Мир-на-Оси

Алексей Калугин, 2012

В одно злополучное утро на Лысой горе прямо на территории Центральной Академии появился… появилось… короче говоря, теперь там было то, чему быть совершенно не надлежало. А если бы про это еще узнали Бургомистр Централя и Городской Совет, то потери репутации, падения лицом в грязь и просто скандала было бы точно не избежать. Господину Бей-Брынчалову, Ректору Академии, все это было уж очень неприятно и не с руки, поэтому на Лысой горе парой часов спустя уже отсвечивал малиновым пиджаком и отблескивал набалдашником трости сам великий и неподражаемый Гиньоль Гиньоль – специалист по разрешению проблем любой сложности. Только ему под силу было выяснить, как этот… это туда попало, найти способ вернуть его туда, откуда оно пропало, и объяснить общественности города, какое ко всему этому имеют отношение… ну допустим, инопланетяне. И началось!

Глава 5

Едва за Бургомистром захлопнулась дверь, как Мара с размаху влепила мужу звонкую затрещину.

— Ты что, совсем из ума выжил! — Шенгенка еще раз заехала мужу по затылку. — Хочешь, чтобы нас на улицу выставили! — Еще одна оплеуха, с другой руки. — Собрался всех нас по миру пустить!

Рука у шенгенки тяжелая, ладонь — широкая. Если как следует припечатает — мало не покажется. А разошлась Мара не на шутку.

Алик знал свою жену лучше, чем кто-либо. И понимал, что с ней сейчас спорить не стоит. Лучше дать ей пар выпустить. Пускай покричит, руками помашет — от него-то не убудет. Он за долгую счастливую супружескую жизнь от женушки своей и не такое видывал. Бывало, что и кое-чем потяжелее по затылку получал. Хорошо, что шерсть на голове густая — иначе бы шрамы были видны. А голая рука — это так, баловство. Детская забава. Как орки говорят, бьет — значит любит. Он лишь голову в плечи поглубже втягивал да локтями для порядка прикрывался. Порой покрикивал на жену — опять же только в силу привычки.

— Кончай!.. Чего творишь!.. Дура чумазая!.. Я тебе покажу! Чумичка недоделанная!.. Отстань, говорю!.. Тварь необразованная!..

— Что? Необразованная?.. Ты где ж, нечестивец, слов таких нахватался?

Бац! Бац!

Первый удар Алик успел парировать. Но второй пришелся точно в цель. Орк почувствовал, как в голове у него запели серебряные колокольчики и, вторя им, зачирикали сладкоголосые кенары.

Увидев блаженное выражение на лице мужа, Мара поняла, что с него пока довольно. Какой смысл колотить дурня, ежели он, все одно, не понимает, что происходит?

— А тебя кто просил соваться? — Шенгенка развернулась к юному орку-киномеханику. В Централе он именовал себя Аскольдом. Маре он доводился племянником. Других родственников у Аскольда не было. В смысле, не то чтобы вовсе не было, но никто не желал его признавать за родственника. Поэтому Мара присматривала за ним. А Аскольдик боялся ее почти как родную маму. — Ты какого лешего встрял? Умник, об угол шарахнутый!

— Я… — глазки Аскольдика испуганно забегали по сторонам, — понимаете, тетя Мара…

— Не понимаю, змееныш! — рыкнула Мара и двинула Аскольдика кулаком в ухо, так что у того голова мотнулась из стороны в сторону, будто боксерская груша. — Ты какого лешего на Студнева наговаривать начал?

— Я не наговаривал, — придавленно пискнул Аскольд. — Он взаправду вокруг рояля вертелся. Весь вечер.

— Конечно вертелся, — вставила вторая шенгенка по имени Жанна. — На рояле этом никто не играл с тех пор, как его сюда притащили. А тут вдруг музыкант, тот самый, что рояль этот Городскому Совету подарил, Джерри Ли Льюис, желание изъявил сыграть на нем для господ ратманов.

— Вообще-то, папаша Студнева этому Джерри приличный кусок за концерт отвалил, — добавил орк по имени Гена.

— Откуда вы все это знаете? — удивленно взмахнула руками Мара.

Она была в растерянности, поскольку не знала, чья сейчас очередь получать тумаки. Смотрела она при этом почему-то на орка по имени Жора, единственного, кто за все время не проронил ни слова. Жоре от этого становилось не по себе.

— Откуда, я вас спрашиваю? — рявкнула Мара.

Что любопытно, между собой, в отсутствие посторонних, орки-шенгены разговаривали на хорошем человеческом языке. Для них это не составляло труда. Скорее уж, трудно было притворяться, что они его с трудом понимают. Но это было удобно. Так с них и требовали меньше, и не особо стеснялись высказываться в присутствии обслуживающего персонала, мало чем отличающегося от мебели. Собственно, именно поэтому вопрос Мары показался остальным более чем странным. То, что она его задала аж дважды, можно было объяснить лишь тем, что кровь ударила шенгенке в голову, поэтому она плохо соображала. О том, что вопрос мог оказаться риторическим, никто не подумал — для орков это уже было слишком.

— Тетя Мара, — шепотом позвал шенгенку Аскольдик. — Об этом уже неделю все только и твердят.

— Поэтому-то Бургомистр и велел с пианина…

— С рояля, — поправила Мара.

— Да свист с ним, хоть бы и с рояля, — обиженно шмыгнул расквашенным носом Алик. — Да только велел Бургомистр пыль с инструмента убрать. Как следует, значит, чтобы ни соринки. И пол велел натереть. Чтобы блестел, значит, как зеркало.

— А ты и расстарался, — зло оскалилась на мужа шенгенка.

— Ну да, — кивнул Алик. Чувствуя, что грозу пронесло, он даже рискнул заискивающе улыбнуться. А то ведь можно было и без обеда остаться. С Мары станется! — Я ведь как лучше хотел!

— А получилось как всегда, — хохотнул Аскольдик.

И тут же получил звонкую оплеуху. С комментариями:

— Алик — старый дурень! А ты — дурак молодой! Вырастешь — дурнее его станешь!

— Это почему же? — обиженно потер ушибленную скулу Аскольд.

— Зачем ты ратмана Студнева к этому делу приплел?

— Чтобы на нас никто не подумал! Пока будут с ратманом разбираться, мы — вне подозрения.

— Мы и так вне подозрения, — мрачно буркнул Гена. — Мы ведь орки — зачем нам рояль?

— Главное, чтобы улик никаких не было, — полушепотом добавила Жанна.

С тоской посмотрев на родственников, Мара удрученно головой качнула.

— Ой, дураки… Вы что же, думаете, кто-то обвинит ратмана в том, что он из ратуши рояль украл?

— Нет, конечно! — улыбнулся Жора. — Кто же посмеет обвинять ратмана в воровстве! Ведь если сегодня обвинят одного, так завтра, выходит, можно обвинить другого. А послезавтра — всех остальных. Эдак и до самого Бургомистра добраться можно. А что это будет означать?

— Что?

— Крах всех устоев! Моральный и нравственный кризис общества! Распад, анархия и деградация! Расслоение всех слоев! Нагноение всех гнойников!.. Короче — всем хана!

— Значит, Студнева обвинять в воровстве не станут?

— Конечно нет. Но все будут знать, что это сделал он. А раз так, то к нам — никаких претензий.

— К тому ж у Студнева столько денег, что он может и новый рояль у этого Льюиса купить.

— Деньги не у него, а у его папаши.

— Да какая разница!

— Нет, — покачал головой Гена. — Новый рояль Студнев покупать не станет. У ратманов так не принято. Им западло собственные деньги на общественные нужды тратить. Вот пропить, прожрать — это другое дело.

— Можно еще и на баб потратить, — тихо шепнул Аскольд.

— Я те ща покажу баб! — замахнулась на племянника Мара. — Таких баб тебе покажу, что мало не покажется!..

Шенгенка почувствовала, что нить разговора ушла куда-то не в ту сторону. И вела теперь уже совсем не к тому, к чему она изначально клонила. Поэтому, пока еще не поздно, нужно было расставить все апострофы над рунами.

— Ратман Студнев, конечно, негодяй и вор. — Мара уперла кулаки в крутые бока и сурово поглядела на сжавшегося под ее взглядом в комок шерсти мужа. — Однако ж рояль он не крал!

Последние слова она буквально выкрикнула в лицо Алику. С рыком и волчьим оскалом.

Нормальный человек после такого мог бы стать заикой. Но Алик был орком, и он это пережил. Чай, не впервой. Орки — они вообще живучие. Алик только утерся, посмотрел на жену и спросил:

— Ну и что? С него, чай, не убудет. Одним роялем больше — одним меньше…

За что схлопотал еще одну звонкую оплеуху.

— Хватит драться-то! — рыкнул на жену шенген.

Во всем должен быть свой порядок. Есть время получать затрещины и время затрещины раздавать. Жена, понятное дело, имела повод малость побеситься. Основания на то имелись — Алик это готов был признать. Не особо серьезные, но все же. Однако даже самая драчливая жена должна понимать, что нельзя пренебрегать таким понятием, как чувство меры. Иначе может случиться непоправимое.

Мара была умной шенгенкой, а потому не стала гнуть палку сильнее, чем позволял ее запас прочности.

— Рассказывай, — с грустью посмотрела она на мужа. — Мигрень ты моя хроническая.

— А чего тут рассказывать-то? — Уяснив, что его более не станут бить, Алик приободрился, усмехнулся и подтер рукавом нос. Орел, а не мужчина! — Все было задумано как надо. Хозяин чего велел-то? В зале все как следует прибрать. Хозяин — мужик толковый, правильный. Ну вот я и решил для него постараться. Для кого бы другого — ни за что б не стал! А для Бургомистра нашего дорогого — со всем душевным радушием…

Алик мог еще долго заливаться соловьем по поводу щедрот, любезностей, благонравности и прочих восхитительных качеств доброго хозяина. Поэтому Мара сочла за должное вмешаться.

— И что ты на этот раз учудил, чудовище?

Она так и сказала «на этот раз». Из чего всякий внимательный слушатель мог сделать вывод, что этот прокол у Алика не первый. А потому шенген знал, как следует себя вести в такой ситуации.

Алик опустил голову, стыдливо потупил взор, спрятал руки за спину и негромко, скромно так, произнес:

— Кадавра.

Мара подалась вперед, как будто какой увалень что есть мочи толкнул ее в спину.

— Что?

Алик быстро глянул на жену из-под насупленных бровей.

— Кадавра, говорю, — и на всякий случай поинтересовался: — Ты что, оглохла?

— Нет, — медленно, с затаенной угрозой покачала головой Мара. — Я-то не оглохла. А вот ты, должно быть, совсем из ума выжил! Зачем тебе кадавр понадобился, ирод ты стоеросовый?

— А как бы я иначе пол в зале натер? — Алик, должно быть, вспомнил, что лучшая защита — это нападение, и тоже повысил голос. — Там же этот рояль огромадный стоял!

— Рояль можно было в сторону сдвинуть!

— В сторону? Тогда бы на паркете полосы остались!

— Он прав, — быстро кивнул Жорик. — Прав, остались бы полосы.

Только произнес он это так тихо, что Мара не услышала.

— И что же ты своему кадавру велел сделать?

— Велел вынести рояль из зала!

— И он?..

— И он вынес!

— Куда?

— Понятия не имею, — немного растерянно пожал плечами Алик. — Я его больше не видел.

— То есть как это не видел?

— А вот так! — Алик демонстративно глянул сначала в одну сторону, затем в другую, а потом еще зачем-то и ногу поднял. — Где кадавр? Нету кадавра!

— Нет кадавра — нет и проблем, — заметил склонный к философским умозаключениям Гена.

— Так, хорошо. — Мара явно не была склонна соглашаться с выводами Гены, она лишь настраивала себя на нужный лад, прекрасно понимая, что разруливать тупиковую ситуацию, созданную надотепой-муженьком, как всегда, придется ей самой. — Теперь скажи мне точно, слово в слово, что ты приказал кадавру?

Алик сосредоточенно помассировал пальцами складки на лбу.

— Ну, я так сразу и не вспомню…

— А по башке? — предложила посильную помощь Мара.

— Хорошо, я постараюсь, — тут же изменил тональность речи Алик. — Значит так, — он несколько раз щелкнул пальцами, как будто стараясь поймать нужный ритм. А затем быстрой скороговоркой выдал: — Я сказал ей, возьми этот чертов ящик и оттащи куда подальше. Да, именно так!

Справившись с задачкой, поначалу казавшейся ему невыполнимой, Алик счастливо улыбнулся.

Но нет, Мара не разделяла его восторгов.

— Во-первых, ты понимаешь, что таким образом формулировать задание для кадавра может только полный идиот?.. Хотя о чем я спрашиваю? Конечно же, нет!

— Ну почему же? — обиделся Алик.

— Потому что если бы ты это понимал, то никогда бы не отдал кадавру такого идиотского приказа!

— Логично, — подумав, согласился Алик.

— Второе. «Я сказал ей» — я правильно тебя поняла?

— Ну, это смотря в каком смысле, — задумчиво закатил глаза Алик.

— Кадавр был женского рода?

— Во всяком случае, мне так показалось… Или, может быть, мне хотелось так думать.

— Из чего ты его создал?

— Из старого манекена, что валялся в подвале. Он был никому не нужен. Точно. Я спрашивал у хозяина — он велел мне ее сжечь.

— Так это был женский манекен?

— Возможно, — попытался уйти от прямого ответа Алик.

— Точно, женский! — улыбнулся Гена и, подняв обе руки, изобразил то, что именно давало ему право признать манекен женской копией.

Мара живо представила себе эту картину — манекен с четко прорисованными женским формами среди ночи тащит из Желтого Дома рояль. Интересно, что могли подумать видевшие ее честные граждане Централя? Хотя, конечно, все честные граждане ночью спят. Если бы кто-то из них видел среди ночи кадавра с роялем, то в городе уже поднялся бы шум. А между тем в утренних новостях, которые Мара слушала, готовя завтрак, не было ничего сенсационного. Ну разве что только хозяин филателистской лавки на площади Звезды непонятно с чего вдруг повесился. Так с кем не бывает?

— Вы ее хотя бы одели? — строго посмотрела Мара сначала на главного злоумышленника, а затем на его подельника.

Те быстро переглянулись. Улыбнулись как-то странно — Маре это совсем не понравилось. И дружно кивнули.