Девять пятнадцать

Алексей Кондратьев

«Сейчас или я сделаю последнее усилие и вытащу ее отсюда, или вместе помрем от удушья, если она жива, конечно». Почувствовав испуг самосохранения, Покровский на секунду замер, в голове застучало «Оставь ее, остаавь», легкие выворачивало в жутких спазмах.

© Алексей Кондратьев, 2021

ISBN 978-5-0053-5872-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Собиратель

Пролог

День шестнадцатого июля одна тысяча девятьсот девяностого года был поистине самым дождливым за все последние дни календаря. Вода с небес хлынула, казалось бы, неиссякаемым потоком, и угрожала затопить вновь вырытые «штыки» на этом промежутке старой заброшенной Коптяковской дороги. По участку, в коричневом плаще и в сапогах по колено, бегал старший руководитель изыскательной группы, то там, то тут раздавая громкие указания прикомандированным солдатам как лучше распределить навесы, чтобы максимально уберечь сокрытое в земле. Гроза своими вспышками периодически освещала растерянные лица сотрудников, пытающихся укрыть выкопанное от беспощадного дождя. На раскопках было шесть человек из уральского института и десяток солдат, для черновой работы. Время суток никак не совпадало с тем, что показывала картин небес, поскольку тучи закрыли свет от солнца и вечерний мрак окутал землю. Свет автомобильных фар, подъехавшего советского УАЗа, поглотил очередной всполох молнии. Из водительского сидения машины, практически на ходу, выскочил с человек, размахивая руками, крепкого телосложения с явной военной выправкой. Он был одет в костюм светло коричневого цвета, но от влаги казался более темным, лицо

— Сергей, вверху подмыло реку и озеро, русло ушло в нашу сторону, вода придет сюда максимум через двадцать тридцать минут — костюм в котором он приехал был насквозь мокрым, — Надо увозить то что успели достать.

— Коля, здесь только восемь, ты же сказал, что должно быть еще одно, не достали еще женское.

— Сергей, у меня приказ сверху доставить всю группу в Свердловск. А насчет того не беспокойся, достанем после-

Сергей отмахнулся как от назойливой мухи, продолжая кричать на солдат, медленно грузивших в грузовик оборудование.

— Здесь не КГБ лейтенант, что делать решать не тебе. Твои люди тут лишь для охраны и физической поддержки. У меня инструкции Кремля, поспоришь с ними?

Здесь такой воды не было еще, если она затопит Яму, тело не найдем. А мы обязаны достать всех, понимаешь, всех!

— Серега, сейчас не время спорить о полномочиях, вода не будет спрашивать кто ты по должности, надо как можно скорее уезжать из этого места

— Но здесь еще одно тело, которое мы не успели достать полностью лишь один фрагмент скелета, нельзя оставлять остальное, это не по-человечески.

— я приказываю погрузить все найденное в грузовики и проехать в Свердловск, — тон его речи резко поменялся, он достал из наплечной кобуры свой табельный пистолет, но держал его в сторону земли, не решаясь направлять его на своего товарища со школьной скамьи, который как и все ему подобные был упрям в своей научной наивности.

Они стояли возле рва, что отделял небольшой ручей от археологической площадки, и оба обратили внимание, что коричневая вода уже подошла к краю заградительных конструкций, поднимаясь с каждой минутой.

— Сергей, посмотри — к ним спешно подходила женщина с распущенными и прилипшими к лицу мокрыми волосами, и что-то держала в руках. Она не видела, что происходит поскольку ливень мешал поднять ей голову.

Покровский, начальник экспедиции молча смотрел на оружие в руке лейтенанта регионального отдела КГБ, затем в его растерянные глаза голубого цвета

— Мы обнаружили еще одно странное тело, — это была Ирина, жена Сергея, она также была ему и коллега, курносая и с веснушками на лице, всегда с улыбкой, в руках она держала какой-то квадратный ящик размером в полметра.

Подойдя ближе она увидела и Николая, которого также знала с детства, поскольку все трое они учились в одной школе в Свердловске.

— Привет Коля, помощь сейчас кстати, — произнесла она, не заметив того что он держал в правой руке.

— Это женщина, так? — медленно спросил Сергей, не отводя глаза от пистолета в руке лейтенанта.

— Нет, размыло почву дальше в сотне метров от нашего места и рабочий наткнулся на тело мужское, но оно не совсем подходит к тем останкам, что мы изъяли ранее,

— В каком смысле? — Сергей смотрел теперь в глаза своему другу, который был похож на каменную статую, стоявшую молча и не шевелясь.

— Лежал лет пятнадцать не более, череп пробит, и похоже, что он был убит, и еще вот рядом лежало, — она протянула черный ящик, но он его не взял, его прервал лейтенант.

— Ира, — резко бросил Николай, — я настаиваю, чтобы вы покинули это место и немедленно.

Только сейчас она увидела оружие в его руке

— что происходит? — она посмотрела на мужа и сделала шаг к нему, но подскользнувшись на грязи уронила черный ящик, что так бережно держала в руках. Сергей пытался поймать ее чтобы она не упала на землю, но не получилось. Ирина распласталась на мокрой земле, а содержимое ящика вывалилось в грязь. С бережной заботой, как и подобает любящему супругу, он помог ей подняться и собрать все, что упало на землю, внезапно что-то укололо ее, когда он поднимал содержимое ящика.

— Черт, Надо уходить! — закричал Николай, — вода уже поднялась выше критического уровня! — он смотрел на ручей бежавший в канаве.

— Скорее сюда! — он прыгнул в водительское кресло внедорожника, заметив как рабочие и солдаты поспешно погрузившись в старенький ЗИЛ, покидали это место, которое было уже по колено в воде. Небо будто бы напоследок, скрывающимся в автомобилях людям, решило как можно больше вылить на них этой прохладной воды.

— надо уходить — сказала она, посмотрев на мужа, — сейчас мы ничего не можем сделать. Он, нехотя кивнул головой, и они вместе побрели к машине полностью мокрые, хлюпая сапогами, по дороге подобрав выпавший из черного ящика предмет, которым, после снятия с него куска грязи, оказался старенький фотоаппарат.

Молодой УАЗ, выпущенный с конвеера чуть более года назад, рыча и свистя колесами пытался выбраться из огромной канавы, в которую они попали почти сразу после того как отъехали от места раскопок. Колеса никак не могли зацепиться за что-нибудь более менее пригодное для сцепления и крутились в земле, все глубже и глубже погружаясь в колею.

— Черт, похоже застряли, — произнес Николай, ударив по рулевому колесу от злости. Из открытой им двери, дул сильный холодный ветер, непривычный в это время года. Ира съежилась от мокрой одежды, но старалась не подавать вида. Ее больше заботила находка в виде этого странного ящика и лежавшего до этого в нем аппарата для фотографирования. Ящик был будто совсем новый ни одной царапинки и скола, не говоря уже о признаках тления или перегноения, краска была практически глянцевого вида, можно было бы подумать даже, что еще ею пахнет, но принюхавшись к ней, ничего конечно не почувствовала. На корпусе была какая-то кнопка видимо, служившая механизмом открытия этого ящика, такие экземпляры ей, как опытному археологу-искусствоведу еще не попадались. Наружу, в помощь своему школьному товарищу вышел и Сергей, надо было что-то срочно подложить под колеса, иначе вода грозила смыть их течением, поскольку прибывала с чрезвычайной скоростью. Ирина слышала их разговор, который был больше похож на ругань, но вмешиваться не стала. После того как ящик был осмотрен, она отложив его, взяла в руки фотоаппарат, покрутив и стерев частично грязь, обнаружила надпись на железной табличке, прибитой к корпусу. На ней была выгравировано название фирмы производителя «Кодак» С.-Петербург. 1916г.», если что-то на ней и было нанесено еще, то грязь не позволяла это прочесть. Это была модель очень старого образца, кассеты на которую нельзя было уже найти даже, наверное, и у старьевщиков, работал он или нет, нельзя было понять сразу, поскольку затвора в нем отсутствовал изначально. Она стала разглядывать объектив, который был закрыт крышкой

–..Я же говорил надо клен ломать.. — голос проходящего мимо мужа, отвлек ее внимание и она случайно задела крышку объектива, которая слетела с нее. Из-за туч закрывавших летнее солнце в салоне была темнота, не позволявшая увидеть крышку, пришлось искать ее на ощупь. Она вернула крышку обратно на место, если бы там была кассета, то она точно сделала снимок самой себя, Ирина посмотрела на заднюю часть аппарата и увидела внутри кассету с пленкой.

«фотография будет пересвечена» — с усмешкой подумала она.

Внезапно она почувствовала будто кто-то ледяной рукой схватил ее за руку и сжимал так крепко, что она не могла ее двигать, а глаза начали слезиться, и в приемнике автомагнитолы громко заиграла музыка композитора Вагнера. Рука сама потянулась к переднему сидению, где лежали вещи Николая, она всеми мускулами пыталась сопротивляться, но что-то неведомое внутри было сильнее ее, пальцы дотянулись до сидения, где оказался оставленный офицером КГБ табельный пистолет.

— Давай, попробуем, — Николай стоял возле багажника, закончив подкладывать охапку веток наспех сорванных неподалеку. Хлопок разбитого стекла багажника, и осколки полетевшие в лицо, отбросили его на полметра в грязь. Сергей, стоявший в двух шагах от него, бросился к автомобилю, поскользнувшись, и бросив какие-то ветки, которые нес. Открыв дверь, он увидел то, что за секунду до этого боялся увидеть внутри — на сидении лежала Ирина с простреленной шеей, в правой руке она держала оружие, кровь била фонтаном из нее, забрызгав весь салон, он прижал рану рукой, пытаясь остановить кровотечение…

— зачем? Что случилось, милая? Я не понимаю — он бормотал ей, глядя в красные, наполненные кровью глаза. Взгляд Ирины был полон растерянности словно, она пыталась ответить ему на его вопрос, но губы не поддавались, хоть она и пыталась, что — то ему сказать. он наклонился чтобы прислушаться к хриплому звуку доносящемуся из окровавленного рта, откуда пузырилась кровь.

— м..ша, — расслышал он сквозь хрипоту

— что? Что? Что? Не оставляй меня, прошу — слезы подступили к самому кадыку, сглатывая их, он пытался разобрать слово, которое она раз за разом пыталась произнести,

Глубокий выдох ослабил ее хватку, рука отпустила его рукав, зрачки глаз, метавшиеся в предсмертной агонии, остановились, Сергею показалось, что никогда до того, он не видел в них большей любви, чем сейчас. Он прикрыл веки пальцами, поцеловав ее в последний раз. Капли дождя сползали по лицу путаясь со слезами, и сбиваясь в одну струйку.

Утро в забытом богом месте, где-то на окраине столицы, как здесь оказался уже и не помнится. Дышать в этой комнате становится с каждой минутой все труднее и труднее, затхлый запах сигарет и вина, вызывает острое желание обнять туалет. Вчерашняя незапланированная попойка в клубе увенчалась пробуждением в очередной постели с неизвестной личностью

«Вот черт, я забыл как ее зовут. Хотя какая разница, сейчас найду штаны, кроссовки и исчезну, как делаю всегда в таких случаях»

На столе возле дивана, обнаружился стакан с водой, который был мгновенно опустошен за долю секунды, приятная влага оросила внутренности, и желудку стало значительно легче. Девушка, лежавшая рядом была довольна симпатичной, похоже, ей было не больше двадцати пяти лет, с роскошными кудрявыми волосами рыжего цвета, паутиной расползавшимися по простыне. В зеркале, напротив, с утра показывали сплошные ужасы, в том, что там находилось с трудом можно было узнать молодого человека двадцати семи лет, из-за вклокоченных русых волос, красных белков зеленых глаз и опухшего лица, смотрелось жутко, да и только. За окном затягивало тучами очередной летний день, прогноз погоды вновь обещал проливной дождь и в воздухе стояла духота, но дождь, будто специально дразнил заносчивых горожан и проливаться не хотел. Окинув взглядом комнату, Филипп понял, что найти свои вещи будет не так просто, повсюду были коробки с вещами, захламляя и так не большую площадь. По всей видимости она только въехала и распаковать сразу все не решила или не смогла, однако в бар с подружкой вчера все таки пошла и даже пригласила к себе незнакомца. Уходить надо сейчас пока она еще спит, без ненужных и неприятных вопросов, требующих еще более неприятных ответов, благо штаны нашлись быстро, а вот мобильника в кармане не было, а ведь вчера разного рода селфи делались весь вечер, объем компромата получился на два полноценных выпуска журнала желтого цвета, можно еще в передачу, где грязное белье перетирают. В голове начинали рисоваться картины горячих заголовок «Пьяный сын министра выкладывает свои похождения в сеть», вскоре эти заголовки как снежный ком перерастут в нечто большее, эволюционируя в дебош или изнасилование. Тишину взорвала песня какой то современной зарубежной группы, доносящаяся из под дивана, на котором лежала вчерашняя подружка, это был звонок моего телефона. «Черт бы побрал». Естественно, он разбудил «спящую красавицу» и черного кота, которого вчера даже не заметил, что собственно и неудивительно при таком количестве выпитого шампанского. Кот ретировался на кухню, а вот его хозяйка очень мило улыбнулась, увидев, что я спешу побыстрей достать телефон. Звонок был от отца, а он терпеть не мог, когда я не отвечаю на его звонки, поэтому сделав виноватое лицо, я все таки поднял трубку и поспешил вслед за котом:

— да отец, — голос немного дрожал, — я собираюсь на работу, что ты хотел?

Голос на другом конце телефона был грубым и очень раздраженным, вероятно что то я забыл

— сын, надеюсь у тебя найдется несколько оправданий почему ты не пришел вчера на день рождения Алины?

— Пап, — когда надо сгладить допущенную ошибку это обращение было как нельзя кстати, — ты же знаешь, что у нас с ней не совсем гладкие отношения в последнее время, поэтому лучшим подарком на ее день рождения с моей стороны было отсутствие моей кислой физиономии на празднике.

— может уже стоит наладить отношения, повод был как нельзя лучше, она между прочим, спрашивала про тебя. И еще, надеюсь, ты не забудешь про то что надо явиться на открытие нового культурного центра в пятницу, там будут первые лица государства, и это очень важно, особенно для твоей карьеры-он явно нервничал пытаясь в очередной раз напомнить о своем светском рауте.

— пап, давай перенесем этот разговор на другое время, я очень тороплюсь, заскочу к тебе позже, — и положил трубку.

Вернувшись в комнату, он чуть не упал, споткнувшись о лежавшую на полу книгу толстенного переплета с яркой обложкой. Убрав телефон в карман, ему стало интересно, что же читает эта рыжеволосая красавица, поднятый экземпляр относился к не стандартной литературе, что-то о проклятиях и предметах магического свойства, в сторону. Рыжеволосая уже успела набросить легкую белую сорочку, элегантно и совсем не много прикрывающую манящие формы.

— Меня зовут Маша, будешь уходить захлопни дверь посильнее, что то плохо замок срабатывает, — она держала в руках большой тазик мороженого и ложку, и когда она успела сходить к холодильнику — с утра страсть как хочется мороженого после такой ночи-ее аппетит вызвал отвращение, сейчас хотелось только кофе или минеральной воды, а лучше и того и другого и можно без хлеба.

— Я Филипп Покровский, так когда увидимся? — не зная зачем, но вопрос сам лег на язык,

— а надо? Мне было весело, тебе было весело, так зачем усложнять, у меня защита скоро надо готовиться, — она поглощала мороженное маленькой ложкой и запивала соком

— где учишься?

— Ломоносова, аспирантуру добиваю, хорошо же ты меня слушал вчера, — Маша ухмыльнулась не злобно так с прищуром своих больших зеленых глаз

— извини, шампанское действует на меня слишком сильно, мозг порой отключается, так и каких наук ты будущий кандидат? — одежда была собрана и пора было уходить, но очень хотелось узнать, что изучает эта прекрасная особа.

— исторических, копаюсь в истории революциях Российской империи, — она смутилась слегка, но потом бодро продолжила, — лица, события, вообщем ничего для тебя интересного, — кот забрался к ней под бок и начал мурлыкать прося ласки, недополученной вчера видимо.

— это почему?

— так ты мне сам вчера говорил, что истинное удовольствие тебе доставляет только твое хобби, правда так и не сказал какое

Вот сколько раз зарекался не пить этот пузыристый напиток, лучше бы виски или текилы напился, шампанское для меня как сыворотка правды, язык провозглашает независимость от мозга и несет все что можно и нельзя.

— фотоискусство, ну, мне все же интересны некоторые люди и то чем они занимались давно или занимаются сейчас, вот например ты, — он не почувствовал, что врет ей

— ты же так торопился смыться, так что же стоишь, телефон мой у тебя есть, если захочешь, звони, я не против, ты милый, ну а если нет, то переживу. Благо столица большая, а парней найти для меня не проблема, вчера мне нужна была разгрузка, я так всегда делаю, еще со студенчества — гуляю перед экзаменами, помогает расслабиться и не забить мозг, как мышцу при долгих нагрузках.

Он молча чмокнул ее в щечку, подмигнул и направился к выходу

— просьба, удали все фото со своего мобильного телефона, а я позвоню, — он знал, что вряд ли это будет, так как всегда избегал последующего общения.

— я и не делала, гудбай, — она подмигнула ему, намекая на дверь и спешку.

Всю дорогу в такси до министерства культуры, он размышлял о том сколько лет еще будет держать сердце его бывшая, каждый раз после встреч с девушками, которые ему нравились и с которыми ему было вроде хорошо и приятно общаться, ему становилось стыдно. Порой даже злился на себя за это, ему не доставляло никакого удовольствие прощаться с девушками, давая понять, что ждать продолжения не стоит, день после этого проходил всегда очень мрачно и тянулся длиннее в пять раз. Звонок от друга заставил отвлечься от минорных мыслей, это был Илья, как всегда звонил в половине десятого утра обсудить свои работы. Познакомились с ним еще в универе, он учился на археолога, я на искусствоведа, нас объединяло только одно-любовь к игре под названием футбол, она и свела нас в одной команде института, потом совместные попойки, вечеринки и все такое.

— Привет, вчера ты пропал в клубе, куда исчез?

— Встретил старую знакомую, попросила проводить

— ага, конечно, наверняка она далеко не старая и уж точно вы не об искусстве разговаривали всю ночь,

— послушай, ты же знаешь я не обсуждаю свою ночную жизнь, извини, так уж воспитан, мне сейчас нужно занести отчет о работе группы Рябова в отдел статистики, давай созвонимся позже, — он положил трубку, такси-рено как раз остановилось возле здания министерства.

Группа студентов, трое парней и одна девушка, прогуливающаяся, видимо, после занятий в Гитисе, что-то бурно обсуждала возле забора, один из парней показывал остальным какую-то пантомиму, Филиппу это напомнило его студенческую веселую жизнь, как после лекций всем курсом однажды они поехали в Петербург бродить по вечернему Невскому проспекту и Дворцовой площади.

Он быстрым шагом поднялся на второй этаж, где в его кабинете, как всегда находились двое его сослуживцев — Евгений, молодой юноша-практикант, еще не окончивший университет, и старший сотрудник Пантелеймон Вениаминович Коробейников, человек старой советской закалки, ветеран искусствоведения, работавший в Третьяковке всю свою жизнь и благодаря зятю, дорабатывающий до пенсии в министерстве. С пенсне на носу и растрепанными кудрявыми волосами, он был похож на героя булгаковских рассказов.

— всем доброго утра, — произнес Филипп, войдя в кабинет, направляясь к своему столу возле окна, Пантелеймон Вениаминович хмыкнул в ответ, он был не многословен и опоздания коллег воспринимал как не уважение к коллективу и к нему в частности, — простите за опоздание, пробки сегодня жуть.

— Нормальные люди пользуются метро в случае нехватки времени, — отстраненно, будто со своими папками говорил Коробейников.

— Филипп, тебя спрашивал Козлов, — вмешался Евгений, понимая неловкость ситуации в кабинете, — говорил, что твой отчет обещанный неделю назад, должен был быть еще вчера, я сказал, что он уже готов и, как только ты будешь на месте, сразу занесешь.

— спасибо, сейчас схожу — Евгений был грамотным парнем из образованной семьи, слегка мажорного вида в стильной одежде, не сказать, что дорогой, но весьма изящно подобранной, небольшого роста с темными аккуратно стрижеными волосами средней длины и карими как болото глазами, был похож на этакого менеджера крупной компании, отвечающего за маркетинг, то есть представительный и важный. Филипп всегда хотел его спросить каким боком его занесло в отдел сравнительного анализа, но вспоминая, что сам здесь благодаря отцу, откладывал вопрос до подходящего случая.

В тот момент, когда Филипп уже встал, собрав все необходимые бумаги и намереваясь покинуть кабинет, как зазвонил городской телефон, заставив остановиться, возможно звонил Козлов.

— Слушаю Вас, — трубку снял Пантелеймон Вениаминович, этот телефон был только у него, сотовые телефоны, подаренные ему, он не очень любил, утверждал, что после разговора от них жутко болит голова, — здравствуйте Сергей Сергеевич, да пришел, обязательно и всенепременно, — он положил трубку.

— Дайте угадаю, звонил мой отец и приказал подбросить работы, — вопрос был риторическим, он всегда делал так в ответ на мои проступки.

— Ваш отец министр культуры и хотите или нет, но работы вам прибавилось вдвое, — Коробейников любил раздавать указания, он не был начальником над нами, но по званию старшего сотрудника возлагал на себя сам эту функцию, начальник отдела вообщем и не возражал.

— Понятно, — он вышел из кабинета, надо было торопиться, Козлов был весьма нервным человеком, а слушать его крики с похмельного утра не хотелось вдвойне.

Выйдя из кабинета статистики, где меняешь одни бумаги на другие, вдруг кто-то дернул за правую руку, чуть не оторвав ее от плеча, а рукав от сорочки.

— Фил, ай да ты, — на него на прыгнул огромный мужик лет тридцати, с рыжей бородой и лысиной вместо прически, — рад, что встретил тебя здесь, не успел поблагодарить тебя за альбом, мама была в восторге, ты не поверишь, она сказала ты прямо Суткус какой-то, не знаю кто это, но говорила она с восхищением.

— здравствуй Игорь, — Филипп узнал заказчика последней фотосессии, которую он делал на юбилей преприятнейшей женщины, — спасибо за приятные слова, передавайте вашей маме мои самые искренние пожелания здоровья, мне было приятно делать эти фотографии, да, а что вы тут делаете, насколько я помню, вы занимались строительством в Подмосковье?

— точно так, Леоново, у нас новый проект по застройке коттеджного поселка под выделенную землю заброшенных деревень, пару человек там живет, мы им строим новые дома за свой счет, только при раскопках под фундамент натолкнулись на какие-то человеческие останки и старинные вещи, вот беда, — он тяжело вздохнул

— почему беда, достанут и продолжите свою стройку,

— если бы, вроде как там целая древняя деревня под землей, вот ваш департамент и закрыл стройку под археологические изыскания, смотрите, — он потряс листом бумаги, — а у меня сроки, материалы, люди, не посодействуете? —

его взгляд из под рыжих бровей буквально заставлял согласиться.

— что же, я посмотрю что можно сделать, возможно сократим сроки изысканий, но все равно готовьтесь к простою пару месяцев, если там целая деревня то вероятно площадь не маленькая, ладно мне нужно работать, передавайте привет маме

— обязательно, сообщите мне пожалуйста как сможете узнать о сроках буду вам очень признателен.

Продолжать разговор не очень хотелось и он поспешил обратно в свой кабинет, где его ожидал очередной раритет в виде статуи Наполеона, историю которого необходимо было узнать от и до.

День прошел в спорах о нравах нынешней молодежи, Пантелеймон Вениаминович отстаивал точку зрения, что общество деморализовалось и опускается в пропасть, мы с Евгением же пытались доказать, что не все так уж ужасно как ему видится. В шесть часов вечера, как всегда, все засобирались покинуть министерство

— ты остаешься? — спросил Евгений, заметив, что Покровский продолжал разглядывать очередную фигуру Наполеона. Филипп всегда задерживался на работе позже других, семьи как у Пантелеймона Вениаминовича у него не было, а посиделки в баре, как проводил вечера Евгений, были скорее исключением из обыденности, чем правило. В тишине ему никто не мешал сосредоточиться над скрупулезным изучением деталей, сравнительным анализом образцов почвы или глины, он будто погружался в тот мир откуда эта вещь, представлял кому она могла принадлежать, и какую мысль пытался вложить автор в то или иное произведение, если это была картина или скульптура. Единственное что могло его отвлечь от истории, это искусство фотографии, с детства он мечтал как одним движением останавливает время и бродит тут и там и никто его не видит и он делает что хочет пока взрослые, застыв как статуи, смотрят в другую сторону, фотография это то что останавливает время и переносит тебя в прошлое, заставляя вспомнить и переосмыслить тот момент, казавшийся обычным.

— Надо изучить все шесть фигур этого одиозного императора, коллекция весьма занятная, и похоже, подлинник восемнадцатого века, за опоздания надо платить, так что, всего доброго.

Когда распрощался и Коробейников, он наконец почувствовал небольшую свободу творчества, такую как он испытывал при фотографировании, а поскольку тем для фотосессий он не придумал еще, можно было и задержаться на работе, время побежало приятней.

Телефон, с диском, напоминавший о советском времени неожиданно зазвонил, заставив поднять голову от маленькой статуи великого французского императора, на нем были одеты увеличительные стекла и он не сразу сфокусировал взгляд.

— здравствуй сын, — это был отец, он иногда звонил в это время, зная, что я люблю задерживаться до поздна.

— что то случилось ты не звонишь два раза за один день? — Филипп вернулся к статуе, —

— приходится, родной сын отвергает мое общество, предпочитая развлекаться с девками, — голос был слегка напряженным и охрипшим, это чувствовалось.

— позвонил таки своему другу в МВД. Вспомни себя в моем возрасте, думаю ты тоже предпочитал общения с молоденькими симпатичными студентками, — отец мог узнать, где я был только позвонив своему другу министру Бойко Александру Александровичу, — я же сказал, что заеду сегодня поздравлю, просто я не люблю эти вечеринки, где никого не знаешь и надо делать вид будто тебе очень интересно, мне уже не десять лет.

— во первых, ты мог бы сделать для меня исключение и зайти хотя бы на пару минут поздравить мою жену, а во вторых, я звоню не за этим, вот, в шкафу у вас небольшой черный чемодан, с метр на метр, — мой подарок тебе, хотя ты и не заслужил.

— что это? — когда он успел? На отца это не было похоже, нет, подарок он подарить конечно мог, но заходи из за этого в кабинет, вот уж точно сюрприз, Филипп продолжал разглядывать фигуру Наполеона, — чудо современной технологии?

— это как раз к современной технологии никак не относится, думаю, тебе понравится. Все думаю, может тебе и вправду заняться своим хобби более основательно, я видел твои работы и показывал их друзьям, все просто в восторге от того как выразительно при помощи фотоаппарата ты показываешь эмоции людей, говорят из тебя мог бы получиться не плохой фотограф.

— благодарю отец, но я люблю свою работу и вряд ли смогу ее бросить, а если я займусь фотоисскуством на профессиональной основе, то это уже будет не для души, — он положил фигуру императора на стол, продолжая смотреть вниз, общение с отцом всегда было для него сложным процессом, после смерти матери, более пятнадцати лет назад, между ними будто выросла стена.

— ну ладно, дело твое, а если уж работаешь здесь будь добр не заставляй меня краснеть за твои постоянные опоздания, — он положил трубку оставив привкус недосказанности.

Пару часов работы за написанием очередного отчета начинало клонить в сон, циферблат на стене показывал девять часов вечера пятнадцать минут, а веки упорно пытались сомкнуться, выпитая чашка кофе не спасала, видимо сказывалась бурно проведенная ночь и поглощенный в баре алкоголь. Неожиданно в комнате тихо заиграла музыка, протяжная и весьма знакомая. Оглядев помещение, Филипп не мог понять откуда доносится звук, мелодия нарастала, сначала тихо играло фортепиано очень трогательно будто еле касаясь клавиш, затем к ней присоединились духовые инструменты. Филипп решил, что Евгений в спешке оставил свой мобильный телефон, но ничего похожего на сотовый телефон на столе у него не было. После того как звук стал более громким Филипп понял, что звук доносится из шкафа. Он осторожно подошел к деревянному шкафу, прислушиваясь к звукам, приоткрыв створку музыка заиграла чуть громче из того самого чемодана который принес ему отец. Вероятно это шутка отца, с юмором у него был полный порядок, однажды он разыграл все министерство, повесив объявление в приемной о наборе в группу «порядочных служащих» с адресом своего зама. Музыка все продолжала играть настойчиво требуя открыть черный ящик, взяв его в руки, Филипп ощутил тяжесть подарка, там явно были не бумаги, но самое странное и не понятное было то, что ящик был будто весь цельный, без отверстий и частей. Покрутив в руках минуту и, не найдя крышку он сел за свой стол и взял огромную линзу, которая предназначается для изучения весьма маленьких предметов, просмотрев каждую сторону, Филипп заметил небольшое отверстие на одной из боковых стенок, которое размером было максимум для тоненькой иголки. Интерес к черному ящику стал необычайным, захватив все мысли и сосредоточив на себе все внимание, а музыка продолжала играть какую то классику толи Моцарт то ли Чайковский, но вспомнить он не мог. Благо иголку долго искать не пришлось и с неким трепетным волнением, он сунул иголку в крошечное отверстие. Музыка вдруг резко прекратила играть и наступила полная тишина, было ощущение, что за окном также выключили звук, не стало этого грохота сотен автомобилей, зато появился запах хвои. Изумительно, но это и вправду был отчетливый запах хвойного дерева, откуда он мог взяться посреди Москвы, где смок и гарь от раскаленного асфальта, было не понятно и весьма удивительно. Щелчок от какого то, скрытого внутри ящика, механизма прозвучал как выстрел из пистолета, он вдруг приподнялся от стола на несколько сантиметров, на оторвавшемся от основания днище. Филипп аккуратно взял двумя руками за боковые стенки и потянул вверх черный ящик, на белом платке внутри пустого ящика лежало, не что иное как… настоящая человеческая голова женщины. Его замутило, он резко отвернулся и отошел на два шага назад, что за бред, отец из ума выжил что ли? Или это подарок из магазина приколов, сейчас можно что угодно сделать как настоящее. Постояв несколько секунд и разглядывая чудовищный подарок, он решил проверить настоящая голова или нет, медленно и неуверенно подошел к столу, где находился зловещий ящик. Голова принадлежала женщине в возрасте сорока пяти пятидесяти лет с кудрявыми черными волосами,

Внезапно веки открылись и на него смотрели темно серые глаза, в них он увидел или почувствовал одновременно и страх и боль и ненависть. Испуг парализовал Филиппа, оцепенение и столбняк охватили все тело, мороз пробежал по кровеносным сосудам. Глаза женщины пристально смотрели на него, затем открылся рот, будто пытаясь произнести слова.

— Эй, — рука схватила за плечо Филиппа и он вскочил со стула, в комнате стоял мужчина в форме, — вы заснули, мы закрываем и ставим на охрану, — он глубоко выдохнул и открыл шкаф, там стоял черный ящик, подарок отца, в закрытом состоянии. Это был сон, чудовищный и такой реальный. Кровь до сих пор была ледяной. Он схватил ящик за ручку и поспешил на выход.

Зайдя в свою квартиру на Никоновском переулке, первым делом Филипп поставил черный ящик на стол перед диваном и стал разглядывать. Он не был цельным как во сне, но все же был также закрыт на внутренний замок, однако кнопка для вскрытия находилась на видном месте и была серого цвета и чуть потертой.

Около получаса юноша ходил по кухне, оставив ящик на журнальном столе в комнате, за окном закат не спешил и было довольно светло. Покровский размышляя, с чего вдруг отец решил сделать ему подарок, после того как он не явился на день рождения Алины, его жены, он должен был быть не совсем в хорошем настроении и уж точно не стал бы делать подарки. Стоя возле окна, он наблюдал как в доме напротив на том же этаже, что и у него, на кухне сидела взрослая женщина, лет сорока, она всегда привлекала его внимание своими откровенными нарядами, симпатичное лицо с длинными черными волосами, с фигурой которая была практически идеальна, большие округлые груди в прозрачном белье, будоражили кровь каждый раз, когда он видел ее, она же всякий раз делала вид, что не замечает его, хотя расстояние между ними было не более двадцати метров. Сейчас она вновь собиралась сварить кофе и выкурить длинную сигарету. Но сегодня вечером его интересовал лишь предмет, лежащий на столике в комнате.

Вернувшись в комнату, он не уверенно, как бы опасаясь повторения сна, очень аккуратно нажал на маленькую кнопку, его что-то кольнуло в палец.

— ай, — произнес он, поднесся палец ко рту.

Прозвучал такой же щелчок как во сне, будто выстрел из пневматического пистолета, что заставило вздрогнуть его и слегка даже подскочить с дивана. Потянув крышку, Филипп представил себе вновь картину из своего сна, его передернуло даже от этой мысли, что там может лежать человеческая голова.

«Бред, отец не мог положить туда голову, он такими делами не занимается, он же не убийца какой, да и зачем ему это делать»

Под крышкой, на черном основании, лежал странный прибор, не сразу, но Филипп узнал в нем старинный фотоаппарат, кажется этот был начала двадцатого века, с мехом и маленьким объективом. Только сейчас сын министра культуры обнаружил, что не дышал пока открывал страшный ящик. Фотоаппарат был весьма потертым, похоже что он был в рабочем состоянии, по крайней мере с виду казался таковым, весил он значительно меньше чем сам ящик в котором лежал, деревянный корпус в котором находилась кассета и сам объектив весили максимум пять килограмм. Покрутив его в руках, Филипп сразу почувствовал, что страх сменила детская радость от подарка отца, такой экземпляр он держал лишь однажды, когда ходил на курсы фотографа в Лондоне, к частному преподавателю. Тогда в руках он почувствовал истинное искусство, любой цифровой фотоаппарат с самой мощной зеркальной начинкой казался какой-то подделкой по сравнению с тем и теперь этим фотоаппаратом. Сбоку обнаружилась надпись на небольшой металлической пластине «Томсон. С-Петербург. 1916г. Фирма „Кодак“», видимо это клеймо производителя того времени, фабрика изготовитель аппаратов для съемки, была еще что то написано под ней, но уже не на металле, а ножом прямо по деревянному корпусу, буквы были на иностранном языке, но на каком, разобрать не мог, а знал он несколько языков, лучше всех давался язык Шекспира. Какое то время, они жили в Великобритании, пока отец работал в консульстве, там он изучил английский очень основательно. Решив не обращать внимание на непонятную надпись, он принялся дальше разглядывать этот раритет, на удивление все механизмы находились в хорошем состоянии и готовы были снимать хоть сейчас, он заметил, что на стенках, прикрепленный лентой на клею клочок бумаги, на котором был напечатано название какого то магазина «Фоторекрут, все для фото», по всей видимости, какое-то фотоателье или магазинчик, занимающийся продажей аксессуаров для фотоаппаратов. Название у этого магазина было забавным, а адрес был знаком.

Еле дождавшись вечера следующего дня, он на удивление своих коллег первым поспешил распрощаться по раньше, объяснив побег с работы срочными делами. Ему не терпелось поскорей найти подходящие кассеты для нового фотоаппарата, благодаря записки из ящика, теперь он знал лавку, правда, на другом конце города, где могло бы быть все необходимое. Добравшись до места назначения на метро, он быстрым шагом спешил в нужный магазин.

Лавка старьевщика располагалась в пятиэтажном доме, рядом с кафе под названием «Лотос», запах из которого доносился был ароматно-вкусный, видимо кто-то заказал шашлычок. Внутри магазина, если его можно было так назвать, так как помещение было очень маленьким, развернуться трем в меру упитанным людям одновременно было бы очень трудно. Очереди тут ожидать было бы глупо, так что одному человеку было вполне комфортно рассматривать старые вещи. Колокольчик брякнул хозяину сигнал об открытой двери.

— добрый вечер, чем могу быть полезен? — за не прилично широкой для такого маленького пространства, стойкой, находился седой старик в синей сорочке и черном кардигане с рукавами. Он поправил свои очки на носу, сползшие, когда он разглядывал коллекцию каких то монет. В лавке было довольно комфортно, повсюду лежали разные вещи, от альбомов прошлых лет до телевизоров середины двадцатого века, непонятно кому уже нужные с нынешними технологиями, в углу лежал большой пес, мирно посапывая, не обратив даже внимания на вошедшего. Возле входа стояла стойка с книгами. В воздухе парил запах старины и тайны, тайны вещей хранивших свою многолетнюю историю.

— добрый, я ищу кассеты для старого фотоаппарата — на стекле лежали серебряные монеты начала восемнадцатого века, он сразу их узнал, не так давно полиция приносила на экспертизу такие вот экземпляры, стоимость каждой на черном рынке может достигать пару тысяч долларов. Старик быстро убрал монеты в бархатный коричневый мешочек и опустил под лавку руку.

— о, и насколько же стар ваш фотоаппарат можно узнать, ради праздного любопытства? — взгляд этого старика был довольно пронзительным или изучающим вошедшего незнакомца, а ироническая ухмылка сразу вызвала раздражение у Покровского.

— я предполагаю, что ему около ста лет, вот взгляните на него, я снял его на камеру своего телефона — взгляд Филипп не отводил, все таки тоже не новичок в истории и старых вещей повидал может даже больше чем этот старый немец. Старьевщик наклонился к телефону, поправив очки, что бы они не свалились на стойку, долго разглядывая снимок.

— я знаю эту модель, такой аппарат использовали перед революцией, оптика Хелиар пять линз, три в переднем блоке два в заднем, два с половиной дюйма пленка, кассетный, откуда она у вас? В мире их всего не более десяти, ее сняли с производства уже через несколько недель, не успев толком запустить, что-то в ней было не так и от этого экземпляра решили отказаться, кстати таким пользовался Распутин. Вы же знаете этого персонажа нашей истории? — с ухмылкой спросил старьевщик

— разумеется знаю, я искусствовед по профессии — слегка обиженно ответил Филипп.

— Некоторые люди, коллекционеры первых моделей, дали бы за него хорошую цену, — он прошелся вдоль стойки и подошел к большому шкафу, скрывавшемуся за черной шторой в стене. Несколько секунд он копошился, по пояс погрузившись в него, после чего поставил на прилавок коричневый сундук.

— Меня не интересует продажа этого фотоаппарата, — осведомленность этого старика поражала, он сходу рассказал о вещи, лишь взглянув на ее фотографию, а Филиппу понадобилось бы перевернуть весь архив и несколько дней еще пришлось бы сравнивать подобные образцы, к тому же еще читать кучи газет.

— старые вещи хранят много тайн, некоторые из них не всегда приятны, — он сделал паузу, разглядывая Филиппа будто оценивал его по каким то своим параметрам, это сразу почувствовалось — вот смотрите что у меня есть, — он стал доставать кассеты одну за одной, — лежавшие на столе кассеты были то что надо, их было ровно шесть.

— Скажите, вы занимаетесь фотоискусством или просто балуетесь старьем? — старик приободрился, сверля Покровского своим пронзительным взглядом.

— это мое хобби, делаю исключительно в винтажном стиле, при помощи настроек довольно дорогостоящей техники и постановки. С подобным аппаратом я еще не работал, но имею большое желание, — сухо произнес он, не имея большого желания откровенничать с незнакомым человеком.

— не могли бы вы продемонстрировать ваши работы мне? — неожиданно заявил он.

— с чего, это вдруг? — Филипп не ожидал такого и удивленно посмотрел на собеседника.

Тот в ответ выразительно молчал, ожидая каких-то действий от клиента и смотрел из под очков, тем же вопросительным взглядом, что и секунду назад.

Покровский решил, что ему и правда не сложно показать их и вновь достал свой телефон и нашел в нем папку с последней сессии, что предварительно отсылал заказчику как черновой материал. Старик внимательно разглядывал картинки с экрана смартфона, хмыкая и потирая подбородок.

— что же, есть в них что-то интересное и самобытное с авторским подчерком, мне нравится — улыбчиво резюмировал он.

— благодарю, — слегка язвительно ответил Филипп, по его мнению это была лучшая его работа, за все время.

— знаете, я собираю работы старинных аппаратов, может вы заинтересуетесь небольшой подработкой, оплатой не обижу — старик смотрел очень внимательно на него, словно он не ожидал ничего другого кроме согласия.

Предложение старьевщика было весьма неожиданным и Покровский не зная, что ответить, молча раздумывал стоит ли соглашаться, поскольку не знал чего именно хочет этот тип древней наружности. Но потом, прикинув все плюсы и минусы, решил. Все равно, что снимать, а деньги лишними не бывают, халтуру он всегда брал с удовольствием, если она относилась к сьемкам, так что этот вариант был довольно интересным.

— Для начала неплохо было бы найти кассеты для аппарата, — вспомнил Покровский

— если вы согласитесь, то с этим вопросом как раз будет значительно легче, — затараторил он.

— необходимо лишь сказать — я согласен и все — развел он рукавами с белыми манжетами.

— ну тогда, я согласен, что нужно конкретно? — пес лежавший в углу, вдруг встал и побрел к выходу, старьевщик не обратил на него внимания.

Старьевщик словно помолодел лет на двадцать, выпрямился, снял очки и вновь полез в свой шкаф, через минуту он достал папку красного цвета, из которой вывалилось множество фотографий черно-белого формата ужасного качества и несколько кассет как раз для подобного фотоаппарата.

— значится так, мне нужно четыре женщины в полный рост, и трое мужчин, только надо сделать снимки исключительно на эти кассеты, да, и обязательно в ближайшие дни, сроки, — он развел руками, — мне нужны они будут для моей выставки до шестнадцатого числа этого месяца, справитесь? — старик говорил очень быстро, удивительно, ведь в начале разговора, он буквально засыпал на ходу, произнося фразы.

— почему нет, думаю справлюсь, — Филипп прекрасно мог сделать эти фотографии еще раньше, но предлагать не стал, пусть будет запас времени.

— а я постараюсь найти то, что вам нужно, и оставьте свой телефон, я вам позвоню, как найду подходящие кассеты — он записал номер в, старый как тот фотоаппарат, блокнот, — естественно, жду от вас качественной работы. Он улыбнулся, и Филиппу на секунду показалось, что в глазах старика блеснул маленький огонек, видимо заходящее красное солнце отразилось в его очках.

— знаете, вы так молоды и так заинтересованы в этом старом и отжившем свое, аппарате, в это безумное время технологий, это редкость. Молодежь больше гонится за новинками, цифровой техникой, дающее миллиарды каких то дурацких пикслей, но ведь в них нет души, они никогда не передадут эмоции так как это делали ранее, — он осекся будто вспомнил что-то важное — считайте это стариковским ворчанием, не обращайте внимание.

— ничего, ничего, так значит я буду ждать звонка от вас, — Филипп старался быть крайне вежливым, ему очень хотелось чтобы старьевщик-искусствовед нашел кассеты или того кто мог бы их делать из пленки, он все таки решил перейти на съемку с новой старой техники, а для этого кассет понадобится много.

Зайдя домой, он все никак не мог отделаться от навязчивой идеи нового формата своих работ, в голове виделись разного рода сцены неожиданных и постановочных снимков. На кухне он включил чайник и посмотрел в окно, в это время каждый вечер после заката, в свете фонаря, направленного на ее окно, что освещал словно днем прекрасная соседка из дома напротив пила свой напиток, вероятно в бокале было вино, но как изящно она держала его, в ней и правда была природная грация, так завораживающе манящая молодого специалиста министерства культуры.

В нетерпении и в предвкушении идеальных, по его мнению фотографий, он решил снять из окна, ту самую нимфу, что каждое утро пьет кофе в откровенном белье, позы в которых она эта делала, годились бы для картин Монэ или Сомова. Она идеально подходила для портретной съемки. Конечно, он снимал ее уже на свой зеркальный фотоаппарат много раз и во всех ракурсах, но предложить ей какую либо фотосессию он не решался. Однако черно-белые снимки, сделанные именно этим аппаратом нравились ему более всего, миг, запечатленный такими приборами казался самым реальным, вырванным из этого мира и сохраненным на века. Достав свой штатив, стоявший одиноко в углу, он установил его напротив окна, где неспешно попивала свой бокал прекрасная соседка, яркий свет позволял предположить, что она не видит его, хотя это было не важно для него, Филипп как одурманенный желал сфотографировать ее во что бы то не стало. Жаль, что сейчас был вечер, но сделать снимок он все решился, надо было опробовать это чудо начала двадцатого века, ждать до утра, когда солнечный свет прольется на землю. Нимфа напротив блеснула зубами, будто заметив фотографа, и спозировала как профессиональная модель, Филипп мысленно нажал на кнопку, и поспешил уйти. Уснуть удалось не сразу, мысли путались и роем носились в голове, после того как он достал из ящика фотоаппарат, хотелось побыстрее заняться съемкой, будто какая то сила из вне понуждала и гнала к старинному прибору. Кое-как совладав с возбужденным состоянием, он все же погрузился в сон.

Легкий летний ветер прыгал по веткам старого дуба, качая и наклоняя их то вверх то вниз, наигрывая листьями свою ветреную песню шипящих звуков. Зной, стоявший всю неделю, прошел, и возле этого старого дуба было приятно находиться, не смотря на полуденное солнце. Это был сон. Филипп почему то четко осознавал, что все это не реально, он спит, и стоит под большим старым дубом, где-то на широкой поляне, ствол дуба примерно на два метра был почему то окрашен в красный цвет, а низкие ветки были обвешаны узелками платков, повсюду он видел длинные и бескрайние поля. Он опустился на колени, под ногами росли васильки и ромашки, проведя руками по ним, почувствовал легкое прикосновение природы, подняв голову, он посмотрел в безоблачное небо, солнце не обжигало и даже приятно согревало. Неподалеку, в пятидесяти метрах стоял такой же дуб с раскидистыми ветками, под ним Филипп заметил одиноко стоящую девушку с темными, даже черными длинными волосами, возраст ее был не более четверти века, весьма симпатичная, в белом платье с кружевными манжетами. Благодаря своей профессии он знал, что это одежда была популярна в начале двадцатого века в России, в руках она держала зонт от солнца. Встав с колен, он отряхнул и без того чистые брюки серого цвета, на себе также обнаружив сорочку из нежного льна светло-коричневого цвета. Махнув девушке рукой он решил поздороваться:

— эй, здрастье, — он даже приподнялся слегка на носочки, чтобы казаться выше, и обратить на себя внимание. Девушка продолжала стоять в той же позе, полубоком к нему, и не обращала на Филиппа никакого внимания, делала вид будто не слышит и не видит его.

Сзади кто то, неожиданно, положил руку на плечо, Филипп обернулся, чтобы посмотреть и увидел лицо той самой женской головы с черными вьющимися волосами, что лежала в ящике. Он вздрогнул, закрыв глаза и в тот же момент заиграла музыка, та мелодия, что он слышал в прошлый раз, когда уснул на рабочем месте только в этот раз она звучала очень громко перепонки еле справлялись с напряжением. Он обхватил уши руками, пытаясь заглушить музыку. Женщина, что держала руку на его плече, была в таком же старинном платье ярко зеленого, изумрудного цвета, на голове у нее была шляпка того же цвета. Ее темно-серые глаза в этот раз смотрели не на него, они пристально следили за происходящим у соседнего дуба.

— Хватит, я больше не могу — кричал он ей сквозь проигрыш духовых инструментов. Она резко повернула голову в его сторону и открыла рот, в котором он увидел чудовищную сквозную дыру, Филипп открыл глаза, было утро, на электронных часах горели ярко-красным цветом цифры, говорящие, что пора подниматься и собираться на службу. Выдохнув с облегчением, что это был лишь дурной сон, он поспешил на кухню, там, где вчера оставил свой новый старый аппарат для съемок. Молодой Покровский боялся, что женщина в неглиже уже выпила свой утренний кофе, но опасения не подтвердились она была там, где он надеялся ее увидеть. Легкая прозрачная сорочка лишь слегка прикрывала ее безупречную грудь, длинная сигарета, окутывала ее туманом, выдыхаемого дыма всем своим видом она говорила, что отрицает предрассудки старых женщин, утверждающих, что в ее возрасте нельзя быть желанной и прекрасной. Она была безупречна.

Сама дама явно заметила юношу метавшегося по кухне, но как и всегда не подала вида, будто его и вовсе не было, она продолжала поглощать кофейный напиток из небольшой кружки в виде раскрывшейся розы и в тоже время, соблазнительно прикладывая тоненькую сигарету к своим пухлым розовым губам. Наконец он поймал момент, когда она идеально изогнула свою талию именно в той позе, как и представлял себе Филипп в момент выдоха, мысленно щелкнул затвор и Филипп выдохнул, словно снайпер, приготовившийся к выстрелу и задержавший дыхание в момент спуска курка. Через некоторое время она поставила кружку на стол и ушла в глубь квартиры, Филипп остался сидеть на стуле, его вдруг посетило, непонятно откуда взявшееся, чувство вины перед этой женщиной, будто он сделал, что то плохое для нее. Собравшись, он поспешил на службу, оставив подарок, дожидаться его.

Сегодня он решил ехать на своем автомобиле марки БМВ, купленный у каких-то ребят с «кавказа» еще десять лет назад. По дороге на работу, на телефон пришло весьма странное смс-сообщение от неизвестного номера, в нем говорилось о каком-то принятом заказе.

— «Видимо чья-та ошибка при оформлении заказа», он отправил сообщение в корзину одним движением пальца.

Менять часто автомобили было не в его стиле и поэтому подержанный конь периодически требовал ремонта, машина ему нравилась, даже несмотря на то что она морально устарела, и все друзья наперебой советовали избавиться от нее как можно скорей, пока еще можно за нее что — то выручить. Проехав несколько минут, так как министерство находилось в одном и том же районе Москвы, он прибыл к месту службы. Этот день, прошел как всегда монотонно и муторно, на все попытки связаться с отцом, секретарша отвечала, что сегодня его не будет, Филипп жутко хотел узнать, откуда он взял такой экземпляр, который подарил накануне, к сожалению, его мобильный телефон также переводил на голосовую почту, отсылая настырных абонентов по дальше. Проявив снимок прекрасной незнакомки, в первый же день, он обрадовался фотография получилась идеальной. Раньше все его работы ему казались, какими-то недоработанными, хотелось что-то переснять, часто и многое удалялось с цифровой техники, оставляя лишь те, что хоть немного нравились, и надо было отдавать, если это была заказная съемка. Эта же легла на бумагу практически идеально, радость с которой он рассматривал результат, была сравнима лишь с радостью когда в далеком детстве, он с отцом и тогда еще живой матерью, ходил на аттракционы в парк, и весь летний день они дурачились и валяли дурака, а в конце прогулки был куплен первый взрослый велосипед. У выхода из дома прозвонил телефон, извещая о принятом сообщении, содержание письма вызвало небольшое недоумение: «Ваш заказ СС/ОП 1 будет исполнен сегодня в девять часов пятнадцать минут». Кто-то явно перепутал телефоны для доставки или какого-то интернет магазина. Самое странное, что телефон от куда было послано сообщение был непонятным какая-то абракадабра из цифр, вообщем была сразу отправлена в корзину для спам-рассылки.

После работы он решил, наконец заехать к отцу домой, по дороге к дачному поселку, где проживал его отец, Филипп решил заскочить в гипермаркет, чтобы купить подарок и как то загладить свой поступок с прогулом дня рождения. Дачный поселок отца находился как раз в подходящем направлении. В одном из ювелирных ларьков в качестве подарка он прикупил ожерелье из янтаря, не бог весть что, но решил, что вполне сойдет. Проходя мимо кинотеатра с афишами, он вдруг остановился, заметив на одном из стендов рекламировавших какой-то исторический фильм, то самый дуб, который он видел во сне. С красным стволом, рядом с которым стояли Козловский и Александрова, изображая влюбленную пару. На несколько секунд он остановился, разглядывая афишу, не веря глазам.

«Надо же как похож, словно опять вернулся в тот сон, брр», фильм назывался «Ангел империи». Мысли путались и сбивались, этот ужасный сон все никак не шел из головы, дважды ему привидилась одна и та же женщина, которую он даже не знал и не видел ни разу, и вот сейчас этот дуб.

«И почему мне снится это, наверно, работать допоздна после попойки не стоило» — подумал он. Он завел своего ретивого немца и помчался в направлении нужного поселка.

Воздух, по мере удаления от центра Москвы становился, все легче, автомобилей было не так много, сейчас лето, а это пора отпусков и на дорогах не на много, но все же было по свободней. Немецкий конь, обрусевший много лет назад, гнал по эстакаде в сторону запада, магнитола проигрывала радио с зарубежной музыкой. Мысленно он постоянно думал о новой фотосессии, такого желания снимать у него никогда не было прежде. Филипп представлял себе, что наконец-то предложит той незнакомки из дома напротив сделать портфолио, у него было много знакомых моделей, но он был уверен, что у нее природный талант и с ней у него смогут получиться отличные снимки. Музыка в магнитоле внезапно замолкла, вероятно на станции были какие-то неполадки, шипение из динамиков начало раздражать и Филипп решил переключить станцию, когда он потянулся к кнопке переключения из динамиков раздался оглушительный крик

«Остааавь, остаавь!!!» — голос был женский. От неожиданности он подскочил на кресле и машину даже дернуло на обочину, чуть не зацепив ограждения на дороге, на секунду ему показалось, что в окне увидел, стоящую на дороге женщину, в платье. Ту самую, что он видел во сне. Сразу после этого тихо еле слышно зазвучала мелодия игры на фортепиано, та самая, что он слышал во сне, когда заснул на рабочем месте.

«Что происходит?»

Музыка оборвалась буквально через пять секунд, но почему то показалось, что звучала она на много дольше. Сразу после запела рок группа на иностранном языке. Покровский решил выключить радио и дальше ехать, прослушивая песни с диска. В голове воспроизводился тот жуткий голос, полный боли и отчаяния, а также фигура женщины стоящей на обочине в широком платье. Шутка радиоведущих, или что это могло быть, женщина явно угрожающе кричала кому то, но вопрос кому и зачем, может помехи, случайно проезжая мимо поймал чужую радиочастоту, такое бывает, тогда где-то кому то вероятно нужна помощь, боль в голосе из радио чувствовалась на все сто процентов. «Бред».

Филипп начал крутить головой, сам не зная что ищет, вокруг виднелись деревья и производственные базы. Он вновь включил радио, если ничего не услышит он просто поедет дальше к отцу и его молодой жене, пить чай с бергамотом и кушать торт слоенный с орешками. Проехав медленно то место со скоростью сорок километров в час, но не увидев и не услышав в сумерках ничего странного или подозрительного, он решил продолжить движение в дачный поселок, забыв про это как будто и не было вовсе. Лампочка индикатора уровня топлива в баке замигала, предупреждая, что нужно заправиться как можно скорее. Как раз на том месте, где он проезжал в первый раз, находилась заправочная станция, с кафе внутри. Решив не испытывать судьбу, он заехал на заправку, на которой было на удивление пусто. Погрузив пистолет в люк бензобака, он зашел во внутрь и обомлел. За стойкой была та самая женщина, которую он фотографировал накануне.

«Надо же, вот уж никак не мог бы подумать, что со столь выдающимися данными, она работает в придорожной заправке на кассе.» Она улыбнулась ему:

— добрый день, что желаете? — дежурная фраза, произнесенная ее наверное за этот день в пятьсотый раз, источала природный позитив.

— здравствуйте, мне пятого двадцать литров, пожалуйста, — он протянул ей руку с деньгами, неужели не узнала. Филипп решил, что сейчас как раз тот момент, когда можно было бы наконец заговорить, и предложить ей поработать моделей для него. Можно было сказать, что для портфолио журнала, при том, что это не было бы враньем, так как ему предлагал один из знакомых журналистов принести свои работы с натурой. Увидев, на соседней кассе справа, лоток с журналами, он подошел к нему чтобы разглядеть ту самую афишу кинофильма на обложке. Но не успел он открыть рот как, неожиданно раздался грохот бьющегося стекла и в помещение влетел огромный грузовик, в этот момент будто что-то щелкнуло в голове. Все происходящее было словно в замедленной съемке кинофильма, машина летела в направлении стойки, где стояла та самая симпатичная продавщица из дома напротив. Он разглядел весь ужас на ее лицо, будто в эту секунду она осознала неизбежную смерть, надвигающуюся на нее. Он лишь мог наблюдать за происходящим, словно в зале кинотеатра, руки и ноги были каменными, в этот момент они не принадлежали хозяину и отказывались подчиняться. Филипп стоял словно статуя в музее, разглядывая эту секунду в подробностях. Ему пришлось смотреть как стойка, в которую въезжал грузовик, сантиметр за сантиметром погружается в женское тело, мысленно он пытался отвернуться от этой ужасной картины, но голова, также как и остальные части тела, отказывалась подчиняться, он не мог даже глаза закрыть. Когда время вновь приняло привычный вид, со всех полок посыпались продукты и из холодильников полетели банки и бутылки. В помещении искрила проводка, сорванная огромным грузовиком. Из какого-то помещения, вроде туалета выскочил охранник, с ужасом в глазах он стоял остолбенев, наблюдая за происходящим, вероятно пребывая в шоке.

Подскочив к тому, что секунду назад было стойкой, Филипп начал отбрасывать обломки стола, с надеждой добраться до пострадавшей. Часть стойки была придавлена машиной и всех его сил не хватало сдвинуть огромный кусок мебели.

— Помоги, я не могу, — натужено, выдавливая слова, крикнул он охраннику, пребывающему в шоковом состоянии. В глаза ударил ядовитый газ, по всей видимости, в кузове были опасные вещества, дышать стразу стало невозможно, легкие отказывались принимать окружающий воздух, заставляя постоянно кашлять. Охранник, очнувшись с помощью ядовитого воздуха, оглядел происходящее, глаза его бегали в испуге, он сомневался в решении, которое принимал, но собравшись, все же закрылся рукавом и выбежал на улицу.

— Стой, я не вытащу сам, — в спину крикнул он ему, в глазах темнело от нехватки воздуха. Отодвинуть стол не получалось никак, и Филипп ринулся к кабине водителя чтобы отъехать от стола и освободить девушку, которая находилась в обморочном состоянии, но была вроде еще жива. Открыв дверцу, он увидел на сиденье пожилого мужчину без признаков жизни, по всей видимости водителю стало плохо во время движения. Быстро поняв, что старик мертв, Покровский отбросил тело на пол. Кое как заведя огромный трейлер, он стал искать заднюю передачу, слезы в глазах уже лились буквально ручьем и горели жгучим пламенем, ощущения были такие будто умывался горчицей, скручиваясь от приступов, он сдвинул машину с места всего на десяток сантиметров, но этого должно было хватить, что бы извлечь пострадавшую из под обломков. В голове молотом ударила фраза которую он услышал несколько минут назад «Оставь ее, остааавь», в голове она звучала намного громче чем тогда в машине. Пелена в глазах от ядовитого газа сделала Филиппа практически слепым, наощупь он вылез из кабины, сквозь слезы и дым, поглотивший помещение после столкновения со стойкой, он с трудом разглядел фигуру продавщицы.

«Сейчас или я сделаю последнее усилие и вытащу ее отсюда или вместе помрем от удушья, если она еще жива конечно». Почувствовав испуг самосохранения Покровский на секунду замер, в голове вновь застучало «Оставь ее, остаавь», легкие выворачивало в жутких спазмах.

«Что же, геройствовать так до конца». Он схватил деревянную столешницу закрывающую тело пострадавшей знакомой, подняв уже бездыханное тело и поволок наружу. На улице этот шоссейный воздух, с примесями отработанных газов и бензина самой заправки, показался Филиппу кристально чистым. Он положил женщину на асфальт в десяти метрах от входа и силы его стали покидать, он упал рядом, и черная пелена поглотила его окончательно.

Очнулся он, как понял, в салоне скорой помощи над ним сидела женщина в белом халате, а рот закрывала маска для вентиляции легких. «Слава богу, они здесь» подумал он про врачей неотложки и вновь погрузился в глубокий сон, в темноте он видел ту женщину в старом платье, она подошла к нему сквозь туман и протянула руку, больше ничего он не видел, мрак захватил все в его голове.

Запах грязного белья и фармакологических препаратов резко ударил в нос, сознание возвращалось в тело, а с ним все прелести физиологических ощущений, таких как боль в грудной клетке, мышцах и желудке. Черт, что же так больно дышать? Лежал он на больничной койке в общей палате, палата была рассчитана на шесть пациентов, но занятых было четыре. На соседней кровати лежал мужик с бородой и читал какую ту книгу детективного жанра, скрестив ногу на ногу.

— извините, где я — первое, что хотелось узнать ему это куда же его все таки увезли, чтобы сообщить отцу. Бородатый посмотрел на него отложив книгу:

— в больнице, где же еще, — он продолжил читать, — Пирогова, если название нужно, — он поправил свои очки и погрузился в расследование автора.

— благодарю, — Филипп попытался подняться, но головокружение вернуло его обратно и чуть не заставило вывернуть содержимое желудка.

«Отлично, теперь еще и встать не могу, надо найти мобильник». Покрутив головой, что в принципе тоже было не просто из того же головокружения, своих вещей он не увидел, возможно их взяли врачи на сохранение. Через пятнадцать минут в палату вошел не молодой человек в белом халате и сразу присел к нему на кровать, врач был лет сорока маленького роста и с очевидной небритостью на лице и легким запахом алкоголя.

— добрый день, как себя чувствуете? — в руках он держал планшет для записей.

— спасибо, получше, скажите сколько я был без сознания? Женщина жива? Где мой телефон, мне надо позвонить, сообщить отцу где я, —

— вас доставили вчера вечером, а сейчас одиннадцать часов утра, телефон и все остальное у нас, возьмете на стойке первого этажа, головокружение ощущаете? — он не смотрел на Покровского, уткнувшись в планшет, вопрос про женщину он проигнорировал.

— немного, так что с той женщиной на заправке жива ли она?

— ах да, та женщина, — он сделал паузу — брюнетка с многочисленными переломами, к сожалению, она скончалась, не приходя в сознание, вы родственник ей? — он не отрывался от планшета, все время записывая что-то в обходной лист.

— нет, — в голову ударил очередной приступ, предметы лихорадочно заметались по палате, но показывать этого он не хотел.

— скажите раньше обморочные приступы у вас были? — он оторвался от своих записей и посмотрел на Филиппа своими красными, после вчерашнего, глазами.

— да нет, не было никогда, — пока врач задавал какие-то вопросы, он вспоминал лицо той женщины, что еще утром пила кофе у себя на кухне, потягивая сигарету в длинном мундштуке, и даже не подозревала, что сегодня погибнет. Ему почему то захотелось убедиться в ее смерти, как будто что-то внутри него отказывалось верить в происходящее.

— а где сейчас она, — спросил он уже уходящего из палаты эскулапа

— кто?

— та женщина, что погибла, — его слегка мутило, но головокружение уменьшилось

— в морге конечно, внизу больницы, где же еще ей быть. Да, к вам должны будут прийти из полиции, они уже заходили, но вы были без сознания, так что ждите — он стоял в дверном проходе,

— и вам сейчас необходимо лежать, постарайтесь меньше вставать, — он пошел дальше по палатам.

Филипп ждал когда пройдет головокружение и врач наконец скроется в соседних палатах, затем не спеша надел брюки, голова все же кружилась и постоянный кашель затрудняли передвижение, но он твердо решил пойти в больничный морг. Смысла он в этом для себя не находил, но ему жутко хотелось взглянуть на нее в последний раз. И ведь чуть не погиб спасая ее, но так и не спас, некое чувство вины одолевало его. В голове внезапно возник опять тот злосчастный голос «Оставь ее, остаавь». Как удар пронзил он мозг заставив остановиться возле дверей палаты, приходя в себя. Опять замутило, но сдержать порывы все же удалось. Не много подождав, он продолжил не быстрый шаг в сторону лифта, периодически опираясь о стену. Спустившись на лифте на первый этаж, за все время, встретив человек пять персонала, не обративших на него ни малейшего внимания, он стал искать лестницу на цокольный этаж. Подойдя к регистратуре, он забрал свой телефон и документы, спрашивать про морг он не стал. Через пять минут спуск к моргу нашелся, от него веяло холодом и смертью, Филипп помнил этот запах, когда они ходили с отцом на похороны мамы, этот запах навечно врезался в его память, поселившись там много лет назад. В подвале не было темно как он себе представлял, как раз наоборот, было очень светло от ярких ламп. Пройдя по коридору с десяток метров, Филипп так никого и не встретил, но запах мертвых тел все же присутствовал, в очередной раз убедившись, что он правильно спустился. Наконец он наткнулся на помещение, где на столах лежали мертвые люди, двое мужчин и одна женщина, все они были полностью обнажены. Филипп вдруг подумал, что зря пришел сюда, его в очередной раз замутило и в этот раз сдержать желудок ему не удалось, его стошнило рядом с мужиком, у которого была проломлена голова чем то вроде куска арматуры, дыра в голове была не маленькой. Пройдя мимо раздувшегося тела подростка, по всем признакам утопшего в каком то водоеме, он подошел к женщине, которая лежала в углу комнаты. Это была она, тело ее было сдавленно в районе поясницы, везде были следы сильнейшего удара, ребра торчали из грудной клетки, позвоночник практически был виден, он посмотрел на ее лицо, оно было таким умиротворенным, глаза были закрыты. Даже сейчас, мертвой, она казалась ему прекрасной, черные локоны прикрывали не совсем правильной формы ушные раковины, наверное, единственное, что в ней было не идеальным. Филипп совсем не знал ее, но за многие годы привык наблюдать за ней, и сейчас ему было искренне жаль ее. Он осматривал ее обнаженное тело, понимая, что все его попытки спасти ее были напрасны, она была мертва уже там. Он вспомнил как разглядывал ее еще утром, и она позировала ему без стеснения, наверняка заметив, что он наблюдает за ней. На ее руке он заметил большие часы, которые сейчас так модны с разного рода изображениями на циферблате и украшенные стразами. Здесь были изображены два белых голубя вспорхнувших над землей, они были очень яркими, так что не увидеть их было практически не возможно, странно, что их не сняли. Филипп посмотрел на время и на секунду замер, часы были разбиты, и остановились от сильного удара, они показывали время девять часов пятнадцать минут.

Его размышления прервал мягкий женский голос за спиной:

— что вы ищите? — в дверях стояла женщина лет пятидесяти в синем фартуке, по всем признакам местный патологоанатом, с невозмутимым спокойствием, присущий людям их профессии она натягивала перчатки на руки, — здесь посторонним находится вообще-то запрещено

— да я, — его снова замутило и желудок вновь объявлял революцию

— вам плохо? Вы какой то весь бледный, может вам нашатырь для бодрости, у нас это часто бывает, запах тут, знаете ли, специфический.

— не стоит, спасибо, я лишь хотел взглянуть на нее в последний раз, — внутренние органы успокоились, сознание вновь обрело былую четкость, и он собирался двинуться обратно,

— скажите пожалуйста у нее был шанс выжить, там, после удара? — вопрос о целесообразности его попытки спасти ее в ядовитом дыму мучал его теперь, ведь он сам чуть не отправился в лучший мир.

Врач начинала одевать тело, не обращая внимания на Филиппа:

— нет, ее смерть была мгновенна, она не мучалась, — более она не произнесла ни слова и Покровский решил удалиться.

Полиция вот вот должна была появиться для допроса, нужно было подняться в палату для того чтобы не подумали, что сбежал из больницы. Ожидать их пришлось около двух часов, когда Филипп уже решил покинуть больницу имени Пирогова, сказав об этом врачу, в дверях появились двое в серых пиджаках. С первого взгляда похожие друг на друга, однако, приглядевшись, все же оказались различимы прическами. Пришлось вернуться в палату, где ему показали удостоверение сотрудника правоохранительных органов перед носом так, что прочитать вряд ли успеешь, им было на вид лет сорок, оба высокие под два метра ростом, походили больше на телохранителей высокопоставленных чиновников, таких как он видел у отца.

— моя фамилия Морозов. Следственный комитет я капитан юстиции, это старший лейтенант. Скажите пожалуйста, вы Покровский Филипп Сергеевич, владелец автомобиля марки БМВ с госномером У234ВН? — взгляд этого капитана говорил о его многолетнем стаже в органах, он был прямолинейным пронизывающим насквозь как рентген и в тоже время холодным как лед.

— да, это моя машина

— вы находились за рулем вчера, правильно, расскажите что случилось, то что вы помните? —

— да, я направлялся за город к отцу на дачу и у меня закончился бензин, я решил заехать на заправку и тут случилось это, — взгляд капитана был уж каким-то чрезмерно холодным

— расскажите, что вы видели, если можно по подробнее,

— да собственно ничего, я стоял возле стойки, хотел расплатиться за бензин и тут влетел автомобиль, все было так быстро, — говорить о своем видении происходящего он не стал, мало ли что могут подумать, — затем я попытался вытащить ее, но грузовик придавил тело очень сильно, пришлось залезть в кабину и отъезжать от стойки, там кстати был пожилой водитель, уже мертвый кажется, а что такого? Я думал это несчастный случай, а вы ведь из следственного комитета, правильно? — следователь явно не ожидал вопроса, поэтому сделал недовольное выражение лица, которое говорило, что отвечать на этот вопрос он не собирался

Покровский понял, что тут не все так однозначно, возможно это не было случайностью или еще что-то

— послушайте, я знал ее, — тут он замялся, ведь это было не правдой, — ну точнее, я вижу ее каждый день из своего, она живет в доме напротив,

Тут капитан оживился, явно не ожидая такого поворота:

— действительно? как близко вы общались с погибшей?

— да говорю, я с ней не общался, просто вот уже пару лет, наблюдаю ее в окне дома напротив.

Следователь посмотрел на Филиппа, оценивая слова молодого человека и целесообразность дальнейшего разговора. Капитан решил закончить на этом, уже вставая, все же сказал:

— мужчина, управлявший автомобилем, еще жив, поэтому мы и здесь, если вспомните что-то — сообщите по этому номеру, — он бросил визитку на кровать, — а вы весьма безрассудны, в цистерне ведь были отходы с завода, чистый яд, вам чудом удалось выжить, еще две минуты и в последний путь. До свидания. — они вышли также быстро как пришли.

Старший следователь Морозов сел за руль служебного автомобиля марки Мерседес, кинув папку на заднее сиденье, спросил севшего рядом напарника:

— Что думаешь насчет него?

— странно, что мы вообще занимаемся этим, пускай гаишники разбираются кто виноват и что делать, — старший лейтенант юстиции Бобков был приверженцем метода «взять и узнать» — он явно что-то недоговаривает, это видно

— распоряжение Палыча взять оперативку этого случая под контроль, странно, что он хотел спасти ее, надо понять, тем более звонили из центра, говорит все как-то запутанно в этом деле, едем ка на базу лучше — он повернул ключ зажигания и автомобиль тронулся.

Решив больше не оставаться в больнице, хотя врач настаивал на стационаре еще пару дней, Филипп поехал забирать свою машину, которая осталась возле колонки бензозаправки. Добираться до заправочной станции пришлось на автобусе, в котором было мало людей, благодаря рабочему дню. Филипп вспомнил, что ведь так и не позвонил ни отцу, ни на работу, где вероятно подумали, что он опять загулял. Он достал мобильный телефон, зарядка показывала пару процентов до отключения питания, и пару пропущенных от Евгения. С надеждой, что батареи все же хватит на два звонка, Филипп первым набрал вызов отца. Гудков в трубке не было, и он нажал повторный вызов, автоответчик проговорил затертую фразу, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Очень странно и не похоже на отца, его телефон был включен всегда, он скорее мог не ответить или сбросить, но отключать телефон было не в его правилах, значит, он находился в месте, где нет сети. Покровский набрал ответный вызов Евгения, и после пары гудков услышал его звонкий голос:

— Фил, где тебя носит? Козлов уже орет, о том что ты «мажорище», и он лучше потеряет работу, но избавит отдел от министерского сынка.

Говорить о произошедшем на заправке, Покровскому жутко не хотелось, да и вообще не любил выносить личное на обзор всему министерству. Но выбора у него не было, об этом все равно узнают, решив умолчать подробности.

— я в больнице был, отравление, завтра уже буду на работе, скажи Иванычу, что будет ему официальная справка, пусть не орет у него сердце больное, ладно, пока.

Надо было ехать на дачу и узнать почему отец не берет трубку, Алина, его жена должна была быть в курсе происходящего. Зная отца, было очень странно, что он сам не позвонил первым, его друг, министр внутренних дел, обязательно сообщил бы ему о произошедшем со мной на трассе. Немецкое авто ожидало его за разрушенным зданием заправочной станции, которое было оцеплено лентой сотрудников МВД, благо никаких повреждений на нем не было и можно было ехать прямо сейчас, надо было лишь залить бензин, к сожалению пришлось ехать к следующей колонке.

Алина, встретила его на пороге дома, будто ждала заранее, точнее сказать она собиралась загорать лежа на шезлонге, на лужайке возле дома. Из одежды на ней был купальник оранжевого цвета, едва прикрывающий не большую аккуратную грудь и две веревочки вместо трусов. Она одним движением закинула копну своих светлых волос за лежак и изящно улеглась. Филипп вновь вспомнил про фото и почувствовал жуткое непреодолимое желание сделать снимок, с ним такое происходило вот уже во второй раз, первый был, когда он фотографировал Елизавету, соседку которая, погибла, он вспомнил ее имя, подсмотренное на бирке в морге.

— Сережа уехал в Екатеринбург, там какое то собрание коллекционеров, это все что я знаю, он не особо со мной делится служебными делами, только когда мы идем с ним на какое либо мероприятие, —

— когда он уехал? — Филипп начал покрываться потом, солнце припекало уже довольно прилично, рубашка, и без того грязная после вчерашнего становилась еще темнее от пота.

— сегодня утром, собрался и улетел, натри мне спину кремом, если не трудно, — она повернулась на живот, блеснув упругими ягодицами, она была старше его на десять лет, но выглядела на столько же моложе. Не зная ее Филипп бы подумал что ей лет двадцать пять, шесть, не более. Он взял липкий крем и стал натирать ее и без того загорелое тело, на удивление или наоборот никаких сексуальных желаний она у него, как женщина, не вызывала, может потому что была мачехой, а может просто была не в его вкусе.

— он ничего не говорил, насчет фотоаппарата, который подарил мне? —

— нет, кстати, твое предложение насчет моей фотосессии я принимаю, давно хотела сделать нормальное портфолио, после того как вышла за твоего отца, перестали звать на кастинг, надо же нонсенс.

Алина около десяти лет была актрисой петербургского театра, но после переезда в Москву, никак не могла прижиться ни в одном коллективе, меняла их каждые полгода, теперь же находилась в отпуске.

— когда я предлагал тебе сделать портфолио? — Филипп не помнил, чтобы предлагал ей фотосессию, с ней у него не было вражды, но съемку он ей бы никогда бы не предложил, ни потому что она страшная или не подходящая по его формату, просто ему было не ловко, а этого он не мог терпеть еще больше.

— ну как же вчера вечером, ты позвонил и сказал, что сегодня приедешь делать фотосессию, я тоже удивилась, но ты сказал, что это твой подарок мне, — она говорила вполне серьезно.

— да, но я не помню, чтобы звонил тебе ни вчера ни сегодня, ты уверена, что это был именно я, а не какой нибудь журнальный фотокорреспондент?

— я что похожа на дуру? — она повернулась к нему лицом, при этом купальник остался на шезлонге, обнажив свою грудь, не сильно смутившись и не торопясь, накинула его обратно на тело, желание фотосъемки поглощало его, он не припомнил, чтобы когда либо так страстно желал именно фотографировать

— посмотри в телефон там принятый звонок от тебя и вообще не хочешь не надо, — она демонстративно выхватила тюбик с кремом из его рук и бросила на землю рядом с лежаком.

— я вспомнил, конечно звонил, я же сказал что это мой подарок, значит так и есть, — отношения с мачехой были и так не очень хорошими, а это был шанс извиниться за пропущенный день ее рождения,

— сейчас схожу за камерой, она в машине осталась, — он и правда держал один фотоаппарат в своем БМВ, правда он давно им не пользовался, но на десять минут съемки его скорее всего хватит, а большего и не надо. Удивляло то, что она говорит о том, чего не было, кто из нас двоих сейчас явно сумасшедший, не может быть того, чтобы я позвонил и не помнил об этом, да и снимать ее точно не собирался.

Вернувшись к автомобилю, он открыл багажник и достал сумку, где находился его Никон, открыв ее, он обнаружил, что вместе с фотокамерой с разрешением двадцать мегапикселей и дополнительным объективом, в ней находился тот самый фотоаппарат, что ему подарил отец, плюс две кассеты. Филипп мог поклясться, что уходя из квартиры вчера утром, он точно оставлял его на кухне, закрепленным на штативе. Филиппу казалось, что происходящее не реально, будто он во сне и вот-вот проснется.

«Что творится? То кошмары, то эта странная авария, теперь провалы в памяти, надо обратиться за помощью, вопрос только к кому, психиатру или экстрасенсу?». Смирившись с происходящим на сколько было возможно, он все таки взял оба аппарата и пошел в дом. Алина лежала все в том же положении, как он уходил:

— знаешь, я тут подумал, сейчас весьма модно черно-белое фото иметь, на стене как картину, поэтому сегодня сделаем лишь один снимок в стили Нуар, а позже мы сделаем и портфолио, вечернее платье у тебя найдется?

— естественно, что за вопрос, это практически моя рабочая одежда, — она засмеялась весьма приятным смехом, обнажив ряд идеально белых зубов. Глядя на нее, Филипп подумал, что возможно он и сможет с ней подружиться, она была не так уж и противна. В течении пяти лет, что она жила с отцом, он практически ни разу с ней не разговаривал наедине. Сейчас ему было стыдно, что он так категорично относился к ней все это время, это противостояние пора было прекращать.

Ждать наряда пришлось около двадцати минут, как объяснила Алина, «если делать картину то, это должно быть красиво». Вообщем-то она была права, в этой суете и спешке, он потерял художественный взгляд на съемку:

— встань, пожалуйста, у той скамейки рядом с яблоней, — он установил штатив, сделанный из подручных реек и старого подноса, по солнцу, так чтобы лицо Алины могло быть освещено полностью. Платье на ней было очень шикарное и явно не из дешевых, светло-голубого оттенка со стразами, свободное, не облегающее, что очень подходило для такого формата. Он накинул старую майку отца черного цвета на аппарат и посмотрел в видоискатель

— готова? Сейчас вылетит птичка-он улыбнулся своей же шутке, открыв объектив, сделав выдержку закрыл, обратно, и сразу буквально отпрыгнул от него. В перевернутом виде вместо блондинки-мачехи на него смотрела та самая женщина из его дома напротив, та что погибла на его глазах в здании заправки.

— что случилось? Ты побледнел, тебе плохо? — Филипп с ужасом смотрел на свой старый аппарат, глаза его бегали, кровь ушла от лица, и холод пробежал по всему телу.

— там…, там.. — он не мог произнести и слово, а Алина смотрела на него, не понимая, что происходит.

— да, что с тобой, тебе что плохо? Ты будто привидение увидел — она подошла к нему, Филипп стоял как вкопанный в землю, с ужасом продолжая смотреть на старый фотоаппарат, в котором секунду назад, он увидел мертвеца. Отдышавшись и приведя все чувства в порядок, он все же решил попробовать снова:

— нет, все в порядке, показалось, продолжим — понимая, что это могло быть от лекарств, что ему дали в больнице. Он решил ничего не говорить Алине, дабы не выглядеть психом в ее глазах.

— мне пора ехать, проявлю и привезу на днях, если позвонит отец, скажи, что я хотел с ним поговорить — он схватил камеру и пошел к машине уже зная, что надо ехать домой и нормально отдохнуть иначе он точно свихнется.

«Голова жутко болит, и головокружение накатывает, надо ехать, надо ехать, но этот голос, он опять звенит в ушах»

В полдень в большом кабинете начальника второго отдела Следственного комитета было душно, кондиционер не работал с утра из-за какой-то поломки, а жара как назло сегодня была неимоверной, за длинным столом сидели трое. Один из них был подполковник Александр Павлович Чайкин начальник отдела, возглавляющий его без малого десять лет, в узких кругах известный как Палыч, весьма строго нрава, из тех начальников, что сутками проводили время на рабочем месте, изредка заглядывая домой переодеться и помыться. Седина на висках все больше и больше пробивала себе дорогу к вершине его волосяного покрова, стремясь покрыть снежной белизной всю голову. Сегодня в кабинет он вызвал себе капитана Михаила Морозова и старшего лейтенанта Стаса Бокова, молодую поросль отдела, рвущуюся к подвигам как когда-то и он сам. Морозов нравился ему больше всех в отделе, за свою сообразительность и чувство человечности к людям, которое в такой работе терялось после первых двух-трех лет изнурительной и порой грязной работы. Капитан в свое время служил в военной разведке, и участвовал в различных боевых мероприятиях странах ближнего зарубежья, лейтенанта, пришедшего в отдел только в прошлом году, ему дали в напарники после перевода предыдущего товарища в другой регион на повышение.

— итак господа сыщики, расклад таков, я вам расскажу некую сказку, в которую вам придется поверить, хотите вы того или нет, сразу скажу сказка очень грустная — он развязал свой галстук синего цвета, закинув его в верхний ящик стола.

— первого июля тысяча девяносто первого года прошлого века, в рабочем кабинете большого начальника здания, расположенного в Кремле, была обнаружена фотография молодой девушки убитой от удара тупым предметом по голове. Это конечно весьма расстроило его, и он распорядился выяснить каким образом и кто сделал это. Однако, через два дня в том же месте находится еще одна фотография уже мужчины, также погибшего от насильственной смерти, застреленного случайно офицера где-то в Подмосковье. И так продолжалось еще три раза с периодичностью ровно в два дня. В итоге шесть фотографий шести «погибших» людей — четыре женщины и трое мужчин, — подполковник бросил огромный том уголовного дела. Естественно завели дело в отделе госбезопасности, были опознаны все кто был на фотографии, установлены причины смерти, найдены подозреваемые, допрошены все кто имел доступ в кабинет, но понять каким образом фотографии попадали в кабинет такого высокопоставленного чиновника, не смогли. Можно было бы подумать, что это чья-то злая шутка и забыть про это дело как одно из загадок, коих хватает на нашей службе. Но спустя десять лет ровно день в день, в том же кабинете появляется как вы думаете, что? — он изобразил комика эстрадного жанра-Конечно фотография покойничка. История повторяется вновь еще через десять, и теперь честь проводить мероприятия выпала нам — он откинулся на стуле, — можете детали потом почитать в деле, их соединили после того — он бросил фотографию на стол.

— Александр Павлович, мы вроде бы не занимаемся «потусторонними» делами, на это есть чокнутые фсбэшники, — Морозов понял, что это дело пахнет загадками, которые он может и не разгадать, тем более, что он жутко ненавидел всю эту экстрасенсорику и необъяснимую мистику, но больше всего он ненавидел нераскрытые дела, поэтому всегда доводил все до конца те дела за которые брался.

— Миша, ты думаешь я прямо горю желанием сидеть тут и изображать из себя клоуна, рассказывая какой-то бред? Распоряжение сверху именно для нашего отдела, этим долго занималась генеральная, но спихнули нам, куча грифов секретности разных ведомств, вот дошло и до нас, уж не знаю для чего.

Двое подчиненных молча смотрели на начальника не понимая, что он имеет ввиду.

— так что это решение было принято за нас и заранее, так что флаг в руки и родину защищать, — в этот момент прозвонил телефон городской линии.

— слушаю, Чайкин, — разговор был быстрым, подполковник лишь дал утвердительный ответ и положил трубку, выслушав собеседника.

— Палыч, у меня еще два дела с переброской Анвара к нам и десять подпольных казино жду.

— значит так, занимайтесь этим делом остальные в ящик или передайте, пора покончить с этим злым призраком, узнайте кто или что стоит за этим, оппозиционер или сектант-невидимка, вообщем вариантом море — он снова поднял трубку и махнул им на выход, затем начал громко ругаться по всей видимости с завхозом касательно починки кондиционера.

Морозов и Боков вышли из кабинета с пятью толстыми томами вновь порученного дела.

— да мы только неделю изучать это будем, — Боков начинал наливаться злостью, а при этом он всегда краснел, вот и сейчас, он был похож на помидор. Михаил понимал, что лейтенант прав, но делать было нечего нужно было с чего то начинать, необходимо было понять процесс, так сказать восстановить цепь всех событий и смоделировать последующие действия.

— придется разделиться. Ты будешь заниматься отработкой жертв последних лет, при этом нужно будет узнать каким образом все они были связаны между собой. Не верю, что между ними не было связи хоть маломальской, я поищу в архиве что-нибудь похожее, на этот бред, и надо посмотреть записи камер у кабинета.

— ага, так они тебе и дадут, догонят и еще дадут, там же охранка дикая, повернутая на безопасности, а впрочем как хочешь, а мне надо осмотреть квартиру и допросить соседей последней жертвы, может зацепимся, — Стас, остановился возле лестницы, положил стопку бумаг на подоконник и достал пачку сигарет, собираясь закурить.

— да, верно, поезжай на квартиру, черт, всего два дня, надо найти этого упыря раньше, — Михаил не терпел запах сигарет, после того как бросил курить пять лет назад, поэтому поспешил спуститься в свой кабинет.

Филипп всей кожей ощущал дуновение свежего ветра, ворвавшегося через открытое окно, и бросившегося на него как единственно стоящего посреди комнаты. Оглядевшись, он увидел большую комнату явно деревянного дома, на стенах которого висели большие ковры, дешевого производства, да и весьма, отжившие свой век, с дырами в разных местах. В комнату вошел молодой человек в черном кожаном пиджаке, с цветами в руках, на ногах у него были ярко-черные сапоги, он стал ходить по комнате, не обращая внимания на присутствие Филиппа, не замечая его. Филипп понял, что он опять в этом, до ужаса реальном сне, проверив свою догадку рукой, засунув ее в стену и вынув без всяких проблем. В этот раз было очень легко, и он ощущал, что в любой момент может подняться над землей и взмыть под небеса. Он уже и собирался это сделать, как в комнату вошла очаровательная девушка в сером платье с черными волосами, он вспомнил эту привлекательную фигуру. Филипп видел ее у большого дуба в прошлый раз, тогда когда ему явилась та женщина с ужасной раной во рту, что схватила его за плечо. В этот раз он слышал двух людей имевших явно любовный разговор. Ему стало интересно, и он решил послушать, тем более что происходящее было настолько реально, что поверить в сон было очень трудно, скорее ощущение было такое, словно присутствовал на съемках какого-то фильма, где тебя никто не замечает.

— Судьба моя, я живу тобой, дышу тобой, что мне сделать в доказательство своей любви, скажи? — молодой человек, судя по одежде, был явно из рабоче-крестьянской семьи, но говорил весьма слаженно, в его глазах Филипп увидел боль.

— ничего, вы, ничего не можете, оставьте меня пожалуйста, — девушка положила цветы, принятые от него на стол и отвернулась — вы такой же заложник как и я. Вся страна в заложниках у кучки террористов, зараженных неизлечимой болезнью называемой Бунт, и вы в том числе, скованые страхом больше меня, что вы можете, скажите?

— поверьте, одно только слово и я вывезу Вас из этого кошмара — он подошел к девушке совсем близко, было видно как желание прикоснуться к ней соперничает со страхом быть отвергнутым.

— все равно вам не дадут этого сделать, — она отступила от него на шаг, смутившись такого решительного поступка со стороны молодого ухажера, — даже если вы захотите помочь нам, вас тут же… свои же… Нет, даже не пытайтесь, слышите? Погубите себя за зря — голос ее был очень тонким, но в этот момент, как показалось, он стал немного грубее.

— Маша, я все равно не смогу жить без вас, так уж лучше, пусть я погибну так, чем буду наблюдать как вы страдаете, — он вновь подошел к ней весьма близко, но в этот раз более решительно. Он взял ее за руку, и она не отстранилась от него как в предыдущий раз, даже слегка подалась вперед, их пальцы медленно сплетались в один узелок, а глаза смотрели в глаза. Еще мгновение и их губы должны были соприкоснуться в жарком поцелуе, но поступь послышавшихся шагов буквально отбросила ее на метр от него. В комнату вошла еще одна женщина, она была намного старше, в длинном черном платье:

— Доброго дня милейший Александр, вы единственный приятный гость в нашем, точнее, в Этом доме-она выдавила легкую улыбку, глядя на него. Маша же стояла с опущенной головой. Филипп узнал ее, это была та самая женщина, что являлась ему в страшном образе живого мертвеца, однако сейчас вид у нее был вполне живой, он вспомнил как она открывала свой рот в прошлый раз и ему стало не по себе от ее присутствия.

— Добрый день Александра Федоровна, — он кивнул головой, — рад видеть вас в полном здравии, мы тут обсуждали последние новости из Петрограда

— вы как всегда положительно учтивы и галантны, в отличии от этих бандитов, если их можно так назвать, я очень удивлена тем, что вы с Ними, — она сделала пренебрежительный акцент на это слово, будто дотронулась до чего-то ужасно противного.

— я не совсем разделяю наши методы, но идея правильная, простите, — он склонил голову извиняясь

— Скажите Саша, вы ведь вроде бы из крестьян?

— да, я вырос в крестьянской семье, отец всю жизнь работал с землей, а мать воспитывала нас

— удивительно, правда Мари, он из обычной бедной, крестьянской семьи, но создает видимость благородного человека.

— матушка! — Мария решила вмешаться пока не дошло до оскорблений

— что? Я лишь хотела сказать, что тоже самое и их Революция, внешний лоск идей скрывает порочность настоящих намерений этих террористов.

— Александра Федоровна, я учился в земской школе и поступал в училище, моим наставником и учителем была сама Евгения Давыдова, именно она научила меня правильно изъясняться.

— Что же, это похвально, что вы имеете образование. Если вы образованный человек, то скажите, что вы делаете в этой террористической группе, которая держит тут нас?

Какая-то необычная сила переместила Филиппа ближе к разговаривающим. Теперь он стоял возле окна и увидел во дворе двоих солдат с винтовками за плечом.

— Полно маман, Саша уже собирался уходить, он заскочил на минуту, исключительно по долгу службы, проинспектировать так сказать нас — Мария спешно взяла молодого человека под руку и повела его к выходу.

Когда они были у самой двери, она громко произнесла:

— Постойте, Александр, очень прошу, если вы и вправду любите мою дочь, увезите ее от сюда! — она быстро подошла к нему, и взяла за руку так крепко, что он слегка скривился от боли, — подальше, так что бы никто не смог найти Машу.

Молодой революционер на секунду потерял дар речи, не зная, что ответить женщине умоляющей о помощи.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах — он одел кепку на голову, и у порога, повернувшись ответил, — Обещаю.

Легкость которую испытывал Филипп исчезла, как только двое молодых людей вышли, темнота покрыла всю комнату, словно налетела гроза, но Покровский мог покляться, что за секунду до этого, видел небо исключительно голубым, без единого намека на облака и уж точно на тучную грозу. В комнате оставался только он и эта женщина, Филипп посмотрел нее, и в одно мгновение красивое платье, что было на ней, стало тряпьем, руки и ноги покрылись липкой, мокрой грязью, волосы были похожи на кусок терновника, милое лицо превратилось в ужасную гримасу боли, с закрытыми глазами. Вновь заиграла та же музыка, что Филипп слышал в прошлый раз мелодичная в начале, но в последующем нарастающая и оглушающая, он попытался выскочить на улицу, но дверь не поддалась, он толкал и толкал ее изо всех сил, что у него были, но дверь не сдвинулась и на сантиметр. Женщина стояла посреди комнаты вся в грязи, опустив руки, кожа ее была сине-серого цвета, голову держала прямо. Вид у нее был очень жутким, Покровский закричал, но музыка заиграла так громко, что он не услышал собственного крика. Подбежав к окну, он хотел выбраться через него, но оно стало настолько маленьким, что кошка с трудом смогла бы пролезть через него. Повернувшись посмотреть на нее, хоть он и не хотел этого, он вздрогнул, так как женщина стояла прямо перед ним. Резко открыв свой рот, она обнажила свое пробитое горло. Филипп зажмурился, он ждал, сейчас он должен был проснуться, так было в прошлый раз. Мысленно он повторял себе, что это всего лишь сон. Открыв глаза, ожидая, что этот мертвец исчез, он увидел как она заносит над ним что-то длинное, Филипп не успел разглядеть, что же это все-таки было, она врезала ему со всей силы, что он мог себе представить, по лицу и он почувствовал солоноватый привкус крови во рту. Тут он открыл глаза и оказалось, что он лежит на животе возле кровати, по всей видимости, свалившись во сне. Лицо, особенно нос, сильно болело. Он сплюнул, в слюне были капли крови, но облегчение, что ужасный сон кончился, преобладало над болью испытанной секунду назад.

«Надо бы сходить к психотерапевту, что-то часто мне стали снится кошмары. Но где-то я видел ее лицо, почему мне кажется, что я ее знаю? Часы показали половину второго ночи. Филипп решил выпить чего-нибудь успокающего. Проснувшись, он быстро позавтракал, желудок внезапно ожил и требовал пищи.

В ванной комнате слабо горел красный свет, не давая засветиться снимкам, сделанным на старую пленку. Филипп, стоял над тазом с проявителем, ожидая, когда появится изображение на бумаге, его жутко мучала головная боль и шум в ушах. Уснуть после этого кошмара не удалось, и он решил проявить снимок Алины. После того как он покинул дачу отца, он никак не мог выспаться у себя дома, правда, порой он ловил себя на том, что в голову приходят совсем чуждые ему мысли, о том, что о чем бы он никогда не задумывался, чудовищно реалистичные сны становились все отчетливей. Его преследовало странное чувство будто кто-то посторонний находится в квартире, обойдя свою небольшую однушку, и не найдя никого, он не много успокоился, но при этом у него было постоянное чувство того, что за ним кто-то наблюдает. Это чувство не оставляло его ни на секунду, даже в туалете он ощущал прикованный на себе взгляд. Вот и сейчас в маленькой ванной комнате, он чувствовал, будто кто-то стоит за его спиной. Филипп резко обернулся, но конечно там никого не было.

«Я явно схожу с ума, еще немного и начну прятаться от людей»

На фотобумаге наконец начало понемногу проявляться отснятое, сантиметр за сантиметром первым появилось лицо соседки с пышными локонами и сигаретой в руках. Ему вдруг вспомнилась цитата из медицинских учреждений «Курение убивает», но ее убила не сигарета, а огромный грузовик, протаранивший ее тело. На фотографии она получилась идеально, именно так как Покровский и хотел видеть конечный результат, загадочная, обворожительная, сексуальная и недоступная. Одно только портило фотографию какие-то белые линии на ее фигуре. Затем проявилось и второе фото, Алины, сделанное на даче, но оно, такжек сожалению оказалось, засвеченным, правда частично, платье почему-то оказалось черным как и руки, а лицо, на удивление проявилось идеально. Он повесил фотографии сохнуть, решив пока не выбрасывать и в этот момент услышал звонок в дверь.

Конец ознакомительного фрагмента.