберт подтвердил свою встречу с Джорджем Ван Лью, но заверил, что ничего не говорил тому о визите к его жене и такого намерения не имел вовсе. Ладно, этому тоже можно было поверить… Но, может быть, подозреваемый сообщит нечто, что могло бы доказать его alibi? Хенсен подумал и сказал, что в течение дня ходил по местным питейным заведениям, напился и в конце концов лёг спать под мостом. Сон под мостом в штате Нью-Джерси во второй половине ноября — это нечто из разряда экстремального отдыха. Разумеется, Нью-Джерси — не Сибирь и не Урал, но +7° по Цельсию бодрят изрядно даже пьяных. Уснуть, конечно, можно, но проспать сурком несколько часов — такое утверждение звучало как-то не очень достоверно!

Может быть, Роберт Хенсен помнил ещё что-то из событий того вечера? Подозреваемый кивнул и сказал, что его разбудил грохот телеги, проехавшей по мосту, и голоса людей. Он вышел из-под моста и отправился бесцельно бродить по окрестностям. До него доносился звук игры на скрипке, ещё он слышал лай собак. Затем он отправился к Энн Смит, у которой оставлял ранее одежду и периодически ночевал. Там его встретил некий Джон Скиллман — и эта деталь была очень важна, поскольку Скиллман оказался первым свидетелем, способным дать следствию привязку ко времени, независимую от слов Хенсена. Последний утверждал, будто повстречался со Скиллманом около 21 часа. Если это действительно было так, то Хенсен фактически получал alibi, ведь убийство Ван Лью и последующий пожар должны были произойти около 22:00 — 22:30 (в 22:45 огонь уже видели соседи).

Однако Скиллман не подтвердил сказанное Робертом Хенсеном! По словам свидетеля, последний пришёл около полуночи, т.е. для того, чтобы преодолеть расстояние от места преступления до дома Энн Смит он располагал приблизительно 1,5 часами. Напомним, речь шла о 15—16 км. Мог ли здоровый мужчина пробежать такое расстояние по пересеченной местности? Ответ не очевиден, но окружной прокурор посчитал, что преодолеть такое расстояние за указанное время подозреваемый мог.

Помимо отсутствия alibi и странного рассказа про сон под мостом, обнаружились и иные подозрительные детали. Одежда Хенсена оказалась перепачкана кровью, что не должно удивлять, учитывая очевидные проблемы с гигиеной и чистоплотностью, присущие образу жизни бродяги. Но главная неприятность для Хенсена заключалась не только и не столько в том, что на его одежде оказалась кровь, а в том, что подозреваемый весьма неловко объяснил её происхождение. Вместо того, чтобы сказать, что ему неизвестно происхождение крови, либо дать одно-единственное объяснение и на том успокоиться, Хенсен несколько раз принимался объяснять присутствие кровавых пятен и каждый раз это делал по-новому. В общей сложности он дал 4 различных объяснения, что, согласитесь, выглядит очевидным перебором!

Подозреваемому реально было лучше жевать, чем говорить!

Надо ли удивляться тому, что после первого допроса Хенсену заявили, что у него нет alibi и он останется под стражей.

А далее произошёл инцидент, предопределивший, по-видимому, судьбу подозреваемого. Прокурор округа посчитал необходимым собрать Большое жюри. В англо-американской юридической системе так именуется особое судебное заседание, на котором обсуждается вопрос о достаточности обвинительного материала против подозреваемого. Большое жюри не решает вопрос виновности, а лишь обсуждает т.н. «тело доказательств» — совокупность прямых и косвенных улик, которыми может оперировать обвинение. Перед заседанием Большого жюри шериф Сэмюэл Титус Этчли (Samuel Titus Atchley) привёл членов жюри в тюрьму и продемонстрировал чистую отремонтированную камеру, в которой содержался арестант. Шериф хотел всем доказать, что чернокожий преступник находится в достойных условиях и не подвергается никаким притеснениям. Один из членов жюри через решётку обратился к Хенсену с каким-то безобидным вопросом, который, однако, почему-то показался арестанту оскорбительным. Хенсен взорвался яростной бранью и попытался дотянуться до обратившегося к нему рукой через прутья решётки. Последний, разумеется, отпрянул, а Хенсен, увидев, что обидчик ускользнул, в ярости схватил с тумбочки томик «Библии» и запустил им в членов жюри.

Эта неконтролируемая вспышка ярости произвела на всех присутствовавших тягостное впечатление.

Шериф округа Мерсер Сэмюэл Этчли: фотокарточка и карикатура из газеты. Родившийся в июне 1862 г. будущий шериф принадлежал к известной семье, чья родословная прослеживалась по меньшей мере на 5 предыдущих поколений. Сэмюэл состоялся как предприниматель — он вёл торговлю углём и искусственным льдом, заседал в суде, работал в парламенте штата, где занимался вопросами финансирования с снабжения национальной гвардии, был избран окружным шерифом с большим отрывом от конкурентов в 1899 году. Этчли прожил долгую и в целом успешную жизнь, умер он в 1936 г. Расследование убийства в Трентон Корнерс сделало его широко известным за пределами штата.

Хенсен показал себя человеком, неспособным управлять эмоциями и притом совершенно неадекватным. Особенно шокирующе выглядело использование томика «Библии» в качестве метательного оружия. Мы можем не сомневаться в том, что члены Большого жюри являлись людьми консервативных взглядов и столь неуважительное отношение к священной книге не могло не настроить их резко враждебно в отношении обвиняемого.

Будет неправильно сказать, что чернокожему арестанту не была предоставлена защита. Нет, защита была и она даже пыталась что-то сделать. В частности, нанятый адвокатом частный сыщик установил, кто именно и когда играл на скрипке (напомним, что Роберт Хенсен утверждал, будто слышал звук музыкального инструмента на пути к дому Энн Смит). Выяснилось, что в игре на скрипке упражнялся 11-летний мальчик, он занимался этим приблизительно с 21 часа до 21:30. Таким образом, защита установила, что Хенсен ошибался, утверждая, будто пришёл к Энн Смит в 9 часов вечера. Вместе с тем, эту информацию можно было использовать как доказательство того, что обвиняемый находился достаточно далеко от места совершения преступления. Однако с точки зрения защиты проблема обвиняемого заключалась в том, что в это время никто не видел Хенсена.

Защита также попыталась доказать справедливость утверждений обвиняемого о происхождении крови на его одежде. Роберт заявлял, будто кровь происходит от животных, которых он ловил, в частности, белок, опоссумов и кроликов. Врачи, однако, помочь адвокатам не смогли, поскольку в те времена не существовало методик, способных установить видовую принадлежность крови. Лишь в 1901 г. немецкий учёный Пауль Уленгут разработает и применит при расследовании преступления специфический метод, позволяющий с высокой надёжностью отличить человеческую кровь от крови животных и птиц. В России это специфическое исследование называют «реакцией преципитации Чистовича — Уленгута», поскольку в своей теоретической базе оно основано на т.н. феномене преципитации, открытом русским патологоанатомом Фёдором Яковлевичем Чистовичем в 1899 году.

Американские судебные медики на смогли помочь защите Роберта Хенсена, но интересна следующая деталь. Обвиняемый, узнав, что его защита вознамерилась установить происхождение крови, дополнил свои прежние объяснения на сей счёт. Он заявил, что кровь на его одежде может быть человеческой, дескать, незадолго до ареста он помогал в переноске фортепиано и порезал руку. А потом подумал и добавил, что у него часто кровь идёт носом и потому кровь на одежду могла попасть из-за носового кровотечения. Другими словами, обвиняемый, настаивавший прежде на том, что кровь на его одежде принадлежит животному, неожиданно поменял свои показания и допустил происхождение крови от человека. Таким образом, в дополнение к четырём прежним объяснениям появились ещё два. Как неожиданно, правда?

Среди улик, на которых основывалось обвинение, имелось и весьма необычное для судебной практики тех лет свидетельство о совпадении индивидуальных особенностей обуви Роберта Хенсена и следов на поле, предположительно оставленных убийцей. Шериф настаивал на том, что сравнил отпечатки в мягком грунте с подошвами ботинок арестанта и они оказались не просто похожи, но одинаковы по целому ряду уникальных признаков. Речь шла о том, что туфли Хенсена имели на подошвах V-образный рубчик, а кроме того, она были сшиты так, что кусочки кожи образовывали многочисленные «гребешки». Честно говоря, не совсем понятно, о каких «гребешках» идёт речь, фотографий этой обуви автору отыскать не удалось, однако для нас важно то, что туфли обвиняемого представлялись судье и присяжным, а вместе с ними демонстрировались и гипсовые слепки с отпечатков обуви предполагаемого преступника, найденные на поле у дома Ван Лью, так что присутствовавшие в зале суда могли видеть своими глазами то, о чём говорил обвинитель.

Несмотря на протест защиты, оспаривавшей происхождение упомянутых отпечатков от обуви убийцы и доказывавшей невозможность корректного сравнения с ними туфель Хенсена, точка зрения обвинения возобладала и улика была признана заслуживающей внимания.

Результат заседания Большого жюри оказался вполне предсказуем — улики против Роберта Хенсена были признаны достаточными для представления суду присяжных. Это был очень плохой знак — чёрный рецидивист, с дурным характером и взрывным темпераментом, ранее притом уже подозревавшийся в убийстве белой женщины, имел очень мало шансов быть оправданным в суде с белыми присяжными заседателями. Сложно сказать, понимал ли Хенсен всю степень нависшей над ним угрозы. Наверное понимал! Насколько можно судить по газетным статьям, публиковавшим стенограммы судебных заседаний, Боб имел быстрый ум и дураком точно не являлся. Другое дело, что будучи человеком желчным и по большому счёту очень недобрым, свой ум он не прикладывал к чему-то дельному и полезному, а растрачивал на какие-то несуразности.

Процесс, который начался 6 марта 1901 г., ярко продемонстрировал дефекты его поведения. Во-первых, Хенсен не отказался от дачи показаний, хотя защита очень рекомендовала ему это сделать. Во-вторых, он пристально и подолгу рассматривал присутствовавших в суде, что можно было расценивать как своеобразный вызов. Хенсен был не в том положении, чтобы бросать какие-то вызовы, но… объяснить ему это было невозможно! В-третьих, он непрерывно жевал табак и делал это, даже отвечая на вопросы судьи, что выглядело демонстративным неуважением (хотя формально жевание табака в суде не было запрещено). В-четвёртых, он громогласно смеялся и комментировал смешные по его мнению моменты, за что получал замечания судьи. Давайте скажем прямо — более неосмотрительное поведение представить сложно!

Суд продлился 5 дней и на выходные не расходился. 11 марта, в понедельник, присяжные отправились в совещательную комнату и вышли оттуда по прошествии немногим более получаса. Видимо они посчитали дело ясным и просто не пожелали углубляться в детали, а возможно, просто торопились домой и сочли ненужным тратить своё время на какого-то негра-рецидивиста. Вердикт белого жюри оказался ожидаемо жёстким — Хенсен был признан виновным по всем пунктам обвинения: в двойном убийстве, совершенном с особой жестокостью, вторжении в жилище и уничтожении имущества. Смягчающих обстоятельств присяжные не нашли, что выглядит логичным — обвиняемый вины не признавал, а стало быть и не раскаивался…

Судья, заслушав вердикт, с приговором тянуть не стал, стукнул молоточком из американского дуба по подставке из такого же точно американского дуба и приговорил Роберта Хенсена к смертной казни через повешение. Сразу была названа и дата казни — 25 апреля 1901 г.

Если верить газетным публикациям, Боб, услыхав приговор, перестал жевать табак и более не улыбался. Но серьёзность помочь ему уже не могла.

Защита подала апелляцию, в которой справедливо указала на то, что обвинение не представило ни единой прямой улики, доказывавшей вину Хенсена. Всё, на чём окружная прокуратура основывала свои претензии к этому человеку, относилось — притом весьма условно! — к косвенным уликам. Никто не видел обвиняемого входящим или выходящим из дома Ван Лью ни только вечером 17 ноября, но и вообще в тот день!

Представление в окружном суде в г. Трентоне необычных доказательств в виде отпечатков обуви, обнаруженных неподалёку от места совершения преступления, вызвало немалый интерес репортёров и обывателей. Слева: заметка газеты «The Minneapolis journal» от 6 марта 1901 года с говорящим названием «Осужден собственной обувью» поведала читателям об использовании обвинением необычной улики. Справа: Заметка на ту же самую тему в газете» The Age-herald» от 17 марта.

Никто не видел, чтобы Хенсен смывал кровь с лица или рук! Он никому не признавался в совершении убийства! Никто не видел у него вещей, принадлежавших убитым! Хенсен действительно ловил при помощи силков разных мелких животных и кровь на его одежде вполне могла происходить от них, обвинение обратного не доказало! В англо-саксонском праве косвенные улики обычно считаются недостаточными для вынесения самых тяжких приговоров, так что осуждение Хенсена на казнь в какой-то мере явилось исключением из правил.

В общем, апелляция была хороша и шанс спасти жизнь бедолаге имелся. Однако этого не случилось. По-видимому, против Роберта Хенсена сработала его дурная репутация и уголовное прошлое. Логика Верховного суда штата оказалась проста — Хенсен мог совершить это преступление, стало быть, он его и совершил!

Осужденный вёл себя в тюрьме дико и непредсказуемо, что следует признать до некоторой степени нетипичным. Смертники обычно держатся спокойно и хорошо себя контролируют. Подобное спокойствие можно объяснить несколькими причинами. С одной стороны, к осуществлению надзора за смертниками привлекаются самые опытные тюремщики — люди серьёзные, хорошо подготовленные, в возрасте, с выверенными психологическими установками, если вести себя разумно, то с таким людьми можно ладить без особых проблем. С другой стороны, смертник понимает, что его необдуманное поведение может иметь тяжёлые и неприятные последствия для него же самого, иначе говоря, его могут изувечить и никто никакой ответственности за это не понесёт. Ибо смертник — это всегда очень опасный заключенный, а потому любой суд встанет на сторону конвоя. Посему приговоренные к смертной казни обычно сидят тихо и никому никаких особых проблем не доставляют.

Однако с Хенсеном всё было не так, как обычно. Он сутками напролёт бранился с заключенными соседних камер, грозил сотрудникам тюремной охраны, бросался на них при первой возможности. Он до такой степени надоел тюремщикам своими выходками, что с ведома начальника тюрьмы Хенсена приковали к полу и он сидел на цепи, точно собака.

Газетная заметка от 27 декабря 1901 г. с лаконичным рассказом о смертной казни Роберта Хенсена. По словам автора заметки Джордж Хеттрик, сосед Хенсена, мимо камеры которого тот прошёл на пути к виселице, разрыдался. Представил, видимо, как и его самого через несколько месяцев точно также поведут в путешествие без возврата…

Даже для Америки начала XX века, когда условия содержания в тюрьме вообще были очень строги, подобная мера содержания заключенного вне карцера являлась необычайно суровой! Так Хенсен и просидел более двух месяцев на цепи, вплоть до дня казни.

В самом конце года — 27 декабря — Роберт Хенсен был повешен. Смерть его была зафиксирована тюремным врачом в 11:11. Событие это не вызвало ни малейшего интереса, ибо к тому времени прессу и общественность волновали совсем другие проблемы. Начавшаяся зима оказалась аномально холодной и 20 декабря реку Дэлавер сковал лёд. Уже через 4 дня, в самое Рождество, власти штата объявили, что стремительно растущая толщина льда угрожает деревянным мостам. В тот же самый день в Трентоне появилась оспа и все с трепетом ждали начала эпидемии.

Кому в этой обстановке был интересен какой-то там чернокожий изувер, зарубивший топором двух других чернокожих? Роберт Хенсен был повешен в первой половине дня 27 декабря 1901 г. рутинно, равнодушно и буднично. С окончанием его жизни должна была закончиться и эта история.

Но с этого момента она только началась.

12 мая 1901 г.

Штат Мэйн (Maine), самый северный из штатов США на Атлантическом побережье, в начале XX столетия считался медвежьим углом — гористая местность, изрезанная тысячами рек и озёр, мрачные хвойные леса, низкая плотность населения. Но даже по меркам этого штата семья фермера Аллена жила в месте мрачном и уединенном. До ближайшего телефона в городке Ширли Миллс (Shirley Mills) — 7 км по лесной дороге среди корабельных сосен, а до ближайшего соседа — 1,2 км. Кричи — не докричишься!

Правда у этой уединенности имелись и свои положительные стороны. Про корабельные сосны по склонам сопок написано не ради красного словца — лес вокруг фермы Джона Уэсли Аллена был по-настоящему прекрасен. А помимо леса совсем рядом плескалось озеро с говорящим названием Спектакл-пондс (Spectacle Ponds — по-русски «Зрелищные пруды»). Это был водоём длиной почти 1,5 км и шириной до 400 метров с живописными островками и причудливыми заливами. В таких местах принято ставить монастыри, ибо если и уходить куда-то прочь от бренного мира — то именно в такую вот райскую обитель.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

В публикациях газет той поры, посвященных событиям в Трентон Корнерс, встречаются два вида написания фамилии подозреваемого — Hensen и Henson. Мы будем придерживаться первой транскрипции.