Собачье счастье

Алексей Пшенов

В лесу на окраине Подмосковья бесследно исчезают отошедший от дел предприниматель Дмитрий Батырев и его сын Олег. Их исчезновение выгодно жене Олега – Светлане. Однако у Дальнего леса имеется сумасбродная и безжалостная хозяйка – инспектор местного лесхоза Нина Бибикова, устроившая в своей усадьбе приют для бездомных собак.

Глава 7. Фёдор Прыгунов

Фёдор Прыгунов совсем не хотел умирать, хотя мысли о самоубийстве последние полгода нередко по утрам посещали его больную похмельную голову. Но вот теперь, когда косая в образе миловидной улыбчивой женщины с пышными светлыми волосами терпеливо дожидалась, когда он в последний раз позавтракает, Фёдор впервые понял, как же ему хочется жить. Где угодно: в тюрьме, на помойке, в лесной землянке или в дурдоме — все равно. Главное — жить!

Бессмысленно глядя на миску с остывающей овсянкой, Фёдор вспоминал последние, самые нелепые полгода своей жизни. Освободившись весной из колонии, где он в третий раз отбывал срок за хулиганство и нанесение тяжких телесных повреждений, Фёдор вместо родного дома вернулся на пепелище. За два месяца до его возвращения, жена не то уснула по пьянке с непогашенной сигаретой, не то опрокинула керосиновую лампу — электричество в их доме давно было отключено за неуплату. Дело было поздно вечером, но дочки в это время еще где-то гуляли, а соседи уже спали, поэтому, когда они заметили огонь и вызвали пожарных, спасать было уже некого и нечего. Девочек определили в детский дом, а останки жены похоронили за казенный счет потому, что у тещи деньги нашлись только на двухнедельный запой под названием поминки. Еще тогда, в апреле, вышагивая по стеклянно скрипящим головешкам, среди разбросанных по двору обугленных бревен и, обдумывая, как жить дальше, Фёдор понял, что никакой человеческой жизни у него больше никогда не будет. Что теперь он конченый бомж и его удел — скитание по помойкам. Однако паспорт в райотделе полиции Фёдору всё же выдали с пропиской, зарегистрировав его по прежнему погорельскому адресу, и он стал жить, благо потеплело, в чудом сохранившемся крохотном сарайчике. Устроиться в разгар кризиса на постоянную работу в их маленьком городке, имея три судимости и репутацию алкоголика, было нереально, и Фёдор каждое утро шел на городской рынок, где собирались такие же, как он забулдыги в поисках какой-нибудь халтуры. Как ни удивительно, для них всякий раз что-нибудь находилось, и Фёдор возвращался по вечерам в свой сарайчик если не на бровях то, по крайней мере, изрядно пошатываясь. Когда август подошел к концу, и надвинулась осень с ее промозглой сыростью, Федор отчетливо увидел идущий следом за ней и несущий верную смерть ледяной образ Снежной королевы. Как можно пережить зиму в крохотном, словно собачья будка, холодном сарайчике он не представлял. Единственное спасение виделось в новой отсидке, и он уже начал морально готовиться к ней, когда на его беду на рынке появился Жора-охотник. Сейчас Фёдор, не задумываясь, задушил бы этого деятеля своими руками у всех на глазах прямо посреди базарной площади и за это без всякого сожаления оттрубил бы лет десять на зоне. Но тогда он неожиданно легко поддался грубому обаянию этого неунывающего балабола с задубелым коричневым лицом и расставленными в шахматном порядке желтыми лошадиными зубами. Разобраться в запутанных и противоречивых рассказах Жоры о его героическом прошлом было невозможно. Очевидной правдой в них было только то, что раньше он жил в небольшом селе, давно уже нигде не работал и пил на довольно приличную по местным меркам пенсию матери. Когда весной мать умерла, Жора, лишившись финансирования, пропил всё, что можно было пропить в отчем доме и, истребив на закуску немногочисленных материнских кур, переключился на соседскую живность. Его довольно быстро вычислили и добротно по-соседски отметелили.

— Но я ж потомственный охотник, я нигде не пропаду. Мне ещё от деда вот такое наследство досталось, — самодовольно улыбался Жора и доставал из огромной клетчатой сумки-баула, выкрашенные зеленой краской, капканы на длинных цепях, приваренных к острым стальным кольям. — У нас в селе собаки вечно голодные и целый день носятся по задам на огородах, ищут чего пожрать. Я развожу в миске кубик куриного бульона, выношу в бурьян за свой огород, ставлю рядом капканы, а сам прячусь в кустах. Собака, учуяв запах бульона, находит в траве миску, начинает лакать и тут же попадает в капкан. Я выхожу из кустов, делаю вид, что хочу ей помочь, а сам перерезаю псу горло. Таким образом, за полчаса работы я получаю не меньше пяти килограммов свежего парного мяса, и приглашаю корешей, как выражаются культурные люди, на дружеское барбекю. К вечеру я уже и сыт и пьян.

— И чего же ты из своей деревни от такой сытой жизни убежал? — скептически усмехались слушатели.

— Собаки закончились, — как-то не очень весело отшучивался Жора, и слушатели по его вымученной редкозубой улыбке догадывались, что за своих собак горе-охотника метелили не только соседи, но уже вся деревня.

— А в вашем городе собак мне надолго хватит, — хитро щурился Жора.

— Гадость, какая, — брезгливо плевались мужики.

— Понимали бы вы что-нибудь в мясе, — презрительно отвечал Жора. — В Корее и Китае, например, собаки считаются лечебным деликатесом — у них очень полезное мясо. От всех болезней помогает, а особенно от туберкулёза. Надо только знать восточные рецепты и правильно готовить.

На этом месте он многозначительно замолкал, ожидая уточняющих вопросов, но мужики в дискуссию о достоинствах собачьего мяса почему-то никогда не вступали.

Как-то Фёдору довелось вдвоем с Жорой разгрузить машину с сухой штукатуркой.

— Слушай, ты ведь вроде один живешь? Давай у тебя дома спокойно бухнем и о дальнейшей жизни потрещим, — предложил Жора по дороге в магазин.

— Давай, — легко согласился Фёдор. — Для двоих места в моем сарайчике, пожалуй, хватит.

Когда он захотел в магазине взять на закуску полкило самой дешевой колбасы, Жора театрально закатил глаза и схватил Фёдора за руку:

— Ты что травануться захотел?

Вместо колбасы Жора взял несколько пакетиков куриного бульона с гренками, и в тот же вечер Федор впервые попробовал собачье мясо. Оно ему не понравилось — жилистое и безвкусное.

— Просто мы это мясо готовить не умеем, — убеждал его Жора. — Вот корейцы собачатину сначала отбивают, потом сутки вымачивают в молоке и маринуют в специях и только потом жарят на специальных сковородках или решетках. Такое блюдо получается — за уши не оттащишь.

— Ты-то откуда знаешь, как они готовят?

— По телеку видел. А еще в «Криминальной хронике» показывали, как корейские повара для своих ресторанов собак покупают и, кстати, очень неплохо за них башляют. Вот я и думаю в Москву податься, заняться там ресторанным бизнесом.

— Каким бизнесом? — выкатил осоловелые глаза Федор.

— Ресторанным. Буду собак корейцам продавать. Главное — приехать в Москву до холодов, чтобы успеть в каком-нибудь подвале себе теплое местечко застолбить.

— Ну-ну, — соболезнующе покачал головой Фёдор.

— А чего ты нукаешь? Бродячих собак в Москве полно, а корейцев еще больше. Мне вот только надежный напарник нужен, боюсь в этом бизнесе конкуренция очень сильная. Поедешь со мной? — Жора выразительно посмотрел на кряжистую фигуру и тяжелые кулаки Феёора. — Всю деловую часть я беру на себя, а ты будешь у меня вроде телохранителя. Зарплата сдельная, в зависимости от выручки.

— Ты себя в зеркале давно видел? — спросил вместо ответа Фёдор, усмешливо разглядывая опухшее лицо собутыльника, похожее на заросший бурым мохом кирпич.

— Да уж не хуже любого корейца выгляжу, — наполняя стаканы, заносчиво ответил Жора. — Поехали, ты же в этой хибаре зимой, однозначно, околеешь.

После третьго стакана Фёдор, с трудом наколов на вилку кусок черного каучукового мяса, согласно кивнул головой.

На следующее утро, опохмелившись и собрав свои нехитрые пожитки, новоиспечённые компаньоны отправились перекладными электричками в Москву. А еще через три дня будущие рестораторы, безжалостно высаженные контролёрами на забытую богом и людьми пустынную платформу в сотне километров от вожделенной столицы, в ожидании следующей электрички бродили в полосе отчуждения, вороша палками палую листву, в поисках пустых пивных банок.

— Не грусти, брат, теперь если повезет, одним рывком до Москвы к вечеру доберемся, — подбадривал себя и товарища неунывающий Жора. — И уже завтра у нас начнется настоящая жизнь!

Фёдор грустил уже вторые сутки, с того момента как окончились заработанные на рынке деньги, и началось мучительное затяжное похмелье. Для себя Федор твердо решил: никакой ерундой, вроде ловли собак он в Москве заниматься не будет, а с ходу начнёт бомбить лохов, благо теперь в кармане у каждого имеется какой-никакой мобильник, а это гарантированный литр с закусью. Поймают его в таком огромном городе не скоро, а и поймают, не велика беда — лагерный барак ничуть не страшнее сарайчика или подвала.

Медленно ехавший по грунтовой дороге, идущей вдоль лесопосадки, УАЗ вдруг сбавил скорость, дал задний ход и затормозил напротив ковыряющихся в жухлой листве приятелей. Из машины вышла немолодая, но довольно симпатичная невысокая женщина в ярком спортивном костюме и, оценивающе посмотрев на бродяг, крикнула:

— Эй, мужики, заработать хотите?

— Хотим, — торопливо ответил измученный вынужденной трезвостью Фёдор.

— А что нужно делать и сколько стоит? — деловито спросил Жора, неторопливо выбираясь из придорожных кустов на глинистый сырой проселок.

— Убрать огород с капустой. Оплата по две тысячи рублей каждому плюс мои харчи.

— А велик ли твой огород? — с недоверием спросил Жора, привыкший к тому, что в его деревне ни за какой огород больше трехлитровой банки самогона ему не платили.

— Полгектара точно будет.

— Тогда понятно, — Жора задумчиво почесал рукой отросшую за последние дни жидкую клокастую бородёнку. — Пятёрку на двоих даёшь?

— А это как работать будете…

— Мы согласны, — поспешно кивнул головой Фёдор, опасаясь, что если его спутник продолжит кочевряжиться, то выгодная, на его взгляд, халтура будет упущена.

— Тогда садитесь и поехали, — махнула рукой женщина.

Фёдор распахнул заднюю дверцу машины и инстинктивно сделал шаг назад. На сиденье, тихо рыча, развалился огромный рыже-белый пес.

— Пилигрим, полезай в багажник, — властно приказала хозяйка, садясь за руль.

Пес ловко перебрался в багажный отсек УАЗа, и изрядно окоченевшие на свежем осеннем воздухе бродяги блаженно развалились на нагретом собачьим телом сиденье.

— Меня зовут Нина Васильевна, — представилась женщина, разворачивая машину в обратном направлении.

— Жора.

— Фёдор.

— А откуда и куда вы путь держите?

— Из-под Саратова в Москву, — вяло процедил сквозь редкие зубы Жора.

— На заработки?

— Ага, — клюя носом, сонно выдохнул Фёдор.

— А как в нашей глуши оказались? Вышли из поезда свежим воздухом подышать?

Приятели не ответили. Измученные трехдневным скитанием по электричкам и вокзалам, в теплом салоне машины они мгновенно размякли и уснули. Разбудил их только заливистый лай выбежавших встречать свою хозяйку собак.

— Ну и место! — удивленно присвистнул Фёдор, разглядывая усадьбу, стоящую на краю огромной пустоши, окруженной со всех сторон лесом, и, пугливо косясь на радостно прыгающих вокруг УАЗа, виляющих хвостами собак, по большей части мелких беспородных дворняжек.

— Выходите, не бойтесь. Мои собаки людей не трогают, — успокаивающе произнесла Нина Васильевна.

Подгоняемые дышащим им в затылок из багажного отделения Пилигримом, приятели вылезли из машины и, окруженные сворой бесцеремонно обнюхивающих пришельцев псов, направились вслед за хозяйкой к большому старинному дому на основательном каменном фундаменте. Жора буквально прилип глазами к догнавшему Нину Васильевну Пилигриму и, толкнув Фёдора в бок, спросил:

— Как ты думаешь, в этой лошади килограмм шестьдесят будет?

В доме женщина внимательно, словно лошадей на конной ярмарке, осмотрела своих новых работников и вынесла вердикт:

— Я думаю, сегодня от вас на огороде проку мало, поэтому сейчас поедите, помоетесь и как следует отоспитесь. А завтра, часиков с восьми утра, начнем работу.

— Очень хорошо, — обрадовался Жора. — А вы что собачий питомник содержите?

— Скорее приют для бездомных, а вы, я чувствую, очень собаками интересуетесь?

— Ага, особенно бездомными. Мне кажется, вы многое знаете по этому поводу.

— Даже очень много, — многозначительно подтвердила Нина Васильевна. — Но давайте поговорим об этом в другой раз…

Выставив на стол картошку с тушенкой и классическую деревенскую закуску в виде сала, грибов и разнообразных солений, хозяйка, немного поколебавшись, добавила к еде небольшой, резного хрусталя графинчик с мутноватым самогоном. А потом, скрывшись за пестрой кухонной занавеской, заплескалась водой и загремела вёдрами. Приятели голодные, словно волки в зимнем лесу, молча накинулись на еду. Через десять минут стол был пуст и Жора, откинувшись на спинку старого венского стула, мечтательно произнес:

— А я бы с хозяйкой пожил здесь недельку-другую в свое удовольствие.

Из кухни вышла озабоченно хмурая Нина Васильевна:

— Поели? Ну, тогда доставайте чистое белье, берите с кухни ведра с водой и идите в баню мыться.

У Федора по укоренившейся лагерной привычке все вещи в обтрепанной спортивной сумке были аккуратно разложены по прозрачным полиэтиленовым пакетам, и он сразу достал из нее смену белья. А вот в Жорином необъятном бауле, как всегда творился полный бардак, и беспечный приятель, недолго и безрезультатно пошарив там рукой, просто вытряхнул содержимое баула на пол. Вместе со всевозможным тряпьем и какими-то растрепанными газетными свертками из него с глухим стуком вывалились похожие на кандалы, выкрашенные зеленой краской большие охотничьи капканы.

Конец ознакомительного фрагмента.