Страшные сказки

Алексей Николаевич Евстафьев

Небольшой сборник сказочных историй с элементами абсурда. Использование народных, фольклорных и мистико-религиозных сюжетов. Книга содержит нецензурную брань.

КТО ПРАВ — ТОТ И СИЛЁН

(ПРО ТО, КАК ХИТРЫЙ ЦЕЛОВАЛЬНИК НА НЕЧИСТУЮ СИЛУ ОБОЗЛИЛСЯ)

На природу нечего сетовать, хотя и всякая дрянь в мире встречается, а тем более в сельской местности. В иных дремучих краях от нечистой силы спасения нет для простого человека. То гукнется в лесу, то в бору аукнется, а то молодые девки зачнут пропадать на овинах. Домой-то после ворочаются чуть свет, а от них и путного слова не добьёшься: всё только стыдливо хихикают!.. Смешно им.

А вот однажды один Леший целое стадо проигранных крыс гнал по большой дороге, и вот подогнал к кабаку (а лешие на крыс и зайцев играют в карты, всё равно как мы на деньги играем). Подогнал и кричит целовальнику:

— Отпирай, подай вина!

Тот сперва не дал, потому как у него поздняя ночь была, и для посетителей проходу не имелось. Наши целовальники по ночам либо гидролизный спирт бодяжат, либо самогон перегоняют, а затем в бутылки с коньячишкой подливают.

— Ступай-ка ты прочь. — говорит целовальник Лешему. — А не то собак спущу!..

Леший обиделся, взялся за угол кабака и чуток приподнял над землёй, кричит:

— Давай мне цетверть водки!

Тот сразу испугался, поставил ему четверть водки. Леший одним духом выпил, денег не отдал, кабак с ног на голову перевернул и погнал крыс дальше.

— В следуций-то раз, — говорит. — буду забижать тоби, презрев всяцескую добродетель. А сицас мне некогда.

И захотелось этому целовальнику отомстить Лешему за обиду. По сусалам надавать или даже смертоубийство сотворить с печальным концом — короче говоря, этакое дело сотворить, чтоб знал нечистый, кому на Руси жить хорошо.

Вот он собрался скоренько в дорогу, кабак досочками заколотил. Все бутылки с пойлом вдребезги перебил — чтоб народ злополучным лакомством напрасно не смущать. Табличку повесил. Дескать, ушёл на базу. А сам отправился лешего отыскивать.

Шёл, шёл, приходит в лес. Видит, в лесу стоит избушка на курьих ножках: в лес лицом, а сюды к нему воронцом. Целовальник и говорит: «Избушка, избушка, будь добра, повернись сюды ко мне лицом, а туды от меня воронцом.» Избушка вдруг и повернулась. Не всякий день ей хорошего человека привечать доводится, зачастую такие охламоны по лесу шастают — водку жрут да на гитарах тренькают.

Целовальник заходит в избушку и видит: сидит Баба Яга, лён прядёт, а титьки на воронцы держит. Осинкой чахоточной трясётся. Пожилая женщина вроде как.

Ну, она ему и говорит без лишних предисловий:

— Куды, добрый человек, идёшь?

Вроде того, что на задушевный разговор претензии имеет.

— Я иду, — говорит тот. — по оченно важным делам. И по всей видимости, — говорит. — иду туда, не знаю куда.

Ну, Баба Яга титьками слегка бултыхнула, вроде как закокетничала дамским манером.

— Вот ежели, — говорит. — выкрутасы твои маловразумительны, то залезай ко мне под бочок, прямо на печь. Отдохни со мной рядышком, пока то да сё.

— Отдыхать, — он её говорит. — после будем. Сперва дело надо делать.

— А какое-такое у тебя дело? — Баба Яга спрашивает. Да заодно в избушке успела прибраться, стол накрыть. Хлебушек нарезала. Сальца шмоток.

— Это, — говорит целовальник. — вопрос психологического свойства, его в пять минут не растолкуешь. Процесс моих намерений, — говорит. — во многом состоит из риторического плана, а потому моё дело не только от меня зависит. Тут целый абзац из непредвиденных обстоятельств.

— Чавось??

— Вот тебе и «чавось».

И рассказал ей про обиды свои на Лешего, про то, как по сусалам ему надавать следует. Ежели что и приврал на Лешего, так исключительно для красоты эффекта. Глубокого и афористичного.

А Баба-то Яга в ту пору с Лешим не дружила и зуб на него точила. Как раз сегодня в полночь точилка поломалась, и Яга в растерянность житейскую угодила, а тут целовальник со своей обидой ей в самый раз пришёлся!..

— Ты бы, бабушка, — он ей говорит. — посоветовала мне, эким манером Лешего до цугундера довести. А то тебя в народе всё старой хрычовкой величают, а я вижу, что ты бабуля вполне себе ничего, и панталончики кружевные.

Говорит и подмигивает.

— Ишь какой шустрый нашёлся. — лепечет ему Яга. — Я много чего на свете знаю, и про то, как ребятёночков заживо варить знаю, и про то, как кишечную палочку лечить знаю, а вот про то, как Лешему карачун смастерить — и слыхом не слыхивала.

— Значиться, большого проку от тебя не будет? — куксится целовальник. — Живёшь в лесу, молишься колесу. А я тебя чуть-было не полюбил душевно, хотел на крестины племянника пригласить. Сестрица-то моя уж который год обещает племянника народить.

— Может, толк и будет. — говорит ему Баба Яга и указывает из окошка неблизкую путь-дорогу. — Пойди-ка ты вон в ту сторонку, да в другую не заворачивай, да по прочим сторонам всегда оглядывайся, да под ноги пристально посматривай. А когда к Лешему прямо в домик угодишь — разбирайся с ним сам, на свой страх и риск.

И подарила мужику хорошую вещь — шапку-невидимку. Ну, вроде закадычные друзья теперь стали. Что ж не подарить?..

Идёт целовальник дальше по лесу, через гнилые колдобины перелезает, от нервных колик истово чурается. За каждый кусток вглядывается внимательно, пялится радетельно: тут ли живёт Леший или не тут?.. Вскоре и добрёл до нужного домика. Видит, что у крыльца пень торчит, а на пне гриб говорящий шишиморит, всякого встречного-поперечного в гости заманивает. Накося да выкуси.

Целовальник про себя усмехнулся, а вслух сказал:

— Устал я с дороги. Зайти нешто чайку попить?

— А и зайди, не поленись! — гриб на кнопочку там у себя какую-то нажал, и дверца в домик распахнулась: — Самое время чайку-то попить!.. с вареньицем!!

Мужик неторопясь в дом заходит, в красный угол церемонно кланяется, а затем видит: в домике у Лешего королевна живёт. Похитил её вражина лесной в стародавние времена, вот она с тех пор и живёт у него, за хозяйством следит. Но каждодневно слёзы горькие проливает и мечтает убежать поскорей. А как тут убежишь без посторонней помощи?.. А никак.

— Ты теперь, матушка-королевна, слушай меня внимательно. — заговорил украдочкой целовальник, а сам королевну к себе поближе прижимает и заодно любовью охмуряет. — Теперь, когда Леший в дом завалится, ты к нему поласковее будь и выведай ненароком, в чём его смерть заключается?.. Где её несомненно отыскать можно, чтоб злодея погубить?

— Именно так всё и сделаю. — говорит королевна. — Поскольку уже влюблена в тебя без памяти, и готова с тобой хоть на край света.

Экая пигалица.

Вот наш целовальник одел шапку-невидимку и сполз в угол. Приходит вечером Леший к себе домой, пообедал чем Бог послал, да почему-то смурной вдруг стал.

— Отцего здись руським духом пахнет? — спрашивает у королевны.

— Ну, отчего-отчего… — королевна ему говорит, словно из уст мёд течёт. — Сами вот по Руси бегали, милостивый сударь, русского духу нахватались, оттого и здесь пахнет. Расскажите лучше, есть ли новости какие?.. Что случилось занятного у нас, на Руси?.. Допустим, папенька с маменькой мои как поживают?..

— Жулики, — говорит. — тамося сплошные завелися. У вас, на этой проклятуцей Руси. У спортцменов незаконные баноцки с мельдонием выискивають поцём зря, и в наказание на кол сажають.

— Так я и думала. — королевна-то дурочку из себя строит. — Разваливается страна потихоньку, народ паршивеет. Спасибочки, что в своё время меня к себе жить затащили. Я тут, у вас, словно у Христа за пазухой.

— Да пожалуйста.

Леший тут лёг спать, а эту королевну заставил у себя на голове искать. Ну, королевна и стала искать, а сама потихоньку спрашивает, как бы она тут ни при чём:

— За спортсменов я всегда говорила, что они народец неблагонадёжный, до золота падкий. А вот расскажите-ка лучше, милостивый сударь, где ваша смерть обретается?

Леший разомлел от удовольствия, размурлыкался. И говорит:

— Моя смерть прямо здесь, неподалёку. У барана в дыре.

— Это который каракулевый у нас?

— Который каракулевый. — говорит.

Сам поспал, да опять на следующий день и ушёл. Ну, целовальник с королевной быстренько взяли каракулевого барана, убили и в дыру полезли. Ползут-ползут, шарятся по этой дыре во всю силу, а ничего кругом не видно.

— Эта подлюка лесная насмеялась над тобой. — целовальник-то королевну из дыры вытягивает и на постельку прикладывает. — Наврал про барана. Давай сегодня вечером всё заново устрой, и тот же вопрос про смерть спроси.

— Тут надо бы нечисть хорошенько ублажить. — задумалась королевна.

— Надо бы. — мужик вздыхает. — Подумай-ка, чего он у тебя больше всего на свете любит?..

— Водочку он больше всего на свете любит! — припомнила королевна.

И вот, чтоб послаще Лешего ублажить, она быстренько за водочкой в лесной лабаз сбегала, дождалась, когда тот домой придёт, и в ноженьки ему поклонилась:

— Как же так, — говорит. — получается. что вы меня обманываете постоянно?.. Я вот вам щец наварила, водочки купила, а вы меня за смертью в дыру баранью посылаете, а там и нет ничего.

Леший засмеялся и говорит:

— Нет, родненька, моя смерть никак не у барана в дыре, а воть есть остров на море-окияне, на том острову есть камень, под темь камнем заиц, а в заице щуцка, а в щуцке яйцо, а втом яйце моя смерть. А за водоцку тебе цпасибоцки огромадные. Прямо сейцас её цекалдыкну.

Ну, вот Леший водочки выпил, поспал, да с утра ушёл по делам. Дел-то много у него в лесу. Невпроворот дел.

— Стало быть так. — говорит целовальник королевне, милашке-то своей. — Ты мне тут в дорогу пожрать собери, а я пойду эту щуку из зайца вылавливать и смерть добывать. Сиди тут, не балуй.

Королевна быстренько сварганила бутербродиков с колбаской, на грудь молодецкую кинулась с плачем:

— Ступай, — говорит. — да назад поскорей возвращайся. Поскольку, у меня к тебе любовь и всякое такое.

Целовальник и пошёл. Сильно поторопился месть лютую осуществить и пакостника погубить. До самого моря-окияна дошёл, встал на крутом бережку, смотрит по сторонам. Сами понимаете, что тут волны бушуют тревожно, молнии в дезабилье сверкают и чайки порхают, извлекая звуки предупредительного свойства. Навивают на сердце добра-молодца печаль и грусть окаянную. Неизлечимые травмы для психики.

Остров-то с камнем отсюдова отлично виден, но добраться до него нет никакой возможности. По воде пешком не пойдёшь. «Я не знаю, как это всё называется; я думаю, это всё называется „картина репина приплыли“. — думает целовальник. — Я завсегда презирал бесхозяйственность, а тут даже слов найти не могу, чтоб отругнуться. Самый простецкий мост не могли построить — тоже мне власти называются!..» Намекает открытым текстом, что сатрапы у власти притулились, а оттого зреют грозди народного гнева.

А тут вдруг нечто эфемерное по воздуху пролетело, и прямо при море-окияне фабрика корабельная открылась. Смотрит, целовальник, а на этой фабрике великаны-гамадрилы во всю шуруют. Выдёргивают громадные ёлки из земли и хлещут ими по морю-окияну. Там, где хорошенько похлещут — там корабль из глубин морских появляется и паруса распускает. Целую черноморскую флотилию нахлестали денька за три.

— Братцы-гамадрилы, — просит целовальник у великанов. — смастерите и мне кораблик какой-никакой, поскольку имею дело неотложное и первостатейное. За мной не заржавеет.

— Да с удовольствием, нам-то хоть бы хны. Но отгадай сперва три загадки.

— Три так три. — соглашается целовальник. — Сказывайте веселей. Озорники.

— Ну, — крутят свои плутни великаны-гамадрилы. — слушай тогда сюда. Вот тебе загадка первая. Что не лается не кусается, а до смерти догрызается?..

— Это же совесть, тишкина ты жизнь! — и минутки не помыслив, отвечает целовальник. — Сам не без греха, в мае родился — оттого и маюсь.

— Правильно, отгадал. — дивятся мужицкой соображалке великаны-гамадрилы. — А вот тебе вторая загадка. Что такое есть: с горки вползком, а в горку бегом?..

— Дак сопля это! — пришмыгнул носом целовальник. — Сам весь болезный по осенней распутице бываю — оттого и лекарств дома выше крыши. Укатали сивку крутые горки.

— Ну, — разводит руками самый главный великан. — уж на сколько я едрён, а этот дядька меня втрое едрёнее. Пускай отгадывает последнею загадку.

— Кабы не воспаление диоптрии, — целовальник жалуется, — я всех бы вас тут едрёно поимел!.. Загадывай давай.

— Что бывает такое: то имеется голова, а то нет головы, то есть голова, а то нет головы?

Долго думал целовальник, искручинился весь, а потом по лбу себе весело прихлопнул:

— Это когда пьяненький мужичок вдоль забора идёт. Пока нормалёхонько идёт — все видят его голову над забором, а как спотыкнётся — нет головы!.. Не видно. Вот так и получается: то есть, то нет.

Великаны-гамадрилы подивились мужицкому уму-разуму, шваркнули ёлкой по водам моря-окияна, и предстал на зыбкой глади фрегат с алыми парусами. Целовальник живенько на фрегат вскочил, фок-мачту за бизань-мачтой приладил и поплыл к вожделенному острову. А там камешек легонько с места сковырнул, зайца за уши прихватил, в карман сунул и отправился восвояси. Справочки с собой в дорогу захватил — мало ли пригодятся от таможни отбрыкиваться — одну о задержке в умственном развитии, а другую, что на урановых рудниках пахал сверхурочно, вот ему государство в награду зайца подарило.

Долго ли коротко ли, а возвращается к лешачьей избе — а там всё по-прежнему: королевна слёзы льёт, волки с голодухи по ночам воют, а сам хозяин бродит по землям русским и на добрых людей страху наводит.

— Суженый ты мой ряженый! — кинулась королевна на шею целовальнику. — Я уж замаялась и ждать-то тебя, думала, что сгинешь и не вернёшься.

— Я и сам так думал. — говорит. — Да вот вернулся.

— Ну, вот теперь воочию вижу, что это взаправду ты вернулся. Теперь всё моё беспокойство, саднящее раны на сердце, как рукой сняло.

Конечно, ещё парочку каверзных вопросов задала — не загулял ли добрый молодец на чужой сторонушке — да целовальник пальчиком ей пригрозил: в нашем деле, дескать, не без этого, но нынеча мной двигают иные помыслы!..

— Это заяц у тебя тама что ли?.. — королевна ему в карман тычет. — А точно ли смерть лешачья в нём?? Я ж тебя за смертью, помнится, посылала.

— Как раз в зайце и смерть. Ты, милочка, теперь так поступай решительным образом. Когда Леший домой возвратится, скажи ему, чтоб спать быстрей лёг, а я тута с зайцем и уткой-щукой делов понаделаю и злодея погублю.

— Так и быть, всё как ты мне рассказал — всё так и сделаю. Совершенно на тебя, дескать, полагаюсь.

Ну и ладушки. Тут дело к ночи идёт, и возвращается Леший домой, а сам крепко недоволен — много добра, непосильным трудом нажитого, в карты проиграл.

— Отцего здись руським духом пахнет? — спрашивает.

А мужик-то наш в шапке-невидимке сидит при печи — вот его и не видно. Но попахивает, конечно, с дороги-то не умылся.

— Да брешешь, супостат. — сама королевна ноздрями по углам попихала. — Вчерась только уборку делала, всё чисто в дому. Идите-ка вы лучше спать.

— И твоя правда, девонька, луце-ка я храпака задам. — зевает Леший, а пасть евонная — что твоя форточка с окна распахнутая. — Ты толецко мою любимую пеценку спой, а я зараз и усну накрепько.

Королевна и принялась петь про баю-баюшки-баю — не ложися на краю, а Леший сам не заметил, как уснул. Но одним глазком поглядывает: что интересного у него в дому делается?.. А целовальник шапку-невидимку резко с головы скинул, ножик из-за голенища вытащил и принялся зайца резать, чтоб утку из него вынуть поскорей. Да либо ножик оказался тупой, либо сноровки должной нет, а дело неспешно ладится.

— Может, шибануть топориком-то поперёк туловища? — королевна под руку нашёптывает, тоже ишь нетерпится нечистой силе рога пообрывать.

— Верно. — говорит. — Тащи сюды топорик.

Королевна только-было за топриком на склад рванула, да не тут-то было.

— Я вам сцас покажу топорик! — Леший со своей кроватки быстро спрыгивает, кубарем катится и в два пальца свистит. — Крысоньки мои любезные, хватайте этих вороговь да гадюкь, что я на груди пригрел — грыците ихь насцмерть!

Королевна тут и замерла как вкопанная, а лешачьи крысы повыползали из всех щелей и принялись ей ноги отгрызать. Чуть ли не целый миллион их из подвала вылез, и все здоровущие такие!.. Привизгивают от удовольствия, хвостиками виляют да губами причмокивают — очень им понравилось сладенькое королевнино мясцо. И кровища по всему дому хлещет кипящим огненным цветом. Смотрит целовальник: а уж пяточки королевнины обгрызены дочиста, надо что-то делать!..

— Нукась, заяц, — говорит строго. — отдавай мне утку!

И разорвал зайца пополам. Тут из заячьих нутрей утка вылетала, чтоб в окошко дёру дать. Но целовальник быстренько её за крылья прихватил и башкой ейной об притолок пристукнул — чтоб шибко летать не умела. Леший, как увидел такое дело, так весь затрясся да запёрхал; совсем не по нраву ему эта каверза пришлась.

— Упыри да вурдалаки, друзяки мои родьненькие! — засвистел в пять с половиной пальцев Леший. — Поможите братуцке!!

И упыри да вурдалаки со всего леса примчались в сей же миг, принялись королевну душить своими лапищами корявыми, да из горла кровушку ейную сосать. А крысы уж и голени королевнины объели — прямо куски мяса вырывают, да между собой дерутся, чтоб кусок послаще достался. Чуть ли не друг дружку поубивать готовы.

— Нукась, утка, которая из зайца, слушай меня! — потребовал целовальник, цепляясь пальцем за уточий ректальный шланг. — Отдавай мне щуку!..

Щука тут и выскользнула прямёхонько из кишок уточных, пастью заклацала, глазами засверкала яростью иродовой. А в брюхе ейном оказалось яйцо лешачье. Переливается такое лиловым цветом, распаляемым зигзагами грозового беснования. И по всем углам избы вдруг мрачные тени закувыркались, криворожие искры закружились.

— Спиногрыз-дружоцек! — засвистел отчаянно Леший. — Приди скорей сюда, помоги братуцке!!

И немедля из подпола вылез страховидный спиногрыз — весь в паутине да в липком чём-то. Изо рта угар клубками валит, из ушей пар клочками трубит. «Чурчхела, пахвала да варёная кукуруза! — орёт диким голосом, да так, что в соседнем дому у соседа в ушах звенит. — Не тоскуем, не кукуем, налетаем и кайфуем!» И прямёхонько на королевнину спину насел сзади и принялся внутрь её вгрызаться — ажно рычит от удовольствия. Только мелкие королевнины косточки отплёвывает по сторонам и от упырей отбрыкивается.

— Нукась, щука, которая из утки, повинуйся мне. — целовальник щуку надвое разрывает и обеими кусками потряхивает. — Отдавай мне яйцо со смертью!..

Яйцо и выкатилось без остатку, да прямо посередь воздуху и зависло. Побледнело душноватой синевой немыслимого колера и затрепыхало, чуя близкую развязку всей истории.

— Русь ты подлая! сила ты могучая! — завопил Леший, уж совсем отчаявшись продолжать дальше свою паскудную жизнь. — Ты всему человечеству нервы вымотала, никому покоя не даёшь!..

Тут уж целовальник вконец осерчал за такие нехорошие слова и хрястнул кулаком по яйцу. Сразу гром грянул, ближайший небосвод треснул, и вся эта самая паскудная жизнь лешачья прекратилась.

— Ецё встретимься, друцочек, ецё поговоримь!.. — сказал Леший на прощание, да сгинул куда-то.

И сам сгинул без следа и всех своих упырей да вурдалаков с крысами и спиногрызом за собой в адские муки утащил. А оттуда не возвращаются.

— Что-то мне совсем противно в этом доме находиться. — говорит целовальник. — У меня, в хозяйстве, завсегда порядок и душевность пребывают, а тут — чёрт его знает что!.. И одёжа-то в кровище замаралась.

— Самой тошно. — принялась королевна с себя замазюканную одежонку скидывать, раны перевязывать, укусы залечивать. Благо у Лешего множество всяких целебных средств оказалось в сундучке. Только лишней жизни не нашлось. Ну и ладно.

Вскочил целовальник с королевной на коня и поскакали они домой. Пришпандорил плёточкой хорошенько, чтоб конь поторапливался — дома-то и солома едома. Очень скоро они втроём куда надо прибыли — в облике искреннем и незамысловатом, словно бы наши прародители до грехопадения. Народ окрестный подивился их истории, но сомневаться не стал. Ибо в таких делах сомневаться — только горе на себя накликивать, ибо издавна в наших краях знают про лешачьи паскудства и прочие бесовские неурядицы.

И принялся целовальник с королевной жить-поживать. Снова водочкой приторговывает, закусочкой. Музыкантами обзавёлся для ублажения эстетических вкусов. Кордебалета две штуки прикупил у заезжего француза. Вроде бы всё хорошо в жизни наладилось.

Бабе Яге подарочек прислал. Может, и не шибко дорогой, да ведь важен не подарок, а внимание.

Но вот однажды выходит он из кабака и видит, что у крыльца стоит седой-преседой старик. По сути говоря, старикашка.

— Откуда ты, дедушка, взялся у меня тута? — спрашивает. — Раньше тебя такого тута не было.

— Раньше не было, а теперь есть. — вдруг говорит старик, земно кланяясь. — Спасибо тебе, дитятко, ведь ты сюда на мне приехал.

— Как на тебе?

— А так. Похищен я был маленьким ребёночком в лесу этим подлюкой Лешим, оборотил он меня в коня, и всю жизнь я у него пробыл. Брёвна таскал по измороси, да овёс жрал. А вот пришёл ты, погубил Лешака, меня оседлал и сюда прискакал.

— Так чего ж ты сразу не сказал, что ты человек, а не конь? — спросил целовальник, а сам дивится такой ситуации, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

— Раньше не мог. — говорит старикашка. — Раньше я стеснялся такого чистосердечного признания. А теперича мне всё равно вдруг стало. Теперича мне всё равно помирать. Так лучше я старичком помру на законном основании, нежели каким-то лешачьим конём. Спасибо тебе, дитятко.

— Да пожалуйста. Ты помирать-то здесь вознамерился или поближе к родным местам двинешься?

— Поближе к родным. — говорит. — Там ведь и берёзка должна расти, которую я ещё малюткой посадил. Хочется глянуть.

— Ну, глянь.

Ещё раз подивился целовальник этой нешуточной истории, накормил-напоил старика, да и отпустил помирать с Богом. Дал в дорогу котомку с хлебом и напутствовал добрым словом. Все мы люди на земле, и все помогать друг другу должны кто чем может.

Королевна-то опосля этому целовальнику детишек нарожала много-много, все они потом в ейном королевстве принцами стали, а она не захотела своего возлюбленного покидать, так и прожила с ним бок о бок до скончания дней своих. Ну и он тоже, конечно, помер. А что с тем стариком сталось — я не знаю.