Синар. Морские рассказы

Алексей Макаров

В четвёртой книге Алексея Макарова из серии «Жизнь судового механика» рассказывается о работе судового механика.Им, как и всем обычным людям, присущи все те чувства, которые особенно обостряются в море.А особенно они обостряются, когда с тобой вместе находится твой любимый человек.Такие события происходят не так часто в жизни моряка, но если они и происходят, то моряк счастлив как никогда в жизни и поэтому готов свернуть горы.Любые совпадения имён и событий – случайны.

«Синар»

Жизнь судового механика

Часть первая

Глава первая

В этом контракте «Синар» ходил только на линии Дубай — Кандла, и поэтому продолжительность рейса была всего лишь десять дней. То есть каждые десять дней судно выходило из порта Дубай, шло на Кандлу и обратно возвращалось в Дубай.

В Кандле ещё в прошлом контракте меня познакомили с Джимми.

В один из заходов в Кандлу агент предложил мне съездить в город. Я давно хотел побывать там, потому что меня интересовала глубинка Индии, о которой я много читал.

От порта до городка Кандидам было около пятнадцати километров. Добраться до него было можно только на такси, за что таксисты брали десять долларов.

О предстоящей поездке я поделился со старшим помощником, а когда он узнал, что нас повезёт агент, а не такси, то с радостью согласился.

Быстро собравшись, мы спросили у капитана разрешения покинуть борт судна, и только после этого агент повёз нас в город, где главной моей целью было посещение ювелирных магазинов.

По пути в город я засомневался, существуют ли здесь вообще подобные магазины, если по дороге вокруг нас слонялись коровы и чёрные худющие свиньи. Вокруг всё было завалено горами мусора, везде были разбросаны пластиковые пакеты. В деревушке справа от выезда из порта лачуги были собраны из картона, фанеры и различных подручных материалов, которые, скорее всего, были взяты с помоек. Рядом с этими строениями разливались громадные зловонные лужи. Так что даже пришлось закрыть окна везущего нас «Амбассадора». И возникал только один вопрос: неужели среди этого бардака может находиться магазин, где можно выбрать достойные ювелирные украшения?

Как можно было в такую страну разрухи везти золото, которое контрабандой возили члены экипажей некоторых из наших дальневосточных судов? Одну из таких групп несколько лет назад арестовало добросовестное индийское ЧК, посадило в тюрьму, и только наше правительство, я уж не знаю как, смогло вывезти их из этой коррумпированной страны, где без взятки и шагу ступить невозможно.

Выйдя из машины агента, я ещё больше был поражён грязью на улицах и убожеством домов в самом центре города.

Асфальт на дорогах и тротуарах был почти полностью разрушен. Везде валялись целлофановые пакеты, обрывки бумаг, газет и прочий мусор. На нас сразу же накинулась толпа нищих, которая требовала подаяний. Среди этой толпы были и маленькие дети. Они тянули к нам свои грязные тонкие ручонки и просили денег.

По своему прежнему опыту я знал, что стоит только одному из них дать хоть что-нибудь, то потом сам бедным останешься. Эта толпа от тебя не отстанет и целый день будет преследовать тебя, где бы ты ни находился. Поэтому, отмахнувшись от назойливой толпы, мы проследовали за агентом.

Он провёл нас в неказистый магазинчик с грязной и облупленной вывеской: «Джимми. Ювелирные украшения и повседневные товары».

На удивление, внутри всё было чисто и аккуратно. Работал кондиционер. На первом этаже и в самом деле были повседневные товары. То есть рубашки, брюки, галстуки, куртки и прочее — то, что было необходимо современному человеку в повседневном обиходе. Особенно моряку. Мы для вида покопались в этих развешанных и аккуратно разложенных товарах, но агент тянул нас на второй этаж. Поддавшись его уговорам, мы поднялись на второй этаж, где и был ювелирный магазин «Джимми».

Тут же откуда-то появился очень приветливый индиец, одетый с иголочки в европейскую одежду. Он протянул каждому из нас узкую изящную ладошку и представился:

— Джимми, — и тут же усадил за небольшой столик. — Сегодня на улице очень жарко для господ. Не мог бы я предложить им чего-нибудь выпить из прохладительных напитков?

В этом штате Индии был сухой закон. Поэтому в продаже здесь не было ничего спиртного. Только соки и воды.

Мы с важностью согласились. Господа желали…

Джимми махнул рукой. Тут же к нему подлетел какой-то мальчишка, выслушал приказание и куда-то сорвался. Он появился через несколько минут уже с внушительным пластиковым пакетом и передал его другому парню, постарше, стоящему у входа. Тот не спеша приблизился к Джимми и начал вынимать запотевшие бутылочки «Пепси», «Фанты», «Кока-Колы» и «Спрайта» и устанавливать их на небольшой столик в углу комнаты. Джимми что-то сказал ему, и парень поставил принесённые бутылки на поднос и перенёс их к нам, на наш столик. Джимми уже с подноса расставил бутылочки с напитками перед нами, предварительно поинтересовавшись, какой из них предпочитают уважаемые господа.

Когда жажда была утолена, Джимми ненавязчиво предложил нам пройти к прилавку, под стеклом которого были разложены ювелирные украшения европейского дизайна. Он принялся доставать из шкафов и тумбочек, которые были за прилавком и под ним, различные коробочки и ящички с кольцами, серьгами и прочими мужскими и женскими украшениями. Он тут же их раскрывал, показывая содержимое, с перечислением достоинств и красот каждого украшения.

Коробочек на прилавке скоро было навалено достаточное количество. В каждой из них было какое-нибудь украшение. Серьги, кольца, браслеты, цепи и ещё много-много чего, так что от количества украшений и их блеска даже начало рябить в глазах.

Я знал, что таким фокусам ювелиров не стоит поддаваться. Тебя вынудят купить всё то, что тебе вообще не будет нужно. Опыт такой у меня уже был при посещении ювелирных магазинов в Бомбее (по-современному — Мумбаи) и Коломбо. Поэтому я спокойно перебирал содержимое ящичков и коробочек.

В конце концов я выбрал и для себя, и для Инночки кое-какие украшения. Но мне они не очень нравились, и поэтому я спросил у Джимми:

— А изготовить по собственному дизайну у тебя можно что-нибудь?

Джимми, на вид простейший и добродушный индиец, с готовностью ответил:

— Конечно, можно, чиф.

Я с удивлением посмотрел на него:

— Ну а кто будет делать эти украшения?

Джимми от гордости напыжился:

— Мы здесь, в Кандидаме, ничего не изготавливаем. Если ты сделаешь заказ, то я отправлю его в Мумбаи, и там уже на фабрике всё сделают. Это займёт неделю. А потом они пришлют мне твой заказ обратно. Это займёт ещё неделю. Когда заказ придёт, то ты сможешь забрать свои украшения у меня, когда вы опять вернётесь в Кандлу.

Мы со старпомом удивлённо переглянулись. Джимми о нас и нашем судне был очень хорошо осведомлён, наверное, это была информация агента.

— А что же это за фабрика такая, которая делает всё на заказ? — поинтересовался я.

— Эта фабрика называется «Де Бирс», — при этих словах Джимми чуть не лопнул от гордости. — Там обрабатывают бриллианты. Там всё делается. И огранка камней, и изготовление украшений.

Я вопросительно посмотрел на Джимми. Он что, набивает цену своим украшениям или нахально врёт про знаменитую фабрику? Или, как говорят моряки, он никогда не врёт, только постоянно что-то немного преувеличивает?

Джимми, видя мои сомнения, тут же положил на стол толстый каталог, правда не компании «Де Бирс», а какой-то другой фирмы. Название каталога я не успел прочитать.

— Посмотри и выбери, что тебе понравится, — гордо заявил он, широким жестом раскрывая каталог.

«Ну, если изготовление украшений займёт недели три, — подумалось мне, — то за это время судно ещё пару раз вернётся в Кандлу, а я успею закончить все дела по изготовлению серёг к приезду Инночки и забрать их».

У меня была одна задумка, о которой я ещё и сам себе боялся признаться. Я хотел вызвать Инночку на борт судна и к её приезду сделать для неё подарок.

В каталоге, который развернул Джимми, я выбрал серьги и кольцо с изумрудами в окружении бриллиантов. Но с бриллиантами для меня было очень дорого, и я спросил у Джимми:

— А бриллианты можно заменить какими-то другими камнями?

Тот с прежним важным видом безапелляционно ответил:

— Конечно, можно! — И тут же предложил: — Их можно заменить белыми сапфирами.

— Искусственными? — с сомнением спросил я у него.

Джимми напыщенно ответил:

— Нет! Искусственных сапфиров не бывает. Натуральными белыми индийскими сапфирами! — со значением добавил он. — Потому что мы имеем дело только с натуральными камнями. В Индии дешевле сделать украшение из натуральных камней, чем из искусственных.

Всё-таки я попал под чары Джимми и, доверясь ему и его каталогу, заказал серьги и кольцо с изумрудами в обрамлении белых сапфиров.

* * *

Мой контракт как раз приближался к середине. Согласно ему я имел право, как старший комсостава, пригласить жену на борт судна на период от месяца до трёх. Все расходы были, естественно, за мой счёт, а фирма только обеспечивала доставку на судно члена семьи старшего комсостава. На эту дополнительную услугу шли неохотно, но контракт есть контракт. И его надо выполнять.

* * *

После выхода из Кандлы я выбрал подходящий момент, когда капитан был не очень занят на мостике, и обратился к нему с просьбой:

— Андрей Сергеевич, знаешь, я хочу пригласить жену на борт. Прошлый контракт я отработал хорошо. Питер Борчес доволен мной, и ты об этом прекрасно знаешь, поэтому я хочу, как подтвердивший доверие фирмы, получить небольшой бонус. Пусть они разрешат мне, чтобы моя жена приехала на судно.

Капитан был озадачен и вместе с тем удивлён. Он был из Одессы. Это не разговор про бескозырку, которую надо отдать сыну. Копеечку он считать умел и почему-то только в свою пользу.

Вначале он недоумённо посмотрел на меня, пару раз прошёлся по мостику, о чём-то думая, и, вернувшись ко мне, изрёк:

— А ты знаешь, сколько тебе это будет стоить? Знаешь, что это очень дорого?

Зная все его вопросы наперёд, я уверенно ответил:

— Ну, дорого — не дорого, зато я проведу целый месяц со своей женой. Контракт, естественно, пройдет намного быстрее.

Он с понимающей улыбкой посмотрел на меня:

— Ну что ж, если у тебя есть такое желание, то давай. Вот тебе телефон. — Он снял с панели радиостанции спутниковый телефон. — Звони.

Я взял у него трубку и позвонил Питеру Борчесу в Гамбург. Память ещё не отказала, номер я помнил наизусть.

Борчес как раз оказался в офисе. Когда он узнал о причине разговора, то сразу согласился с моей просьбой.

— Да-да, я не против того, чтобы твоя жена приехала на судно, — с первых же слов он дал своё согласие на приезд Инночки. — Только пришли мне, пожалуйста, все данные о паспорте твоей жены, — добавил он. — Мы сделаем всё, чтобы её встретили и доставили на борт. Твоя задача будет заключаться в том, чтобы купить билет из Владивостока в Москву, а когда твоя жена купит билет из Москвы до Дубая, то ты поставишь меня в известность, чтобы в Дубае её встретили и доставили на борт судна. Все расходы по доставке твоей жены на борт ты оплатишь агенту нашей фирмы сам. При доставке её на борт ты рассчитаешься с агентом наличными. — И после небольшой паузы он поинтересовался: — А твоя жена знает английский язык?

Скрывать тут было нечего, и я с сожалением посетовал:

— Может быть, только чуть-чуть.

Но Питер подбодрил меня со смехом:

— Ну что ж, если даже и не знает, то по стрелочкам всё равно найдёт выход в аэропорту, а там её уже встретит наш агент.

На этом и порешали. Питер попросил передать трубку капитану и дал ему дальнейшие инструкции.

Когда Андрей Сергеевич их выслушал, то он, немного обалдевший от полученной информации, положил трубку на пульт и произнёс:

— Ты послушай, а Питер-то не против.

Мы шли как раз назад в Дубай и пришли туда на следующий день утром. Как только трап спустили на причал, я сразу побежал к береговому телефону и позвонил Инночке.

Когда я рассказал ей, что компания дала добро на её приезд и чтобы она начинала собираться, то она безумно была рада. Она очень обрадовалась тому, что может приехать ко мне.

Она была вне себя от счастья. Мы разговаривали не очень долго, потому что по карточке, которую можно было купить в портовской столовой, больше десяти минут не поговоришь. В десять минут я и уложился. Я рассказал ей все требования компании, где и как покупать билеты, и попросил, чтобы об этом она информировала меня по e-mail и переслала всю информацию о дате прилёта в Москву и Дубай, когда купит билет.

Стоянка в Дубае, как всегда, была короткой. Судно за десять часов закидали очередной порцией контейнеров, и оно вернулось в Кандлу.

По приходе в Кандлу я сразу же поехал к Джимми. Прошло почти две недели после нашего последнего разговора, когда я ему заказывал серьги, и, к моему удивлению, серьги были уже готовы. Я заплатил за них Джимми заранее приготовленными долларами.

Когда Джимми увидел деньги, с которыми я так легко расстался, платя за заказ, он чуть ли не прыгал от счастья.

Изумруды были невероятно хороши. Ярко-зелёные, в обрамлении белых сапфиров, они смотрелись шикарно и красиво поблёскивали в изящной бархатной коробочке.

Джимми тоже был доволен, наверное, он с меня поимел неплохую сумму, потому что, когда он мне сказал про сто пятьдесят долларов, то двадцать-тридцать долларов с этой суммы он уж точно положил себе в карман.

Серьги с кольцом мне очень понравились. Что об этом было говорить? В этот момент деньги для меня были не столь уж и важны. Главное, что эти серьги и кольцо были дополнением к тому набору, что мы когда-то купили Инночке в Инчхоне.

Но там изумруд был искусственным. А здесь всё было натуральное, и золото — восемнадцать карат, что соответствовало нашей российской или советской градации как семьсот пятидесятая проба, а не пятьсот восемьдесят пятая, где добавлено сорок один с половиной процентов различных примесей.

Золото было соломенного цвета. И на этом фоне ярко сияли зелёные, насыщенные изумруды, а сапфиры в это же время переливались цветами радуги на гранях при их наклоне к лампочке накаливания. Я был очень доволен. Поэтому такая разница в деньгах для меня сейчас не имела никакого значения.

* * *

В Кандле судно обычно стояло три дня, потому что выгрузка шла очень медленно. Выгрузка производилась судовыми кранами. Судно стояло в устье реки, и постоянно надо было следить за осадкой. Приливно-отливные течения в реке достигали чуть ли не восьми метров. Судно по отношению к причалу гуляло вверх и вниз. Если в полночь оно стояло вровень с причалом, то в полдень уходило ниже его на восемь метров. И так постоянно продолжалось в течение всей стоянки.

Если в Дубае погрузка или выгрузка одного контейнера со стационарного крана занимала около минуты, то здесь это могло растянуться и на двадцать, и на тридцать минут. Потому что два индийца должны были приставить лесенки к контейнеру в трюме и взобраться на него. Иногда они не пользовались приставными лесенками, а взбирались на крышу контейнера, как обезьяны. Одним прыжком, цепляясь за какие-то неровности на переборках контейнеров, они взлетали на крышу контейнера. Затем они цепляли спредер, разворачивали вручную все угловые крепления, спрыгивали с него на палубу, и только после этого судовой кран начинал переносить контейнер на берег.

На берегу начиналось то же самое. Контейнер ставился на причал, а не на машину. Лестница приставлялась, люди залезали, крепили, спрыгивали с контейнера. Потом приезжала машина. На неё таким же образом ставился контейнер, и только после этого следующий контейнер из трюма доставался таким же образом.

Судовые краны были в ненадёжном состоянии, за их техническим состоянием надо было постоянно следить. Это были электрические краны, и поэтому за ними должен был следить специальный крановый электромеханик. Но так как у хозяина был строжайший режим экономии, то за кранами следил обычный судовой электромеханик, естественно, со мной вместе.

Мы с ним постоянно смотрели и наблюдали за их рабочим состоянием. Вели контроль за температурой в машинных отсеках, за уровнем масла в цистернах и за смазкой подшипников. Это было нелёгкой работой. Для того чтобы только залезть в кабину крановщика, надо было по внутренним скоб-трапам взобраться на пятый этаж. А для обслуживания электроники — на седьмой.

Привод на все механизмы крана осуществлялся только электромоторами посредством руководящей электроники. За всем этим хозяйством должен был следить только этот виртуальный крановый электромеханик. За точками смазки и тросами должны были следить филиппинцы во главе со старпомом, а за электроникой и состоянием электромоторов наблюдал электромеханик. А так как судно вообще не имело запасных частей на краны, то можно было себе представить, что стоило дяде Саше, в прошлом помполиту, поддерживать рабочее состояние кранов.

Выгрузка в Кандле производилась только своими кранами, и время стоянки доходило иной раз до трёх суток, а то и больше, поэтому после каждой стоянки и лазания по кранам руки и ноги как у электромеханика, так и у меня отваливались.

Когда судно входило в Кандлу, капитан всегда старался войти туда на приливной волне, чтобы безопаснее встать к причалу и ускорить начало выгрузки.

Вода в реке была бурого цвета. В этой воде находилось столько ила, что для нас, механиков, это было трагедией, потому что холодильники для охлаждения рефустановки, кондиционера и на холодильнике, который охлаждал главный двигатель, постоянно забивались этим илом. Каждую стоянку их надо было чистить. Но мы уже привыкли к этому. Для нас особенных проблем это не создавало. А в этот рейс особенно.

Глава вторая

Вернувшись на судно после получения серёг, я был полон радости от предстоящей встречи с женой.

Переход до Дубая занял двое с половиной суток. За это время я получил известие от Инночки, что, мол, «я вылетаю»…

У неё был рейс Москва — Стамбул — Дубай.

Данные об этом рейсе я сразу передал Питеру Борчесу, и мне только оставалось ждать прихода в Дубай.

После швартовки и остановки главного двигателя я вышел на палубу. Перед входом с главной палубы в надстройку находилось помещение чекерской, где уже сидел Фарид, наш агент.

— Привет, Фарид, как дела? — дружелюбно поздоровался я с агентом.

Как всегда улыбаясь яркой улыбкой, Фарид протянул мне руку.

— Хорошо, всё нормально, — сказал он, потом так же радостно посмотрел на меня вновь. — Твоя жена уже ждёт тебя на проходной порта.

Вообще-то я пришёл к нему узнать, где же Инночка, но это известие меня ещё больше подбодрило.

— А можно мне поехать с тобой вместе туда? — с надеждой, что Фарид позволит мне вместе с ним добраться до проходной, поинтересовался я.

— Конечно, это не проблема, — охотно подтвердил моё желание Фарид. — Сейчас оформлю документы, заедем к диспетчеру, а после этого сразу поедем забирать твою жену.

Я был очень рад. Поднялся к себе в каюту, переоделся и спустился вниз к чекерской. Фарид уже занимался обсуждением плана погрузки со старпомом. Увидев меня, он жестом предложил мне сесть и подождать его.

Я сидел как на иголках. Каждая секунда ожидания была равна часу, и меня чуть ли не колотила нервная дрожь. Но пришлось присесть и ждать, когда Фарид закончит все формальности.

Через пять минут бумажная волокита была закончена, и, сев в машину, стоящую недалеко от трапа, Фарид помчался по просторным и чистым дорогам порта к проходной. Остановив машину у здания таможни, Фарид предложил мне следовать за ним.

В прохладном помещении таможни он указал мне на кресло, где я присел в ожидании завершения таможенных процедур.

Через несколько минут Фарид с таким же весёлым лицом вышел из одного из кабинетов и весело предложил мне, загадочно подмигнув:

— Ну что? Поехали за твоей женой.

Меня не надо было уговаривать, я тут же подскочил с кресла и последовал за Фаридом, но тут произошёл небольшой казус.

Машина Фарида, как две капли воды напоминала мне мою «Тойоту-Карину». Но моя машина была японской сборки, и руль у неё находился справа. Поэтому я непроизвольно пошёл садиться в машину с левой стороны. Ведь я пассажир, и моё место было именно там.

Фарид, увидев, что я направился к водительской двери, рассмеялся:

— Чиф, ты куда? Пассажиры садятся с другой стороны.

Я понял свою ошибку.

— Ой, извини, я же привык к японским машинам. У них это пассажирское место.

Мы посмеялись над моей ошибкой, уселись в машину и поехали к проходной порта. До неё было совсем недалеко. Хотя в порту скорость автомобилей была ограничена, Фарид доехал туда минут за пять.

На улице было жарко, хоть и был конец декабря. Температура воздуха составляла градусов двадцать пять, но по сравнению с летней температурой в сорок пять градусов и повышенной влажностью воздуха это было терпимо.

Выйдя из машины перед проходной в порт, я вдохнул полуденный жаркий воздух, но меня он уже больше не смущал. Сейчас я уже ничего не замечал. Ни яркого синего неба, ни палящего солнца, ни цветов, аккуратно высаженных у таможни. Абсолютно ничего. Всё моё существо было направлено только к входу в таможню, где меня ждала самая прекрасная женщина мира.

Фарид, видя моё состояние, немного охладил меня:

— Не торопись, сейчас я всё сделаю. А пока посиди там, — он указал на входные двери проходной.

Но меня уже ничем нельзя было удержать, я быстро прошёл через стеклянные двери в зал и окинул его взглядом. В нём никого не было.

Фарид, видя мой растерянный взгляд, успокоил меня:

— Она ещё там сидит, — он указал куда-то вдаль. — Подожди, я сейчас ускорю оформление её документов. Сиди здесь, жди меня. — И он указал мне на кресла, стоявшие рядами в зале.

Через барьер, разделявший зал на две части, мне нельзя было выходить, потому что у меня не было с собой пропуска на выход. А выход без пропуска грозил штрафом, о чём были вокруг развешены объявления, поэтому я покорно сел на одно из кресел, а Фарид прошёл дальше через проходную.

Он зашёл в комнату, которая была метрах в пяти от входа, и через пару минут оттуда появилась Инночка.

Я был поражён, насколько она была красива. В розовой кофточке, волосы аккуратно подстрижены, покрашены, слега нанесённый макияж ещё больше красил её. Стройная фигурка…

У меня сердце обмякло, что-то внутри груди затрепетало. Я протянул руки и шагнул к ней навстречу, и она, не обращая ни на что внимания, с распростёртыми объятиями кинулась ко мне.

Между нами была железная ограда, которая была мне по пояс, но это нам не помешало обняться и расцеловаться.

Только голос Фарида немного охладил пыл нашей встречи:

— Чиф, смотри, нельзя проходить через проходную, пока ей не вернули паспорт.

Но тут вышел какой-то чиновник. Высокий, здоровый, пузатый, в белом балахоне, с «арафаткой» на голове. Платок до плеч, на босу ногу надеты босолапки. Он снисходительно посмотрел на нас и протянул Фариду Инночкин паспорт.

Инна посмотрела на этого импозантного араба и показала взглядом на него:

— Вот, вот этот вот. От него ничего не добьёшься, хотя я у него и спрашивала, когда же ты приедешь за мной.

— И на каком же языке ты у него это спрашивала? — удивился я.

— На английском, — не задумываясь и всё ещё не отпуская моих рук, произнесла она.

— Ты что, выучила английский? — Я с обожанием смотрел на свою жену.

— Ну, пришлось посмотреть в разговорнике и сказать ему несколько слов, но он даже носом не повёл в мою сторону.

Чувствовалось, что пережитое волнение всё ещё не покинуло её.

— А может быть, он не знает английский язык? — предположил я.

Инночка недоверчиво посмотрела на меня.

— Ну, может быть, и не знает… Но как тогда он работает?

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись этой шутке, не отпуская рук и стоя около разделительного барьера.

Инночка положила мне голову на плечо. Как было хорошо просто так стоять, обнявшись!

Но подошедший Фарид прервал идиллию:

— Всё оформлено. Вот твой паспорт. — И вручил Инночке её паспорт.

На выходе из таможни был магазин дьюти-фри, и я просительно посмотрел на Фарида.

— Мы зайдём в магазин? — спросил я его, и он, утвердительно кивнув головой, пошёл к машине.

— Я буду вас там ждать, — показал Фарид в ту сторону, где стояла его машина, — но только ты, чиф, там недолго…

Получив разрешение от Фарида, я обратился к Инночке:

— Давай зайдём и купим бутылочку какого-нибудь винца, чтобы отметить твой приезд.

Вина в дьюти-фри были в огромном ассортименте, но её взгляд почему-то сразу упал на очки.

На витрине было несколько десятков солнцезащитных очков различных фирм.

Какое тут вино? Когда она увидела очки, то попросила продавца показать ей очки, непроизвольно сказав всё это по-русски.

Продавец не понял её, поэтому в этот спектакль включился и я. Я переводил продавцу всё, чтобы она поняла желание мой жены. Продавец оказалась понятливой. Она и так понимала Инночку, потому что её палец, указывающий на определённый предмет, выявлял все желания покупателя.

Девушка-продавщица, скорее всего филиппинка, показывала Инне то одни очки, то другие. Инночка их начала примерять, глядя на себя в зеркало, периодически спрашивая меня:

— Ну, а эти как тебе?

Но когда она в очередной раз взглянула в зеркало, то тут же решительно сказала:

— Я бы хотела вот эти.

Я как раз и рассчитывал на магазин дьюти-фри, поэтому мой друг кошелёк был у меня в кармане. Очки, выбранные Инночкой, мы сразу же купили. Как отказать своей любимой женщине в её небольшом желании быть ещё красивее?

С сегодняшнего порядка цен это было недорого. Всего-то семьдесят долларов. Хотя в то время это было приличной суммой. Но это же был первый день и первые минуты, проведённые с женой! Я даже не стал обращать на это внимания. Мы купили очки, которые продавец упаковала в изящный футлярчик, затем набрали ещё каких-то пакетиков с печеньем, чипсами и орешками. Ну и, конечно, взяли хорошего вина. На сей раз выбирал я сам, и это было трёхлетнее красное итальянское вино.

Выйдя из магазина, я сразу увидел машущего нам руками Фарида:

— Давай, давай, чиф, быстрей, нас капитан уже ждёт. Он ждёт от меня плана погрузки.

Сев в машину и устроившись на заднем сиденье, мы обнялись и уже ни на кого не обращали внимания.

Фарид подъехал к трапу судна, выскочил из машины и, открыв багажник, помог вытащить Инночкин чемодан. Какому-то особому пакету Инночка всё время оказывала особое внимание. Мне стало интересно, чему это моя жена оказывает такое пристальное внимание.

— Что это у тебя там? — поинтересовался я.

— Да шуба это, — отмахнулась она от моего вопроса. — Во Владивостоке было минус пятнадцать, — глянула она на меня, — декабрь месяц на дворе, наверное, — добавила она шутливо. — Это сейчас я тут раздетая. А вчера мне в ней было даже очень комфортно.

— Да… — протянул я, — здесь с утра было плюс двадцать пять градусов.

— А в аэропорту Артёма тоже было двадцать пять, но уже с минусом, — задорно рассмеялась она.

— А пакет-то зачем? — всё не понимал я.

— Да чтобы она не помялась и не видно было, что там внутри, а то ещё подумают, что я по пляжу решила прогуляться, — шутила она.

Ну, теперь всё стало понятно. Я подхватил пакет, поглядел наверх и свистнул матросу. Тот уже был наготове, чтобы помогать. Он быстро спустился по трапу на причал.

— Бери чемодан и неси его наверх, в каюту, — скомандовал я ему. — Помоги женщине, — это я уже добавил в шутку.

Филиппинец быстренько подхватил чемодан, взвалил его на плечо и быстро стал подниматься вверх по трапу. А мы уже налегке последовали за ним. Инночка с сумочкой, а я с ценным пакетом через плечо.

Надстройка на нашем контейнеровозе была ну уж очень высокая и узкая. Трапы между палубами были непомерно крутыми. На каждой палубе влево и вправо отходили коридорчики, в которых находилось по две-три каюты. На главной палубе были кают-компания, столовая, музыкальный салон и различные офисы. На второй палубе находились каюты для матросов-филиппинцев. Третья палуба была как гостевая, на четвертой палубе жили помощники и механики. На пятой — я и старпом. Шестая палуба была для капитана, с его офисами и библиотекой. Ну, а на седьмой уже располагался мостик.

Добравшись до каюты, Инночка, переведя дыхание, еле произнесла:

— Ну тебе и бегать приходится.

Я поглубже вздохнул, чтобы сбить одышку, и подтвердил её догадку:

— Конечно, если что-нибудь забудешь в каюте, то тут приходится побегать. Так что к концу дня язык уже лежит на плече.

— А если что в машине случается? — допытывала она меня.

— Ну вот так и бегу туда вниз, насколько сил хватает.

Она покачала головой, и посмотрела на меня.

— Да-а… — протянула она многозначительно.

Матрос уже поставил чемодан в каюте и ждал дальнейших распоряжений у открытой двери. Он посторонился, пропуская нас, чтобы мы вошли в каюту, и я отпустил его жестом руки. Когда матрос вышел, то я тут же закрыл дверь и повернул ключ в замке двери… Но не тут-то было.

Зачем я его поворачивал, сам не знаю. Скорее всего, интуитивно, потому что хотелось побыть наедине со своей женой. Но тут раздался стук в дверь. Дверь пришлось открыть. Это был капитан.

Андрей Сергеевич сразу представился:

— Здравствуйте, я капитан этого прекрасного судна, на котором вам предстоит провести некоторое время. — Он доброжелательно улыбнулся Инночке. — Вы, пожалуйста, дайте мне свой паспорт, потому что Фариду нужно занести вас в судовую роль и оформить у портовых властей. Сегодня в ночь планируется отход, — добавил он как бы между прочим.

— Как? И мы так и не сходим в город? — Инна в недоумении посмотрела на него.

Я, чтобы разрядить обстановку, попытался объяснить ей:

— Ну, это же контейнеровоз, Инночка. Сегодня это у нас ещё длинная стоянка. А так стоянки бывают и по десять-двенадцать часов. Закидают ящиками, и всё, Вася, аля-улю, поехали.

Капитан рассмеялся.

— Давайте, давайте свой паспорт и оставайтесь. Отдыхайте. Вам необходимо отдохнуть после перелёта и смены часовых поясов. Рад был познакомиться, — обратился он ещё раз к Инночке и вышел.

Я вновь закрыл дверь за ним. Мы молча смотрели друг на друга, но, не выдержав столь длинной паузы, прервали её и кинулись друг другу в объятия…

Я долго-долго смотрел в мои родные глаза, по которым я очень соскучился, и долго целовал их. Потом, всё-таки оторвавшись от них, немного отстранился и уже с расстояния вытянутой руки принялся рассматривать свою жену. Как же я по ней соскучился! От такого пристального внимания она немного застеснялась и вновь прильнула ко мне.

— Надо разобрать чемодан. Вынуть вещи и уложить их где-нибудь. — Она обвела взглядом мою небольшую каюту.

Ещё раз поцеловав её, я с готовностью ответил:

— Конечно, конечно. Я специально для этого освободил в шкафу пару полок, чтобы ты разложила там свои вещи.

Положив чемодан на письменный стол, я открыл его.

Каюта у меня была маленькая. Сама приёмная, в которой стоял небольшой журнальный столик, диван и письменный стол. Вся мебель была прикреплена к палубе наглухо болтами, так что её невозможно было сдвинуть с места ни руками, ни в даже резкую бортовую качку. Рядом была спальня с огромной кроватью. Кровать была таких размеров, что на ней можно было уместиться и втроём. Во время штормов я на ней спал поперёк. Из спальни напрямую был вход в душевую комнату. Там были расположены душевая кабина, туалет, умывальник и различные полочки со шкафчиками.

Глава третья

Перед приездом Инночки я сам ещё раз помыл и почистил каюту после уборки стюарда. Сейчас в ней была относительная чистота. Стюард у меня убирал каюту раз в три дня. Но вчера я ему сказал, чтобы он особенно тщательно всё протер и вымыл, потому что приедет жена.

Он с удивлением посмотрел на меня:

— Как, русская мадам будет здесь жить?

— А что тут такого? Она уже не первый раз приезжает ко мне на судно. Ты-то что переживаешь?

Стюард Джоник был небольшого росточка, худенький и юркий вездесущий пацанчик. Он всё протер, пропылесосил, сложил, и каюта была готова к приезду Инночки.

И вот тут началось. Когда я попытался поднять Инночкин чемодан и положить его на стол, то ощутил его неподъёмность.

Там точно было больше двадцати килограмм. Я не знаю, как дотащил его матрос до каюты, но когда я пытался его поднять, пуп точно чуть не развязался. Что там могло быть такого ценного? Я понятия не имел. Но когда Инночка начала его опорожнять, то всё сразу стало понятно — женские вещи, летние вещи, зимние вещи и всё-всё-всё, что бы пригодилось на все случаи жизни.

Пока Инночка занималась перекладкой вещей из чемодана в шкаф, я сел на диван и закурил. В каюте курить было можно. Кондиционер работал постоянно, а я ещё включил и озонатор:

— Что-то Фарид мне ничего не успел рассказать о твоём прилёте в Дубай. Как прошло твоё путешествие? — глядя на суету жены, начал я.

— От Москвы до Стамбула было всё хорошо, но в Стамбуле, когда нас уже посадили в самолет, пошёл такой крупный снег, что вылет был запрещён. Этот снег шёл несколько часов, и мы всё это время просидели в самолёте. Нам даже не дали никуда выйти, правда, туалет работал, постоянно разносили попить и кормили. Так и просидели несколько часов. Я не засекала сколько, но очень долго. От Стамбула до Дубая ещё два часа лёта. Вот почти шесть часов пришлось провести в самолёте, — рассказывала она, опустошая чемодан. — Вышла, ног не чувствуя.

Перед приездом я её инструктировал по телефону:

— Выйдешь из самолёта, иди по коридору по стрелкам на выход. Никуда не сворачивай. — Я переживал, чтобы она нигде не потерялась. — На выходе тебя будут ждать с небольшим баннером Фарид или его помощница.

Потому что я знал, что с английским языком у Инночки всё очень и очень сложно. Ей вообще давались все языки очень трудно. Когда мы были в Японии, слово «сайонара» она выучила только из-за того, что оно у неё ассоциировалось со словами «своя нора». Вот повторяя «своя нора, своя нора», она и выучила, что это будет «до свидания».

Смотря на неспешные движения Инночки, я принялся спрашивать её о перенесённом полёте. Мне было интересно всё.

— Как же ты нашла эту женщину с баннером?

— Как нашла? Хорошо нашла, быстро нашла. Шла по стрелочкам, никуда не сворачивала. Эскалатор вёз меня к выходу. Он шёл вдоль всего аэропорта во фри-зону. Было всё спокойно, паспорт мне оформили без проблем, потому что у меня с собой было письмо от компании. Они просто посмотрели на меня, что-то спросили, я кивнула головой: «Да-да-да», ну, мне и отдали паспорт. А потом я пошла дальше. Выхожу, смотрю, стоит девочка в жёлтой форме с плакатиком, и на нём написано: «Макарова Инна, „Синар Риау“». Я сразу обратилась к ней: «Это я».

— На каком языке ты спросила её? — Мне было всё интересно.

— На русском, конечно, — не прерывая работы, Инночка недоумённо посмотрела на меня.

— А, ну понятно. И она тебя поняла?

— Девчонка, когда увидела меня, заулыбалась, взяла меня под руку и предложила пройти вместе с ней на выход, А там меня уже встретил Фарид и отвёз в гостиницу. В гостинице был хороший номер. Там всё было как нужно. Кондиционер работал, и в номере было не жарко. Вечером, когда стало немножко смеркаться, я даже вышла на улицу погулять. Прошлась вдоль улицы, нашла магазин типа гастронома, там купила себе йогуртов. Вот они. Смотри. Кстати, — она вытащила баночки из какого-то пакетика, — вот это я ещё не доела. Уж очень вкусные йогурты. Я давно такой не ела. Вот эти печенюшки взяла, тоже такие нежные, вкусные, всё это недорого стоит, и всё есть. И никаких тебе очередей.

Я понимающе кивнул головой:

— Ну, конечно, у нас же трудности с продуктами и со всем, на что ни упадёт взгляд. А тут-то всё свободно, бери, что надо. Были бы деньги.

— Вот и водичка ещё осталась. — Инночка достала маленькую бутылочку питьевой воды из чемодана.

— Зачем ты её взяла? Вон у меня целый ящик стоит этого пития.

Она посмотрела в угол. Там и правда стоял целый ящик минеральной воды. Пиво я сложил в холодильник. Он хоть и был маленький, но ящик пива туда уместился.

Поднявшись с дивана, я вынул из пакета бутылку вина, которое мы только что купили, и поставил её в холодильник.

Инночка закончила развешивать и укладывать вещи. Особое внимание она уделила норковой шубе. Это мы перед моим уходом в рейс ездили в Китай и там её купили. Чтобы она не помялась, повесили её на переборке в чехле, и шуба висела так всё время, пока Инночка была со мной.

Время приближалось к пяти часам. Это было время ужина. Вдвоём мы вышли из каюты и спустились в кают-компанию.

Там уже все собрались и ждали нас. Конечно не меня, а Инну. Она вызывала всеобщее любопытство. Женщина на судне — это вообще редкость, а тем более на нашем судне под иностранным флагом. На таких судах женщин вообще не бывает.

Поэтому сейчас каждый старался оказать ей какую-нибудь любезность.

Кают-компания существовала только для лиц командного состава. В ней было два стола. Один стол был для командиров, а второй — для гостей. За ним сейчас сидел фиттер, он же и токарь, он же и сварщик в одном лице. Так как он был европейцем, то его поместили к нам, а не в столовую для филиппинцев, где повар готовил только филиппинскую пищу.

За нашим столом сидели капитан, я, электромеханик, второй механик, третий механик, второй помощник и старпом. Но электромеханик водил большую дружбу с фиттером, поэтому обычно он сидел за вторым столом. Там они подолгу вели свои задушевные беседы. Электромеханик и фиттер — как мы их звали, дядя Саша и дядя Витя — были давними друзьями, прямо не разлей вода, вдобавок ко всему они оба были из Мариуполя и знали друг друга ещё со времён работы в Азовском пароходстве.

А пока мы сидели и ели, любопытный народ начал интересоваться, как Инна добралась до Дубая, какая погода в Москве, какая погода во Владивостоке, что там было в Стамбуле.

Инна всё рассказывала, как она умеет, ярко и в красках. Все были впечатлены её рассказом и видом, который она продемонстрировала экипажу.

Экипажи под иностранным флагом в основном были мужские. Женщину же в экипаже увидеть было практически невозможно, во избежание, будем так мягко говорить, неприятностей между членами экипажа. Женщин на суда под флагом старались вообще не брать. Поэтому повар и стюард у нас были мужчинами. В русских экипажах поваром обычно была женщина, а вместо стюарда — буфетчица.

* * *

Как-то на одном из судов Дальневосточного пароходства, где мне довелось работать, вместо буфетчицы был буфетчик Колька. Ему оторвало ногу во время самовыгрузки в одном из порт-пунктов Чукотки. Ему, в виде исключения, так как он страстно хотел работать на флоте, пошли навстречу и разрешили работать на судах, но только в должности буфетчика. Колька был уникум, про которого можно рассказывать и рассказывать многочисленные истории.

* * *

После ужина мы вышли на палубу. В вечернее время было не так жарко, как днём, поэтому прогулка по палубе доставляла удовольствие.

Мягкий тёплый ветер с моря ласкал лицо и слегка трепал волосы.

По крутым трапам мы поднялись на самый верх надстройки, на пеленгаторную палубу. С неё просматривался весь порт и высотки Дубая, которые светились почти рядом с портом.

Тележки кранов, грузившие контейнеры по трюмам, носились перед глазами. Создавалось впечатление, что контейнер несётся прямо на тебя. Мы стояли у лееров на пеленгаторной палубе, но от летающих перед лицом контейнеров непроизвольно пришлось отойти подальше.

Крановщик, когда увидел, что на палубе стоит женщина, даже приостановил свою тележку, высунулся в окно и помахал рукой. По всей видимости, это был пакистанец. Операторы кранов — это высокооплачиваемая работа, на которую берут только толковых мужиков после соответствующего обучения.

А вот грузчики, которые работали в трюмах, те вообще женщин не видят годами, потому что в Дубае они живут в отдельном посёлке и их оттуда привозят на работу в специальных автобусах.

* * *

В Джебель-Али, который находился в двадцати километрах от Дубая, в порту, для портовых рабочих даже была построена своя специальная зона. В этой зоне жили рабочие (в основном пакистанцы). Из этой зоны они вообще никуда не могли выйти. У них только работа и собственный посёлок. Они так живут и работают два-три года. Через три года им разрешается поездка домой на месяц, и после этого они опять возвращаются, если хотят подписать ещё контракт. Этот контракт будет уже на два года, с точно такими же условиями. И если у этого рабочего всё будет хорошо и его работа будет проходить без замечаний, то он будет работать третий контракт, на который сможет привезти семью. Его семье будет выделена в коттеджном посёлке небольшая квартирка. Вот так рабочие порта и жили в этом Джебель-Али.

А в Дубае грузчики, особенно те, которые работали на кранах, это были ребята с образованием, со специальными навыками, это были не только пакистанцы, а иной раз и белые, которые нанимались туда на работу.

Много ребят было с Украины и с территорий бывшего Советского Союза, иной раз даже попадались ребята из Москвы. Все хотят отдать свои силы и навыки за приличные деньги. А тут, в порту, по сравнению с Россией можно было неплохо заработать.

* * *

Мы обошли надстройку, а когда спускались вниз, то оказались у бассейна.

На подходе к порту я специально набрал в него воды. Но так как спускной клапан немного пропускал воду, то она из бассейна постепенно уходила, и сейчас в нём осталось только три четверти от полного объёма. Так что залезать в него не было никакого смысла.

В бассейне было хорошо купаться, когда он был полон до самых краёв, даже чтобы вода немного переливалась через край. Вот тогда в нём можно было плавать как в море и даже наблюдать за горизонтом.

С пеленгаторной палубы я увидел, что к борту судна подъехал магазин дьюти-фри. Это был большой белый грузовик с прицепленным к нему таким же белым контейнером, специально переоборудованным под магазин.

Он останавливался напротив каждого судна или через судно. Моряки туда заходили, чтобы купить спиртное, сигареты, видеокамеры, фотоаппараты, плееры, магнитофоны, кое-что из вещей, различные сувениры и золото. Золото было, конечно, дороже, чем в самом городе, но что-то купить было можно, если стоянка судна считаные часы и в город попасть никак невозможно.

Я предложил Инночке:

— Пойдём, сходим туда, — кивнув в сторону магазина, — может быть, что-нибудь там тебе прикупим в память о твоём приезде.

— Пойдём, посмотрим, — тут же согласилась она, — а то я здесь была только в продуктовых магазинах. А об эмиратском золоте ходят легенды по всему миру.

Спустившись на причал и, чтобы нас не сбили проносящиеся машины с контейнерами, осторожно перешли на противоположную сторону, где стоял передвижной магазин.

Из него как раз вышел водитель, он же и продавец, и, поставив ступеньку перед входной дверью, открыл дверь своего заведения. Я пропустил вперёд Инночку, а водитель услужливо открыл дверь перед ней, и мы вошли вовнутрь.

От неожиданности увиденного внутри контейнера она непроизвольно воскликнула:

— Ой, сколько здесь всего! — И принялась осматривать содержимое полок передвижного рая. Сначала она прошла в спиртной отдел, просмотрела и перетрогала там все бутылки. Видя её нерешительность, я предложил ей:

— Давай ещё бутылочку вина купим.

На сей раз я выбрал бутылку французского красного вина и положил в корзинку. Мы тут же перешли в другой отдел. Инна подходила ко всем полкам и подробно изучала их содержимое, расспрашивая о ценах. Опять осматривала очки и пыталась их примерить, потом осмотрела электронную технику, как будто что-то оттягивая. И, как оказалось, это был прилавок с золотыми украшениями.

Под стеклом была целая гора колец и цепей. К ней сразу же подошёл продавец, и она его стала пытать: покажите это да покажите вон то. Сколько стоит вот это колечко, а сколько вон та цепочка.

Продавец послушно выполнял все капризы дотошной покупательницы. Он доставал и взвешивал то, на что указывала Инночка, щёлкал клавишами калькулятора и выдавал цену.

Инночка перемерила десятка два колец и серёг. Но каждый раз они её чем-то не устраивали. Но потом, когда она дошла до дутых серёг в виде цветка и примерила их, то было сразу понятно, что серьги ей очень понравились.

Это были небольшие дутые серьги с инкрустацией. Замок английский. Я сразу понял, что это надо брать. Серьги выглядели массивно и очень внушительно. Золота там было всего, может быть, граммов на пять-шесть в каждой. Выглядели они очень красиво, и кошелёк вынулся сам собой.

Инночка не остановилась на новом приобретении, она всё перебирала и перебирала кучу украшений, которые перед ней вывалил продавец. Он только и успевал укладывать их на весы и щёлкать клавишами калькулятора. Видя, что азарт всё больше и больше стал овладевать моей женой, я попросил её:

— Мамусь, не надо тут больше ничего покупать. Ладно, вот это ты сейчас купила, тебе очень хочется, пусть оно у тебя и будет, но по приходе назад в Дубай мы съездим в город. Там есть золотой базар, и на этом базаре ты сможешь выбрать всё намного дешевле, лучше и красивее. Здесь же только ширпотреб, который рассчитан на моряков, — вот смотри, тут цепи да кресты… А там в городе есть то, от чего у тебя глаза разбегутся. Я даже и не могу представить, что ты сможешь там выбрать.

Она недоверчиво посмотрела на меня.

— Ладно, остановимся пока на этом, — неохотно согласилась она.

У меня с собой были камни. Это штук двадцать гранатов, довольно-таки неплохих и крупных. Ещё штук сорок мелких рубинов. Они были очень маленькие, и я не знал, что из них можно сделать. Также несколько изумрудов среднего размера.

Приобрёл я эти камни в Коломбо на Цейлоне, когда мы ходили туда на «Александре Фадееве». Тогда я не выдержал атаки местного продавца камнями, который энергично мне их расхваливал, чуть ли не вылезая из кожи. Он был настолько красноречив, что я не выдержал и всё это купил. Обошлись тогда мне все эти камни долларов в сто пятьдесят.

С тех пор я постоянно возил их с собой в надежде на то, что, может быть, получится сделать из них какие-нибудь украшения. Но тут со мной была Инночка. Поэтому я был уверен, что мы уже вместе с ней закажем у Джимми что-нибудь по её рисункам, которые она заранее приготовит.

Поэтому, глядя на Инночку, как она перебирает цепи и кресты, я обратил её внимание на другую полочку:

— Смотри. Тут ещё есть золото в плитках. Вон, смотри на ту, что весит двадцать граммов. Давай-ка мы купим эту плитку золота, а когда вернёмся в Индию, то сходим к Джимми и попробуем заказать у него серьги или браслеты с камнями. Может быть, он сможет сделать с ними что-нибудь стоящее. У него есть каталог, и по каталогу можно будет сделать заказ. Или ты нарисуешь серьги или браслеты, чтобы он сделал их по твоим рисункам.

Ну конечно, всё это надо было говорить доходчиво, спокойно, с внушительной интонацией, а не «а ну-ка, всё, ничего не покупай, этого тут не делай». Такой тон мог бы её обидеть. Ну, естественно, в первый день мне этого не хотелось делать, поэтому я всё доводил до сведения жены спокойно, надеясь на её благоразумие.

Инночка посмотрела на меня и поняла, что всё это я не просто так говорю, а что моей задачей была оттащить её от этой блестящей жёлтой кучки изделий. По её глазам было видно, что она не в силах оторваться от прилавка, на котором было столько золота, но реальная действительность взяла верх, и поэтому мы купили только пластинку золота, серьги и бутылку вина.

Вернулись в каюту. Сели. Инночка прошла в спальню и примеряла купленные серьги. Потом она примерила и те, которые сделал Джимми, и осталась ими очень довольна. Ну и я, конечно, тоже, что смог доставить жене столько радости.

Но тут раздался стук в дверь. Это был капитан.

— К вам можно зайти? — приоткрыв дверь, вежливо поинтересовался он.

— Конечно, Андрей Сергеевич, заходи, садись, — я показал ему на диван.

Капитан сел и рассказал нам о погрузке и предстоящем отходе.

Конечно, ему было скучно сидеть одному у себя в каюте. Ему надо было что-то делать. Поэтому он и зашёл к нам, чтобы скоротать время до отхода. Час, который он провёл у нас, пролетел незаметно, и, взглянув на часы, Андрей Сергеевич подвёл итог:

— Да, надо уже идти, а то смеркается. Через час будет отход, да и Фарид должен подъехать с документами вот-вот.

В подтверждение его слов раздался звонок, и капитана пригласили в каюту, где его уже ждал Фарид вместе с отходными документами.

Капитан ушёл, а мы вновь обнялись и долго сидели так, ощущая близость друг друга. Но это продолжалось не так уж долго. Вскоре позвонил капитан и предупредил меня:

— Ну что, Владимирович, давай машину готовить, через полчаса будет отход.

А что можно ответить на такое предложение? Отход так отход. Будем готовиться. Первый раз, что ли?

Тут же позвонил в ЦПУ. Трубку поднял второй механик, и я передал ему приказ капитана.

— Сейчас будет отход, давай готовиться. Сейчас я переоденусь и подойду.

Пока я переодевался, Инночка, глядя мне в глаза, попросила:

— Я тоже хочу с тобой.

Вообще-то я ждал её просьбы, но ответил:

— Ну что ты там будешь делать? Просто сидеть в ЦПУ и смотреть, как мы бегаем?

— Нет, мне не хочется оставаться одной. Я очень соскучилась по тебе. И я не хочу даже ненадолго оставаться без тебя. Хочу быть рядом с тобой. Ну и посмотреть, как вы там готовите машину.

Доводы были основательные, потому я согласился.

— Но только ты будешь сидеть в ЦПУ и ничего не трогать, никуда не выходить и кнопки не нажимать, — уже строже предупредил я её.

— Хорошо, — радостно согласилась она.

В данный момент она была готова на всё, лишь бы не быть одной, и я её прекрасно понимал. Но оглядев внешний вид жены, посоветовал:

— Только брюки надень, потому что наша машина женщин не любит, там надо ходить в брюках. Наша машина, она ревнивая, и если, не дай Бог, женщина появляется и она это увидит, то так заревнует, что плохо нам всем придется.

— Правда? — не поверила мне Инночка.

А я на полном серьёзе настаивал на своём:

— Правда-правда. Только давай побыстрее переодевайся. И из ЦПУ не выходи, пожалуйста, — это я уже говорил, когда мы спускались по трапам. — К окну, которое выходит на двигатель, тоже не подходи, потому что машина может увидеть тебя, и неизвестно, что ещё потом будет.

— Ну хорошо, — согласилась она. Чувствовалось, что она не верила моим словам, а воспринимала их как компенсацию за своё желание.

Мы спустились в ЦПУ, и Инночка тихонько прошла и села в уголочке за столом, где мы обычно пили кофе. К ней тут же подскочили дядя Витя с дядей Сашей. Они услужливо сделали ей кофе, сели рядом и начали увлечённо что-то рассказывать.

Мне некогда было прислушиваться к этим разговорам. У меня была совсем другая задача. Вахтенным механиком был третий механик. Это был толстый, неповоротливый верзила. А так как и второй механик был в ЦПУ, то мы все вместе начали готовить машину к отходу.

Глава четвёртая

Запустили еще один дизель-генератор, взяли его в параллель, провернули главный двигатель валоповороткой, а затем и на воздухе. Спросили разрешения мостика на запуск главного двигателя. Это для того, чтобы быть уверенным, что под винтом никого и ничего нет, а то винт размолотит всё в щепки.

* * *

Судно было оборудовано винтом регулируемого шага. Сейчас его шаг был ноль, и поэтому при запуске главного двигателя судно не получало хода. Вот когда нужен был ход вперёд или назад, то увеличивать разворот лопастей винта можно было с мостика, если управление было передано на него. Сейчас управление главным двигателем было из ЦПУ, поэтому его можно было запускать, не опасаясь, что судно получит ход.

* * *

Закрыли индикаторные краны и запустили двигатель на топливе.

Двигатель неохотно стал разгоняться, потом всё быстрее и быстрее начал набирать обороты. Для начала он набрал сто пять оборотов. Это была его первая скорость.

После этого механики проверили работу всех цилиндров. Форсунки на всех цилиндрах должны были работать нормально. Проверили температуру выхлопных газов по цилиндрам и на компьютере.

Я выставил на компьютере диаграмму, по которой можно было наблюдать за нагрузкой и температурой по цилиндрам и следить за процессом прогрева главного двигателя. Когда температура по цилиндрам достигла двухсот градусов, то двигатель был переведён на режим сто семьдесят пять оборотов. После того как температуры и на этом режиме стабилизировались, двигатель оставили работать в таком режиме, и я доложил на мостик:

— Машина готова, можно пользоваться.

И получив подтверждение, что меня поняли, передал управление на мостик.

— Иди отдыхай, — обратился я ко второму механику. — Завтра утром, при подходе к Корфаккану, спустишься в ЦПУ, чтобы помочь Серёге и дяде Саше.

— Понятно, — бодро подтвердил второй механик, а то у него был что-то очень кислый вид. Наверное, он думал, что я его здесь буду держать до самого конца.

Ну, а нам теперь осталось только сидеть и смотреть за всеми параметрами, которые были выведены на компьютер. Переключая схемы, я наблюдал за температурой и давлением масла на главном двигателе, воды, первого и второго контура, и то, как вода поступает к некоторым точкам. На схемах было всё видно, поэтому мониторинг работы главного двигателя и всех механизмов можно было осуществлять постоянно и без каких-либо проблем из ЦПУ.

На этой линии отходы и подходы были очень частым событием. Переходы были, как и на всех контейнеровозах, длинные, а стоянки короткие.

Так как мы ходили только на Кандлу, то переход до неё занимал двое с половиной — трое суток и стоянка у причала — трое. Путь назад до Дубая тоже занимал двое с половиной суток. От количества груза зависела и стоянка в Дубае. Она могла быть от шести часов до суток.

В этих районах забортная вода никогда не опускается ниже двадцати градусов. А летом в Персидском заливе она была ещё выше. Иногда она приближаясь к тридцати шести градусам, поэтому наблюдение за температурами во время манёвров было особенно важной задачей. У нас это наблюдение уже дошло до автоматизма. Мы уже знали значение всех температур наизусть, поэтому можно было сидеть вполоборота к компьютеру, глядя одним глазом на приборы, и разговаривать между собой.

Ну, а сейчас, конечно, всё внимание было сосредоточено на Инночке. Дядя Витя и дядя Саша развлекали её морскими побасенками.

Серёге, третьему механику, было лет двадцать пять. Это был высокий, под метр восемьдесят, жизнерадостный пацан весом за сто килограммов — покушать он любил. Сейчас он сидел спокойно на стуле перед пультом управления. Перед ним был журнал, который он периодически заполнял. Я сел с другой стороны от пульта, там у меня был свой столик с компьютером, и тоже начал заносить данные по расходу топлива.

Оформив свои расчёты, я передал данные об остатках топлива на мостик.

После окончания манёвров почувствовалось, что двигатель начал работать с бòльшей нагрузкой. Это значило, что лопасти винта развернулись вперёд, и нагрузка стала постепенно увеличиваться. Для нас же это значило, что мы уже отошли от причала, манёвры прекратились и судно с лоцманом начало выходить из порта.

Главный двигатель ещё работал с нагрузкой процентов на семьдесят. Потом, когда судно прошло все волнорезы, волноломы, через борт послышался шум винтов подходящего буксира. Он уткнулся в борт, и через некоторое время шум его винтов стал стихать. Было ясно, что он забрал лоцмана.

Тут же позвонил капитан:

— Всё, лоцман сдан, набираем полный ход.

В ответ я отрепетовал ему:

— Тогда ставь ручкой телеграфа на полный ход, а мы тут уже сами доведём его до режима полного хода.

Капитан поставил ручку телеграфа на «полный вперёд», и я сразу зафиксировал это время в рабочем журнале. Механик прошёлся по машине и записал показания счетчиков топлива, по которым я пересчитал количество оставшегося топлива и передал эти данные на мостик. Вахтенный механик постепенно начал добавлять нагрузку до полной. Когда нагрузка на двигатель достигла полной, то дядя Саша перевёл питание электросети на валогенератор, а Серёга после этого пошёл останавливать обесточенные дизель-генераторы. Когда он вернулся в ЦПУ, то я обратился к нему:

— Ну что, Серёга. Оставляю тебя тут в гордом одиночестве. Наблюдай тут за всем. Мы тебя покидаем. В случае пожара меня выносить первым, — пошутил я вдобавок. А потом обратился к ловеласам:

— Так, дядя Витя и дядя Саша, пошли отсюда по каютам. А то у Инны от ваших побасенок, наверное, уши опухли. Серёга сам тут будет за всем смотреть.

Потом ещё раз обратился к Серёге:

— Когда все параметры войдут в норму, а это будет часа через полтора, то и ты иди в каюту.

* * *

Когда главный двигатель в море работает в режиме полного хода, то на ночь мы все покидаем ЦПУ и оставляем включённой только сигнализацию, переведённую в каюту вахтенного механика, и ещё несколько постов в надстройке.

Ночью в ЦПУ никого нет, и только периодически механик, который числится на вахте, раз в четыре часа спускается в машину для осмотра работающих механизмов. Он осматривает всё, после этого возвращается к себе в каюту досыпать.

Иногда этого и не надо делать, потому что всё отработано, все механизмы в норме, и иной раз сутками ничего не надо трогать. Ну, иногда бывает, что где-то потекло топливо, то он вытрет его, а уже капитальную приборку, или замывку, или подкраску сделают утром два моториста-филиппинца.

* * *

Мы с Инночкой вышли на главную палубу. Погода была изумительной. Ночной тёплый ветерок охлаждал тело. Огни Дубая остались за кормой, и зарево от них освещало полнеба. Тёмное море, штиль, и только шипение, которое раздавалось от волн, расходящихся от форштевня, нарушало общую идиллию.

Бурун воды от работающего винта за кормой определял наш путь. А так как в воде было очень много планктона, то вся кильватерная струя светилась серебром. Создавалось впечатление, что кто-то снизу, из самой глубины моря просвечивал толщу воды огромным фонарём.

Для Инночки это было необычно. Она, заворожённая красотой такой картины, смотрела не отрываясь на уходящую далеко за транец кормы кильватерную струю. Наконец-то оторвавшись от такой красоты, она посмотрела на меня:

— Вот это красотища!

Море, освещённое на полнеба оставшимся за кормой Дубаем и всполохами от его зарева, занимало почти весь горизонт. Чёрное море и светящаяся серебром кильватерная струя, уходящая вдаль, завораживали.

Обнявшись, мы постояли ещё с полчаса, подышали прохладным ночным чистым воздухом и поднялись в каюту. Закрыв светонепроницаемыми шторами лобовые иллюминаторы, стали укладываться спать.

Глава пятая

В шесть утра мне позвонил вахтенный механик:

— Всё, Владимирович, сейчас будем выводить главный двигатель из режима полного хода.

— Давай зови дядю Сашу, второго механика — и запускайте вспомогательные дизеля, — моментально очнувшись от сна, приказал я Серёге.

— Да мы все уже здесь, — бодро ответил Серёга.

Процесс перевода с валогенератора на вспомогательные дизеля очень чувствительный. Тут нужно было делать всё опытной рукой.

После запуска вспомогательного дизеля до взятия его в сеть и вывода из сети валогенератора был запас всего лишь в сорок секунд. Этот перевод надо было сделать очень умело и чётко. Если не угадать или прозевать время перевода, то был риск обесточивания судна. Это было особенно опасно при подходе к порту.

Третий механик со вторым механиком это уже делали не один раз самостоятельно. Сейчас они оба были в ЦПУ, и я был спокоен.

Трубку телефона взял второй механик:

— Владимирович, не волнуйся, спускайся потихоньку, мы тут всё сами разрулим.

Я осторожно, чтобы не разбудить Инночку, встал с кровати. Поцеловал её. Это её разбудило, и она, перевернувшись на другой бок, махнула рукой:

— Иди, иди, иди. Я ещё посплю.

— Конечно, поспи, что тут такого? Всё нормально.

Я поцеловал её. Умылся и только стал одеваться, натягивая на себя комбинезон, как вдруг — бах, трах, тарарах, бумс! И всё обесточилось.

Темнота. В этой темноте и тишине только послышался звук запускавшегося аварийного дизель-генератора. Сразу зажглись лампочки аварийного освещения. Тишина, главный двигатель только по инерции ещё ухает поршнями. Что такое? Ничего не понятно.

Я, на ходу застёгивая молнии комбинезона, с рабочими ботинками в руках кидаюсь в машинное отделение и как можно быстрее мчусь по всем трапам с пятой палубы до ЦПУ. Вбегаю в ЦПУ, бросаю взгляд на механиков. Они все стоят в растерянности. Сигнализация орёт, двигатель ещё по инерции вращается. Лопасти винта остались развёрнутыми на передний ход, и он потихоньку — чух-чух-чух-чух — начинает глохнуть. Винт работает в турбинном режиме, под воздействием инерции судна. Масляные насосы стоят. Всё стоит. Запустился только аварийный дизель, и было дано аварийное питание на освещение.

Тут же звонит капитан:

— Что случилось? Почему обесточились? — начал засыпать он меня вопросами.

— Понятия не имею, что случилось, сейчас будем разбираться, — попытался я хоть немного его успокоить.

— Давай. Действуй осторожно. Под нами глубина семьдесят метров. Якорь бросить невозможно. До берега далеко. Вблизи проходящих судов не отмечается. Хорошо, что танкерная стоянка осталась слева. У нас впереди через полтора часа уже должен быть Корфаккан. Наше место у причала ещё свободно, — добавил он. — Давай, решай проблему. Найди причину и попробуй запуститься как можно быстрее.

— Сейчас попробуем, — как можно спокойнее ответил я. — Вначале разобраться надо, что же случилось.

Ну, так как механики пускали только один вспомогательный дизель, я сразу подошёл ко второму дизелю и попытался его запустить.

Он только издал какое-то непонятное «дыр-дыр-дыр» и заглох. Я кинулся к третьему дизелю. Попытался и его запустить. Но он тоже издал «дыр-дыр-дыр» и тоже заглох.

Что такое? Непонятно. В машине стоит непривычная тишина. Можно было уже не орать. Полумрак рассеивали лампочки аварийного освещения. Тишина. Оба механика, ничего не понимая, стоят возле меня.

Я тоже ничего не понимаю:

— В чём дело? — спросил я их, а они, тупо хлопая глазами, молчали.

Тогда меня озарила мысль:

— Ну-ка, тащи ключ на семнадцать, — говорю третьему механику. — Надо открутить заглушку на топливной трубке. Мне кажется, что топливо не поступает к насосам.

Третий мигом сгонял за ключом и открутил заглушку на топливном трубопроводе. А оттуда полилось не топливо. И даже не топливная эмульсия, а чистейшая вода. Что такое? Откуда вода? Как она попала в топливо? Где топливо?

* * *

Потом, когда стали разбираться, то выяснилось, что за сутки до прихода этот наш умный третий механик Серёга перебирал сепаратор дизельного топлива. Он его разобрал и почистил. Надо было поменять старые резинки уплотнения на барабане на новые, а это чучело взяло и забыло или поленилось поменять там то ли одну, то ли две резинки. После отхода судна из Дубая этот гений решил пополнить расходную цистерну свежим топливом и запустил сепаратор. А так как уплотнение в барабане было нарушено, то вода из гидрозатвора сепаратора была перекачана в напорную (расходную) цистерну, которая была расположена над дизель-генераторами, на высоте около шести метров. Поэтому в топливных трубках, которые подводили топливо к насосам высокого давления дизель-генераторов, всегда было давление 0,6—0,7 кг/см². После каждой подкачки топлива в напорную цистерну надо было обязательно спустить из неё отстой и проверить качество топлива в ней. Но Серёга вчера этого не сделал, поэтому сегодня мы получили такой плачевный результат нашей деятельности.

* * *

Кинулись к расходной цистерне, наверх. Ну а там, естественно, вода. Сколько её там находится, определить невозможно. Темно, и по мерительному стеклу ничего видно не было. Когда открыли верхнюю горловину на цистерне, то сверху плавало топливо без малейших признаков воды. Это уже радовало.

Теперь всё стало ясно.

— Ну что, ребята? Давайте воду сливать, да побыстрее! Капитан ждёт. Причал пока ещё свободен, — пытался объяснить я всю сложность ситуации механикам.

Мужики как-то сразу сориентировались, и работа закипела. Их не надо было подгонять. Дядя Витя, дядя Саша и оба Сергея быстренько приделали к спускному крану на цистерне шланг, направили его в цистерну грязного топлива и начали спускать туда эту чёртову топливную эмульсию.

Сколько в цистерне было воды? Как много времени займёт её спуск? Никто не знал.

Я тут же позвонил на мостик и рассказал капитану причину остановки, добавив:

— У вас там безопасно? Минимум час может занять спуск этой топливо-водяной эмульсии.

В ЦПУ полумрак, везде горят красные лампочки. Сигнализация срабатывает постоянно, из-за чего орёт сирена. Я остался в ЦПУ, чтобы корректировать процесс. Вся же машинная команда занята спуском эмульсии из напорной цистерны. Бегаю по ЦПУ от одного щита к другому, выключаю аварийные сигналы.

А тут дверь в ЦПУ осторожно открывается, и туда входит Инночка. Она вошла осторожно, бочком.

— Ой, а что случилось? — осторожно и тихо поинтересовалась она.

— Что случилось? — я посмотрел в её сторону. — Да мы просто обесточились. Причину уже выяснили. Скоро всё наладим и поедем дальше.

Инночка была очень испугана. Но как-то потом она мне сказала:

— Вы все носитесь, тишина, но ты так уверенно отдаёшь всем команды. Все на тебя смотрят, и паника прошла только из-за того, что ты был абсолютно спокоен. Ты не кричал, не орал ни на кого, и все под воздействием твоей внутренней силы действовали слаженно и направленно.

Ну, может быть, так оно и было. Кто его знает? Во всяком случае, моя задача была находиться в ЦПУ и смотреть за уровнем топлива в расходной цистерне и обеспечить, чтобы она как можно быстрее опустошилась от эмульсии и наполнилась чистым топливом.

А топливо-то где было брать? Топливо надо было набрать в запасном танке. Я поднял филиппинцев, те открыли горловину в днище второго дна и оттуда черпали вёдрами топливо.

Когда в расходной цистерне из спускного крана пошла густая эмульсия, а не гольная вода, то её перестали спускать. Вернее, не перестали спускать, а начали добавлять в расходную цистерну вёдрами свежее топливо.

Из междудонной цистерны надо было зачерпнуть ведро с чистым топливом, отнести его на три палубы вверх, до платформы генераторов. А так как по скоб-трапам с ведром не поднимешься на шестиметровую высоту, то вёдра поднимали к цистерне на верёвках и заливали в верхнюю горловину расходной цистерны.

Я подозвал третьего механика и приказал ему запустить второй дизельный сепаратор, который имел питание от аварийного дизеля.

— Но только не тот, который ты перебирал, а другой. Целый. Попытайся хоть как-то пополнить расходную.

Серёга убежал заниматься сепаратором, а я попытался запустить один из дизель-генераторов.

Но дизеля не запускались, потому что вся система топлива была заполнена водой. Для начала надо было спустить всё обводнённое топливо из трубопроводов. В расходную цистерну набрали около пятидесяти вёдер чистого топлива. Это заняло больше часа. Все в мыле, в машине температура была далеко за тридцать, но темп работ не снижали. Все работали слаженно, как часы.

Когда убедились, что в расходной цистерне уже нет воды, то снова попробовали завести дизеля, но дизеля опять не заводились, потому что в топливной магистрали ещё оставалась вода. Пока её всю выпустили, затем выпустили весь воздух из топливных трубок, вот тогда уже и запустили все вспомогательные дизеля.

Запустили все три сразу, на всякий случай. Не дай бог опять что-нибудь случится. Когда убедились, что дизеля работают стабильно, то подали питание в сеть. После этого запустили все насосы и подготовили главный двигатель к запуску.

Вот только тогда я уже доложил капитану:

— Всё! Мы готовы. Прошу разрешения на запуск.

Капитан не меньше моего был рад, что неприятности позади, и разрешил запускать главный двигатель. Двигатель запустился легко. После обычных тестов я передал управление на мостик и с облегчением чуть ли не проорал в трубку телефона:

— Давай ход! Поехали в порт!

Глава шестая

Но так как мы опоздали к причалу, то пришлось встать на рейде Корфаккана. Хотя глубина была метров тридцать-сорок, якорь бросать было нельзя, и судно осталось в дрейфе, ожидая разрешения на вход в порт. Машина была в полной готовности.

Делать теперь было нечего, и свободные от вахты и работы собрались на корме.

Третьего механика я оставил в машине, чтобы тот наблюдал за работой дизельного сепаратора, как за своим собственным дитём, и чтобы каждые пять минут брал топливо на анализ и постоянно следил, не пошла ли в цистерну вода, и чтобы постоянно спускал оставшееся обводнённое топливо из расходной цистерны, чтобы там вообще не оставалось больше никакой воды и эмульсии. Провинился — так работай.

Дизеля работали исправно, слава богу, что всё так обошлось. Андрей Сергеевич спустился к нам на корму и отвёл меня в сторону.

— Да, перетрухал я немного. Думал, вы сейчас вообще ничего не сможете сделать, позаклинивают у вас топливные насосы. Тогда вообще труба дело.

Ну а что делать? Пришлось принять умный вид.

— Мы для того здесь и нужны, чтобы всё работало нормально, — со значением ответил я на его слова.

Сейчас только вахтенный помощник остался на мостике и третий механик в машине, а остальные вооружились удочками и давай таскать окуней.

Окуни ловились приличные. Все как на подбор, сантиметров по двадцать пять, но иногда вместо окуня вытаскивали на крючке из воды только одни головы.

Когда окунь клюнул, то сразу начинаешь тащить его из глубины. Тащишь его, но вдруг ощущаешь удар по руке — бах. И потом вытаскивается только одна голова. Это хулиганили барракуды, которые дефилировали на глубине метров десять. Окуни же были донной рыбой. Когда его вытащишь на палубу, то от перепада давления он сразу становился красным, и глаза у него вылезали из орбит.

Серёга, второй механик, даже поймал одну из хулиганок. Он оставил удочку с наживкой посередине, до дна он её не опускал. Так и поймал одну из барракуд.

Успели наловить почти целое ведро окуней. Но тут поступила команда идти в порт. Рыбалка сразу была прекращена. Завели главный двигатель и пошли в порт.

Когда встали к причалу, то агент сказал, что у нас в течение погрузки должна произойти бункеровка. Надо будет заправиться топливом. На бункеровщике нас ожидали наши триста тонн тяжёлого топлива.

Этого грека, который был капитаном танкера-бункеровщика, я прекрасно знал. Если мы берём триста тонн, то он всегда выдавал мне двести семьдесят.

— Это у тебя неправильная цистерна, это у тебя неправильная таблица. У нас всё верно. Таблицы проверены DNV. Смотри вот сюда, — постоянно убеждал он меня в моей неправоте и совал под нос свои таблицы с замерами топлива.

Но мне было досконально известно, что на этом танкере есть какой-то неучтённый танк, куда он перекачивает всё это «лишнее» топливо. И получалось всегда чётко, что тридцать тонн топлива у меня не хватало. У меня даже сомнение какое-то возникло — может, он и прав, что у меня что-то не так с таблицами замеров, с танками и со всем прочим? Но если бы я работал один день на этом судне, я бы сомневался, а так как у меня это был уже второй контракт на нём, то сомнений никаких не было, этот танкерный капитан меня обманывал каждый раз.

И каждый раз мне приходилось биться за эти недоданные тонны. А если не биться, то вообще без штанов останешься.

Стоянка короткая, за это время капитану танкера ничего не докажешь. А если этот капитан увидит, что ты потерял контроль над собой и начал орать или брызгать слюной, то всё. Лишишься ты своих тридцати тонн, и документы на двести семьдесят тонн всё равно придётся подписать. А если не подпишешь, то надо вызывать независимого сюрвейера и делать дополнительные замеры танков танкера и судна. На эту процедуру может уйти уйма времени. Это значит, что простой судна произошёл по вине экипажа, а простоя у контейнеровоза быть не должно.

Но иногда этот грек мне мог скостить двадцать и даже двадцать пять тонн. Но это если у грека было хорошее настроение.

Перед каждой бункеровкой я чётко знал, что меня будут обманывать, но когда это произойдёт, я не знал. То есть принцип гарема. Знаешь, что трахнут, но когда это будет, ты не знаешь.

После того как судно встало к причалу, к нему сразу подошёл бункеровщик. Капитан-грек, увидев меня, радостно помахал рукой. Я тоже оскалился в улыбке и так же «радостно» поприветствовал грека.

Механики и мотористы начали подсоединение бункеровочного шланга, а я перешёл по узенькой сходне на танкер, чтобы сделать замеры.

Замеры были сделаны, я подписал предварительные документы и поднялся на борт.

Нам предстояло принять триста тонн тяжёлого топлива для главного двигателя. Танки для бункера были приготовлены заранее. Общий их объём составлял четыреста пятьдесят кубов, а надо было принять триста тридцать. Так что опасности переполнить танки не было. Да и грек вместо трёхсот тридцати кубов даст мне только триста кубов. Я был в этом полностью уверен и поэтому спокоен. Зачем заранее тратить и так отсутствующие нервы? Их надо лелеять.

Чтобы не сидеть в ЦПУ или в каюте, мы с Инночкой вышли на правый борт, с которого велась бункеровка. Так что мне не надо было никуда бегать для замеров топлива и контроля его по танкам.

У меня была с собой японская удочка, с очень меленькими крючками. На каждый крючок была надета фосфоресцирующая бусинка. Во Владивостоке такая удочка пользовалась большой популярностью у рыбаков, потому что на такую бусинку корюшка очень хорошо ловилась.

Я размотал удочку и предложил Инночке:

— Давай, попробуй. Порыбачь. — И вручил ей подготовленное удилище.

— Да я никогда не ловила эту рыбу. Я понятия не имею, как это делается, — отказывалась Инночка.

— Не переживай. Как только ощутишь, что что-то там под водой дёргается, то сразу вынимай удочку. А я помогу тебе снять рыбку, — уговаривал я её и для убедительности своих слов показал за борт.

А ловить было что. Около борта вся вода кишела мелкой рыбёшкой. Её было так много, что, по-моему, и вода отсутствовала, а в ней была только рыба. Это какой-то косяк каким-то образом зашёл в бухту.

Я показал Инночке, как закидывать удочку, и передал её ей.

Инночка нерешительно взяла удочку и опустила её в воду — и тут же неожиданно вскрикнула:

— Ой! Там что-то трепыхается! Что делать? — Она растерянно смотрела на меня.

— Тащи удочку! Потом разберёмся, что у тебя там трепыхается, — как можно спокойнее учил я её, и мы вытащили леску из воды.

На леске было шесть крючков. А на трёх из них трепыхались небольшие рыбки. Радости Инночки не было предела. Глазки азартно заблестели, движения стали уже более отточенными. И бадейка, предназначенная для рыбёшки, начала постепенно наполняться. Иногда леска путалась, и мне приходилось её распутывать. Инночка нервно меня торопила, а когда я распутывал леску, уже сама закидывала удочку. И как результат — по три-пять рыбок за один заброс. Таким образом рыбачка Инна наловили бадейку почти в три литра. Так что за время бункеровки, которая длилась около полутора часов, она наловила почти полную эту бадейку.

Ну а потом, когда меня уже позвали подписывать документы на окончание бункеровки, я её оставил одну. Одной ей стало скучно ловить, и она пришла с полной бадейкой рыбы в ЦПУ, где я считал полученное топливо.

— А что делать с этой рыбой? — нерешительно поинтересовалась она, опасаясь прервать мои расчёты.

— Подожди, — я глянул на почти полную бадейку, — сейчас выйдем из Корфаккана, тогда и займёмся твоей рыбой. Тут переход около двух суток до Кандлы. У нас ещё будет время решить, что с ней сделать, а пока поставь бадейку в холодильник на камбузе. Пусть там стоит пока. Ничего с этой твоей рыбой не случится, вечером ей займёмся.

Обманули меня, удивительно, на этот раз всего лишь на пятнадцать тонн. Когда я начал возмущаться про недоданные пятнадцать тонн, капитан неожиданно предложил:

— Я вижу, ты сегодня со своей женой на судне. Удачного тебе рейса. Давай сделаем по этому случаю half and half — то есть пятьдесят на пятьдесят. Тебе половина, и мне половина, — добродушно посмеивался грек.

Так и порешали, что сегодня у меня недостача будет только семь с половиной тонн.

Ну и ладно, подписали документы, как предложил грек. Времени для дальнейшего обсуждения и споров уже не оставалось. Контейнеры были полностью загружены, лоцман был на борту и ждал на мостике, когда мы закончим оформление документов.

При подписании документов на полученное топливо я со смехом сказал Андрею Сергеевичу:

— Удивительно! Меня в очередной раз обманули, но только на семь с половиной.

— Это ему сказали, что у тебя жена на борту, поэтому он сегодня такой добрый, — рассмеялся вместе со мной Андрей Сергеевич.

— И это хорошо, пусть будет хоть так. Сэкономлю на переходах. Выкручусь, — махнул я рукой и пошёл на бункеровщик отдавать документы.

* * *

И это называлось экономией — чуть-чуть нагрузки меньше, а считаем больше. В этом рейсе я не выдержал и составил программу по этой так называемой экономии.

Инночка меня даже сфотографировала, как я сижу и сочиняю программу по экономии топлива.

Эта программа потом ещё много-много лет, которые я ходил на других судах, помогала мне экономить топливо, которое недодавали бесчестные бункеровщики.

* * *

После того как закончилась погрузка и были оформлены документы на полученное топливо, поступил приказ о подготовке главного двигателя для очередного отхода.

Поднявшись в каюту, я переоделся. Старый комбинезон был абсолютно мокрый. Это был уже второй за сегодняшний день.

— Ну что, мамусь, пойдёшь машину смотреть? — ехидно поинтересовался я у жены.

Она дёрнула плечиком.

— Нет, не пойду. А то опять ваша ревнивая девица что-нибудь выкинет. Я уже всё у вас там видела. Я лучше пойду на мостик. Андрей Сергеевич меня туда приглашал.

Тогда я почесал затылок и посоветовал:

— Опять же, надень брюки. Я говорил тебе, чтобы ты не подходила к окну в ЦПУ. А ты всё-таки, наверное, подошла. Машина тебя увидела и заревновала. Видишь, что у нас получилось?

Инночка потупилась, но потом обняла меня за шею и, извиняясь, проворковала:

— Да. Это всё из-за меня. Подходила я к окну. Ну мне же было интересно посмотреть, куда вы все убежали. — И она заглянула мне в глаза.

От таких объятий сердце растаяло.

— Ты не переживай. Всё же благополучно закончилось. Давай надень брюки и иди на мостик, чтобы машина тебя не увидела.

От этих слов мы оба рассмеялись.

Инночка, послушавшись меня, пошла на мостик через две палубы наверх, а я вернулся в машину. Так же подготовили двигатель, завели его и через час совершили очередной отход на Кандлу.

Лоцман был скоро сдан, и судно на следующие двое суток продолжило работать в режиме полного хода.

ВладивостокФевраль 2016 г.

Часть вторая

Глава первая

Утро началось как всегда. Этому помог мой лучший друг будильник. Еще несколько лет назад я купил его в Бристоле. Думал, что его хватит на один рейс, а он всё работает и работает. Безотказно и без сбоев. Особенность его конструкции в том, что низ у него тяжёлый, а нижняя плоскость покрыта каким-то полимером. Во время качки он оставался постоянно в вертикальном положении, не падал со стола и не скользил по нему. Он пережил со мной столько качек, что сейчас я считал его одним из своих лучших друзей.

А сейчас этот лучший друг разбудил меня утром своим нежным голоском.

Я его слышал всегда — в любом положении и в любом состоянии. Почему-то я был так на него настроен.

Осторожно поднявшись с кровати и стараясь не разбудить Инночку, я тихо прошёл в душевую. Там умылся, побрился и на цыпочках прошёл в кабинет, чтобы одеться. Потом спустился в кают-компанию. Там за столом уже сидели все механики и усердно поглощали завтрак.

Перекинувшись с ними парой слов и съев яичницу, я поднялся в каюту, чтобы переодеться в робу, а потом спустился в ЦПУ.

В ЦПУ уже собрался весь народ. Время было без десяти восемь. Так было заведено, что без десяти восемь все в здравии и в полном сознании должны были присутствовать в ЦПУ. Не нами это было заведено на флоте, поэтому эта традиция никогда не нарушалась, даже здесь, на судне под иностранным флагом.

Тут уже был электромеханик, два Серёги, фиттер и оба моториста-филиппинца.

Третий механик сидел в стороне, виновато повесив голову. Остальные занимались обычным трёпом.

Как только я вошёл, трёп прекратился и все с выжиданием посмотрели на меня.

Проверив показания компьютера и записи в вахтенном журнале за ночь, я окинул примолкшую компанию многообещающим взглядом и обратился к Серёге:

— Смотри, Серёга, как тебе повезло. Нейтзель всё спустил на тормозах, так как капитан доложил ему, что дополнительных расходов по заходу в порт не было. Поэтому против тебя никаких обвинений не выдвинуто. Но Нейтзель знает, кто главный виновник произошедшего. Короче, я так думаю, дадут тебе доработать контракт до конца, но потом я не знаю, где ты будешь работать. Всё-таки хозяин хоть человек и лояльный, но немного злопамятный, как все немцы. Он долго будет помнить, что произошло. В советское время у тебя в дипломе моментально была бы дырка, строгий выговор пошел бы в личное дело, визу на год положили бы под сукно и отправили работать в каботаж на год. А тут, считай, тебе повезло. — Дядя Саша утвердительно закивал головой, молча подтверждая правоту моих слов, а я продолжил: — Пока насчёт тебя никаких указаний не поступало. Так что давай дуй в машину, и будем смотреть, что ж ты там сотворил с этим сепаратором.

Все надели наушники и пошли вниз, чтобы разобрать сепаратор и выяснить причину поломки.

Главный двигатель работал под полной нагрузкой. В машине стоял шум порядка ста десяти децибел, а у турбин вообще было за сто тридцать. Это я недавно делал замеры шума новым прибором, который Нейтзель прислал на судно. Поэтому без наушников никак нельзя было работать в машине. Правда, внизу, у сепараторов, было значительно тише, но всё равно и там мы всегда находились в наушниках.

* * *

Сейчас я удивляюсь, как мы могли работать в машине в советское время при таком грохоте. Особой бравадой считалось отстоять вахту без наушников и как ни в чём не бывало сдать её. Поэтому, наверное, половина механиков к старости глуховаты. Хотя меня эта стезя миновала.

* * *

Разобрали сепаратор. На самом деле, одна из резинок была завернута, поэтому из гидрозатвора сепаратора вода шла прямо под напором в расходную цистерну. Потому там и оказалось столько воды. За ночь вода в цистерне отстоялась, и топливная система дизель-генераторов оказалась заполнена водой. Вот они и не завелись. Слава богу, что форсунки с насосами не заклинило.

Теперь я уже не отходил от этих двух Серёг. Им помогали ещё и два моториста. Нас вокруг этого маленького сепаратора собралось больше чем надо.

Я стоял в стороне и наблюдал, как рьяно, для показухи третий механик лупит кувалдой по стопорной гайке барабана, второй механик суетится, а мотористы вытирают несуществующую грязь. Пот катил с Серёги градом. Оно и понятно. Если у турбин воздух был температурой за сорок, то здесь было ненамного прохладнее, хотя для обдува работающих фиттер притащил вентилятор.

Сепаратор разобрали и нашли причину поломки. Проверили все остальные детали и поменяли все резинки сразу. Хорошо, что у нас было ещё несколько ремонтных комплектов.

Потом уже, после кофе-тайма, запустили сепаратор и проверили его работу. Воду в расходную цистерну он больше не гнал. Когда я убедился в нормальной работе сепаратора, он был оставлен в работе для заполнения расходной цистерны, а мы поднялись в ЦПУ.

Посидели, поговорили о жизни, а потом третий механик взял себе одного моториста, второй механик — другого, и пошли они вместе по своим делам. Задание у фиттера было определено ещё со вчерашнего дня, поэтому он удалился в токарную мастерскую.

Дядя Саша, электромеханик, полез на краны для проведения проверки их работоспособности и проведения профилактических работ перед грузовыми работами. Послезавтра должна уже быть Кандла. Там выгрузка будет своими кранами, поэтому краны должны быть в идеальном состоянии.

Перед уходом дяди Саши на краны я конкретно дал ему задание.

— Давай-ка, Александр Владимирович, дуй на краны, осмотри всё и, если что заметишь неисправное, сразу доложи мне. Будем решать, что делать дальше. Или сразу, пока ещё в рейсе, закажем запасные части, — наставлял я дядю Сашу. — Если надо будет, то и механики с мотористами полезут на краны. — Дядя Саша одобрительно посмотрел на меня. — Мы недавно получили такое распоряжение Нейтзеля, — пояснил я ему, — он говорил об этом, когда последний раз был на судне. Поэтому перед каждым приходом в Кандлу я обязан докладывать ему о готовности кранов.

Дядя Саша теперь уже понимающе кивнул головой и пошёл на осмотр кранов.

Дело приближалось к обеду. За этой суетой я даже не заметил, как наступило обеденное время.

В полдвенадцатого я позвонил в каюту. Инночка сразу подняла трубку и бодрым голосом певуче ответила:

— Алё.

— О! Да ты уже проснулась? — удивился я. Ведь дома она обычно спала допоздна.

— Конечно, проснулась, — голос её был бодр и весел. — Умылась. Уже сходила на мостик и поболтала с Андреем Сергеевичем. Погода — прелесть! Только вот сейчас сижу и жду тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.