Отряд-5

Алексей Евтушенко, 2016

Долгожданное продолжение легендарного цикла «Отряд»! В одном из рукавов Млечного Пути зависла Пирамида – самый могущественный артефакт Галактики, созданный более миллиона лет назад таинственными Хозяевами. Ныне Пирамидой владеет Отряд и русские Стражи Внезеркалья под командованием Мартина Станкевича. Они мечтают сделать Пирамиду достоянием всех развитых разумных рас и создать с ее помощью Галактическое Содружество. До воплощения этой мечты остается совсем немного, но… в дело вмешиваются давние враги Отряда. Свароги сами намерены овладеть Пирамидой, используя ее возможности для завоевания Галактики. Приходится бывшим недругам, а ныне бойцам одного Отряда лейтенанту Красной Армии Александру Велге, обер-лейтенанту вермахта Хельмуту Дитцу и их подчиненным вновь взяться за оружие…

Глава четвёртая

Это было очень спокойное путешествие. Бортовой компьютер хоть и не обладал интеллектом и памятью Цили Марковны Перпельпихтер, оказался весьма и весьма неплох.

— Он намного превосходит те, которые имеются сейчас на Земле, — объясняла товарищам Оля. — Самое главное его достоинство — умение быстро учиться. В данном случае это означает, что он с каждым днём всё лучше понимает наш язык, принимает и выполняет команды, отданные голосом. Не умей он этого, не знаю, что бы мы делали. Пришлось бы или вернуться к Пирамиде и сдаться на милость сварогов или погибнуть.

— Так сложно управлять кораблём? — спросил Дитц.

— Управлять не очень сложно, — вступил Карл Хейниц. — Сложно рассчитать курс. Без этого квантового умника и вовсе было бы невозможно.

— Что значит «квантового»? — поинтересовался Велга.

Оля попыталась разъяснить, но быстро запуталась сама. Не особо помог и Карл. То есть, по его мнению, объяснить-то он сумел, но никто ничего не понял. Или почти ничего.

— Я понял самое главное, — важно заявил Валерка Стихарь. — Мы, люди, мыслим на квантовом уровне. Или даже ещё глубже. Короче, чем глубже уровень мышления, тем разумнее человек. А также существо или… з-э… машина. И дна у этой глубины не видать.

— Философ! — восхитился Руди Майер.

— Аристотель! — подхватил Шнайдер. — Платон!

— Да-да-да, — усмехнулся аналитик Влад Борисов. — Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна и бесконечно существует. Помним, читали. И даже конспектировали.

— Где? — спросил Велга.

— Как это? — удивился Борисов. — У Ленина, конечно. Работа называется «Материализм и эмпириокритицизм». Уж ты-то, Саша, должен бы помнить.

— Откуда? В школе мы это не проходили. А в пехотном училище в основном на «Краткий курс истории ВКП(б)» налегали. Там всё есть.

— А, ну да, — сказал Борисов. — Я и забыл.

— Ни фига себе, — сказал Валерка. — Это я что, мысль Ленина подумал?

— Почти, — кивнул Борисов. — Но не радуйся особенно.

— Почему?

— Дедушка плохо кончил, если ты помнишь.

— Как и Платон, кстати, — вставил Шнайдер.

— С чего это? — удивился Хейниц.

— Ну как, его же заставили выпить яд!

— Это был Сократ, — возразил бывший берлинский студент. — Его учитель. Учитель Платона, я имею в виду.

— Вот видишь! — воскликнул Курт. — Философия до добра не доводит.

— Я мир менять не собираюсь, — гордо заявил Валерка. — Разве что так, подправить чуток…

За разговорами, учёбой, тренировками, вахтами, обсуждениями планов на будущее (вернуть Пирамиду, наказать сварогов, внедрить непробиваемую систему охраны, разработать юридическую и правовую систему сдержек и противовесов для всеобщего управления Пирамидой и т. п.), едой и сном проходили дни и ночи. Время на корабле было земное, и настал день, когда «Маленький бродяга» вынырнул из гиперпространства, и на обзорном экране снова во всём великолепии засияли звезды Млечного Пути.

— Ура! — вскричал по данному поводу Валерка. — Здравствуй, галактика, мы вернулись!

— Наконец-то, — сказал Майер. — Всякий раз не по себе. Иногда мне кажется, что гиперпространство — это такая разновидность загробного мира. Конкретно — чистилища.

— Чистилища не существует, — авторитетно заявил Вешняк.

— Ну конечно! — фыркнул Руди.

— Руди, — сказал Валерка. — Ты помнишь, мы умирали. И где там было чистилище? Лично я вообще ничего не видел. Свет погас, свет включился. Всё.

— А я что-то помню, — заявил Сергей Вешняк.

— И что же ты помнишь?

— Помню, что там было хорошо. Тепло и спокойно. Как в детстве зимой на печке. Мамка даст молока, кусок хлеба… Залезешь на печь, согреешься и смотришь, как за окном снег падает…

— Эх, — вздохнул Влад Борисов. — Где та зима и та печка? Не вернуть.

— А надо? — спросил Дитц.

— Не знаю, — ответил аналитик. — Иногда хочется.

Через две недели хода на ядерной тяге Лекта приблизилась настолько, что стала до боли похожей на Землю. Разве что очертания материков, океанов и морей другие. Но это не столь важно, когда знаешь, что где-то там, на Среднем материке, живут такие же люди. Ну, почти такие же (подумаешь, ростом поменьше, два сердца вместо одного и паровую машину пока не придумали!). Зато полны благодарности за недавнюю помощь и примут, как родных. Во всяком случае, можно этого ожидать. Главное теперь сесть удачно, поближе к славному граду Брашену, где держит свой стол вершинный князь рашей Дравен Твёрдый, дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни.

— Радиомаяк, который мы оставляли, не работает, — сообщил Карл Хейниц.

— Я даже догадываюсь почему, — сказал Велга.

— Сломался? — предположил Шнайдер.

— Вряд ли, — сказал Хельмут. — Там нечему ломаться, всё просто и надёжно. Это из-за каравос Раво. Если они ещё где-то поблизости, могут возникнуть проблемы.

Как в воду смотрел.

«Маленький бродяга» заканчивал четвёртый виток вокруг планеты. Сканеры корабля пытались нащупать Брашен, чему мешала плотная облачность, а бортовой компьютер, к которому с недавних пор накрепко прикипело имя Платон, ждал точных координат города, чтобы рассчитать посадку (к сожалению, в его памяти местоположение Брашена отсутствовало).

Здоровенная дура, размером с имперский линкор сварогов, но совершенно других обводов, показалась на экранах как раз в тот момент, когда Брашен был обнаружен. Судя по траектории, подошла она со стороны естественного спутника Лекты — Вульны (размером поменьше земной Луны, но расположенной ближе) и теперь активно догоняла «Маленького бродягу» по чуть более высокой орбите. Как раз была вахта Оли Ефремовой.

— Внимание! — сообщила она всем, собравшимся в рубке. — Объект ведёт передачу лазером. Запускаю дешифровку.

— Лазером? — переспросил Шнайдер. — А что не по радио?

— В лазерный импульс больше информации влазит, — коротко пояснил изрядно поднаторевший в науках и технологиях Хейниц. — И помехам он не так подвержен.

— А ну как он этим же лазером по нам шарахнет?

— Этим же вряд ли. Если и шарахнет, то другим.

— Будем надеяться, что у них мирные намерения, — сказала Оля.

— Как говорят у нас в Саксонии, кто охотится за надеждой, тот ловит туман, — сообщил Дитц.

— У нас в Гамбурге тоже так говорят, — заметил Майер.

— За что я вас люблю, так это за оптимизм, — ухмыльнулся Велга.

— Есть расшифровка! — воскликнула Ольга. — Запускаю голосовое сообщение.

За то время, что «Маленький бродяга» провёл в сером «нигде» гиперпространства, а затем две недели пересекал на фотонной тяге планетную систему жёлтого карлика, вокруг которого на позиции номер четыре вращалась Лекта, Оля, Карл и другие весьма преуспели в обучении бортового компьютера разным штучкам (больше всех старался Курт Шнайдер). В результате чего он не только получил имя Платон и стал на него отзываться, но и приобрёл соответствующий голос. То есть соответствующий примерным представлениям людей о том, какой голос мог бы быть у Платона настоящего. А именно: низкий и хрипловатый, в котором временами отчего-то прорезывались ворчливые и даже сварливые интонации.

— Внимание, неизвестный космолёт! — прокатился по рубке голос Платона. — Говорит флагман передовой эскадры каравос Раво! Немедленно покиньте орбиту и уходите к естественному спутнику планеты. Там ждите новых сообщений и наших послов. Данная планета и всё её население находятся под защитой, контролем и опекой каравос Раво и может быть посещена только с нашего разрешения. Повторяю. Немедленно покиньте орбиту и уходите к естественному спутнику планеты. В случае неподчинения и попытки сесть на планету будем вынуждены открыть огонь. Время на принятие решения — одна сороковая часть местных суток.

После двухсекундной паузы всё сообщение повторилось сначала слово в слово.

— Одна сороковая часть — это примерно тридцать пять минут, — быстро подсчитав в уме, сообщил Карл Хейниц.

— И пять из них уже прошли, — добавила Оля. — Что будем делать?

— Мы можем им ответить? — спросил Хельмут.

— Конечно. И даже на их языке. Он был в базе данных, иначе Платон не перевёл бы так быстро.

— Тогда пусть переведёт это. — Дитц кашлянул, на секунду задумался и уверенно продолжил: — Мы мирное судно расы сварогов. Направляемся на планету с целью забрать на борт исследовательскую экспедицию. Нам ничего не известно о вашем патронаже над этой планетой и её населением. Ставим вас в известность, что в случае агрессии по отношению к нам вы будете иметь дело с имперским флотом северных сварогов, равного которому нет в Галактике. Пропустите нас, и всё будет хорошо. Мы ни с кем не хотим ссориться.

— Сварогов? — приподнял бровь Велга.

— Ну не землян же, — усмехнулся Дитц. — У нас нет космического флота. Пока. Ну так что, отправляем?

— Давай, — махнул рукой Александр. — Хуже всё равно не будет.

Ответ пришёл через три минуты.

— Вы блефуете, — хриплый низкий голос Платона как нельзя лучше соответствовал характеру сообщения. — Надпись на борту вашего корабля сделана не на языке сварогов, и сам корабль не имеет ничего общего с теми, которыми пользуются свароги. К тому же не так давно они устроили в этой системе такую бойню, что вряд ли оба их флота способны теперь хоть к каким-то серьёзным действиям. А если и способны, то к тому времени, когда они здесь снова появятся, нас уже не будет. В любом случае, лучшее, что вы можете сделать — это выполнить наши требования. Половина отпущенного вам времени прошла. Повторяем, что в случае отказа мы будем стрелять. Эта планета наша.

— Вот же суки, — не выдержал Валерка Стихарь. — Мало мы им всё-таки вломили.

— Сколько смогли, — сказал Майер. — Если кому-то интересно моё мнение, то надо от них отрываться и идти на посадку. Авось не пальнут.

— А если пальнут? — спросил Влад Борисов.

— Не попадут, — беспечно махнул рукой пулемётчик. — Мы везучие.

— Сдаваться им точно нельзя, — высказалась Нэла. — Репутация у каравос Раво хуже некуда. Как бы на Землю их не навести.

— Каким образом? — поинтересовался Курт Шнайдер. — Даже если захотим, не расскажем. Координат не знаем.

— Зато Платон знает, — сказала Оля. — Я проверяла.

— Чёрт, — пробормотал Курт. — И впрямь. Всё время забываю про эти компьютерные штучки.

— Он большой, а мы маленькие, — неожиданно подал голос Свем Одиночка. — И у нас есть крылья для полёта в воздухе. У него крыльев нет. Разве он может погнаться за нами, если мы нырнём вниз?

— Молодец, Свем! — Дитц посмотрел на охотника с уважением. — Дельная мысль. Оля, Карл, как считаете? Вы у нас главные пилоты.

— Судя по всему, этот корабль и впрямь не предназначен для посадок на планеты с атмосферами, — ответила Ефремова. — Уж больно здоровый. К тому же мы знаем, что каравос Раво пользуются для этой цели челноками.

— Решено, — сказал Велга. — Мы от дедушки ушли, мы от бабушки ушли. А от вас, ребятки, и подавно уйдём. Только сначала… Платон, переведи. Внимание, флагман каравос Раво! Мы подчиняемся. Просьба отойти на безопасное расстояние и дать нам место для маневра. Повторяем. Просьба отойти на безопасное расстояние и дать нам место для маневра. Перевёл?

— Да, — сказал Платон.

— Передавай.

Руди Майер наклонился к уху Валерки Стихаря и тихо спросил:

— От каких бабушки и дедушки?

— Потом расскажу, — так же тихо ответил Валерка. — Это длинная история.

В них попали, когда уже казалось, что хитрость удалась, и они оторвались от погони. Флагман каравос Раво повёлся на предложение и отдалился на приличное расстояние. «Маленький бродяга» включил двигатели и сделал вид, что честно собирается уйти с орбиты по направлению к Вульне. А когда флагман поверил и отстал ещё больше, резко изменил курс, окутался защитным полем, врубил форсаж и на максимально возможной скорости пошёл на снижение.

Каравос Раво опомнился, кинулся вдогон, но было поздно. Люди верно предположили, что в плотную атмосферу флагман входить не мог. Тогда он открыл огонь. Первые два залпа, сделанные, судя по всему, из лазерных пушек, поглотило защитное поле. Это потребовало громадного перерасхода энергии из накопителей, в результате чего напряжение поля просело на девяносто два процента. Однако за это время «Маленький бродяга» успел опуститься на сотню километров и вошёл в верхние слои атмосферы. Ему нужна была ещё буквально минута-две. Однако получить их не удалось.

Флагман каравос Раво выпустил вдогон за уходящим планетолётом сразу три управляемые ракеты. Две из них удалось сбить огнём бортовой плазменной пушки и подорвать на подлёте, но третья сумела проскользнуть на опасное расстояние и рванула как раз в тот момент, когда Ольга попыталась выполнить маневр уклонения (на выстрел уже не оставалось времени).

Мощный взрыв сотряс «Маленького бродягу» от носа до кромки отражателя. Тут же сработала автоматическая защита реактора, и подача энергии во все системы корабля прекратилась. Отключились гравигенераторы, и на людей, словно железобетонная плита, навалилась пятнадцатикратная перегрузка. Последнее, что запомнил Карл Хейниц перед тем, как потерять сознание, это бешеное пламя, залившее обзорный экран и крупная, мигающая чёрными буквами, надпись на нём: «Внимание! Аварийная посадка!»

И всё затопила равнодушная темнота.

…Острый, невыразимо противный запах проник в ноздри и ударил куда-то в лобную часть мозга, буквально выдирая сознание из спасительного забытья. Александр застонал и попытался отвернуться. Запах не отставал.

— Что за… — прохрипел Велга и с трудом разлепил глаза.

Прямо над ним склонилось участливое лицо Валерки Стихаря, на которое слева падал свет от экрана компьютерного терминала, имеющегося в каждой каюте. Свет был слабым, но его вполне хватало, чтобы заметить под глазом ростовчанина шикарный фингал.

— Очнулся, — удовлетворённо констатировал Валерка. — Как ты? Что-нибудь болит?

— Что… — первое слово едва прошелестело, но лейтенант взял себя в руки, и вторая попытка вышла лучше. — Что было?

— Как всегда, — бодро ответил ростовчанин. — В нас опять попали, и мы опять выжили. Кажется.

Велга попытался сесть и сморщился от боли в боку. Валерка помог ему подняться, усадил в кресло.

— Как самочувствие, товарищ лейтенант?

— Не пойму пока. Бок болит. Как я на полу оказался? Пристёгивался же.

Стихарь молча показал ему обрывок ремня, болтающегося внизу кресла.

— Однако… Халтурщики эти Хозяева. Не могли нормальные ремни сделать.

— Карл говорит, что перегрузка в какие-то доли секунды достигала пятнадцати «же». А гравигенераторы отказали.

— Ясно. Все живы?

— Ещё не знаю. Карл и Ольга точно в порядке. Я, как в себя пришёл, первым делом в рубку приковылял. Потом к тебе.

— Мы сели?

— Можно и так сказать. Наверное.

— Куда?

— А что, были варианты? На Лекту, куда ещё.

— Валера!

— Извини, это я ещё не отошёл. Трясёт всего. Не знаю. Но точно не рядом с Брашеном.

— Но хотя бы континент тот?

— Вроде да. Карл и Оля там разбираются. А пока вон, можешь полюбоваться, картинка передаётся с внешних камер.

Велга повернулся вместе с креслом и уставился на экран. Снаружи шёл дождь. Он мелко и густо сыпался с неба, затянутого низкими серыми тучами, но и сквозь эту мокрую завесу можно было рассмотреть сплошное море деревьев, колышущееся за бортом «Маленького бродяги». Корабль то ли лежал, то ли стоял (пока это было не очень понятно) на боку, но камеры, расположенные в его средней части, находились от земли на высоте минимум сорока двух метров и смотрели выше всех древесных верхушек.

— Натуральная тайга, — сказал Валерка. — Ни конца, ни края. Жаль, что Мишка не с нами.

— Жаль, — согласился Велга. — А также Аня и Лиза. Ладно, пошли смотреть, как там остальные.

Он поднялся с кресла. Бок болел.

— Сильно болит? — спросил Валерка.

— До свадьбы заживёт. Шикарный фингал, кстати. Тоже ремень не выдержал?

— Нет. Какая-то хрень с потолка отвалилась. Металлическая. И прямо на морду.

— Говорю же — халтурщики.

— Просто мы привыкли к Пирамиде, где ничего не ломается.

— Да, — вздохнул Александр. — Наверное, ты прав. Теперь придётся отвыкать.

Серьёзных повреждений не получил никто. Несколько ушибов и растяжений не в счёт. Было подозрение, что у Велги сломана пара рёбер, но обошлось. Люди оказались крепче «Маленького бродяги», который, как вскоре выяснилось, поломался при посадке довольно сильно. Не в щепки, но всё-таки.

— Захоти мы взлететь прямо сейчас, ничего не выйдет, — сообщил Карл Хейниц результаты диагностики. — Нужен ремонт. И серьёзный.

— Насколько серьёзный? — спросил Дитц. — Сами справимся?

— Может, да, а может, и нет, — ответил ефрейтор. — Так сразу не скажешь. Но даже, если справимся, быстро не получится.

— Согласна с Карлом, — подтвердила Оля. — Здесь работы месяца на три. Это при самом оптимистичном раскладе, если целы ремонтные роботы, и мы сумеем их запустить. Из восьми посадочных опор сломаны три, и мы фактически лежим на брюхе. Проблемы с реактором. Потеряно семьдесят восемь процентов мощности. Оставшихся двадцати двух процентов достаточно, чтобы у нас были свет, тепло и энергия для гравигенераторов и ремонта, но совершенно не достаточно, чтобы летать. Плюс разгерметизация грузового трюма и отказ двух маневровых двигателей из пяти. А, да, ещё основной гравигенератор вышел из строя. Контур полетел. Остался запасной, но его мощности тоже не хватит, чтобы взлететь.

— Три месяца — это до хренища, — сказал Велга.

— Да, — согласился Дитц. — К тому же, три — это по самым оптимистичным. Мы, понятно, все тут оптимисты, но знаем, как бывает на самом деле.

— Четыре, — сказал Руди Майер.

— А то и все пять, — хмыкнул Валерка Стихарь.

— За это время можно пешком от Чернигова до Хабаровска дойти, — сказал Вешняк.

— Почему от Чернигова? — удивился Валерка.

— Потому что далеко, — сказал сержант.

— Я правильно помню, что на борту есть что-то вроде вездехода? — спросил Велга. — Кажется, он даже способен летать.

— Правильно, — вздохнула Оля. — Но я не закончила о поломках и повреждениях.

— Только не говори, что нам не на чем ехать, — попросил Хельмут. — И летать.

— Сама не хочу, — сказала Оля. — Но всмятку. Крепления в грузовом трюме не выдержали. Собственно, поэтому герметичность и нарушена…

Выяснилось, что единственный, имеющийся на борту вездеход сорвался с креплений, пролетел около тридцати метров и со всей дури въехал изнутри в борт. Пять тонн, помноженные на скорость и перегрузку. Пробил здоровенную дыру в обшивке (по закону подлости его угораздило врезаться в самое тонкое и слабое место) и вывалился наружу. С высоты около двухсот метров.

— Могу показать, что от него осталось, — сказала Оля. — Восстановлению не подлежит.

— Не надо, — вздохнул Дитц. — Боюсь, моя тонкая саксонская душа не выдержит этого зрелища.

— Кстати, до Брашена примерно две тысячи километров, — сообщил Карл. — На запад. Точнее, две тысячи двадцать. На пути несколько рек, две из них крупные, и одно море. Не слишком широкое, но всё-таки. Если обходить с севера, то это дополнительные восемьсот кэмэ.

— Не слишком широкое, это сколько? — спросил Майер.

— Двести тридцать.

Пулемётчик только вздохнул.

— Горы? — спросил Велга.

— Нет. Разве что холмы. Сразу за морем. Да что я рассказываю, сами смотрите. Платон создал карту, основываясь на тех снимках, что получил, пока мы крутились на орбите.

Карл вывел на экран карту с ярко-жёлтым пунктиром маршрута. Некоторое время все молча её изучали.

— Серьёзных препятствий не вижу, — наконец, заявил Дитц. — Если не считать моря, конечно. Первые сто двадцать километров по лесу. Тяжеловатый участок, скорее всего. Чащоба, буреломы, болота… А может, и не слишком. Пока не углубимся, не узнаем. Но думаю, что дня за четыре пройти можно. Хорошо, пусть пять. Потом относительно безлесная равнина на триста десять кэмэ. С одной рекой. Ещё шесть дней. Прогулка.

— Как через реку? — спросила Оля. — Вплавь?

— Если хочешь, — усмехнулся Дитц. — Но вряд ли мы тебе позволим это сделать. Река широкая.

— Соорудим плот, — пояснил Вешняк. — Невелика забота.

— Уже одиннадцать дней, — сказал Хейниц. — И четыреста тридцать километров.

— Дальше снова лесной массив. — Скрестив руки на груди и прищурившись, Дитц следил за стрелкой, которая ползла по карте, как бы иллюстрируя его слова. — Сто семьдесят кэмэ.

— Итого шестьсот, — отметил Карл. — Восемнадцать суток. Если с запасом. На этот лес положим неделю.

— А вот и море, — сказал Велга. — Двести тридцать. Многовато для плота… Стоп, а это что? Увеличить можно?

На увеличенном снимке на берегу залива, расположенного южнее их предполагаемого маршрута, отчетливо просматривался город. Улицы, дома, крепостная стена вокруг. Мощёная дорога, ведущая на север и юг. Возделанные поля на расчищенных от леса участках.

— Город на восточном берегу, — удовлетворённо произнёс Велга. — Наверняка порт. Ну-ка, на западном есть?

Посмотрели, нашли сразу два на западном берегу.

— Прекрасно! — воскликнул Дитц. — Наймём корабль и переправимся на другую сторону!

— Или купим, — сказал Шнайдер.

— На какие шиши? — спросил Валерка. — Будь синтезатор, наколдовали бы золотишка. Но он на Пирамиде остался. Проще захватить. Пальнём пару раз в воздух, и ваши не пляшут. Всегда мечтал побыть пиратом.

— Нет уж, — сказал Велга. — Это на крайний случай. Но мысль с золотом правильная. Нужно спросить у Платона, есть ли на корабле золото, которое можно использовать в качестве платёжного средства.

Не откладывая дела в долгий ящик, тут же и спросили. Оказалось, есть. Золото обильно использовалось в гравигенераторах. Только в том, что без надежды на возрождение разбился вместе с вездеходом, его было больше килограмма. Стало веселее. Особенно после того, когда увидели, что сразу за морем начинаются относительно обжитые места. С дорогами, пусть редкими, но поселениями и городами. При этом некоторые из дорог вели в нужном направлении. Конечно, все помнили, что Ржавая Смерть совсем недавно лихо погуляла на континенте (и вряд ли её гульба везде подошла к концу), выкосив большинство населения. Но всё же оставалась немалая надежда, что где-нибудь по дороге удастся обзавестись каким-никаким транспортом. Пусть верхом или на телегах, но это лучше, чем топать оставшиеся тысячу двести километров (именно столько оставалось от западного берега моря до Брашена) пешком.

— Что у нас получается? — спросил Дитц, поглядев на Хейница.

— До моря — восемнадцать суток, — бодро ответил ефрейтор. — Понятия не имею, сколько потребуется, чтобы пересечь море, но, положим, ещё пять. Это вместе с временем на наём корабля.

— Или захват, — кровожадно добавил Валерка.

— Двадцать три, — сказала Оля.

— Остаётся тысяча четыреста километров, но уже по дорогам. По прямой — тысяча двести.

— Лучше по дорогам, — хмыкнул Велга.

— Пятьдесят кэмэ в сутки при хорошем раскладе, — определил Шнайдер.

— Возьмём сорок, — добавил Дитц.

— Тридцать пять суток.

— И двадцать три.

— Пятьдесят восемь, — заключил Велга. — Всё равно много, но мы постараемся двигаться быстрее. Хотя я бы на это особо не рассчитывал. Не будем забывать, что за бортом, — он кивнул головой куда-то в сторону, — начало осени. Если я правильно всё понимаю. А осенью идти труднее.

— Всё правильно, — подтвердил Борисов. — Мы были здесь в разгар лета. Сейчас уже осень. Надо уточнить у Платона, как здесь с временами года, когда наступает зима и чего от неё ждать.

— Вот и уточни, — сказал Велга. — Ну что? Цели и задачи определены? К делу. Чем раньше выйдем, тем раньше придём. Да, и прослушивайте эфир. Вдруг радиомаяк, что мы в Брашене оставили, заработает.

На подготовку к «Великому походу на Запад», как стали его называть с лёгкой руки Валерки Стихаря, ушло восемь дней. Первый — на инвентаризацию всего полезного, что имелось на борту «Маленького бродяги». Полезного оказалось много. В частности, изрядный запас весьма калорийных и занимающих мало места продуктов питания, и очень удобные вместительные рюкзаки, в которые, по выражению сержанта Сергея Вешняка, «чёрта можно впихнуть, главное, потом унести». Свежесть продуктов и снаряжение, выглядящее, как новенькое, никого не удивил. Корабль хранился в Пирамиде, в которой ничего не могло испортиться. Но теперь Пирамида была потеряна, и приходилось обходиться без этого уникального чуда техники древних неведомых Хозяев. Впрочем, людям было не привыкать. Что с техникой, что без техники они умели выполнять поставленные перед собой задачи, и, как показывал опыт, мало что во вселенной могло их остановить. Собственно, пока таковой силы вообще не находилось. Включая саму смерть.

Рулоны лёгкой, крепкой, не пропускающей воздух и воду ткани ярко-синего цвета были обнаружены в грузовом трюме под вечер первого дня. Тут же рядом нашлись и несколько бухт прочного троса из материала, весьма напоминающего нейлон. Нашёл всё это богатство Руди Майер, и он же высказал смелую мысль, что Хозяева были не дураки, а, наоборот, очень предусмотрительные разумные существа.

— И что же они предусмотрели? — ехидно поинтересовался Валерка Стихарь. — Сделаем из этого материальчика и верёвок цирк-шапито и будем в нём выступать на радость аборигенам? Чур, я не клоун.

— Почти угадал, — невозмутимо ответствовал Руди. — Воздушный шар можно сделать. И пролететь на нём хотя бы часть пути, чтобы ноги не бить. Ветер благоприятствует. Влад, подтверди.

Борисов подтвердил, что в это время года и в данной местности ветра, судя по информации, имеющейся в распоряжении бортового компьютера, действительно, преимущественно восточные.

— Но всякое может случиться, — добавил он. — Циклоны, антициклоны… Я не синоптик.

— И долго ещё будут эти ветра дуть? — спросил Дитц.

— С месяц. Затем начнут сменяться на западные, потом, ближе к зиме, на северо-западные и северные. Осень продлится ещё почти три месяца по нашему счёту. Год на Лекте длиннее земного на шестьдесят три дня. Соответственно, чуть длиннее и времена года. Да, зима на этой широте довольно суровая. Снег, морозы, все дела.

— Что ж так не везёт-то? — спросил, глядя куда-то в пространство, Курт Шнайдер. — Куда ни попадём, опять Россия.

— Вот не надо, — сказал Валерка. — А Лона? И вообще, плохо ты знаешь Россию. У нас в Ростове, например, или в Крыму…

— Погодите, — произнёс Велга нетерпеливо. — Хельмут, при чём здесь ветра? Ты что, серьёзно думаешь о воздушном шаре?

— Почему бы и нет? — ухмыльнулся Дитц. — Лететь и впрямь лучше, чем идти.

— Земля как-то надёжнее, — не слишком уверенно произнёс Вешняк.

— Что-то я не понял, кто здесь русские вообще? — поинтересовался Руди.

— При чём здесь русские-то? — не понял Вешняк.

— Это он на наш природный авантюризм намекает, — пояснила Оля Ефремова.

— Я бы даже сказал, на пофигизм, — добавил Влад. — Русским, мол, все равно. Что летать, что падать. Лишь бы дух захватывало.

После довольно бурной дискуссии о свойствах национального характера и конкретных носителях оного пришли к выводу, что здорового авантюризма вкупе с не имеющим достойного эпитета пофигизмом хватает у всех присутствующих. Иначе они бы не оказались в данных обстоятельствах.

— И всё-таки, — продолжил Велга, — специалисты есть? Профессионалы, так сказать. Потому что всё, что я знаю о воздухоплавании, почёрпнуто мной из книжки Жюля Верна «Таинственный остров».

— Не читал, — признался Валерка Стихарь. — Но что-то слышал. Кажется.

— Я читал, — сказал Карл Хейниц. — Хорошая книжка. Полезная.

— Про что? — спросил Шнайдер.

— Люди терпят крушение на воздушном шаре и оказываются на необитаемом острове. Но, в отличие от Робинзона Крузо, у них с собой нет почти ничего. Тем не менее благодаря смекалке, знаниям и трудолюбию они выживают и даже процветают. Там, правда, им капитан Немо чуток помогает оружием и инструментами, но это не главное.

— У нас свой «Наутилус», — сказал Дитц. — Уверен, здесь найдётся всё, чтобы сделать качественный воздушный шар, способный преодолеть сотни километров и противостоять любой буре.

— Романтик, — буркнул Велга.

— Есть во мне такая фигня, — весело согласился Хельмут. — Ну же, товарищ лейтенант, не будьте занудой. Я — за полёт.

— Кто ещё? — оглядел команду Велга.

Сразу подняли руки Оля, Руди, Карл, Валерка, Курт, Влад и Нэла. Свем Одиночка подумал и заявил, что он против. Объяснив при этом, что не любит неуправляемых полётов:

— Мало ли, куда нас занесёт. Когда я иду, то всегда знаю, куда иду. Здесь — нет.

Сергей Вешняк осторожно сообщил, что он воздерживается.

— Чёрт с вами, — вздохнул Александр, который поддержал Свема Одиночку. — Но, если выяснится, что мы только потеряли время, мы со Свемом не виноваты.

Шар вышел на славу. Конструкцию, схему раскроя материала и технологию сборки рассчитали при помощи Платона. В его памяти отсутствовали теоретические и практические сведения о полётах на воздушных шарах и дирижаблях, но законы физики бортовой компьютер знал твёрдо, а остальное было делом техники. К тому же выяснилось, что Оля Ефремова в юности немного увлекалась воздухоплаванием и кое-что помнит.

— Точнее, одним воздухоплавателем, — призналась она.

— И что случилось? — ревниво осведомился Велга.

— Мы расстались, — просто ответила она. — Мне было восемнадцать лет, а он оказался женат. — Затем подумала и добавила: — Козёл.

Следуя Олиным советам и рекомендациям Платона, решили, что это будет монгольфьер. То есть шар, наполняемый горячим воздухом. Ибо метан в достаточных количествах было получить гораздо проще, чем гелий (от водорода, в силу его взрывоопасности, отказались сразу) — биомассы для этого вокруг хватало. А отличную газовую горелку, конструкцию которой опять же рассчитал Платон, из имеющихся на борту материалов Руди Майер и Сергей Вешняк соорудили за два дня.

И всё равно они бы не смогли построить за столь короткое время задуманный монгольфьер, если бы не помощь корабельного робота.

Его на второй день почти случайно обнаружили Свем Одиночка и Курт Шнайдер, когда по наводке Платона искали в трюме мощную электропилу (для строительства монгольфьера нужно было расчистить от уже частично поваленного при посадке леса достаточно большой участок рядом с кораблём). Когда уже нашли и собрались возвращаться, услышали неподалёку странный шум. Первым Свем, а за ним и Курт.

— Как-будто кого-то в шкафу заперли, и он теперь скребётся, выйти хочет, — охарактеризовал эти звуки Шнайдер.

И оказался абсолютно прав. Буквально через минуту они нашли большой ящик (в него вполне поместилось бы, скажем, пианино), изнутри которого и шли характерные звуки. После поверхностного осмотра и последующей консультации с Платоном, выяснили, что внутри ящика находится ремонтный универсальный робот, запрограммированный на обнаружение и устранение всяческих поломок и неисправностей и выполнение иных работ как на борту корабля так и вне его. Ящик, в котором находился робот, должен был автоматически раскрыться сразу же после того, как корабль приземлился в аварийном режиме. Просто потому, что была нарушена герметизация грузового трюма (попросту пробита здоровенная дыра в обшивке), датчики робота это засекли, послали соответствующий сигнал в его компьютерный мозг, и тот отдал команду: «Найти и устранить поломку!» Но крышку ящика при посадке заклинило, и робот-ремонтник не мог самостоятельно выбраться наружу.

Курт врезал по заевшей крышке носком тяжёлого ботинка и тем самым дал роботу долгожданную свободу. Посмотрев, с каким энтузиазмом тот принялся заделывать дыру в обшивке (робот представлял собой летающую при помощи антиграва и реактивного двигателя полусферу диаметром около полутора метров, оснащённую «вечным» мини-реактором, кучей сенсоров и манипуляторов), Шнайдер и Одиночка решили, что машинка полезная и вполне сгодится в качестве помощника при постройке воздушного шара и вообще. Так и вышло. Робота окрестили Руриком (в честь известного промышленного района Германии, знаменитой пьесы о роботах Карела Чапека и основателя Русского государства) и приняли в свою дружную семью. Тот не возражал.

С Руриком дело пошло веселее, и на шестой день воздушный шар был готов, а на седьмой испытан. В качестве испытателей-добровольцев первыми вызвались Влад Борисов, Курт Шнайдер и Валерка Стихарь. Остальной вес добрали балластом и утром седьмого дня после аварийного приземления на Лекту четыре человека (Оля Ефремова, как самый опытный воздухоплаватель, была за командира) поднялись над лесом. Не слишком высоко, на четыре с половиной сотни метров (длина имеющихся в их распоряжении канатов), но и этого вполне хватило, чтобы убедиться сразу в нескольких вещах. А именно:

а) радиосигнал маяка, оставленного отделению киркхуркхов под командованием млайна, поймать по-прежнему не удаётся;

б) метановая горелка и выпускной клапан работают хорошо, и шар вполне способен подниматься и опускаться на заданную высоту;

в) на заявленной высоте, действительно, дует постоянный восточный ветер со скоростью около пяти метров в секунду, или восемнадцать километров в час.

— Это же сто восемьдесят кэмэ за десять часов! — воодушевился Хельмут Дитц. — И тысяча восемьсот за четверо суток! Сказка.

— Если ветер не переменится, — сказал Борисов.

— Значит, стартовать нужно как можно раньше, — уверенно заявил Дитц. — Пока не переменился.

На том и порешили, назначив старт на послезавтра.