Что с нами случилось? Сборник рассказов

Алексей Дубнов

Сборник рассказов о надежде, терпении, прощении, вере и любви. Сюжеты основаны на реальных событиях. Некоторые имена и фамилии изменены.

СОСЕДКА «Я ИЗВИНЯЮСЬ»

Когда я въехал в свою двухкомнатную квартиру, всё мне в ней нравилось — просторные светлые комнаты, высокие потолки, большая кухня. Жильё не было новым, но по сравнению с моей хрущёвкой это были хоромы. Купил я квартиру на вторичном рынке, продав свою старую однушку. Пришлось доплачивать, конечно. Копил несколько лет. Впахивал. Ломовая лошадь позавидовала бы.

Перед окончательным переездом, перевозкой вещей и мебели сделал ремонт. Не сам, бригаду мастеров нанимал. Тоже, знаете ли, вложился не слабо. От слова — оченьмногоденегпотраченоиянезнаюначтодальшежить.

Первая же ночь на новом месте преподнесла сюрприз. Лёг довольно рано, около десяти вечера, поскольку замотался с обустройством и устал. Как только начал засыпать, вдруг послышалось: тук-тук-тук-тук. Я сел на кровати и прислушался. Звук исходил сверху. Негромко так, но отчётливо. Тук-тук-тук-тук-тук, и затихло. Я плюхнулся головой на подушку и закрыл глаза. Через несколько минут, когда сознание заскользило по грани сна и реальности, сверху опять донеслось: тук-тук-тук-тук. Я сообразил, что «источник наслаждения» — от соседей наверху. Стук перемещался из одной комнаты в другую. Слышимость в панельных домах та ещё.

Гадство! Мне завтра рано с утра на работу! Что у них там пинг-понговским шариком, что ли, по полу чеканят? Дети? Дети в запале игры кричали бы и смеялись. Но никаких голосов, только тук да тук.

Так продолжалось всю ночь. Как только я начинал засыпать, «пинг-понг» возобновлялся. Я вычислил: если расположение квартиры сверху такое же, как у меня, то звук перемещался из комнаты прямо надо мной в сторону туалета и назад. Пойти к соседям ночью я не решался. Внутренняя интеллигентность не позволяла. Ладно, если безобразие завтра повторится, придётся отбросить чистоплюйское смирение и отобрать у спортсменов шарик. В ту ночь я так и не выспался. Встал разбитый, кое-как позавтракал и в сомнамбулическом состоянии поплёлся на работу.

Домой вернулся злой и раздражённый. Хорошо, что живу пока один, и поэтому срывать зло было не на ком.

Поел и расплылся в кресле перед «ящиком». Дай, думаю, новости полчасика посмотрю и на боковую. Только уселся, слышу: тук-тук-тук. Поскакали! Копыта звонкие стучат! Нет, шалишь, брат, вторую ночь я не выдержу!

Поднявшись на этаж выше, долго звонил в дверь. Никто не открывал. Вне себя от злости и раздражения хотел было уже плюнуть и убраться восвояси, когда послышался звук отпирающегося замка. Ну, сейчас я им врежу! Выскажу всё по полной! Набрал в лёгкие воздух и… тут же выпустил, когда увидел на пороге согбенную старушку. Про таких обычно говорят «божий одуванчик». Бабуля опиралась на палочку. На вид «одуванчику» было лет восемьдесят. Худенькая, с трясущейся головой.

На испаханном морщинами лице двумя каплями тускло поблескивали голубые водянистые глаза. В них вопрос. На бледных потрескавшихся губах намёк на извиняющуюся улыбку. Седые волосы аккуратно собраны в пучок. Одежда чистая, опрятная. Кажется, женщина не даёт себе опуститься.

Было видно, что старушка держалась на ногах с трудом. Я даже растерялся и забыл свою филиппику. Несколько секунд стоял «пном-пенем», не зная, что сказать.

— Я извиняюсь, чем обязана, молодой человек? — помогла мне бабуля.

— Добрый вечер, — начал я. — Я ваш сосед снизу. Моя квартира прямо под вами. Мне кажется, у вас в квартире всю ночь кто-то стучит по полу.

— Я очень извиняюсь, но это, наверное, я, — кивнула старушка и потупила глаза. — Вот палочкой стучу. Без неё не могу ходить — остеохондроз. К тому же, я извиняюсь, почки у меня больные, в туалет часто хожу. Ночью тоже.

— Так вы хоть бы резинку на палку приклеили. А то просто спать невозможно. Стучите по полу.

— Я извиняюсь, протёрлась резинка. Ковров нет. Я извиняюсь, вот и стучит палка. Сын редко приезжает, да и не допросишься у него. То забыл, то некогда, я извиняюсь.

— Погодите, я сейчас вам принесу. — Так и подмывало сказать в конце «я извиняюсь».

Найдя в ящике с инструментами старую прокладку и клей, я поднялся к соседке и приклеил резинку на палку.

Помогло слабовато. Хотя звук стал не такой резкий, но всё же был слышен. А может, я просто нарочно прислушивался? Надо было войлоком оклеить. Но нет у меня его. Да и нельзя — ламинат скользкий, поедет палка, бабуля грохнется.

Всю последующую неделю я по ночам спал урывками. Стук не давал мне полноценно отдохнуть. На работе засыпал на ходу. Начальство и коллеги стали на меня подозрительно коситься. Я был в отчаянии и не знал, что делать. Впрочем, человек ко всему привыкает. Через некоторое время организм адаптировался, и стук соседской палки стал для меня всего лишь «белым шумом». Я стал спать лучше. И тут неожиданно случилась ещё одна беда.

Как-то вечером я вернулся с работы, открыл дверь и…, меня чуть кондратий не хватил. Я не узнал свою квартиру.

Водяные разводы на идеально выбеленных потолках в кухне, прихожей и в спальне напоминали растёкшиеся по промокашке темные кляксы (я ещё застал в моём детстве чернильные ручки и промокашки). Сходство этих клякс с разводами на моём потолке было почти стопроцентное, только вместо чернил они имели желтоватый окрас. Мутные подтёки расплывались живописными узорами также и на обоях. В некоторых местах с потолка и с люстры в прихожей капало. Хорошо, что свет не включил, а то коротнуло бы. На полу в свете падающих через окно лучей закатного солнца искрились лужи.

— Что за..! — не выдержал я.

Тут и гадать нечего — подарок от соседки сверху! Ну, бабуля, это уже за гранью! Только ремонт сделал, всё спустил, на Дошираке сижу. Деньги я с неё всё-таки слуплю! У неё, в конце концов, взрослый сын есть. Если она сама не может, мне какое дело? Пусть отпрыск расплачивается или родственники там какие-нибудь.

Когда «божий одуванчик» открыла дверь, я увидел в глубине квартиры двух женщин и мужика с тряпками и вёдрами. Оказывается, вода протекла и к соседям подо мной. Хорошо, что они были дома и позвонили в ДЭЗ, иначе потоп был бы всемирный. Сантехники отключили воду, а соседи, пройдясь по подъезду, вычислили виновницу потопа. Поскольку виновница еле двигалась, пришлось им самим вычерпывать море разливанное. Из последующего с ними разговора я понял, что с бабулей это не первый случай.

«Приплыли! — подумал я. Сколько ещё будет таких заплывов?»

Старушка долго извинялась и объясняла, что, дескать, ванну хотела принять, стала её наполнять, села у телевизора да и забыла про воду.

Я был вне себя от злости, хотя и сдерживал эмоции. Трясущаяся голова и руки старой женщины, дрожащий голос, слёзы в мутно-голубых глазах-капельках не были наигранными и могли, казалось, растопить любое холодное сердце.

Но я оказался каменным истуканом, высеченным из эгоистического мелкособственнического гранита. На прощание безжалостно сообщил склеротичке (именно так я тогда её про себя обозвал), что если она не заплатит мне за ущерб, подам в суд. Во как! Жёсткий, крутой мужик! Я — мачо!

В следующую субботу в дверь ко мне позвонили. Открыл. На пороге стоял холёный представитель «лучших людей». Непоколебимый памятник самому себе. На вид лет пятидесяти в дорогом элегантном костюме и нагловатым взглядом. Этакая брюхоногая крутизна, разъезжающая на «Лексусах», «Мерсах», «Бэхах» или на чём там ещё.

— Сколько вы хотите за ущерб? Моя мать залила вас, — без всяких преамбул и извинений громко и отчётливо продекламировал сынок. Он произнёс это как божество, спустившееся с небес и делающее одолжение простому смертному. Над головой, показалось, засветился нимб. Видимо, я должен был пасть ниц, простереть к божеству руки и дрожащим раболепным голосом выдавить что-то типа: «Не извольте гневаться, ваша светлость, но нижайше просим снизойти до нашей просьбы и не отказать в бесконечной милости выделить нам некую сумму, каковую вы сочтёте достаточной, дабы покрыть издержки…» Ну, и так далее.

Вместо этого я холодно озвучил подсчитанные оценщиком расходы на устранение последствий забывчивости его мамаши.

— Позвольте визуально оценить, совпадают ли ваши требования с действительной картиной ущерба, — словно робот отчеканил холёный монумент.

— Пожалуйста, только не вы это будете оценивать. Это уже сделано без вас.

Я всё же впустил его в квартиру и показал акты аварийных служб и экспертное заключение оценщика. Брюхоногий крутяшок, повертев бумажки в руках, всё же дотошно оглядел следы потопа.

— Деньги вы получите на следующей неделе. Обойдёмся без суда? — Сынок даже не то чтобы спрашивал, скорее, утверждал. Затем показал, как сидит его блестящий костюм сзади и удалился.

Не успел я вернуться в комнату и сесть за компьютер, как услышал (потрясающая слышимость в современных домах) сверху:

— Ах ты дура! Старая карга! Совсем из ума выжила! Ты разорить меня хочешь?! Это уже третий раз за год!

Несколько секунд молчания. Затем приглушённый голос. Видимо, старушка оправдывалась, слов было не разобрать.

— Да, у меня есть деньги! — вновь заорал сын. — Но я не могу их бесконечно тратить на твоё тупоумие! Задолбала ты меня, калоша старая! Когда ж ты сдохнешь, наконец?! Хрен ли ревёшь? Я тебя кормлю, одеваю, квартиру купил, счета оплачиваю, а ты что творишь?! Склероз у неё, видите ли! Таблетки дорогие жрёшь, что я покупаю! Всё без толку! Рухлядь маразматическая! Мне надоело это! Хватит! Достала! В дом престарелых поедешь!

Я не верил своим ушам. Всё во мне сжалось. Я слушал гадкую ругань сынка с таким чувством, будто это меня оплёвывали. Захотелось встать и пойти набить морду холёному ублюдку! Какой же сволочью нужно быть, чтобы так вести себя с матерью?! Меня аж затрясло от негодования.

Сынуля поорал ещё какое-то время в том же духе, потом затих. Долго ещё в ушах у меня стояли его слова.

Когда я лёг спать, долго ворочался и не мог заснуть. Всякие мысли и вопросы лезли в голову. Как же это нужно воспитывать ребёнка, чтобы в благодарность на старости лет поиметь такое отношение? Семейные психологи говорят, что это от вседозволенности, когда родители ничего не запрещают детям и потакают любым желаниям спиногрызов. Нет, своих будущих детей я буду воспитывать в разумной строгости и в разумной любви. Сами же потом благодарны будут.

Наверху началось привычное: тук-тук-тук. Вот под эту колыбельную я и заснул.

Через неделю получил деньги на счёт. Претензий у меня больше не было. А ещё через неделю, выходя из подъезда на работу, я увидел, как сынок-монумент с брезгливым видом усаживал на заднее сиденье в чёрную Ауди «восьмёрку» свою мать, мою соседку.

Сразу всё стало понятно: старушку, которую я прозвал «Я извиняюсь», ждёт богодельня…

Брюхоногий увидел меня. Я молча смотрел на него с матерным выражением лица.

***

Минуло несколько дней. Теперь сверху покой и тишина, нет бесконечного тук-тук-тук. Всё вроде бы хорошо. Только я спать теперь не могу.