Некролог

Алексей Петрович Бородкин, 2017

Книга о том, как рождается монстр. "Если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя", – эти слова принадлежат Ницше. Если эта истина вам кажется надуманной – прочтите рассказ. Жестко. Правдиво. На грани.

Платформа быстро опустела; остались только Павел, человекоподобная куча у щербатой лестницы и осенний ветерок — ленивый и коварный, как старая, знающая все твои секреты (а потому невыносимая) жена.

Затуманился светом фонарь. Пока спираль не засветилась в полную силу, этот лампион более всего напоминал кошачье око. Павел зачарованно вглядывался в его нутро, покуда глазам ни стало больно.

"Чёрт меня подери, — возникла мысль, — а мир-то сгинул. Свалился в Тартарары".

И действительно, от сумерек и тумана могло показаться, что Белого света больше нет. Осталось метров пятьдесят рельсов (обрывок из ниоткуда в никуда), нищий, дремавший над алюминиевой миской, фонарь у пивного ларька и алкашик, безнадёжно вымаливающий у продавщицы кружку прокисшего пива.

— Эй! Братишка!

От неожиданности Павел вздрогнул. Оказалось, что калика не спал, а просто выжидал, когда"клиент"окажется в пределах досягаемости, и теперь протягивал миску дряблой, давно немытой рукой. Второй руки — судя по пустому, заправленному внутрь пиджака рукаву — у него не было.

В глаза бросились грязные длинные ногти, и Павел брезгливо покачал головой, давая понять, что жертвовать не собирается.

— Ну и пошел ты… — калека кратко обозначил точку назначения. Причём сделал это в двух гендерно-противоположных плоскостях-направлениях.

Можно было ответить чем-то обидным (обычно, Павел так и поступал), но сегодня не было настроения. Правильнее сказать, настроение было диаметрально противоположным.

"Я уже там, дружище. — Павел тряхнул головой. — Куда ты меня послал".

Он погремел в кармане мелочью, зацепил несколько монет и наклонился опустить их в миску.

В это мгновение произошло нечто странное. Вместо того чтобы принять монеты, миска дёрнулась, взлетела вверх, выбрасывая из своего чрева остальные медяки. Кругляки побежали по асфальту, весело звеня и подпрыгивая.

Павел удивлённо поднял голову и упёрся взглядом в алую розу, что распускалась на груди у нищего. В центре большого сочного лепестка зияла маленькая чёрная точка, из этого глазка с противным звуком выплёскивались пузыри и брызги.

"Лёгкое пробило, — отрешённо подумал Павел и подивился своему хладнокровию. — Допрыгался убогий".

Нищий поднял руку, ткнул пальцем в темноту и хотел что-то произнести, однако слов не получилось. Кровь хлынула изо рта потоком, покрывая асфальт, и медяки и Пашкины ботинки.

Зрелище было настолько неожиданным (в самом страшном смысле этого слова), что Павел замер в ступоре.

Первым очнулся ветерок — пробежал по макушкам берёз, зашумел листвой, фонарь согласно качнул головой, и монеты ответили мистическим ало-жёлтым отблеском.

Павел подумал об Индии, о богине Кали и её грозных слугах:"Золото в крови". Мистический бред последних дней приобретал реальные очертания. Некролог больше не казался дурацкой шуткой.

— Закуривай!

Капитан толкнул по столу пачку"Кэмэла"(зажигалка лежала поверх коробочки), и Павел подумал, что он совсем не похож на милиционера — "в смысле, на полицейского", — а если убрать погоны и форму, то и вовсе остаётся мужик средних лет, с рыжими волосами, носом картошкой и безбровыми белёсыми глазами-бусинками.

"Ему бы домовёнка Кузю играть. В детском театре… Кузя в ТЮЗе…"

Мысль получилась смешной, но Павел испугался этой крамолы до чёртиков. Он сидел на жестком металлическом стуле, прикрученном к полу, руки его были измазаны чёрной краской (снимали отпечатки пальцев), а ботинки покрывала жуткая корка — смесь крови и пыли.

Вид грязных ботинок угнетал более всего.

"Что если убийство повесят на меня?" — от такого предположения по спине пробежали мурашки и кожа на затылке заиндевела.

Дрожащими руками Павел вытащил сигарету, затянулся и тут же закашлялся.

— Не куришь, — заключил капитан. — Так я и думал.

Фраза была произнесена с финальной, подчёркивающей интонацией. Будто до этого момента полицейский ещё допускал возможность поверить Пашке, но теперь окончательно в нём разочаровался.

Приказал: — Рассказывай!

Павел развёл руками, как бы спрашивая:"О чём?", в тоже время, понимая глупость такого вопроса.

— Не знаешь с чего начать, — помог капитан, — начинай в хронологическом порядке. Подробно.

Павел рассказал, что ему двадцать шесть лет, что он живёт в"сталинке"вместе с бабушкой, на проспекте Луначарского:"Второй подъезд… ближайший к мусорке, там ещё лужа". Нигде не замечен, и ни к чему не привлекался."В смысле, не находился под следствием", — капитан кивнул, что понимает и Павел продолжил.

Учился хорошо, на четвёрки и пятёрки… После школы поступил в институт… аграрный — там меньше конкурс. После института пошел на курсы по информатике и программированию. Успешно окончил.

— Теперь работаю фрилансером в газете. Не женат. Вредных привычек не имею.

— Чем работаешь? — уточнил капитан.

— Фрилансером. Это внештатный корреспондент, по-английски.

— Что за газета?

— Интернет-издание, — ответил Павел и почему-то покраснел.

— Название у него есть?

— Есть.

Сигарета догорела до половины, серый столбик пепла обвалился в пепельницу без малейшего звука.

–"Вечерняя молва", — сказал Павел. — Название такое. А я веду колонку:"Утки пролетели".

Полицейский эмоционально кивнул. Сказал, что сам потомственный охотник и уважает это дело"до чрезвычайности":

— На тягу выбираюсь редко… к сожалению. Да и вообще… — махнул рукой, словно бы говоря, что времени не хватает даже на самые простые дела, типа поиграть с ребёнком или сходить с женою в кино. Какая уж тут охота?

В этой микроскопической откровенности Павел усмотрел лучик света, призрачную для себя надежду:

— А я? — спросил он. — Что будет со мной? Я же не виноват!

От волнения ладони вспотели, стало жарко. Ворот рубахи прилип к шее.

— Перебздел? — с каким-то злым задором осведомился капитан и ухмыльнулся. — Наложил в порты, Матроскин? Вижу, что перебздел.

Он походил в эту минуту на нянечку в детском саду, которая воспитывает-издевается над шкодливым питомцем.

— Да я же… как на духу! — пролепетал Павел и прижал ладони к груди. — Я же… чистосердечно всё рассказал!

— Понимаю. Повезло тебе парень: на пивном ларьке оказалась камера, она тебя уголком зацепила. — Капитан налил из графина воды, жестом предложил Паше. — На руках у тебя нет пороха, и нет следов пороховых газов на убитом, значит, стреляли издалека.

Некоторое время капитан молчал, и Павел решил, что настал удобный момент, чтобы рассказать о своей… проблеме.

— Кажется, я знаю кто убийца.

— Да? — капитан вскинул свои едва заметные брови. — И кто же?

— Дело вот в чём. Я работаю в издательстве, пишу разного рода заметки. — Павел заговорил очень быстро, словно боясь, что его остановят и не дадут рассказать важное. — Работа не очень прибыльная, но она мне нравится. Так вот, позавчера в сети появился мой некролог…

— Ты написал? — уточнил капитан.

— Да нет же! — рассердился Павел. — Кто-то написал некролог для меня, будто я умер. Я посчитал это глупой шуткой… чепухой, случайным совпадением, а вот сегодня…

— Хочешь сказать, пытались убить тебя? — заинтересовался капитан.

— А какой смысл убивать нищего? — вопросом ответил Павел.

— Тут ты прав.

Капитан задумался. Спросил, есть ли у Павла враги.

— Кто-то желает твоей смерти? Может ты насолил кому? Какие будут соображения?

"Враги… вра-ги", — мысленно проговорил Павел, разделяя неприятное слово на слоги.

Два месяца назад Павел поругался с Носковым. Носков курировал в"Молве"светскую хронику, считался вхожим в тусовки самого высокого полёта. Но конфликт получился не из-за работы. Носков нелестно высказался о Пенелопе Крус, назвав её старой усохшей мумией, которой давно пора на покой. Пашка актрису обожал и потребовал объяснений, и даже хлопнул Носкова по физиономии, удивив сей эскападой коллег и самого Носкова.

— Сильно обиделся? — спросил капитан. — Мог выстрелить?

— Едва ли, — ответил Павел с разочарованием в голосе. — Трепач он. Трепач и позёр. Но не более.

— Ценная информация. — Капитан посмотрел на часы, давая понять, что напрасно тратит время.

Была ещё Азиза Ветлицкая — ничтожнейшего вида пигалица, выпускница литературного института. Полгода (примерно) назад она брала у Павла интервью (писала дипломную работу об интернет-изданиях России). Когда Павел вспоминал эту встречу, в его душе вздымались самые тёмные жестокие волны, хотелось взять эту мартышку за горло и трахнуть башкой об стену. Повторить эту процедуру несколько раз, чтобы Азиза как следует поняла.

Беседа началась вполне миролюбиво, Павел даже позволил себе подмигнуть молодой коллеге (так он полагал) и предложить утренний кофе — как лучшее время для откровенностей. Азиза брезгливо отвергла предложение. Она (это выяснилось в процессе разговора) вообще не считала Павла журналистом."И уж тем более вы не писатель, — заявила она. — Приставку"псевдо"необходимо применять всякий раз, когда речь заходит об интернет-изданиях. Псевдо-писатели, псевдо-журналисты". От неожиданности смешавшись, Павел спросил, отчего такая строгость?"Или мы рылом не вышли?"На что получил ответ, что"вся эта писанина в Интернете гроша ломанного не стоит. Вы не несёте ответственности за свои слова. Вам позволительно нести чушь". Отчасти это было верно, а потому уязвило особенно сильно.

"Рассказать о Ветлицкой? — подумал Павел, и понял, что эта мысль беспросветно глупа: — А что я скажу? Что она не дала?"

Полицейский подписал пропуск и протянул его Паше:

— Свободен! Не выезжай из города, об изменениях места жительства информируй. И без фокусов, парень!

Павел посмотрел на пропуск и представил, как выходит на"свободу": пустые улицы, поздний вечер, одинокие фигуры… быть может, дождь или туман… В одно мгновение город стал злым и враждебным — стрелок может прятаться за любым углом, за каждым деревом!

— А нельзя меня, — Павел сложил пальцы клеткой и мотнул головою назад, в недра здания. — На некоторое время. Я… — признался, — боюсь.

Капитан кивнул, давая понять, что сочувствует. Спросил, какой в этом смысл?

— Если у тебя шиза или паранойя, камера тебе не поможет. А если… — он помолчал, прикидывая варианты. — Если кто-то решил тебя хлопнуть, пара дней тебя не спасёт.

— А больше? — с надеждой спросил Павлик.

— Десятку хочешь? — хмуро спросил полицейский. — Тогда убей его сам. — И повторил: — Свободен!

Паша показал дежурному старшине пропуск и протиснулся сквозь"вертушку". Вышел на крыльцо.

Опять сумерки, опять туман. Несколько суток исчезли из жизни, как тень.

Зябко поёжился, поднял воротник.

Боец в чёрном бронежилете курил около урны,"дружелюбно"посматривал в спину, машинально отмечая точку прицеливания под левым плечом. Павел кивнул ему, и зачем-то показал пропуск.

— Возвращайся скорей! — сострил боец. — Мы тебя ждём с нетерпенисом.

Через три квартала Павел задумался: а куда он идёт? Домой? Домой не хотелось. Быть может впервые в жизни, дом перестал быть крепостью. Дом стал ловушкой — капканом, в котором можно погибнуть.

"Я бы на его месте караулили около дома. Если, конечно, он знает, где я живу".

В животе заурчало, и звук этот наполнил жизнь смыслом. Павел жив, он хочет есть. Первое невозможно без второго, а второе без первого. Это значит необходимо"Принять пищу", — так говорила сиделка в больнице, в которой пятилетнему Павлику вырезали аппендицит.

У перекрёстка Калининской и Днепрогэса, располагалась закусочная, она работала до самой ночи. Хозяин-таджик (проявив изрядную эрудицию и остроумие) назвал заведение"Метро Голден Майор". Поговаривали, что он служил в Средней Азии в одной из секретных частей, и дослужился до указанного звания.

Конец ознакомительного фрагмента.