Война Кланов. Медведь 2

Алексей Калинин, 2021

Кажется, что возврата нет. Я должен буду всю жизнь отворачиваться от человеческой крови, чтобы не сорваться и стать мишенью для ведарей. Против нас выступают основные силы врага, и битвам не видно конца. Что будет завтра – неизвестно никому. А над сражениями довлеет зловещее око Пастыря волков.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Война Кланов. Медведь 2 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Владимир и Геннадий

— Привет, пешеходы! — высовывается белобрысый водитель.

На вид ему лет двадцать, мой ровесник. Второй парень скалится с пассажирского сидения, он вряд ли старше первого. Потрепанная «Нива» одного возраста с хозяевами.

— Привет, автолюбители! — в тон отвечает охотница. — Что-то вы долго ехали, ещё немного и мы бы дошли сами.

Водитель разворачивается на дороге. «Нива» урчит мотором, как разбуженный медведь, и скрипит тормозами возле нас.

— Залезайте, пешеходы! — басит черноволосый парень.

— Меня можете называть Марией! — говорит охотница, когда мы оказываемся в пыльном и пропахшем бензином салоне автомобиля.

— Женёк! — протягиваю я руку между сиденьями.

— Гена! — пожимает руку светловолосый.

— Володя.

— Наши нормально добрались? — спрашивает охотница. — Фингалов и синяков не наблюдалось?

— Да вроде бы нормально, — после секундной задержки отвечает Володя. — Смурные только, да друг на друга не смотрят.

Светловолосый Геннадий переключает передачу, оглушительно стреляет выхлопная труба, и машина дергает с места. Старенькая «Нива» угрюмо рычит, набирая обороты.

Я пробую вытянуть усталые ноги, но сиденье впередисидящего не дает этого сделать, в коленку впивается жесткая рама спинки. Тете Маше хорошо с её габаритами — поджала ноги и вольготно раскинулась на сидении. Между нами притулились запыленные рюкзаки.

— Ничего, что хмурые, главное — что живые! Как там Иван Сидорович поживает?

— Спасибо, хорошо, — басит Владимир. — Ждет вас в гости. При нашем отъезде заставил ребят прокопать отводок от реки. Сказал, что совместный труд объединяет.

— Узнаю Сидорыча! Когда-то он и нас с отцом Александра заставил участок леса выкорчевать, взамен помощи с перевертнями.

— Так вот почему он называет то поле Марийкиным лугом, — обращается к Володе Геннадий. — Ну и сильны же вы, если такую здоровую поляну от деревьев освободили.

Нас обгоняют легковушки, которые скрываются за горизонтом, в дрожащем мареве дороги. По бокам проносятся стены кустов, их разделяют небольшие поля и полузаросшие просеки.

— Да, было времечко, — потягивается охотница. — Ладно, ребятушки. Посплю я немного, а вы постарайтесь сильно не трясти машину.

Тетя Маша подкладывает под щеку ладонь и закрывает веки. Охотница стала так похожа на мою бабушку, которая всегда засыпала после обеда в своем кресле у негромко бурчащего телевизора, что я ощутил желание привычно укрыть её пледом. Вот только пледа не было, и это не бабушка, а воин, что охотится на перевертней и берендеев. На таких как я…

Они всего лишь пища…

— Ты как, прошел Предел? — оборачивается ко мне Владимир. — Охотница не сильно тебя помяла?

— Да нормально. Почти и не помню ничего, — отмахиваюсь я.

Ребята переглядываются между собой, недоверчиво хмыкают. Рука Владимира мгновенно покрывается бурым мехом, и он приветливо машет лапой. Из-под верхней губы вылез клык.

Тоже берендеи.

Я печально вздыхаю по тому ушедшему времени, когда общался исключительно с людьми, а оборотней видел только по телевизору. Теперь же оборотнем оказывается каждый второй — и как я их раньше-то не замечал.

— Честно всё нормально. Со мной была тетя Маша, она и себя не дала в обиду, и меня не допустила до бренного тела. Во время Предела наскочил какой-то заблудший перевертень, но охотница справилась и с ним.

Парни переглядываются. Может мне показалось, но у Геннадия огорченно поджались губы, словно он был разочарован смертью перевертня.

— Видения какие-нибудь были? А то у меня такое в голове закрутилось, будто я мухоморов объелся, — спрашивает Геннадий. — Вроде как я воюю за русских солдат и на заднице съезжаю с Альп при суворовском переходе. Ох, и потрепал же я тогда французов, а когда очнулся, то около пятидесяти дубов оказались поцарапанными, а некоторые деревца вырвал с корнем. Хорошо еще, что на меня сделали Защитный круг, и я не смог вырваться до деревни.

— Да и у меня тоже было не меньше яри, — делится воспоминаниями Владимир. — Тоже побушевал вволю, хорошо, что нам Семёныч помогает.

— Тоже охотник?

— Да, Павел Семёнович, местный знахарь, он же лекарь, он же охотник, — загибает пальцы Владимир.

Крупные, мозолистые, в белых шрамиках — такие пальцы могли свободно гнуть гвозди, ломать ветки, выдергивать позвоночник у врага. Пальцы человека, который не понаслышке знаком с физическим трудом. Я украдкой сравниваю со своими, они хоть и закалились после рукопашной секции, гантелей и штанги, но им далеко до хваталок Владимира. У Геннадия похожие стержни постукивают по рулю. Глядя на руки, можно сразу отличить городского жителя от деревенского; человека, который нажимает на клавиатуру и не поднимает ничего тяжелее ноутбука, от того, кто привык к черенку и топорищу.

— Что же так охотницу утомил, что она без ног уснула? — кивает на тетю Машу Геннадий.

— Да шли долго, спали мало. Как там Людмила?

— Откуда ты её знаешь?

— Так учились вместе, они же с Сашкой в технаре и познакомились.

— А-а, — протягивает Владимир, — тогда понятно. Нормально с ней всё, вас ожидает, пирогов замесила.

Что-то в его голосе не вяжется с манерой разговора, словно под легкой ненавязчивой болтовней скрывается едва сдерживаемая ярость. Хотя может я устал, и мне мерещится то, чего на самом деле вовсе и нет. Охотница причмокивает во сне губами, я поправляю слегка сползший рюкзак, что грозит упасть на её ногу.

— Пироги — это хорошо, вообще замечательно будет, если с картошечкой и луком, — мечтаю я.

Почти физически ощущаю аромат мягкой сдобы, которая обернула картофельное пюре, кусочки жареного лука и мелкие крохи сала. Те самые поджаристые крохи, что придают пирогам непередаваемый вкус.

— Будут, будут тебе и с картошечкой, и с щавелем, и с черникой, — говорит Геннадий и отворачивается к дороге.

Вроде бы всё хорошо, и двигались, и нас встретили, однако какая-то неясная тревога гнездится в дальнем уголке сознания.

Может оттого, что пальцы Владимира барабанят по рулю?

Может оттого, что Геннадий притоптывает, словно подгоняет машину?

Может оттого, что не выспался?

Комаром в темной комнате жужжит чувство опасности и не дает полностью расслабиться. И спросить не у кого — ребята засмеют и покрутят пальцами у виска, а охотница спит так сладко, что будить её не поднимается рука.

Владимир крутит ручку магнитолы, и тихонько льется песня про «три кусочека колбаски». Она напоминает мне о Михаиле Ивановиче, который всего за несколько дней постарел на два десятка лет — так повлияла на него смерть семьи напарника. Я видел раньше, какое давление смерть близких оказывала на родных, словно вместе с человеком уходила часть души тех, кто его любил. Сергей много значил для Иваныча, и вместе с ним ушла половина души, словно мало смерти Федора и Марины. Я горько вздыхаю, жаль их, конечно, однако Марина сама сделала свой выбор.

— Чего вздыхаешь? — поворачивается Геннадий.

— Да так, вспомнил тут о неприятности.

В урчащей тишине мы наблюдаем, как мимо проносятся машины или же сами обгоняем ползущие фуры. Геннадий продолжает притоптывать, как и Владимир постукивает пальцами по рулю, только старается попасть в такт музыке.

Охотница тихо посапывает, подложив руку под морщинистую щечку. Более спокойное и миролюбивое существо трудно себе представить… если не знать, что она без напряжения ломает кости и убивает оборотней с богатырской легкостью.

Интересно, а если бы я смог вырваться из пут, когда проходил Предел, она смогла меня убить?

Убить, а перед Сашкой развести руками, мол, не смогла удержать. И он лишь покивает: «Не смогла, так не смогла!»

Я передергиваюсь — излишне себя накручиваю. Не может тетя Маша так поступить со мной!

Я ещё раз кидаю взгляд на морщинистое лицо — или может?

Ребята вполголоса обсуждают посадку картофеля, у кого возьмут навоз и кому придется копать большую часть поля. Колхозники, а не берендеи. Я устраиваюсь удобнее, и легкая дремота накидывает на меня покрывало. Вроде бы и присутствую и в тоже время нахожусь в другом месте: сижу за партой и списываю со шпаргалки; еду с двумя берендеями в машине; нападаю на черного оборотня. На очередной яме вновь возвращаюсь в салон.

— Да ты покемарь, не стесняйся, — оборачивается Геннадий. — Видишь, как охотница на массу давит, вот и бери с неё пример. Может, потом поменяемся, и ты дашь нам отдохнуть.

— Тогда поменьше трясите, а то спать мешаете, — улыбаюсь я и подкладываю под голову рюкзак.

— Ути какие мы нежные, — сюсюкает Геннадий. — Ладно, попробуем ямы объезжать.

Я облегчением ныряю в темные воды сновидений. Сквозь сон вижу, как мы останавливаемся на заправке, сквозь сон пью холодную воду, что ребята купили в магазинчики. Ребята поменялись местами, и теперь Геннадий ведет машину.

Я выныриваю в очередной раз, вытираю потный лоб, капельки пота блестят на ладони. Когда же смотрю на ногти, то тихо ругаюсь про себя — из-под ногтей можно выковырять чернозема на небольшой огородик. Я поднимаю с пола небольшую щепочку и пробую очистить закрома, обнаруживаю, что охотница пристально смотрит на меня.

— Ты не отвлекайся, занимайся маникюром. Когда вернемся, то можешь на курсы пойти, в окружении симпатишных девчонок будешь сидеть. Чем не сказка? — ехидничает охотница.

— Да, в окружении девчонок было бы не плохо. Научишь меня маникюрить? — оборачивается Владимир.

— А что только тебя? Может, я тоже хочу? — в тон отзывается Геннадий.

— Хорош прикалываться, подумаешь — почистил ногти, так чего в педики сразу записывать?

— Это, Жень, а там только педиков берут? — спрашивает Владимир.

— Так тебе же Людмила объясняла, что у неё есть знакомый мастер педик Юра, — за меня отвечает Геннадий.

— Не, тогда лучше с грязными ногтями, чем с грязной…

— Педикюр — это когда занимаются ногтями на ногах, — я спешу прервать философствования Владимира, всё же в машине находится женщина.

— Вон оно чё! — протягивает Владимир. — А мы-то сидим в своей тайге и ни сном, ни духом о таких мастерах.

Я хотел ещё добавить о депиляции и других ужасах современной косметики, когда в зеркале заднего вида отражается насмешливый взгляд Геннадия.

Ага, ребята развлекаются, ну и пусть их.

Устали за дорогу, вот и стараются повеселиться. Со скрипом опускается мутноватое стекло, и я выбрасываю щепку из машины.

— Эй, а куда вы нас завезли? — я только сейчас обращаю внимание на то, что мы съехали с трассы и пробираемся по проселочной дороге.

— Тут ближе на сорок километров, срежем и быстрее окажемся дома, — отвечает Геннадий.

Тетя Маша молчит, смотрит в окно на вспаханную землю, на далекую линию леса на горизонте. Кругом раскинулось светло-салатовое море всходов.

— Пшеницу посеяли, по осени приглашали на уборку, — поясняет Владимир.

— Дело хорошее, — соглашается тетя Маша, — хлеб, что руками своими сотворен, завсегда вкуснее покупного.

— Вы прямо один в один слова Ивана Сидоровича повторили, — цокает языком Геннадий.

— Умным людям и мысли похожие в головы приходят, а глупым всё бы только маникюром заниматься, — показывает язык охотница.

Парни дружно хохочут. Дорога змейкой уходит в светлый перелесок.

— Да хватит вам, я всё понял. Буду как настоящий мужчина: вонюч, волосат и могуч, — отвечаю я на выпад тети Маши.

— Ну, и хорошо. А то смотришь на нынешнюю молодежь и не поймешь, кто идет — или девка или парень. Раньше взглянешь и видишь рюмку, если на ножке, то парень, если перевернутая, то девчонка, а теперь что? Худосочные студентики, у которых спустя пять-шесть лет вырастает пузо, причем как у юношей, так и у девушек. Хотя и есть те, кто не запускает себя, и радует то, что таких становится всё больше, — ворчит охотница.

— Ну, мы-то не такие, — приосанивается Геннадий.

— Были бы в городе, стали бы такими же, а пока боретесь с невзгодами, да Сидорыч вас гоняет, то и нет на вас жира. Город расслабляет, вместо того, чтобы по лестнице подниматься да сердце укреплять — на лифтах катаются. С работы на работу на машинах, да на автобусах, а нет бы пешком прогуляться. Время экономят, чтобы хватило перед телевизором поваляться, — тетя смотрит на ребят, а те смущаются, словно в чем-то виноваты.

Машина переваливается с боку на бок, окна гладят ветви берез, шелестят лапы елей. Пение птиц понемногу смолкает, небо становится похоже на голландский сыр, солнышко собирается уходить на покой. Из-под колес выпрыгивают зайцы. Я вижу, как под кустом орешника мелькает рыжий хвост. Перед стеклом пролетают пугливые птахи. Нас полчаса преследует сорока, что перелетает с ветки на ветку и осматривает чудного зверя на колесах.

Сумерки ложатся на деревья медленно и аккуратно, словно Всевышний смотрит телевизор и делает яркость поменьше, а заодно снижает контрастность с красками. Фары освещают деревья и кусты, причудливые тени скачут по стволам — черные призраки устраивают веселый хоровод. Машина съезжает с накатанной дороги на еле видную стежку. Мы протискиваемся между колоннами сосен, ныряем в заросли терновника, рассекаем папоротниковое море.

— Вы точно уверены, что мы правильно движемся? — спрашиваю я, после того, как очередная еловая ветка попыталась влезть в окно, а когда у неё не получилось, то оставила на прощание шишку.

— Не бзди, Козлодоев, такси на Дубровку доедет до места, — голосом Папанова отвечает Геннадий.

Я ощущаю, как палец охотницы что-то украдкой пишет на моей руке. Буква, пауза, буква, пауза.

«П-Р-И-Г-О-Т-О-В-Ь-С-Я-Н-А-С-П-Р-Е-Д-А-Л-И»

Я кидаю взгляд на тетю Машу, та поднимает бровь. Машина урчит громче и мелькание ветвей убыстряется.

— Чего так разогнался? — спрашивает охотница. — Или не боишься врезаться?

— Там впереди подъем будет, нужно прибавить газу, чтобы потом не пришлось толкать руками, — отвечает Геннадий.

Я ловлю короткое переглядывание между водителем и пассажиром, и ощущаю, как на шее поднимаются легкие волоски. Атмосфера в салоне так наэлектризовалась, что можно заряжать батарейки, плечи ребят напрягаются и увеличиваются в объемах.

— А вот был такой анекдот, — оборачивается к нам Владимир, — поймал вождь русского, француза и американца…

— Прыгай!!! — вопит Геннадий и выбрасывается прочь из-за руля.

Владимир тоже выпрыгивает наружу и пропадает в папоротниковых дебрях. Я рву ручку на себя, но на наших дверях открывающие рукояти сломаны. Кусты расходятся в стороны. Впереди вылезает обрыв. Не широкий — метров двадцать, но у машины нет крыльев, чтобы перепорхнуть на другой берег.

Я пытаюсь выбить дверь, когда ощущаю, как тянут за шиворот. Машина продолжает ехать навстречу своей смерти, а охотница выпорхнула в окно, уперлась ногами в дверь и вытягивает меня наружу.

Три метра до обрыва — я прижимаю руки к телу…

Два метра до обрыва — по голове бьет шальная ветка…

Метр до обрыва — половина туловища оказывается снаружи, когда нога цепляется за сиденье…

«Нива» ревет…

Передние колеса оказываются над обрывом…

Днище скрежещет о камни…

Машина переваливает через край обрыва…

— Брось! — кричу я.

— Хрен ты угадал! — сквозь зубы цедит охотница и рывком вытаскивает меня из машины, точно редиску вырывает из грядки.

Нога бьет в стойку двери, и железная махина ухает вниз. Мы оказываемся в свободном падении. Для крика распахивается рот, когда я вижу далеко внизу узкую полоску воды. Лететь до неё прилично, удар о воду с такого расстояния равносилен удару об асфальтовую дорогу.

За шиворот снова дергают и короткое падение останавливается. В бок бьет неровная стена обрыва, по нижнему ребру царапает острый край камня, который выступает над другими. Охотница держит меня за сдавливающий ворот, так кошки переносят за шкирку котят с одного места на другое. Я не могу оторвать глаз от падающей машины. «Нива» ударяет о противоположную сторону оврага, кувыркается… Вниз сыпятся вырванные комья земли.

— Схватись за что-нибудь! — слышится сверху сдавленный женский хрип.

Я судорожно шарю по стене, получается уцепиться левой рукой за выступ. Правая всё ещё оглаживает стену природного разлома. Из-под пальцев осыпается мелкий щебень. Нащупываю неровный край булыжника, который не полетел вниз, когда я пробую подтянуться. Ноги болтаются в воздухе. Далеко внизу раздается шумный плеск… «Нива» находит свое последнее пристанище.

— Держишься?

— Кое-как, — сиплю я в ответ.

Грубая ткань ветровки впивается в горло, натягивает подмышками. На голову сыпется песок, труха, мелкие камешки.

— Тогда я отпускаю, — натяжение слабнет.

Я поднимаю голову — охотница висит на толстом корне сосны, что растет неподалеку от обрыва. Корень ссохся от времени, на том месте, где он уходит в стену оврага, желтеют перетертые волокна. Ещё немного и природный канат не выдержит двух человек.

— Сейчас немного передохну, и полезем наверх, — хрипит охотница.

Платок сбился набок, из-под него вырвались непослушные седые пряди, похожие на корешки возле моего лица. Спина часто вздымается в такт дыханию, я вижу, как по впалым щекам протекает капелька пота.

— Да не успели они вылезти! Я видел, как вместе с машиной рухнули вниз, — раздается над обрывом голос Геннадия.

Шорох травы и хруст сухих листьев выдает приближение «друзей». Ещё немного и их головы покажутся над осокой, а тогда дело пяти минут найти подходящие булыжники и скинуть на нас, чтобы мы весело полетели в гостеприимную речушку. К «Ниве».

«Берендеи живучи, но и их можно убить, если грохнуться с большой высоты, например» — вспоминаются слова Марины.

— Перекидывайся, так будет легче. Отвлеки их, пока я не вылезу, — шепчет охотница.

Я представляю себе черного оборотня…. Рукава трещат на вырастающих запястьях, когти крепче впиваются в каменистую породу. Из кроссовок вырываются волосатые ступни с гудроново-черными когтями. Лоскуты одежды планируют вниз, как встревоженный рой бабочек. Окружающая реальность меняется, появляются новые запахи и звуки.

Охотница спокойно смотрит на моё превращение, но побелевшие суставы руки выдают стремление отодвинуться подальше от меня в новом воплощении. Я скалюсь и ободрительно подмигиваю — спустя некоторое время понимаю, как глупо выглядит мой жест. Тетя Маша кивает наверх, и я вгоняю ступни в стену обрыва. Отталкиваюсь четырьмя лапами, перед глазами мелькают белые корешки-черви.

Раз! Два! Три!

Предатели рода берендеевского не успевают сообразить — что к чему, когда я налетаю на них как коршун на цыпленка. Я вижу, как удивленно округляются глаза Владимира и как Геннадий сгибается к земле.

Шмяк! — первый удар приходятся по круглым глазам. Тело Владимира поднимается в воздух. От широкого лица в разные стороны летят алые брызги, словно в него попал воздушный шарик, начиненный краской.

Шлеп! — нога влепляется в Геннадия. Его отшвыривает на несколько метров в сторону, и толстая сосна останавливает короткий полет. Мохнатая зверюга выгибается поперек ствола, отчетливо хрустят позвонки. Геннадий падает вниз на четыре лапы и мотает головой, как попавший в нокдаун боксер.

— Ты и без меня справился неплохо, — слышится голос охотницы.

Она стоит на краю и отряхивает одежду. Ого! Сколько же в ней силищи, если с такой легкостью взлетела с расстояния в четыре метра. Потом вспомнил, как она меня вытаскивала из машины и ещё раз восхитился.

— Браво! — раздается сзади баритон, и следом идут неспешные аплодисменты.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Война Кланов. Медведь 2 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я