Экономическая политика правительства Екатерины II во второй половине XVIII в. Идеи и практика

Алексей Ковальчук, 2017

Свобода и принуждение… Оба эти понятия неотделимы одно от другого применительно ко всем перипетиям многовековой российской истории. Оба приложимы к любой сфере человеческой деятельности. Экономической едва ли не в первую очередь. Какому из двух отдать предпочтение? Императрица Екатерина II, заняв российский престол, сделала выбор в пользу свободы. Но может ли экономическая свобода существовать без политической? И как позабыть об известном со школьной скамьи наивысшем расцвете крепостничества в период ее царствования? Такие вопросы может задать читатель. И будет по-своему прав. Однако далеко не все так однозначно. На протяжении всего правления императрица сохраняла приверженность идее экономической свободы, впитанной вместе с представлениями своего века, века Просвещения. И даже вынашивала в первые годы пребывания на троне замыслы по ее претворению в жизнь. Сформулированные уже тогда новые правила и принципы значительно позднее были положены в основу осуществленной гильдейской реформы. Благодаря ей в движение пришли новые силы, дан импульс развитию свободного предпринимательства. Именно оно стало энергично пробивать себе дорогу фактически наперекор воле императрицы. Но отнюдь не эти силы рассчитывала пробудить Екатерина в своих размышлениях о направлении экономического развития подвластной державы, мечтая о земледельческом изобилии. В настоящем исследовании, основанном преимущественно на впервые вводимых в научный оборот документальных источниках, рассматривается предыстория событий, приведших к перемене правительственного экономического курса в начале 60-х гг. XVIII в.; реконструируется «идеальная» экономическая модель в представлении Екатерины II; прослеживаются практические шаги императрицы по руководству ключевыми отраслями – винокурением и соледобычей.

Глава I. У истоков нового экономического порядка. Конец главенства монополий

Решение о смене экономического курса правительства, принятое 5 января 1761 г. на заседании Конференции при высочайшем дворе, последовало отнюдь не спонтанно. По мнению С. М. Троицкого, изучившего протокол этого заседания, изрядно истощившаяся за время Семилетней войны казна уже не могла пополняться за счет практически исчерпанных традиционных источников, таких как повышение цен на соль и вино, а также перечеканку медной монеты. Мысль о необходимости более активно и широко использовать другие источники доходов стала все отчетливее звучать за несколько лет до этого во многом исторического заседания в сочинениях видных государственных деятелей — П. И. Шувалова, Д. В. Волкова, Р. И. Воронцова, Ф. И. Сукина и др. В них обращалось внимание на необходимость всемерного развития торговли, преимущественно внешней, и промышленности, не отягченного различными неоправданными запретами и ограничениями. Пожалуй, наиболее емко эту мысль выразил конференц-секретарь Д. В. Волков. Не случайно ряд его предложений почти дословно вошел в итоговый текст решения Конференции и в принятый позднее, при Петре III, указ от 28 марта 1762 г.^[37] (о нем речь пойдет в следующем разделе главы).

Несомненно, еще одним побудительным мотивом для пересмотра правительственных экономических воззрений явились результаты функционирования возникших с санкции правительства Елизаветы Петровны во второй половине 1750-х гг. трех торговых компаний-монополий. Эти компании — Персидская, Темерниковская и Среднеазиатская — учреждались для ведения внешнеторговых операций в Персии (Иране), Турции и Среднеазиатском регионе на территории Хивы и Бухары с примыкавшими к ним землями. Деятельность названных компаний всесторонне проанализирована А. И. Юхтом в его чрезвычайно ценной книге, ставшей итогом многолетних исследований автора, насыщенной новым разнообразным фактическим материалом, преимущественно архивным, обеспечившим взвешенность выводов и характеристик^[38]. Поэтому нет необходимости подробно следовать за фактической канвой событий, повествующих о всех перипетиях образования и деятельности компаний. Основное же внимание необходимо уделить тем конкретным соображениям, которыми руководствовалось правительство, принимая решения о создании компаний и наделении их исключительными преимуществами, а также реакции на них в обществе, в том числе в бюрократической среде.

«Неустройства» и «замешательства» в Персии, вызванные вспыхнувшей там с конца 1740-х гг. междоусобицей, держали в постоянном напряжении русское правительство. Особенно беспокоило значительное сокращение объема внешней торговли со странами Закавказья и Персией (Ираном) и падение пошлинных сборов. По данным А. И. Юхта, общая сумма оборотов русско-иранской «негоции», а также европейско-восточной транзитной торговли уменьшилась с 757 тыс. руб. в 1754 г. до 447–487 тыс. руб. в 1756–1757 гг.; величина таможенных поступлений сократилась вдвое — с 37915 руб. в 1755 г. до 18439 руб. в 1757 г.^[39]

В этих условиях требовались безотлагательные меры для «поправления» ситуации. Первыми с соответствующей инициативой подоспели крупные российские купцы, являвшиеся в большинстве своем и владельцами промышленных предприятий. В декабре 1754 г. в Сенат поступило прошение группы купцов из 7 человек во главе с коллежским асессором Козьмой Матвеевым, известным откупщиком и собственником южноуральских железоделательных заводов (в нее входили Д. Я. Земской, В. М. Хастатов, Б. П. Струговщиков, И. Б. Твердышев, А. И. Ярославцев, П. М. Волковойнов). В прошении обосновывалась необходимость создания российской купеческой компании для торговли с Персией и наделения ее исключительными привилегиями.

Наиболее полные сведения на этот счет имеются в специальном сводном деле из фонда Сената, посвященном образованию и деятельности трех упомянутых торговых компаний^[40]. На него целиком опирался в своем исследовании А. И. Юхт. Кроме того, существует и другое дело, обнаруженное автором сравнительно недавно случайным образом (его общий заголовок не раскрывает всего содержания книги, в которой, как оказалось, немало места отведено и теме русско-персидской торговли)^[41]. Последнее дело в ряде случаев существенно дополняет предыдущее, особенно в части, касающейся предварительных сенатских слушаний относительно условий создания компании «персидского торга».

Первый ответ Сената на прошение купцов датирован 13 декабря 1754 г.^[42] Он выражал лишь некоторую заинтересованность правительства в поступившем к нему предложении. Адресованный купцам, по существу, единственный запрос о величине предполагаемого ими к вложению в предприятие капитала подразумевал принципиальное согласие Сената с основным требованием заявителей предоставить им монопольное право на торговлю с Персией сроком на 15 лет. Вместе с тем, Сенат запросил и Коммерц-коллегию об имевшемся у просителей опыте торговли с Закавказьем и Ираном и величине торговых оборотов. Выяснилось, что таким опытом обладали только трое из предполагавшихся учредителей компании — Д. Я. Земской, В. М. Хастатов и П. М. Волковойнов. По полученным от Астраханской портовой таможни данным, в 1750–1753 гг. они отправляли в Персию только грубые сермяжные сукна (очевидно, российского производства), невыделанные кожи и пшеницу. Причем сведений об объеме партий товаров, ценах и размере уплаченных пошлин не имелось^[43].

Ответ «компанейщиков» не заставил себя долго ждать ввиду обнадежившей их реакции правительства. По поводу своих будущих финансовых вложений, размер которых больше всего интересовал Сенат, они предпочли выразиться достаточно уклончиво, предложив два возможных варианта. Согласно первому, в случае создания компании закрытого типа и предоставления ее семи учредителям требуемых привилегий, они обязывались «торг производить без отмены» на первоначально представленных условиях, не привлекая капитал извне путем выпуска и размещения акций. При этом величина «некой» суммы из собственных средств, якобы предназначенной в качестве стартового капитала, так и не была названа. Второй вариант предполагал уже иную схему, не предусмотренную первоначальными кондициями. Судя по тому, что именно ему уделялось в прошении наибольшее внимание, он и являлся предпочтительным. В соответствии с новым выдвинутым купцами предложением компания образовывалась «по примеру» или образцу различных европейских компаний, привлекая средства акционеров. С этой целью планировался выпуск 300 акций номинальной стоимостью 500 руб. каждая. 200 акций оставались в собственности учредителей. Прочие участники, приобретя без всяких ограничений оставшиеся 100 акций, вливались в компанию и получали право пользования всеми ее преимуществами («авантажами»). Примечательно, что учредители выдвинули одним из пунктов кондиций предоставление им казенной беспроцентной ссуды сроком на один год в размере 100 тысяч руб. для реального обеспечения выпускаемых акций^[44]. Наличие такого требования могло заставить Сенат усомниться в состоятельности просителей и серьезности их намерений.

Однако этого не произошло. Правда, судя по всему, состоявшиеся в феврале 1755 г. предварительные обсуждения оказались длительными и непростыми. Согласно протоколам собраний Сената, потребовалось 4 заседания (7, 9, 15 и 20 февраля^[45]), чтобы выработать согласованную позицию. Но она оказалась в целом достаточно благожелательной по отношению к проекту К. Матвеева с товарищами.

Участвовавших в заседаниях сенаторов^[46] не смутило содержание поступившей 19 февраля 1755 г. челобитной, прибывшей вместе с донесением астраханского губернатора генерал-майора Алексея Жилина. В ней выражался резкий протест всего астраханского купечества против намерения нескольких купцов «верховых городов» основать компанию для торговли с Персией с исключительными привилегиями (также упоминались и среднеазиатские города Хива и Бухара, на торговлю с которыми компания К. Матвеева в действительности не претендовала, даже не называя их в своем прошении). Челобитная, датированная 28 января 1755 г., явно основывалась на несколько преувеличенных слухах. Однако в главных чертах все слухи, буквально взбудоражившие астраханских торговцев, вскоре подтвердились.

Направленную в Астраханскую губернскую канцелярию челобитную подписал весь «купеческо-мещанский интернационал» Астрахани, выступивший единым фронтом. Он состоял, согласно своеобразной национально-вероисповедальной градации источников, из русских, армян, татар и даже «католиков».

Основное содержание жалобы сводилось к следующему. 1. Астрахань с момента своего основания населялась и расширялась в основном за счет торговых людей — не только русских, но и принявших в значительном количестве российское подданство выходцев из сопредельных государств. 2. Торговые операции местного населения с Персией, Хивой и Бухарой, направлявшего туда в основном товары российского производства, приносили императорской казне немалые денежные поступления в виде таможенных отчислений, в том числе золотом и серебром. Причем на данное обстоятельство неоднократно обращалось особое внимание. 3. Благодаря тесным связям жителей торговых слобод Астрахани в первую очередь с Персией они стали заводить различные фабрики на «персидский манер»: текстильные (главным образом шелкоткацкие), кожевенные и проч. — и вывозить в Персию готовые товары своих фабрик; кроме того, в Персии осуществлялась закупка шелка-сырца и хлопчатой бумаги не только для собственных астраханских предприятий, но и для остальных российских мануфактур. 4. Намерение К. Матвеева с товарищами образовать компанию для торговли с Персией с исключительными привилегиями неминуемо приведет к прекращению торговой деятельности всего населения Астрахани, занятого в ней, вызовет остановку фабрик и, в конечном счете, вынудит большинство населения, особенно нерусского, покинуть город. 5. Высказывалось предложение ни под каким видом не допускать реализации проекта К. Матвеева или, по крайней мере, разрешить создание аналогичной торговой компании, доступной для вступления в нее всем жителям Астрахани, «…не исключая тех, которыя и малой свой капитал положить пожелают, почему как от коммерции, так и от своих трудов всем будет безобидное удовольствие»^[47].

Последние слова выражают суть требований купеческо-мещанских кругов Астрахани, не обладавших достаточными капиталами для того, чтобы войти в компанию К. Матвеева. И они это отчетливо осознавали.

Столь же отчетливо понимал и разделял их тревогу астраханский губернатор А. Жилин, о чем он прямо написал в донесении Сенату. По словам Жилина, «…ежели от вышеобъявленных астраханских граждан, российских купцов, а паче от выехавших из Персии, из Турецкой области и из других стран, вступивших во всероссийское подданство разных нацей мещан вышеозначенной в Персию торг отъимется, то могут всеконечно притти в крайнее убожество и выехавшие из Персии и из Турецкой области и протчих стран разных нацей купцы, кои хотя уже приняли вечно и времянно всероссийское подданство, увидя отъемлемой от них полезной торг, разъехаться по-прежнему в свое отечество [могут], чрез что от казны е. и. в. в пошлинном зборе последовать может немалое уменьшение»^[48]. Показателен акцент, сделанный губернатором именно на фискальном характере самого довода. Возможно, он лично его не разделял, но счел необходимым прежде всего предупредить о возможных потерях казны от уменьшения пошлинных сборов, а не от сокращения численности российских подданных. Очевидно, он прекрасно понимал, какие приоритеты ставились правительством во главу угла.

Сенат, явно склоняясь на сторону компанейщиков во время обсуждения представленных ими повторно кондиций, не пожелал внять ни доводам противной стороны, т. е. купеческо-мещанской части населения Астрахани, ни губернатору Астраханского края. Он даже не счел нужным привести свои контраргументы, ограничившись лишь следующим утверждением: «…От учреждения оной компании торгующим доныне в Персию купцам никакого помешательства и в купеческом их промыслу повреждения быть не может, потому что могут они записатца и акции свои во оную компанию положить, и чрез то равномерными авантажами пользоватца»^[49].

Когда же речь зашла о наиболее значимом в глазах Сената вопросе — величине капитальных вложений в компанию, тот решил отстаивать идею равенства, руководствуясь при этом формальными соображениями. Предложение купцов насчет выпуска 300 пятисотрублевых акций, из которых 200 оставались бы в руках директоров компании, он решительно отверг, потребовав увеличения выпуска направляемых в свободную продажу акций до 200 и установления тем самым паритета. Сенат никак не мотивировал свое требование, видимо считая обеспечение подобного равенства залогом баланса интересов учредителей компании и сторонних акционеров. Последним из числа астраханского купечества предоставлялся срок в четыре месяца для выкупа половины акций после объявлений Астраханского магистрата. В противном случае невыкупленные акции переходили к директорам компании^[50].

Сенат не оставил без внимания и поднятый в прошении купцов вопрос о номенклатуре вывозимых будущей компанией товаров. Он не согласился с предложенным К. Матвеевым с товарищами довольно узким и выборочным перечнем^[51], распорядившись отправлять в Персию все товары «без изъятия с платежом указных портовых и внутренних пошлин», исключая запрещенные к вывозу^[52]. Как особо подчеркивалось в сенатском предписании, купцам, не вступившим в «Российскую в Персию торгующую первую компанию» (так предполагалось именовать ее в дальнейшем) путем приобретения ее акций запрещалась любая торговля с Персией и на побережье Каспийского моря.

Не вызвали возражений пункты кондиций о сопровождении, в случае необходимости, денег и товаров на пути в Москву казенными воинскими вооруженными командами, о постройке или покупке силами компании морских торговых судов, даже несмотря на то что по указу Сената в 1752 г. была учреждена в Астрахани специальная мореходная компания, имевшая 25 торговых судов, которой было дано монопольное право на перевозку по Каспию грузов в Персию^[53].

Зная об особом радении правительства о приросте поступлений иностранной валюты в российскую казну, компанейщики включили отдельный пункт, призванный продемонстрировать их собственную заботу о том же. В нем они брали на себя обязательство отдавать все вырученное от персидской торговли золото и серебро в казну и получать за него без задержки деньги «по указным ценам». Кстати, в другом пункте, касающемся просимой ими у правительства беспроцентной ссуды на 100 тыс. руб., они обязались расплатиться за нее также золотом и серебром после завершения торговых операций. В случае же возможной задержки выплат переносимый на следующий год расчет с казной должен был осуществляться с учетом погашения дополнительных процентных платежей по ставке 6 % годовых^[54].

Компанейщики также просили не облагать весь купленный и привозимый в Россию шелк и «прочие товары» внутренними пошлинами. В ответ Сенат выразил готовность продолжить оказание поддержки отечественной промышленности и согласился на беспошлинный ввоз шелка-сырца «для размножения и приведения российских шелковых фабрик в лутчее состояние». Однако в отношении сборов с «прочих товаров» он остался непреклонен, решив сохранить без изменений общие основания.

На этом Сенат удовлетворился содержанием кондиций, как и рядом присутствующих в них технических деталей, и 22 февраля подписал направляемый на утверждение Елизаветы Петровны доклад. В нем, видимо не сомневаясь в успехе предприятия, Сенат счел нужным испросить у императрицы награждение чинами четверых членов компании: Козьмы Матвеева — надворным советником, а Данилы Земского, Ивана Твердышева и Василия Хастатова — титулярными советниками^[55]. Данный жест дополнительно подтверждал и символизировал заинтересованность государства в пользе начинания компании К. Матвеева и благожелательное к нему отношение.

Доклад попал на стол к императрице 25 марта 1755 г.^[56] И не был утвержден. О подлинных причинах отказа можно только догадываться. В источниках на этот счет нет прямых сведений. Вероятно, какую-то роль сыграло активное противодействие планам К. Матвеева со стороны торгово-промышленного населения Астрахани, поддержанного астраханским губернатором. Скорее же всего объявились новые претенденты на получение монополии «персидского торга».

Впрочем, до начала 1758 г. переговоры с К. Матвеевым и товарищами все еще тянулись. В феврале этого года Сенат, видимо, по поручению императрицы решил выяснить их намерения, в особенности готовность отказаться от притязаний на получение беспроцентной ссуды в 100 тыс. руб. и «награждение» чинами^[57]. Вопрос оказался далеко не праздным, поскольку в это время правительство приступило к переговорам с другими «желателями» и определяло наиболее оптимальные для казны условия. Словно предвидя безрезультатность дальнейших препирательств с правительством, еще 19 февраля того же года сибирский купец И. Б. Твердышев уведомил Сенат о своем выходе из состава учредителей так еще и не созданной Персидской компании, сославшись на нехватку собственного капитала, значительную часть которого он употребил на строительство новых железоделательных заводов^[58].

Весьма вероятно, такое решение возникло у Твердышева после известий о появлении новых влиятельных конкурентов, в первую очередь придворных вельмож.

В ноябре 1756 г. последовало обращение Р. И. Воронцова, просившего о 15-летней монополии на торговлю с Персией. Правда, первоначально речь шла только о вывозе российской соли от Астраханского порта в обмен на шелк, корень марены (использовался главным образом для окраски сукон в красный цвет) и нефть. Воронцов сообщал о намерении привлечь к своей затее бригадира А. П. Мельгунова. Предполагалось добывать для продажи до 100 тыс. пудов соли в озерах «между Астраханью и Кизляром, в урочищах Мачагах и Башмагагах», начиная с 1757 г., платя в казну по 5 коп. с пуда в виде пошлин. Воронцов также просил разрешения на постройку 3 транспортных морских судов. На словах он не возражал против участия в торговле аналогичными товарами других желающих с российской стороны, но требовал осуществлять транспортировку всех грузов по Каспийскому морю исключительно на его судах, невзирая на указ 1752 г., предоставивший исключительное право грузовых перевозок по Каспию вновь образованной Астраханской морской судовой компании, располагавшей 25 судами и вверенной «попечению» астраханского губернатора. Прошение Р. И. Воронцова было удовлетворено по всем пунктам, включая постройку морских судов, что зафиксировало адресованное Коммерц-коллегии распоряжение императрицы от 16 сентября 1757 г. Обойти указ 1752 г. помогли выявленные факты неоднократной гибели судов вследствие «небрежения» Морской судовой компанией своими обязанностями по обеспечению безопасности перевозок и отсутствия на судах квалифицированных команд из обученных матросов, о чем извещал Сенат находившийся в Персии консул Чекалевский^[59].

В июле 1757 г. с аналогичной просьбой обратился в Сенат другой представитель сановной знати — кн. П. И. Репнин. Служба при дворе в звании камергера не мешала ему активно заниматься предпринимательством. Сферами его разнообразных интересов и приложения капиталов являлись и винокурение, и металлургическое производство, и шелкоткацкая промышленность. В этот раз с помощью своих связей Репнин рассчитывал заполучить прибыльную внешнюю торговлю с Персией. Прося о 15-летней монополии, он не посчитал нужным как-то ограничивать себя узким перечнем предполагаемых к вывозу товаров. В указанной им номенклатуре значились зерно пшеницы и пшеничная мука, «неделанные» железо и чугун наряду с готовыми изделиями из них, необработанные и выделанные говяжьи и конские кожи, холст и полотно различной «доброты», веревки и канаты и даже порох с селитрой, а также сукна европейского производства, заграничные краски, некоторые колониальные товары. Наконец, Репнин заявлял о готовности развернуть торговлю крупным рогатым скотом с целью укрепления хозяйственных связей с соседними кочующими народами — калмыками и казахами, у которых планировалось закупать скот. Продавать же его он намеревался находившимся под покровительством России народам Северного Кавказа, ощущавшим его нехватку.

Репнин посчитал нужным представить развернутое обоснование своим притязаниям, поскольку ряд товаров входил в «черный» список запрещенных к вывозу в другие страны. Волей-неволей он стал поборником либерализации российского законодательства и отмены нелепых запретов, благодаря которым иностранное купечество, особенно английское, получало конкурентные преимущества. Для иностранцев не составляло труда производить закупки в Петербурге того же российского железа и других товаров, а затем морем отправлять для перепродажи в Персию или Турцию. В глазах меркантилистов своего времени, к которым в данном случае можно причислить и Репнина, российская казна едва ли не добровольно лишала себя доходов в виде пошлинных сборов, а своих подданных — прибыли от торговли^[60].

В борьбу за монополию на «персидский торг» включилось и армянское купечество во главе с братьями Исахановыми^[61]. Собственно, они начали зондировать почву при дворе еще в 1752 г., пытаясь завоевать благосклонность Елизаветы Петровны с помощью подаренных ей бриллиантов на «немалую сумму». В ответ императрица через своего камергера Возжинского «благосклонно» повелела передать им свою просьбу в Сенат. Однако тот проявил строптивость, возможно, показную, и отказал под предлогом невозможности наделения недавно принявших российское подданство армянских купцов исключительными торговыми привилегиями.

Тем не менее Исахановы руки не опустили, продолжив настойчиво добиваться своей цели. В 1757–1758 гг. их активность значительно возросла, вызвав беспокойство компании К. Матвеева. Последняя 13 марта 1758 г. поспешила объявить о своем отказе от выдвинутого ранее запроса на беспроцентную казенную ссуду в 100 тыс. руб. и получение чинов^[62]. Однако подобный жест уже не возымел никакого действия. Сенат после нескольких поданных Исахановыми прошений стал склоняться на их сторону, пока наконец 15 июня 1758 г. не определился окончательно. В изданном в этот день сенатском указе «Об учреждении торговой компании в Персию» последовал официальный отказ на челобитные К. Матвеева с товарищами и П. И. Репнина. Серьезные коррективы внес Сенат в отношении начинания Р. И. Воронцова и А. П. Мельгунова, постановив оставить в их ведении монополию лишь на вывоз в Персию соли. Все исключительные права на торговлю с Персией любыми другими незапрещенными товарами получила вновь образованная компания Исахановых во главе со старшим братом Манвелем, ставшая отныне официально именоваться Компанией персидского торга.

Сенатский указ прямо не называл причины оказанного Исахановым предпочтения, но вполне определенно давал понять: предложенные ими условия оказались казне более выгодными, поскольку не содержали требования на получение казенной беспроцентной ссуды и «награждения» учредителей чинами (учитывая содержащееся в тексте самого указа упоминание о последовавшем 13 марта отказе компании К. Матвеева от таких претензий, данная ссылка выглядела не более чем отговоркой). А. И. Юхт высказал и другое вполне резонное предположение о существовании неформальных связей Манвеля Исаханова с царским двором, не говоря уже о подразумеваемом у астраханских армян наличии опыта торговли с Персией и знании конъюнктуры рынка^[63]. Вполне вероятно также стремление правительства пойти навстречу торгово-промышленным кругам Астрахани в связи с их резким недовольством вынашиваемыми московскими купцами планами создания компании-монополии для торговли с Персией. Именно ради смягчения этого недовольства и достижения определенного компромисса компания Исахановых в глазах правительства подходила лучше. К тому же выдвинутые Исахановыми кондиции по образованию акционерного капитала компании, принятые Сенатом, предоставляли больше возможностей для вовлечения в нее низового астраханского купечества и мещанства. Стоимость одной выпущенной акции составляла 150 руб. Всего же намечалось ввести в обращение 4000 акций на общую сумму 600 тыс. руб. Исахановым как учредителям компании дозволялось иметь в своем распоряжении акций на сумму 200 тыс. руб., на 100 тыс. руб. предлагалось приобрести акции бывшим «изобретателям персидского торга» К. Матвееву с товарищами (эту возможность они отвергли), такая же доля выделялась астраханскому купечеству; оставшиеся акции на 200 тыс. руб. предлагались всему «…обществу, кто акции свои положить желает»^[64].

Таким образом, созданная после нешуточной борьбы «Компания персидского торга» выглядела на бумаге вполне дееспособной и «капиталистой», способной оправдать надежды правительства на восстановление русско-персидской торговли. Однако первые же годы ее существования дали неутешительные результаты.

1758 г. оказался для нее потерянным то ли из-за обострения междоусобной борьбы в Персии, то ли из-за неспособности своевременно организовать подготовку товаров к отправке^[65]. И в следующие два года ситуацию переломить не удалось. Согласно донесениям компании в Коммерц-коллегию, объем отправленных морем и сухопутным путем через Кизляр товаров исчислялся в 1759 г. суммой в 63,2 тыс. руб., в 1760 г. — в 60,3 тыс. руб. Закупка персидских товаров в 1759 г. вообще не производилась, а о ее величине в 1760 г. компания умолчала^[66].

Первый тревожный сигнал о состоянии «персидского торга» прозвучал в октябре 1760 г. Его содержала челобитная многочисленной группы армянских купцов и мещан Астрахани (под ней подписались 32 чел.), решившихся обратиться непосредственно к Елизавете Петровне через Конференцию при высочайшем дворе, чтобы поведать о своих «обидах» и «притеснениях», претерпеваемых от Персидской компании. Челобитная полна резких осуждающих высказываний в адрес компании и развернутых оценочных суждений относительно ее деятельности, а также конкретных деталей, проясняющих общую ситуацию. Но особо интересен указанный документ попыткой обосновать преимущества свободного предпринимательства и торговли не только для самих участников, но и для казны, стремлением доказать вред, наносимый экономике монополиями, в особенности Персидской компанией. Челобитчики также стремились развеять иллюзии насчет имевшихся у членов компании возможностей наладить русско-персидскую торговлю. Прежде всего потому, что не имели сколь-нибудь значительных капиталов или промышленных предприятий, вдобавок у них напрочь отсутствовал опыт самостоятельной внешней торговли. Более того, братьям Исахановым довелось «долгое время» провести в тюремном заключении за «неплатеж долгов». Единственный же состоятельный купец Ф. И. Кобяков, один из директоров компании, внес в качестве пая при вступлении в нее только 6 морских судов, не располагая достаточной свободной наличностью.

Основное утверждение о вреде монополий для государства армянские купцы подкрепляли уверениями в резком сокращении привоза в Россию шелка-сырца и хлопчатой бумаги Персидской компанией, приведшего к быстрому подорожанию данных видов сырья. Особенно чувствительно «возвышение цен» ударило по российской шелкоткацкой промышленности, находившейся в немалой зависимости от поставок именно персидского шелка разных сортов ввиду сложившегося оптимального соотношения цены и качества на него. К аналогичным последствиям привела отдача на откуп той же компанией добычи корня марены. Особенно нуждались в нем суконные мануфактуры, владельцам которых пришлось теперь платить за него почти вдвое дороже — по 4 руб. за пуд или искать замену среди дорогих импортных красителей. С другой стороны, доступного и жизненно важного промысла по добыче корня марены лишились простые обыватели Астраханской губернии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

37

Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII в. М., 1966. С. 182–184.

38

Юхт А. И. Торговля с восточными странами и внутренний рынок России (20–60-е годы XVIII века). М., 1994.

39

Юхт А. И. Торговля с восточными странами и внутренний рынок России (20–60-е годы XVIII века). М., 1994. С. 102.

40

РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Ч. 1. Д. 2985.

41

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952.

42

Юхт А. И. Указ. соч. С. 103.

43

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 402.

44

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 402–403, 409–409 об., 420 об. — 421.

45

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 399.

46

Протокол Сената подписали А. Бутурлин, кн. Борис Григорьевич Юсупов, кн. Михаил Голицын, гр. Петр Иванович Шувалов, кн. Иван Андреевич Щербатов, кн. Алексей Дмитриевич Голицын, кн. Иван Одоевский.

47

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 402–406; Оп. 40. Д. 2985. Л. 353–355 об.

48

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 406.

49

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 408 об.

50

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 409 об. — 411.

51

В этом перечне значились: русские сермяжные сукна, коровье масло, говяжье и баранье сало, мыло, холст, юфть «красная говяжья и конская», «звериная всякая мягкая рухлядь», невыделанные кожи, пшеница и пшеничная мука, писчая бумага, брусковая краска (привозная из-за границы), перец «горощетой», синий и красный сандал (также заграничные краски), сахар и сахарный песок, европейские сукна «всякого звания» (РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 407 об. — 408).

52

В довольно пространном перечне запрещенных к вывозу значились преимущественно товары военно-стратегического назначения, перемешанные с сугубо «мирными»: суда, «струшки», порох, свинец, кремни, железо «в прутах, в крицах и дощатое и в слитках», ружья, топоры, стрелы, «стрельные железицы», гвозди, любые «воинские припасы», предметы из «ногайского и татарского полона», включая соколов, кречетов, «кречетных чегликов» и «любых» птиц; золото и серебро в любом виде, в том числе в монетах; пушки и мортиры, «горючая» сера, селитра, всевозможные предметы военной амуниции, в том числе невыделанные кожи и лосины, якоря, канаты, парусина, смола; и, наконец, «из калмыцких улус» верблюды, лошади и «протчая скотина» (Там же. Л. 408–408 об.).

53

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 414–415.

54

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 415–415 об., 420 об. — 421.

55

РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2952. Л. 422 об.

56

РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 428.

57

РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 468 об.

58

РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 451.

59

РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 579–579 об., 592–593 об., 623–626 об.

60

РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 516–518; Юхт А. И. Указ. соч. С. 106–108.

61

Подробнее о перипетиях этой борьбы см.: Юхт А. И. Указ. соч. С. 108–110.

62

Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗ). Т. XV. № 10848.

63

Юхт А. И. Указ. соч. С. 109.

64

ПСЗ. Т. XV. № 10848 (преамбула).

65

Юхт А. И. Указ. соч. С. 110–111.

66

Юхт А. И. Указ. соч. С. 111.