Мертвоград

Алексей Калугин, 2010

После Исхода Москва превратилась в мертвый город. Да, в нем еще живут люди, но каждую минуту они могут стать жертвами монстров – гастов или гуллов – или, что еще страшнее, сами переродиться в подобных чудовищ. Алкоголь, наркотики, тупая музыка, дебильные шоу по телевидению и убийства, убийства, убийства – таков теперь удел обитателей Мертвограда. Загадочная Гильдия чистильщиков, подменив собой правительство, пытается странными и жестокими методами поддерживать порядок. Но разве возможно навести его на «пире во время чумы»? Однако на очередной вызов мчится «неотложка» чистильщиков. Именно санитару Игорю Пескову по прозвищу Гибер предстоит сделаться тем камешком, который увлечет за собой камнепад событий и или погребет обреченный город, или проломит стену отчаяния и страха…

Ночь. Двое и бродяга

— Знаешь, порой мне кажется, что на самом деле ничего нет.

— Ничего?

— Ничего.

— Вообще ничего?

— Вообще!

— Ни шогготов, ни сырцов, ни гастов с гуллами?

— Нет даже Гильдии!

— Ну, это ты хватил…

— Ничуть!

— А как насчет нас?

— Нас тоже нет!

— Здорово!.. Нет, на самом деле! Вот это действительно здорово!

— Еще бы!

— Мне нравится!

— Конечно!

— Определенно нравится!

— У нас лучшая в мире работа.

— Почему?

— Мы обращаем нечто в ничто! А ничто — в нечто!

— Да!

— И это — здорово!

— Отлично!

— Ну, ладно. — Брим провел ладонью по влажному от пота лицу. — Подурачились — и будет.

— Провались оно все пропадом, — поддакнул Шика.

— Что за ночь сегодня… — Брим глотнул пива из бутылки и недовольно поморщился. К горлу подкатил плотный, кисловатый комок тошноты. — Даже пиво горячее… Не помню, чтобы еще когда был такой жаркий май… Ночь, а духота, как в парилке. — Брим недовольно посмотрел на бутылку в руке. — Даже пить не хочется.

— Ну, и не пей.

— А я и не пью. — Брим кинул бутылку в гулко ухнувший мусорный ящик.

— Дурак совсем? — расстроенно посмотрел на Брима бездомный, завернутый в рваную солдатскую шинель с поднятым воротником, сидевший, сложив ноги крестом, по другую сторону аллеи, на травке, под кустом. — Не хочешь пить — не пей. А добро-то чего переводить?

Брим будто и не услышал его. Кинул руки на спинку скамейки, голову запрокинул и в небо уставился. Темное, беззвездное, пустое.

Где-то вдалеке играет музыка. Так далеко… Не то что слов не слышно, а и мелодию не уловить. То ли плясовое что-то, то ли тоскливый, надрывный блатняк.

С истошным завыванием сирены и мертвенным мерцанием желто-зеленых огней из переулка вылетела машина «неотложки», развернулась на крошечном перекрестке и провалилась в ночь.

Снова стали слышны отголоски музыки. День рождения у кого? Или народ просто так, сам по себе дуреет?

— Еще бы не сдуреть в такой-то духоте…

Шика посмотрел на бездомного:

— Из-за духоты у людей бессонница…

Тот сидел на корточках, втянув кудлатую голову в плечи. Нахохлившись, будто сыч. И словно ждал чего.

— А бессонница — это прямой путь к психозу.

Нет, не сыч, а стервятник. Сидит, смотрит на них и ждет, когда они от жары издохнут. Тогда-то он их и сожрет. Теплых еще выпотрошит.

— Пошел вон! — цыкнул на бродягу Шика.

Не зло, а лениво.

А потому — совершенно неубедительно.

Нищий даже взгляда его не удостоил. Лишь презрительно сплюнул в траву.

— Не слышал, что ли?.. Вали отсюда!

— Ты чего это раздухарился? — Брим скосил на приятеля утомленный взгляд.

— Не нравится он мне, — мрачно буркнул Шика.

Прищурив левый глаз, Брим оценивающе посмотрел на бездомного.

— Мне он тоже не по душе… Какой-то он уж больно…

Не найдя нужного слова, Брим сделал эдакий неопределенный жест рукой.

— Подозрительный! — подсказал Шика.

— Нет, — качнул головой Брим.

— Грязный!

— Само собой… Но я не о том.

— Вызывающий!

— Да! Он провоцирует нас! Тебе так не кажется?

— Верно, — кивнул Шика.

— И вообще, — Брим озадаченно сдвинул брови, — откуда он здесь взялся?

— Не знаю, — пожал плечами Шика.

— Он был здесь, когда мы пришли?

— Да, вроде… — не очень уверенно протянул Шика.

Бродяга прислушивался к разговору двух человек, сидевших напротив него на скамейке. Но не очень внимательно. Вполуха. Они принадлежали к одному биологическому виду, но к разным мирам. Между ними не было и не могло быть ничего общего. Брим и Шика были одеты в дорогие черные костюмы, кожа у них была чистая, ухоженная, прически хотя и не самые модные, но аккуратные. Манеры их не блистали изысканностью. Но в то же время понятно было, что есть мясо они предпочитали вилкой с ножом. Хотя все же Брамсу предпочли бы что-нибудь более попсовое. Хотя бы Шевчука. У бродяги под шинелью была драная, грязная тельняшка, которая стала видна, когда, опершись на руки, он подался назад. За прической он явно не следил. Ел что придется, в любых условиях. Знал ли он, кто такой Брамс? Возможно, что и нет. Хотя кто его знает? А вот от Шевчука ему непременно сделалось бы тошно.

— Эй! — окрикнул Брим бродягу. — Ты давно здесь сидишь?

— Да уж достаточно, чтобы увидеть, как ты почти полную бутылку пива в мусорку выкинул, — с упреком ответил нищий.

— Смотри-ка, с гонором! — усмехнулся Шика. — Ишь ты!

— Мне кажется, я его знаю, — приглушив голос, сообщил приятелю Брим.

— В каком смысле?

— Я его вроде уже где-то видел.

— А, все эти уроды на одно лицо, — махнул рукой Шика.

— Не скажи. Уроды, они, понимаешь ли, бывают разные… — Не зная, что к этому еще добавить, Брим многозначительно помахал рукой. И тут же в голову пришла нужная мысль: — Да, брат! Природа, она, понимаешь, не терпит однообразия.

— А вот дураки, к примеру, все похожи друг на друга, — вроде как ни к кому не обращаясь и глядя при этом как будто в безысходную бездну, которая, по идее, должна в тебя всматриваться, не сказал, а как бы между прочим заметил нищий.

Прищурившись, Брим попытался повнимательнее присмотреться к оборванцу. Неподалеку горел фонарь, но тень от листвы превращала и без того крепко изуродованное бесформенной бородой лицо бродяги в причудливый пазл.

— Эй! — снова окликнул он нищего.

— Сам ты Эй, — беззлобно, однако весьма неучтиво отозвался тот.

Брим решил не обращать внимания на вызывающее поведение бродяги.

— Что ты тут делаешь? — спросил он в меру спокойно и по возможности миролюбиво.

— А сам-то? — Брим не мог рассмотреть точно, но ему показалось, что нищий усмехнулся. — Два часа ночи, а ты с приятелем в скверике пивко попиваешь. Жена из дома выгнала? Или, может, вы оба из этих?.. — Бродяга многозначительно кивнул куда-то в сторону Тверского бульвара.

Брим аж опешил от такой наглости.

— Слушай, — предложил приятелю Шика. — А давай его пристрелим!

— Шума много будет.

— Ну и что?

— У нас дело.

— Ну да, конечно.

Лицо Шики приобрело чрезвычайно серьезное выражение. Оно всегда становилось таким, когда он думал о деле. К делу он относился со всей серьезностью. А как же иначе?..

— Иди отсюда! — недовольно рыкнул он на бродягу.

Нищий усмехнулся — на этот раз уж точно! — и прилег на травку. Шинелькой аккуратно прикрылся. Как будто сентябрь на дворе, а не середина мая, с небывалой для этого времени года жарой. Днем, казалось, даже асфальт под ногами становился мягким, так, что хотелось наклониться и пальцем потрогать, чтобы убедиться в том, что так оно и есть.

— Назад гляньте-ка.

Шика и Брим разом обернулись. Не испуганно, но настороженно. Брим даже руку под пиджак сунул. Так, мало ли что. Но позади никого не было.

— Придурок, — зло процедил сквозь зубы Шика.

— Видите ларек на другой стороне улицы? — продолжил как ни в чем не бывало нищий.

Ларек и в самом деле был. Светился тусклым желтоватым огоньком.

— Ну? — выжидающе посмотрел на нищего Брим.

— Они булками с сосисками торгуют, — почесав бороду, сообщил бомж. — Булки черствые, а сосиски поганые. Вопрос: какого черта они этим занимаются? В два часа ночи, заметьте!

Шика и Брим непонимающе переглянулись.

— Он издевается над нами?

— Да, похоже на то.

— Хотя, конечно, — продолжил бродяга. — Я бы сейчас и от такой сосиски не отказался. Лучше — двух.

— Может, тебе еще и пивка из мусорки достать? — участливо предложил Брим.

— Не, — отрицательно мотнул головой нищий. — Оно — теплое. От него тошнит. Лучше в ларьке свежего возьми. Если у них, конечно, холодильник работает.

— Я все же пристрелю его.

— Не стоит, — не очень-то усердно попытался урезонить приятеля Шика.

— Почему?

— Ты злишься на жвачку, что прилипла к подметке твоего ботинка.

— И что?

— Это глупо.

— Все?

— Глупо и необдуманно.

— Понятно.

Брим сунул руку под мышку, положил пальцы на рифленую рукоятку пистолета, надежную и убедительную, как глоток настоящего «Гиннеса», что наливают в шеффилдском пабе «Герб старого герцога». Там — и больше нигде.

— Сломай скамейку, в конце концов! — чуть приподняв, развел руки в стороны Шика.

— Зачем?

— Тебе нужно сбросить напряжение.

— Хороший, между прочим, совет, — сказал, выглянув из-за воротника, нищий.

— Держи. — Шика протянул приятелю глушитель.

— Спасибо. — Брим вынул пистолет из кобуры и навернул на ствол глушитель.

Бродяга, приподняв голову, с интересом наблюдал за приготовлениями. При этом он не проявлял ни малейшего беспокойства. Как будто все происходящее не имело к нему никакого отношения.

— Это у тебя «глок»? — спросил он Брима.

— Да! — Брим передернул затвор.

— Неудачный выбор.

— Да что ты говоришь!

— Точно! Выпендрежный пистолет. Легкий, но чертовски ненадежный. Будь я локализатором, я бы предпочел «Хеклер и Кох» или «Десерт Игл». По ситуации. Но уж никак не «глок».

— А с чего ты взял, что я локализатор?

— А кто же еще? — с безразличным видом пожал плечами бродяга. — Для контролера у тебя мозгов маловато.

— Слушай, оставь его, — дернул приятеля за рукав Шика.

— Ага! Щас!

— С ним что-то не так!

— Не так с ним будет, когда я ему в башке дырку сделаю!

Брим перехватил рукоятку пистолета обеими руками и выставил его перед собой.

— Стой! Брим!

— Ну?..

— Посмотри вокруг… — Шика медленно, с каким-то странным, таинственным, что ли, видом развел руки в стороны и даже как будто слегка присел. — Прислушайся… — произнес он сдавленным полушепотом.

— Я ничего не слышу, — недовольно дернул подбородком Брим.

— То-то и оно! — вскинул указательный палец Шика. — Ничего не слышно!.. Ни звука…

— Потому что уже третий час ночи.

— Нет, — странно оскалившись, тряхнул головой Шика. — Такой тишины не бывает… Никогда… Ее просто не может быть… Посмотри наверх! — Он резко вскинул руку вверх. — Листва на деревьях не шевелится!

— Потому что ветра нет.

— Что-то случилось, Брим… — Шика выставил руки позади себя, будто боясь налететь на препятствие, и начал медленно пятиться. — Что-то пошло не так…

— Постой. — Брим опустил руку с пистолетом, достал из кармана белый, накрахмаленный носовой платок и тщательно вытер сначала мокрый от пота лоб, затем — щеки и скулы и только после этого — шею. — Ты можешь мне сказать, что мы тут делаем?

— Гениально!

Нищий звонко хлопнул в ладоши и рассмеялся во весь голос. Чисто и открыто — что называется от души.

— Зря ты это.

Брим вскинул руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок.

Он был уверен, что попал.

Да с такого расстояния просто невозможно было промахнуться!

Но в тот момент, когда хлопок выстрела не разорвал, а как будто еще сильнее спрессовал нереальную, противоестественную тишину, накрывшую город, будто пластиковый звуконепроницаемый колпак, стрелок почувствовал нестерпимую, выворачивающую душу тошноту. Время будто остановилось. Тишина вновь заложила ватой уши. На кончике глушителя, откуда должна была вылететь пуля, повисло сероватое, кажущееся нереальным облачко дыма. Как на картинке из комикса.

Все должно быть не так, совершенно не так, подумал вдруг стрелок.

В ладонь, сжимавшую теплую рукоятку пистолета, ударил толчок отдачи.

Неправильно… По-другому…

Застывший мир будто перевернулся. Опрокинулся, а затем снова поднялся. Но при этом совершил разворот на половину окружности горизонта, скрытого зелеными деревьями, скамейками, домами, припаркованными возле обочин машинами, ларьками, под покровом ночи торгующими черт знает чем…

Хлопок выстрела разорвался праздничной петардой.

В ноздри ударил резкий, чуть кисловатый запах пороховой гари.

— Шика… — одними губами прошептал Брим.

Во лбу у Шики образовалась аккуратная черная дырочка. Из которой потекла струйка крови. Не очень плотная, но густая. Капля на конце будто живая. Ползет уверенно, как жук. По переносице сползла к левому глазу, по щеке — к уголку рта… Когда капля доберется до подбородка, она сорвется и упадет на горячий асфальт. И тогда уже, наверное, свернется…

— Шика… — Брим отвел в сторону руку с пистолетом. — Да как же…

Шика начал заваливаться на правую сторону. Глаза его при этом оставались открытыми. Он смотрел на Брима не с осуждением, а скорее с растерянностью. С непониманием. Затем колени его подкосились, и он упал на асфальт. Ударился лбом о бордюрный камень. А руки раскинул в сторону, как будто пытался еще опереться на них, чтобы все же подняться и что-то сказать.

— А я что тебе говорил, — услыхал позади себя Брим.

Рвотный спазм заставил его согнуться пополам и обхватить живот руками.

В глазах помутилось. Уши заполнил пронзительный, тянущийся на одной нескончаемой ноте звон. Боль от которой отдавалась в висках. Брим едва ли не с надеждой ждал, когда же его наконец вывернет. Он был уверен, что это принесет облегчение. Однако тошнота никак не желала переходить в рвоту. Тошнота заполняла все тело, вытесняла мысли из головы…

Брим выронил пистолет на асфальт, сделал шаг вперед и оперся рукой о скамейку.

Кто-то взял его за плечи, довольно грубо и бесцеремонно, и помог сесть.

— Знаешь, в чем твоя ошибка? — Это был голос нищего.

Брим даже не мог сказать, кого он сейчас больше ненавидит — себя, этого нищего, воняющего, как треснувший писсуар в бесплатном сортире на станции «Кукулино»… Или весь мир?.. Да, именно осознание того, что он живет в этом мире, ничего не может в нем изменить и даже покинуть не в силах, вызывало у него тошноту.

— Эй! — Бородатый бродяга в шинели встряхнул Брима за плечи. — А ну-ка, не расслабляйся!.. Ты меня слышишь?..

— Что?..

Нищий усмехнулся, подтянул рукав шинели, которая была ему здорово велика, и хлестко ударил Брима по щеке.

Брим не почувствовал ни боли, ни обиды. Он чувствовал лишь тошноту. От которой невозможно было избавиться.

— Посмотри на меня!.. Ты слышишь?.. — Нищий влепил Бриму еще одну звонкую оплеуху. — Смотри на меня!

— Убей меня, — процедил сквозь стиснутые зубы Брим.

— Думаешь, тогда все закончится? — недобро усмехнулся бродяга.

— Посмотрим…

Голова Брима откинулась назад. Взгляд устремился в темноту неба.

— Куда подевались все звезды?

— Сейчас я тебе покажу.

Бродяга положил широкую пятерню Бриму на затылок и, надавив, заставил наклонить голову.

— Смотри!.. Видишь?.. Видишь, я тебя спрашиваю?..

— Да… — не произнес, а выблевал из себя короткий, бессмысленный звук Брим.

А видел он затылок лежащего на асфальте, возле самых его ног, Шики. Вокруг его головы растеклось широкое пятно темной, будто блестящей пленкой подернутой жидкости. В глубине которой мерцали серебристые искорки.

Как звезды.

А может, это они и были? Упавшие на землю и захлебнувшиеся в крови звезды?..

— Ну, как?

Брим сглотнул застрявший в горле кислый комок.

— Я вижу их…

— Еще смотри!

Не отпуская Брима, нищий другой рукой схватил мертвого за плечо и рывком перевернул на спину.

— Ну, и как оно?

Перемазанное кровью лицо Шики было похоже на неравномерно запекшуюся картофелину… Почему-то именно это — дурацкое и абсолютно неуместное сравнение — пришло Бриму в голову… С одной стороны подгорела, с другой — осталась сырой… Он никогда не любил картошку… В детстве Брима тошнило, когда ему в рот пытались запихнуть кусок картофельной запеканки… Кто бы это ни был — мама, бабушка, воспитательница в детском саду, вожатый в пионерском лагере, — они всегда неизменно иезуитскими, будто смазанными подсолнечным маслом голосом приговаривали: «Ты только попробуй, попробуй, как это вкусно…» Брим не хотел пробовать. Он знал, что ненавидит картошку. Но его мнение никого не интересовало… Ты только попробуй, глупенький… Давясь, он со слезами глотал омерзительную, липкую крахмальную массу… От которой оставалось чувство неизбывной тошноты.

— Зачем ты это сделал, Брим? — мягким, почти ласковым голосом поинтересовался вонючий нищий.

— Я… Я не знаю…

Брим крутил головой, стараясь не смотреть в мертвые, обращенные к такому же мертвому, беззвездному небу глаза Шики, но бродяга крепко держал его за волосы.

— Ага… А теперь еще скажи, что ты не хотел.

— Я не хотел… — покорно повторил Брим.

— Чего ты не хотел?

— Я…

Брим закашлялся.

Нищий отпустил его волосы и толкнул на спинку скамейки.

— Ты хотел застрелить меня.

— Это была ошибка…

— Нет. — Наклонившись, бродяга помахал перед его носом пальцем с грязным, обкусанным ногтем. — Ты совершил ошибку, когда отказался купить мне сосисок с пивом.

— Разве?..

Брим растерянно шмыгнул носом.

— Именно, — кивнул нищий. Беззлобно, но убедительно. — Если бы ты сделал то, о чем я тебя просил, ты бы не спеша поднялся на ноги, внимательно, как и полагается, посмотрел по сторонам и, уж поверь мне, непременно заметил бы шоггота, пристроившегося возле самой скамейки. Но — нет! Тебе ведь нужно было покрасоваться! Пистолетом, понимаешь ли, помахать!.. И ты вляпался в шоггота. После чего окончательно утратил контроль над реальностью. И смотри, к чему это привело… Нет, ты не отворачивайся, а смотри! Смотри! Чего теперь-то морщиться!

В луже крови, оставшейся на месте, где лежала голова Шики, как будто что-то вздрогнуло. Шевельнулось. Поверхность будто слегка вздулась. Приподнялась. Бриму показалось, что из темноты кровавого пятна на него смотрит чей-то недобрый взгляд.

— Смотри!..

Он, даже если б захотел, не смог бы отвести взгляд.

Перед ним разверзлась бездна.

— Смотри!

Лужа крови оживала.

Сначала что-то заставило ее вздуться, подобно плотному пузырю. Затем из нее полезли щупальца. Скользкие, полупрозрачные, лишенные не только формы, но и какой-либо иной физической сущности, они не ползли, а, казалось, перетекали по воздуху. Зыбкие, как дыхание ветра, породившего их. Легкие и ненадежные, как свет далеких звезд, который они в себя вобрали. Холодные и неумолимые, как смерть, которую они несли.

Брим вдруг будто со стороны себя увидел.

Он сидел с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, вцепившись обеими руками в скамейку. Все его тело, казалось, было сковано судорогой. А взгляд — будто ледяной коркой подернут.

— Смотри!

Щупальца шоггота скользнули по его начищенным ботинкам, обернулись вокруг щиколоток и, будто плотное, эластичное трико, начали обтягивать ноги.

Икры, голени, колени…

— Во время нашей весьма непродолжительной беседы я использовал стандартный мемвирус для создания новой модификации широко распространенного дефектного мемплекса. Вы же с приятелем, вместо того чтобы блокировать и уничтожить его, создали критическую ситуацию, которая привела к спонтанному самокопированию мемплекса, а в конечном результате — к появлению шоггота. — Нищий, который, судя по речам его, был вовсе и не нищим, и не бродягой даже, сцепил руки за спиной, низко наклонил голову и прошелся дважды вдоль скамейки, на которой сидел Брим. Он аккуратно переступил через мертвое тело и осторожно обошел стороной обернувшуюся шогготом лужу крови. — И ведь что обидно, причиной всему — глупость, помноженная на чудовищную самонадеянность. — Бородатый только приподнял руки, как будто собирался молитвенно вскинуть их вверх, и тут же снова уронил. — Ребячество, да и только! Получили оружие — значит, нужно непременно пустить его в дело! Увидали нищего — значит, непременно нужно дать ему пинка под зад! Зачем? Чего ради? А просто так! Чтобы не вонял тут! Потому что, видишь ли, нас от него тошнит! — Согнувшись в поясе, бородатый низко наклонился и немного подался вперед, чтобы попытаться заглянуть Бриму в глаза. — Ты ведь так и не понял, от чего тебя тошнит, — произнес он негромко. И с досадой тряхнул кудлатой головой. — Нет. Не понял. Приятель твой, — он быстро, искоса глянул на лежащего на асфальте Шику, — тоже ничего не понял. Но он хотя бы почувствовал, что что-то не так. И попытался остановить тебя. А ты его за это пристрелил.

Странный человек, одетый в драную солдатскую шинель, поднял руку с двумя сложенными вместе пальцами, направил их ошалевшему Бриму в лоб и изобразил выстрел.

Бах! — Голова Брима дернулась, как будто и впрямь в лоб ему угодила пуля.

— Я… Я не хотел… Не хотел его убивать…

— Понятное дело, не хотел, — усмехнулся в бороду мужик, прикидывающийся бездомным. — Тоже мне, наемный убийца, — теперь он хохотнул едва не в полный голос. — Ты бы со стороны на себя посмотрел! Ну, какой из тебя, к лешему, киллер!.. Ну?..

Шоггот уже добрался Бриму до пояса. А он сидел, боясь пошевелиться. Хотя ему отчаянно хотелось бежать.

Прочь отсюда! Прочь!

Прочь от шоггота, от странного нищего, от мертвого Шики… От надрывно стонущей где-то за раскрытым в ночной духоте окном вконец расстроенной гитары, исполнитель на которой к тому же еще ни играть, ни петь толком не умел, но при этом старательно вытягивал гнусавым голосом какой-то похабный мотивчик… От тошноты, комом забившей горло…

Но Брим сидел, не двигаясь с места. Будто парализованный. Или околдованный. А может быть, — загипнотизированный…

Точно!

Бродяга — гипнотизер, незаметно погрузивший его в транс! А на самом деле все не так! Все совсем не так!..

Он не убивал Шику!

Да!

Не убивал!

Потому что он не убийца… У него и оружия нет… Да и вообще, он понятия не имеет, как обращаться с пистолетом!..

Точно!

И он не знает, что за мужчина лежит у его ног. Потому что его — не существует.

И, что самое главное — шоггота тоже нет!

Нет!

Нет вообще ничего!

Нет ночной темноты. Нет майской жары. Нет удушающей зелени. Нет страха смерти. Да и смерти тоже нет! Он пребывает в вечности, как в великом топографическом океане. Покой и целесообразность окружают, обволакивают его, подобно легчайшим шелковым покрывалам… Все ушло прочь, растворилось, исчезло…

Осталась только выматывающая душу тошнота.

Брим открыл глаза.

Псевдонищий стоял рядом, поставив ногу на край скамейки. В руке, что лежала на колене, он держал Бримов пистолет. «Глок». Который ему не понравился… Или он нарочно так сказал, чтобы позлить Брима?.. Сам-то он пистолет держал как профессионал. Небрежно и уверенно. Так может держать оружие только тот, кто никогда с ним не расстается. Даже во сне.

— Я застрелил Шику, — убитым голосом произнес Брим.

Это прозвучало как признание перед судом. Мол, все, больше отпираться не стану. К лешему! Ведите меня, сажайте на электрический стул. Или — иголку в руку и тиопентал натрия по вене. И при этом можно кувалдой по затылку — чтобы наверняка.

— С чего это ты взял? — удивленно вскинул густые, кустистые, явно ненастоящие, приклеенные брови нищий.

Брим словно и не услышал вопрос. Медленно и плавно, будто двигаясь в невесомости, он опустил руку на обтянутую прозрачным, студенистым телом шоггота бедро и попытался ухватить в пригоршню шматок слизи. Сначала Бриму показалось, что ему это удалось. И он даже улыбнулся. Непонятно, с чего? Но когда Брим перевернул руку и разжал пальцы, оказалось, что ладонь пуста. Он почувствовал страшное разочарование. И обиду. Такую, что в носу защекотало и слезы на глаза навернулись. На шоггота ему было плевать — Бриму было жалко себя. Жалко до тошноты.

Он поднял мутный от слез взгляд. И увидел стоящего рядом с нищим Шику.

Мир снова перевернулся.

Да так резко, что Брим и заметить не успел, как свалился со скамейки.

Теперь он лежал на противно-теплом асфальте, смотрел в недружелюбно-темное небо и чувствовал, как из пулевого отверстия в виске пульсирующими толчками выплескивается кровь. Ему было не больно, а щекотно.

Склонившись, сверху на него смотрели двое. С одной стороны — ненастоящий нищий в солдатской шинели. С другой — Шика. У каждого — пистолет в руке.

— Меня убили? — тихо прошептал Брим.

Ему не было страшно — просто хотелось знать, что происходит?!

— Похоже на то, — кивнул странный тип, выдающий себя за бродягу. — Теперь твой приятель пропустил зараженный мемвирусом активный мемплекс и спровоцировал его самокопирование.

— Зато ты словил пулю, — весело подмигнул Шика.

— Тебя все еще тошнит?

Брим прислушался к тому, что происходило у него внутри. Ощущения были разные. Странные и по большей части непривычные. Оно и понятно — прежде ему не доводилось бывать мертвым. Он не мог сказать, тошнит ли его, но он точно знал, что слышит доносящийся откуда-то издалека блатняк, исполняемый под гитару сиплым, противным голосом. От которого у него тотчас же возникло устойчивое, подавляющее все остальные чувство вселенской тошноты.

— И что теперь? — полюбопытствовал Брим.

— А что теперь? — пожал плечами нищий, не то безразлично, не то устало. — Придется еще раз повторить.

— Что?

— Переход через точку поливариантности.

— На этот раз кто кого застрелит? — спросил Шика.

— Поглядим, — с недовольным видом буркнул нищий.

— Слушай-ка, — Шика посмотрел на нищего так, будто за его длинной, густой, нелепой, откровенно ненастоящей бородой стал просматриваться знакомый образ. Он поднял пистолет и озадаченно почесал стволом висок, — а ты вообще-то кто такой?

«Ай, молодец! — мысленно похвалил приятеля Брим. — Наконец-то спросил о самом главном!» — Вслух ему говорить было тяжело. Да и не хотелось.

— Я есмь начало и конец, — усмехнулся притворщик.

— Да кончай ты, — недовольно скривился Шика. — Что, совсем нас за дураков держишь?

— Ну, ладно, — не стал спорить незнакомец. — Пусть будет просто конец. Устраивает?

Спиной, мокрой от пота и крови, прилипшей к горячему асфальту, Брим вдруг почувствовал, что сейчас произойдет. Нет! Мысленно заорал он во всю глотку. И, оттолкнувшись локтем, перевернулся на живот с надеждой успеть подняться на ноги. Первая попытка оказалась неудачной. Носок ботинка скользнул по асфальту, не найдя точку опоры. Но со второй попытки Бриму все ж таки удалось подняться. Даже не успев выпрямиться во весь рост, раскинув для устойчивости руки в стороны, он побежал.

Куда?

Да куда угодно!

Лишь бы подальше от темноты, жары и тошноты! От шогготов, цепляющихся за ноги!..

Он сделал всего шесть или семь шагов, как вдруг ноги его почти по колени провалились в асфальт. Как в жидкую грязь. Продолжая по инерции двигаться вперед, Брим упал на четвереньки. Прямо перед его носом из трещины в асфальте проклюнулся малюсенький шоггот. Булькнул, надулся пузырем и начал быстро расти. Тоненькая, с крошечной луковичкой на конце ложноножка старательно, изо всех сил тянулась вверх, чтобы прилепиться к потному, перекошенному от испуга лицу.

На кончике носа повисла тяжелая, мутная капля пота.

Брим тряхнул головой.

Капля осталась на месте…

Он застрял!

Он понял, что застрял!

Крепко застрял!

И, как это ни смешно, надежно.

И виной всему был вовсе не расплавившийся от несусветной жары асфальт. А стервец, выдающий себя за нищего. С его — чтоб ему заживо сгнить! — мемвирусами!..

Бриму показалось, будто кто-то крепко наподдал ему ногой под зад. Он рыпнулся вперед и ткнулся лбом в асфальт. Точно в то самое место, где маленький шоггот только-только начал обустраивать свое слизистое гнездышко…

Шогготы внушают страх всем и вся. Наверное, нет человека, который не вздрогнул бы при одном лишь упоминании об этой твари. Хотя, надо признать, есть существа внешне гораздо более омерзительные. Шогготы вызывают тошноту не тем, как они выглядят — да большинство их попросту не видит! — а тем, что они делают.

Мир рухнул и рассыпался, как упавший пазл.

А затем сложился снова. Хотя какие-то фрагменты, скорее всего, оказались потерянными. А некоторые встали не на свои места. Неровно встали, косо, кое-как. Но это все лучше, чем дыры, зияющие в пространственно-временном континууме.

Хотя, конечно, как посудить…

— Кто-то должен сегодня умереть, — с мрачной, ненавязчивой решимостью Клинта Иствуда изрек Шика. И для убедительности добавил: — Непременно.

А затем языком ловко перекинул зубочистку из одного уголка рта в другой.

— И это буду не я, — в тон ему отозвался Брим.

— Да сколько же это будет продолжаться! — с граничащей с отчаянием тоской всплеснул руками неизвестный в шинели.

Ни один даже глаз на него не скосил.

Ай молодцы, ребята!

Шика и Брим стояли на расстоянии пяти шагов друг от друга. Каждый держал в вытянутой руке пистолет, направленный на приятеля. А между ними, как гигантский анемон, шевелил щупальцами небывалых размеров шоггот. Даже псевдонищему, который, судя по всему, много чего повидал и почти обо всем был осведомлен гораздо лучше обоих, вместе взятых стрелков, прежде такого видеть не доводилось. Никогда. И он полагал, что этот случай непременно должен войти в анналы Гильдии. Но для начала следовало разобраться с парочкой не в меру ретивых пентюхов.

— Дуэль! — вскинул вверх руки бродяга. — Дуэль по всем правилам! Не как-нибудь, а в строгих правилах искусства! — Он взмахнул белым батистовым платочком с кружевными оборочками, непонятно каким образом оказавшимся у него в левой руке. — Я бросаю платок. И как только он коснется земли, то бишь асфальта, вы оба стреляете. Промахнуться с пяти шагов весьма сложно. Но все же я на всякий случай приберег это, — таинственный нищий показал большой дуэльный пистолет. Тот самый, что был в руке у Гумилева, когда он стрелялся с Волошиным. — Если после того, как вы оба выстрелите, кто-то все же останется жив, я добью его из этого пистолета. — Незнакомец почесал стволом пистолета кончик носа, как будто прикидывая: ничего ли не забыл? — Ну вроде бы все ясно. Начинаем!

— Постой! — Шика щелкнул зубами, не сводя взгляда с противника. — Какой в этом смысл?

— Да, точно! — поддержал его Брим. — Я тоже не понимаю.

— Надо же, — озадаченно качнул головой человек с дуэльным пистолетом. — Два чудака, собравшиеся убить друг друга, заговорили о смысле жизни. Эй! — Он поднял руку с платком и посмотрел вверх. Как будто обращался к кому-то, скрывавшемуся за черным бархатным занавесом, имитирующим ночное небо. — Я надеюсь, это кто-нибудь записывает?

— Почему ты хочешь убить одного из нас? — Брим будто и не услышал последней реплики незнакомца.

— Я? — Бородатый недоуменно ткнул себя пистолетом в грудь. — Это вы собираетесь пристрелить друг друга!

— Это наше дело.

— Ну, хорошо! Делайте свое дело! А потом я сделаю свое! Я прикончу того, кто останется в живых!

— Какой в этом смысл? — повторил вопрос Шики Брим.

— А какой вообще смысл в том, что происходит вокруг? — широко взмахнул руками бродяга. — Ты задумывался когда-нибудь об этом? Или же всю жизнь давился тошнотой, полагая, что так оно и должно быть? Так и заведено от начала веков?

— О чем он? — едва заметно прищурился Шика.

— Он пытается сбить нас с толку, — ответил Брим.

— Ай! Маменька, роди меня обратно! — Странный тип с пистолетом и батистовым, благоухающим бергамотом платочком едва на месте не подпрыгнул. Аж полы расстегнутой шинели взметнулись вверх, как крылья пытающегося взлететь индюка. — Я, видишь ли, их с толку сбиваю! — Он вновь обращался к кому-то в небесах. — И это притом, что они вообще, я бы даже сказал в принципе, не понимают, что происходит. А я! — Он снова ткнул себя пистолетом в грудь. — Я — единственный, кто может им это объяснить! И именно меня они слушать не желают! Вот не желают, и все тут! Прикинь, а… — Лицо псевдонищего, та его часть, что не была покрыта густой растительностью, сморщилось, как будто от обиды. Глаза сощурились. Уголки губ поползли вниз. Бородач сначала шмыгнул носом, затем звучно высморкался в платок. — Ну, ладно. — Он еще раз шмыгнул носом, на этот раз куда как увереннее. — Начали!

Платок взлетел в воздух.

— Эй!..

— Стой!..

— Что ты делаешь!..

Забыв о пистолетах, Брим и Шика разом кинулись к платку, надеясь поймать, пока он не коснулся асфальта.

Бородач отпрыгнул на два шага назад, громко щелкнул курком гумилевского пистолета и зловеще, а может, еще и злорадно, захохотал.

— Ах-ха-ха-ха-ха-хах…

Ну, примерно вот так. Мефистофель, твердь его…

Тем временем шоггот, не теряясь, выстрелил щупальцами и подцепил за ноги сразу обоих дуэлянтов. Которые, понятное дело, не обратили на это внимания. И совершенно напрасно. Потому что шогготы — это такие твари, с которыми всегда следует держать ухо востро. И то, что ты не видишь шоггота, не чувствуешь его появления, да и вообще понятия не имеешь, что он собой представляет, — вовсе не оправдание. Согласись, если, сыграв в русскую рулетку, ты прострелил себе голову, глупо сетовать на то, что, мол, не повезло. От везения в этом мире вообще мало что зависит. Как правило, выигрывает не тот, кто стоит на месте и ждет, когда же ему наконец подмигнет удача, а тот, кто, несмотря ни на что, продолжает двигаться, видя перед собой не Цель, а Путь.

Это понимал человек в драной солдатской шинели. И не понимали Шика с Бримом. Именно поэтому ни одному из них не удалось поймать парящий в раскаленном, как в духовке, воздухе благоухающий бергамотом батистовый платок. Именно поэтому каждый из них получил пулю в голову еще до того, как начал обращаться в сырца.

Глядя на их безжизненные тела, бородач развел руками:

— Глупо и бессмысленно! Провалена уже третья попытка. По-моему, мы попусту теряем время. Из этой пары не выйдет толк.

Но у того, кто руководил процессом, имелось на сей счет свое мнение.

Мир в очередной раз перевернулся.

Теперь уже никто точно не смог бы сказать, где у него верх, а где низ.

— Хотя, с другой стороны, что такое верх и низ? Всего лишь условности. Такие же, как правая и левая нога. Которые остаются таковыми лишь до тех пор, пока мы их так называем. Свет и тьма. Холод и тепло. Один и два. Условности, о которых договариваются заранее. Исключительно ради удобства общения. Или — обмена информацией, — если хотите. Поэтому, не влезая в философские дебри, давайте просто договоримся: там, где мрачно и недоступно чернеет ночное небо — это верх, а где почти так же мрачно, но уже куда как доступнее и ближе чернеет асфальт, — это низ. Ну, вот и все. Мир снова обрел порядок и стабильность. По крайней мере, в нашем понимании, — грязный, вонючий бродяга, едва не по самые глаза заросший кудлатой бородой, в какой-то степени с надеждой, но в основном все же с тоской посмотрел на сидевших перед ним на скамейке разодетых в дорогие костюмы щеголей. — Я понятно излагаю?

Брим сделал глоток из бутылки, что держал в руке, недовольно поморщился — пиво оказалось отвратительно теплым.

— Слушай, скунс, у тебя пока еще есть выбор. Так постарайся воспользоваться им. Ты можешь прямо сейчас повернуться ко мне спиной и убраться куда подальше, и тогда я кину эту бутылку в мусорный ящик. А можешь продолжать излагать свои бредовые теории — и тогда я расшибу ее о твою башку. Ферштейн?

— Ты идиот, Брим. — Оборванец даже не улыбнулся. — Твой приятель, Шика, хотя бы молчит, если не понимает, что происходит. Что за пиво ты пьешь?

Брим удивленно посмотрел на пивную этикетку. Море, кораблик, парус… Только картинка, а названия почему-то нет.

— Ладно, поставим вопрос иначе… — Вонючий бродяга усмехнулся в бороду. — Какое пиво ты предпочитаешь?

— Чего? — непонимающе глянул на него Брим.

— Я, конечно, могу и угадать, но интереснее будет, если ты сам скажешь.

— Да пошел ты!.. Комик струганый!..

— Отличный выбор! — Бородатый щелкнул пальцами. — Посмотри на этикетку!

Теперь по волнам рядом с корабликом плыли, слегка покачиваясь, буквы, складывающиеся в слова: «Комик Струганый». Не успел Брим рот удивленно разинуть, как из-под кормы вынырнул дельфин, сделал пируэт над волной, подмигнул ему в полете и снова ушел в воду.

— Да пошел ты!.. — Брим взмахнул бутылкой столь энергично, что пиво вспенилось и выплеснулось из горлышка. — Видал я таких фокусников!..

— Боюсь, что еще не видел, — с сочувствием покачал головой бородатый. — Ты предпочитаешь пиво холодным?

— Чего?..

— Охладить, спрашиваю, пиво?

Брим растерянно посмотрел на бутылку. Дельфиний плавник вновь мелькнул среди волн.

— Как ты это сделаешь?

— Очень просто.

Бродяга даже бровью не повел.

А бутылка в руке Брима покрылась мельчайшими капельками прохладной росы, побелела от изморози, а из горлышка ее полезла влажная ледяная масса.

— Да пошел ты в рай!.. — Брим запустил бутылку в мусорный ящик.

Сообразив, что он уже в третий раз повторил одну и ту же не слишком выразительную фразу, Брим решил, что пора переходить к более радикальным мерам. Картинно, как в кино, откинув полу пиджака, он сунул руку под мышку…

— Не-а! — На этот раз бродяга наконец-то усмехнулся по-настоящему.

И покачал стволом пистолета, который держал в руке.

Оставшись без оружия, Брим почувствовал себя как-то совсем уж неуютно. Откинувшись на спинку скамейки, он наконец-то задумался о происходящем.

Шика меж тем осторожно сунул руку под пиджак и убедился в том, что его пистолет тоже пропал. Но, в отличие от приятеля, Шика не стал возмущенно орать и размахивать руками. Шика решил, что раз уж он все равно не в состоянии как-то повлиять на происходящее, то лучше позволить событиям течь по-своему. Ведь даже оставаясь на месте, ты можешь продолжать двигаться по Пути. Это Шика, кажется, начал понимать. Вот только куда ведет этот Путь? И ведет ли он вообще куда-нибудь? Эти вопросы Шика даже задавать себе боялся. Неведение порой лучше знания того, что ты не в состоянии постичь. Или это уже перебор?

— Это гипноз! — выдал Шика первое, что пришло ему в голову.

— Нет, — отрицательно мотнул головой бородатый. — Это управление сознанием на вербальном уровне.

— То есть? — непонимающе сдвинул брови Брим.

— То есть с помощью определенных словесных конструкций я заставляю ваше сознание создавать так называемые мемплексы — структурные элементы памяти, отвечающие за восприятие действительности.

— То есть ты можешь сказать, что наступил день и на небо взойдет Солнце?

— Нет, Солнце не всходит по моему приказу. И даже просьбу мою, боюсь, оно рассматривать не станет. Но я легко могу убедить вас в том, что сейчас не ночь, а день.

— Серьезно?

— Это проще, чем может показаться. Слова — чисто условные символы, связанные с теми или иными явлениями или предметами. Для того чтобы считать ночь днем, достаточно всего лишь изменить правила.

— Даже если мы станем называть ночь днем, она вовсе не станет таковой.

— Почему же?

— Потому что все остальные будут знать, что это все еще ночь.

— А если все станут называть ночь днем?

Шика озадаченно прикусил губу:

— Откуда, по-вашему, берутся шогготы?

Услыхав про шогготов, Брим и Шика тут же, как их учили, постарались расфокусировать взгляды и принялись настороженно озираться по сторонам.

— Да нет здесь шогготов, — с досадой притопнул ногой нищий. — Я просто так спросил. Знаете ли вы, откуда берутся шогготы?

— Из дырок в асфальте, — сказал Брим.

— Ну, все, приехали.

Бродяга присел на корточки так, что длинные полы шинели легли вокруг него на асфальт, и положил на колени руки. В каждой — по пистолету.

— Мне кажется, мы попусту теряем время.

— Точно, — не задумываясь, согласился Брим. — Верни пистолет и разойдемся миром.

— А иначе? — из-под бровей глянул на него бродяга.

— Что — иначе? — непонимающе переспросил Брим.

— Какая у нас альтернатива?

— Альтернатива?

— Что вы вообще тут делаете? — Бродяга посмотрел сначала на одного, затем — на другого. — А, ребята?.. Вдвоем, среди ночи…

— Мы на задании, — доверительным полушепотом сообщил бродяге Шика.

Он почему-то вдруг решил, что нищему можно доверять. Возможно, это сработал очередной, запущенный бородатым бродягой мемвирус.

— Ну, это я понимаю, — кивнул вполне удовлетворенно бородатый. — А в чем конкретно оно заключается? Задание ваше?

Шика и Брим переглянулись. Растерянно или удивленно. А может быть, удивленно и растерянно одновременно. Простой, казалось бы, вопрос поставил их в тупик. И ведь, что любопытно, на него даже необязательно было отвечать. Можно было просто послать нищего бородача. Дальше по Пути. Туда, где живут, размножаются и так вольно дышат шогготы. Но столь простой выход почему-то даже не мелькнул в сознании ни одного из парочки растерянных чудаков.

— Что с вами, ребята? — недоуменно чуть подался вперед бродяга. — Совсем память отшибло?.. Ну?.. Напрягитесь!.. Ну же!.. Да постарайтесь же!

Что-то похожее на понимание мелькнуло в глазах Шики. Он вдруг приоткрыл рот и сделал глубокий вдох. Затем медленно поднял руку и ударил себя кулаком в висок.

— Мать честная!.. — протяжно и жалостливо пропел он, как старательный дьячок. — Да что б меня развернуло и вывернуло!..

— Тошнит? — участливо осведомился нищий.

— Еще как! — не стал отпираться Шика. — Так блевать охота, что сам себе противен!

— Это хорошо, — одобрительно кивнул нищий. — Тошнота — это начало понимания.

— Ты что, совсем дурной? — едва не подскочив на месте, заорал на бородатого Брим. — Какое, к лешему, понимание?.. — Он посмотрел на нищего, на Шику, снова на нищего. — Что мы вообще тут делаем?

— Я уже спрашивал вас об этом, — напомнил бродяга.

— Да?.. И что?

— Ты вообще не захотел со мной разговаривать. — Бродяга поднял кверху ствол пистолета. — Оружием принялся грозить.

— А как пистолет у тебя оказался?

— Мне пришлось тебя обезоружить. В целях безопасности. Ты сначала приятеля застрелил, потом сам хотел застрелиться. — Оборванец дунул в ствол пистолета. — Как только человек берет в руки оружие, он начинает стремительно тупеть. Не замечали?

— Нет, — качнул головой Шика.

— А стоило бы.

Бродяга перехватил пистолет за ствол и кинул его в кусты. Следом — другой.

Брим посмотрел в ту сторону, куда улетели пистолеты, прикидывая, не стоит ли пойти и подобрать. Однако если пистолетов в кустах не окажется — а такое запросто может случиться, — он будет выглядеть полным идиотом… Хотя, конечно, он и сейчас выглядит немногим лучше. Но стоит ли усугублять ситуацию?

— Мне очень жаль, ребята, но, похоже, у вас осталась последняя попытка. Скажу честно, будь на то моя воля, я бы уже давно выгнал вас отсюда взашей. Не скажу, что вы худшие из всех кандидатов, которых мне доводилось тестировать, но вашего опыта, умений и природных способностей явно недостаточно для того, чтобы стать контролерами…

— Контролерами? — изумленно вытаращился на человека в шинели Брим. — Так нас хотят сделать контролерами?

— Поправка, — поднял ствол пистолета нищий. Или кто он там был на самом деле. — Вас всего лишь направили на учебное тестирование. Главным образом мы оценивали вашу способность удерживать в стабильном состоянии собственное представление о реальности. Потому что именно дефектные мемплексы, появляющиеся в ходе мемвирусных атак, деформируют реальность до такой степени, что это приводит к появлению шогготов. Ну а что происходит потом, вы и сами прекрасно знаете… Как давно вы работаете локализаторами?

— Я — полтора года, — сказал Шика.

— А я — девять месяцев, — доложил Брим. — До этого — год в «неотложке».

Бородатый головой покачал не то удивленно, не то разочарованно.

— Либо я чего-то не понимаю, либо жизнь стала совсем другой. Как можно полтора года проработать чистильщиком, но так и не научиться видеть дальше собственных ушей?

— Ты, наверное, хотел сказать — носа, — поправил странного собеседника Шика.

— Я сказал именно то, что хотел сказать. — Бородатый, похожий на бродягу человек резко поднялся на ноги и одернул полы драной шинели. — Я, в отличие от вас, понимаю, что означает каждое — повторяю, каждое! — произнесенное мною слово! И если я говорю «дальше собственных ушей», значит, именно это я и имею в виду.

Брим хмыкнул — вроде бы озадаченно, но в то же время и насмешливо, — и осторожно потрогал двумя пальцами кончик левого уха.

— Ну и как? — подался навстречу ему псевдобродяга. — Что-нибудь чувствуешь?

— Нет, — постарался изобразить разочарование Брим.

— Вот поэтому тебе и не стать контролером! — Бородатый резко и довольно-таки больно ткнул Брима пальцем в лоб. — Контролер все время, в любую секунду, даже когда спит, должен знать о том, что происходит вокруг. Вокруг, а не только перед носом!

— Можно вопрос? — поднял руку Брим. Он понимал, что бородатый не удостоит его ответом, поэтому сразу продолжил: — Я что-то не припомню, чтобы подавал заявление в спецподразделение мемкоммандос. Меня, между прочим, вполне устраивает работа локализатора.

Бородатый расставил ноги чуть пошире, заложил руки за спину и вперил в переносицу Брима тяжелый, немигающий взгляд.

— Я полагал, мы живем в свободной стране, — робко улыбнулся Брим.

— Все? — мрачно спросил бородатый.

— Ну, это смотря в каком смысле, — снова попытался сострить Брим.

— Не стоит говорить о том, что находится за границами твоего понимания, — холодно и сухо парировал бородатый. — А если не знаешь что сказать, так лучше промолчи. Речь человека, не понимающего того, что он говорит, кишит мемвирусами. Которые, попав на благодатную почву, тут же начинают самовоспроизводиться. А задача контролеров заключается в том, чтобы отследить ареал распространения потенциально опасного мемвируса, локализовать его и, в идеале, уничтожить.

— Я думал, этим занимаются локи.

— Локализаторы уничтожают шогготов. То есть они борются не с причиной, а со следствием. Хорош был бы врач, который при любом заболевании назначал бы пациенту ампутацию пораженной части тела или органа.

— И для этого контролер должен уметь видеть ушами, — вновь не удержался от сарказма Брим.

— Вовсе нет, друг мой, — улыбнулся в ответ ему бородатый. Вот только улыбка у него была какая-то странная. Недобрая, что ли. Или не в меру жизнерадостная. Если, конечно, такое может быть. — Контролер должен уметь верно интерпретировать то, что он видит, слышит и чувствует. Работа контролера чем-то сродни работе сапера. Достаточно единожды допустить ошибку, чтобы лишиться если не жизни, то разума.

— И на такую-то работу вы пытаетесь нас затащить? — Брим растянул губы в ухмылке и сделал резкий отрицательный жест рукой. — Я не готов ставить на кон свои мозги! Ни за какие деньги!

— А они у тебя есть? — участливо осведомился бородатый.

— На что это ты намекаешь?

— Я не намекаю, а говорю прямо — ты отказываешься от самого интересного, самого волнующего, что только может случиться с тобой в жизни. Все остальное по сравнению с этим — фу! — Человек в шинели дунул на раскрытую ладонь, и в воздух взлетело облачко золотистой пыли. — Такая же пыль, которую ты видишь, но не можешь взять в руки. Ты отказываешься от единственной, уникальной в своем роде возможности — увидеть мир таким, каков он есть на самом деле, а не как его представляют себе остальные.

— А что, есть разница? — на этот раз Брим не насмешничал, а спрашивал вполне серьезно.

— Для тебя — нет, — махнул на него рукой бородач.

— А я бы хотел попробовать, — произнес негромко Шика. — Ты ведь сказал, что у нас есть еще одна попытка. Верно?

Прикидывающийся нищим вздохнул и, дабы выразить сожаление, развел руки.

— На мой взгляд, вы оба безнадежны. Для вас мир — это набор условностей, в рамках которых живет подавляющее большинство людей, даже не подозревающих о том, что на самом деле все совсем не так, как им кажется…

— Но я вижу шогготов!

— Их могут видеть даже санитары из «неотложки». Контролер же должен определить причину появления шоггота и найти способ устранить ее.

— Наверное, этому можно научиться.

— Увы, нет. Если у человека есть способности к мемевтике, то их можно развить. Но учить человека, лишенного таких способностей, — это все равно что объяснять глухому, чем Моцарт отличается от Брамса.

— Но у нас есть еще одна попытка!

— Эй, Шика, говори только за себя, — одернул приятеля Брим. — Я не собираюсь заниматься укрощением шогготов. Мне нравится их убивать!

— Ты серьезно это говоришь? — как-то недоверчиво посмотрел на него бородатый.

— Что именно? — не понял Брим.

— Ты считаешь, что можно уничтожить то, чего не существует?

— Ну, до последнего времени нам это удавалось, — снисходительно усмехнулся Брим. — Как правило, два-три шоггота за ночь… Кстати, а почему шогготы появляются по большей части ночью?

— Потому что днем мозг человека занят повседневными, рутинными делами. Ему элементарно не хватает ресурсов для создания и клонирования новых мемплексов.

— И?..

— Поток информации, изливающийся на человека в течение дня, до поры до времени сдерживается виртуальной плотиной. Сброс происходит, как правило, вечером, когда он садится у телевизора, включает компьютер, чтобы нырнуть в какой-нибудь блог или социальную сеть, либо просто открывает газету. Даже если его интересует в ней только спортивный раздел. И хорошо, если это плавный, постепенный сброс, а не катастрофа, когда беснующийся поток сносит все на своем пути.

— Красиво излагаешь.

— Красиво будет, когда тебя самого накроет этой волной.

— Меня не накроет.

— Уверен?

— Я слишком хорошо знаю шогготов, поэтому им меня не достать.

— Ты, трель твою, ни фига не понимаешь. Шогготов — не существует. Все, что происходит в столице и в других крупных городах, — порождение современной цивилизации, основной составляющей которой является информационный бум. Мы сами создали чудовищ, пожирающих нас. — Бородатый поднял руки с растопыренными и чуть согнутыми пальцами, как будто держал в ладонях невидимый шар. — Своими собственными руками.

— А вот этими руками, — Брим повторил его жест в несколько утрированной форме, — я убиваю чудовищ.

Человек в шинели направил на Брима указательный палец. И замер в таком положении.

— Готов доказать?

— Легко.

Бородатый перевел взгляд на Шику:

— Хочешь еще раз испытать себя?

— Да.

— Ну, хорошо. — Бородатый вознес руки к небесам. — Начали!

Шика подобрал ноги под скамейку.

Брим затаил дыхание.

Мир вокруг завис, что твой Windows. Будто в ожидании того, что должно было произойти. С неизбежностью, предопределенной всем ходом чумовой истории.

Но ничего не случилось.

Бородатый опустил руки.

— Все? — подчеркнуто серьезно спросил Брим.

— Смотрите на меня. — Взмахнув кончиками пальцев, бородатый словно поманил к себе сидящих на скамейке локов. — Не оборачивайтесь. Я скажу, когда можно будет это сделать.

— А что там?

— Ты мне ответь.

— В смысле?

— Ты слишком часто пытаешься говорить о смысле, которого нет. Без всякого смысла, просто скажи мне, что находится у тебя за спиной? Ты ведь помнишь, что там?

— Ну… Да…

Брим засунул два пальца за воротник рубашки и покрутил головой. Он делал вид, что ему душно, но на самом деле это была уловка — Брим пытался посмотреть через плечо.

Бородатый погрозил ему пальцем.

— Ну, там… трава!.. Кусты!.. Аллея!.. — Брим скосил взгляд на приятеля: — Так ведь?

— Еще узенькая тропинка возле самой изгороди, — быстро добавил Шика. Изгородь невысокая, металлическая, черная… Проезжая часть и дом… Кажется, четырехэтажный…

— Точно, — кивнул бородатый. — Я заставил вас вспомнить все это для того, чтобы вы потом не обвиняли меня в том, что я что-то изменил. И вы тоже, — добавил он, обращаясь к небесам. — Но одну немаловажную деталь вы все же забыли.

— Какую?

— Не хотите попытаться вспомнить?

— За это призовые очки дают?

— Нет, но…

— И, видимо, не штрафуют. Тогда скажи нам, что мы забыли?

Бородатый прикусил губу. Вид у него был крайне недовольный. Однако спорить он не стал.

— Можете посмотреть.

На другой стороне дороги, в узком темном проулке между двумя домами, под сенью старой, развесистой липы, ветви которой были настолько большими и тяжелыми, что казалось, вот сейчас они завалят дерево, стоял маленький белый ларек, будто странный жучок, светивший из мрака тусклым, желтоватым огоньком.

— Ночной фастфуд, — кивнул Брим.

— Сосиски в булках и бутылочное пиво, — добавил Шика. — Сосиски дрянные, пиво теплое.

— Если помните, я уже предлагал вам посмотреть, что это за странный ларек, торгующий сосисками в три часа ночи.

— Ты, помнится, предлагал нам угостить тебя сосисками.

— Иначе бы вы не поняли, что от вас требуется… Впрочем, вы все равно не поняли. Поэтому сейчас я говорю вам открытым текстом: ваша цель — ларек. Есть подозрение, что там прячутся твари. Ваша задача — прояснить ситуацию.

— И уничтожить тварей! — закончил Брим.

Наставник в шинели спорить не стал.

— Ну, если будет желание… — Он улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой. — Контролер должен сам принимать решение, как поступить в той или иной ситуации.

— Отлично! — Брим живенько вскочил на ноги, одернул пиджак и картинно раскинул руки в стороны. — Насчет контролеров не знаю, но как работают локи, я тебе сейчас покажу. — Он щелкнул пальцами и протянул руку. — Оружие верни.

— Я ничего у тебя не забирал.

— Ну да, конечно.

Брим сунул руку под мышку и сразу же наткнулся пальцами на теплую рукоятку «глока». Кто тут кого дурачил — поди разберись. Брим на всякий случай достал пистолет, проверил магазин, передернул затвор.

— Настоящий? — недоверчиво посмотрел он на бородатого.

Тот в ответ хитро прищурился.

— А ты как думаешь?

Брим перехватил рукоятку пистолета обеими руками.

— Я ведь и выстрелить могу.

Бородатый беззвучно рассмеялся.

— Подумай сам, к чему это приведет?

Брим взвесил пистолет на ладони. Он никак не мог понять, кажется ли он ему слишком легким или непривычно тяжелым?

— Бессмыслица какая-то.

— Мы сегодня так много говорим о смысле, что само это понятие, кажется, утратило всякий смысл.

— Дельное замечание.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом?

— С удовольствием. Если вернетесь.

Брим озадаченно наклонил голову:

— Ты, должно быть, хотел сказать «когда вернетесь»?

— Я сказал именно то, что хотел сказать. — Бородатый зябко запахнул полы шинели, как будто в воздухе вдруг повеяло ноябрьской прохладой. — И вообще, ты задаешь слишком много вопросов.

Брим хмыкнул и посмотрел на Шику. Он хотел знать, что приятель думает по этому поводу.

— Я один пойду, — глядя в сторону, мрачно буркнул Шика.

— С чего это вдруг?

— Ты ведь не хочешь.

— Не хочу. Но не могу же я тебя бросить. — Брим почесал согнутым пальцем переносицу и быстро, хитро глянул на бородатого: — Что ты там говорил насчет этого ларька?

— Есть подозрение, что там укрываются твари, — менторским тоном повторил человек в шинели.

— И все?

— А что тебе еще нужно?

— Ну, какое-нибудь доброе слово или напутствие старшего товарища.

— Обойдешься.

— Честно говоря, я особо-то и не рассчитывал, — усмехнулся Брим.

— Ты нарочно время тянешь?

— Ты ничего не говорил про лимит времени!

— Знаешь, почему я все еще стою здесь и разговариваю с тобой? Потому что имею привычку все начатое доводить до конца. До логического, так сказать, завершения. И, между прочим, я уже точно знаю, чем закончится ваш поход к ларьку…

— Не говори! — вскинув руку, прервал бородатого Брим. — А то неинтересно будет! Еще один вопрос…

— Еще один вопрос — и можете считать, что вы провалили задание.

Брим только хмыкнул в ответ, развернулся на пятках и пошел в сторону изгороди, загребая начищенными ботинками уже поникшую от предутренней росы траву.

Примерно на полпути он обернулся, указал на бородатого пальцем и сказал громко и выразительно:

— Я вернусь!

И это была не угроза и уж тем более не насмешка. Он просто счел нужным что-то сказать. И даже не сказал первое, что пришло в голову, а сплюнул то, что вертелось на кончике языка.

Бородатый расправил плечи и по локоть засунул руки в карманы шинели. Он ничего не сказал. Но Бриму показалось, что мир за его спиной едва заметно качнулся, подернулся зыбким маревом и будто поплыл, начал вращаться, медленно, плавно, по ходу циклопической часовой стрелки вселенских часов. Мир снова готовился перевернуться. Обратиться в нечто противоположное самому себе.

Брим еще быстрее зашагал в сторону проезжей части.

Странно, что на дороге ни одной машины. Три часа ночи, но все равно странно. И то, что трава под ногами мокрая, — тоже странно. Роса? В такую-то жару?.. И не странно это было уже, а неправильно. Совсем неправильно.

— Что-то здесь не так, — догнав Брима, произнес негромко Шика.

— Точно, — кивнул на ходу Брим. — Этот нищий дурачит нас.

— В каком смысле? — насторожился Шика.

Он сам точно не знал, что имел в виду, но явно не то, о чем говорил Брим.

— Вот только не надо больше говорить о смысле. — Брим болезненно поморщился, почувствовав, как накатывает очередной приступ тошноты. — Идем! Скорее!

Он с ходу перепрыгнул невысокую, уродливую железную ограду, как будто сделанную большими, неловкими пальцами занимающегося на досуге изготовлением миниатюр великана.

— Постой…

— Что?

— Стой, тебе говорю!

Шика схватил приятеля за локоть.

— Ну? — недовольно оглянулся Брим.

— Что ты собираешься делать?

— Купить бутылку пива и сосиску в ларьке. И отнести их этому бородатому… Ну, в общем, тому типу, что послал нас.

— Ты думаешь, он за этим нас послал?

— У тебя есть другие соображения?

— Он говорил про тварей.

— Он много чего говорил. Вопрос в том, чему из сказанного им можно верить? Мы здесь проходим какой-то новый тест на профпригодность — это факт. Он здесь для того, чтобы дурачить нас и заставлять совершать ошибки — это второй факт. Все остальное — ложь. Ты просил перевести тебя в группу контролеров?

— Нет, но я собирался…

— Мысли читать они не умеют.

— Кто?

— Да кто угодно! — всплеснул руками Брим. — Даже киуры, если они существуют, не могут читать мысли!

— Почему ты в этом так уверен?

— Потому что само предположение о возможности чтения мыслей противоречит моему здравому смыслу.

— А как же шогготы?

— При чем тут шогготы? — Брим поморщился, пытаясь подавить приступ тошноты.

— Шогготы не противоречат твоему здравому смыслу?

— Шогготы противоречат всему, что угодно. Но они есть. И для меня этого достаточно, чтобы признать факт их существования.

— А киуры, значит, не существуют?

— Я в этом не уверен.

— Почему?

— Потому что не видел ни одного из них.

— Ты видел хотя бы одного индейца сиу?

— При чем тут индейцы?

— Ты их не видел, но, несмотря на это, они существуют.

Брим задумался. Почесал висок.

— Не уверен.

Он шагнул на проезжую часть. И чуть было не угодил под колеса вылетевшей бог весть откуда машины. Секунду назад ее не было. Брим был готов поклясться, что дорога пуста. Однако ж чуть не угодил под колеса.

Взвыв сиреной, машина моргнула фарами, резко вывернула влево и, продолжая надсадно завывать, унеслась в ночь.

Прочь.

— Вот же, жуть твою, — с трудом перевел дух Брим. — Чуть было… — Брим не хотел уточнять, что именно чуть было не произошло на ночной улице, а потому ограничился неопределенным взмахом руки. — Откуда, ночь бы в карман, взялась эта гигнутая машина?

— «Чуть было!..» — передразнил Шика, перепугавшийся едва ли не сильнее приятеля. — Надо смотреть, куда идешь!

— Хочешь сказать, ты видел машину?

— Конечно, видел! Слепым нужно быть, чтобы не увидеть!

— Врешь!

— А…

Шика махнул рукой и быстро перешел улицу.

— Это все бородатый, — прошипел себе под нос Брим.

Он настороженно посмотрел по сторонам, убедился, что машин нет, и быстро перебежал на другую сторону улицы.

Едва Брим ступил на тротуар, как за спиной у него, хлестнув плотным потоком горячего, упругого воздуха, пронесся грузовик.

Брим тихо выругался, отошел подальше от проезжей части и переложил пистолет из кобуры в карман. Ему все меньше нравилась затея с проверкой странного ларька. Не хватало только, чтобы кирпич на голову свалился. Брим посмотрел наверх. Так, на всякий случай. Да вроде бы неоткуда. Конечно, существует чудовищно малая статистическая вероятность того, что кирпич на голову может упасть просто так, ниоткуда. Или, если угодно, с неба. Его может принести ураган, бушующий в верхних слоях атмосферы. Или он может выпасть из багажного отделения самолета, груженного кирпичом… Бред, конечно. Но в том-то и суть.

Шика чуть пригнулся, пытаясь рассмотреть, что происходит в ларьке. Но витринные стекла были так плотно заставлены пивными бутылками, сигаретными пачками, упаковками презервативов, пакетиками с чипсами и прочей несъедобной снедью, что увидеть что-либо за ними было решительно невозможно. А полукруглое окошко закрывала серая картонка с грубо намалеванным на ней черным маркером одним только словом — «РАБОТАИТ!!!». Именно так — через «И». Прописными буквами и с тремя восклицательными знаками. Внутри играла музыка. Какой-то хрипатый блатняк под гармошку. Звук настолько плохой, что слов не разберешь. Как будто пиратскую запись, сделанную на подпольном концерте, прослушивали на плохоньком тифоне без наушников, зато на полную громкость.

Брим посмотрел на Шику.

Шика едва заметно кивнул.

Они уже полгода работали в паре и, случалось, понимали друг друга без слов.

Брим подошел к окошку и тихонько постучал.

Имитация музыки оборвалась.

Изнутри послышалось не то шуршание, не то кряхтение.

— Чего надо?

Голос недовольный. И — странный. Настолько странный, что не разберешь, мужчина говорит или женщина.

— Сосиску в булке и пиво, — нарочито громко произнес Брим.

— Какое пиво?

— Все равно, лишь бы из холодильника.

— Щас…

Снова невнятное ворчание внутри. Затем — скрежет с подвыванием. То ли микроволновка работает, то ли шкаф двигают. А может быть, и то и другое одновременно.

Брим весело подмигнул Шике. Порядок, мол. И полез в карман за бумажником.

У Шики лицо напряжено. Взгляд нервно скачет из стороны в сторону. Будто чует он опасность, но никак не сообразит: где ж она? И под какой личиной таится?

Картонка с надписью «РАБОТАИТ!!!» поползла в сторону.

— Сколько? — наклонился к окошку Брим.

Он успел увидеть два вороненых ствола обреза, пристально и вроде бы с тоской глядящих на него из окошка.

Выстрел прозвучал на удивление тихо.

Будто приглушенный хлопок.

Или это только Бриму так показалось?..

Да, наверное…

Потому что звук выстрела стал последним, что связывало его с миром. Он уже не увидел, да, наверное, и не смог бы запомнить свинцовые шарики, летящие ему в лицо.

Пригоршня картечи будто отшвырнула Брима назад. Раскинув руки в стороны и неловко подогнув ноги, он упал на горячий, кажущийся мягким асфальт.

Впрочем, горячим и мягким асфальт казался тем, кто был еще жив. Бриму же было уже все равно.

— Твердь твою!..

Выхватив пистолет, Шика метнулся к окошку.

И тоже получил заряд крупной дроби в лицо.

— Ну и стоило ли все заново начинать? — спросил, обратив взор к темному, беззвездному небу, человек в солдатской шинели.

Ему никто не ответил.

Бородатый удрученно цокнул языком.

— На стороне нужно искать. Таких, которые не рисуются. Которым действительно по фигу весь этот цирк с мемами.

Он снял шинель, аккуратно сложил ее и повесил на спинку скамейки. Проведя ладонями по густым, растрепанным волосам, он посмотрел по сторонам, будто хотел убедиться, что ничего не потерял и не забыл, и пошел по аллее.

Вдаль.

Туда, где вскоре должна была заняться заря.