И два бойца

Алексей Геннадьевич Ломов, 2021

Предлагаемый рассказ направлен на патриотическое воспитание детей и их родителей.

Тихий, но, тем не менее резкий, звон кухонной утвари разбудит кого угодно! Сквозь поблёскивающий серебром тюль, льётся яркий солнечный свет, от чего вся комната приобретает какой-то розовый оттенок. На часах половина восьмого!"Не жена, а будильник какой-то!" — проворчал в полголоса наш герой, отвернувшись на другой бок, от настойчивости навалившегося на него солнца. Однако, взаимопонимание с Морфеем было нарушено, и стало очень жаль времени. В свои тридцать девять лет он находился на таком уровне социальной активности, которая не позволяла подолгу нежиться в постели, на пятый день, после отпуска. Ну, по крайней мере, он сам так о себе воображал. До него вдруг донёсся запах яичницы с беконом, и он окончательно решил, что"ему пора."Потянувшись, он вдруг подумал, что в отличие от своих друзей, которые рассказывают, как их по утрам раздражают жёны, он не может о своей Светлане сказать того же. Все двенадцать лет брака он ждал, что вот-вот наступит кризис. Но кризис всё не наступал и не наступал…

Герой, снова потянувшись, одним прыжком соскочил с кровати и начал разминку, которую проделывал каждое утро уже много лет. Сегодня понедельник, а значит, шеф сначала пойдёт по цехам со своими заместителями и, лишь к 11:00, начнёт планерку, к ней должен был готовиться наш герой с 9:00 до 11:00. но он, по привычке, всё подготовил в пятницу и мог на работу не являться до этой планёрки. Укоренившееся в нём чувство ответственности, перемешанное с прагматизмом, и создали для него этот щадящий график по понедельникам.

Растираясь полотенцем после душа, герой придирчиво разглядывал своё отражение в зеркале. Стройность и упругость тела бывшего чемпиона края по боксу, указывала на правильность выбранного комплекса упражнений по утрам, а седина, проступившая кое-где в густых каштановых волосах, придавала простому русскому, с носом-картошкой, лицу героя некоторое благородство. Меж тем, как в школе, из-за некоторого сходства его лица с мультяшным героем, будущего чемпиона окрестили Иванушкой-дурачком, подтолкнув к боксу. Внутренне, себя он ощущал человеком добрым, но твёрдым, что, в полной мере и отражал взгляд его карих, глубоко посаженных глаз.

Войдя на кухню, он взглянул на чуть поправившуюся, но всё ещё стройную, с копной рыжих, вьющихся волос, со взглядом, как-то из-под ресниц, жену и опять подумал, что своей привлекательности она так и не потеряла за все эти годы совместной жизни"А может быть это просто моя субъективная оценка?"Он, почему-то при взгляде на неё, всегда видел ту, бежавшую много лет назад, по ступенькам мединститута, после выпускного, в ливень и заскочившую к нему под зонт, визжащую девчонку. Вспоминал и головокружение от её глаз, под сенью своего зонта и удивлённо-хитрые глаза прохожих, давно уже идущих без зонтов…

— Кость, ты сегодня надолго? — прервала Светлана его общение с умным человеком.

— Да нет, по графику, А что?

— Пашку сегодня отдадут — автобусы из лагеря детей привозят.

— А почему так рано? Смена только полторы недели идёт!

— Да у них опять карантин какой-то, видно фруктами отравились. Больше не будем в августе ребёнка отправлять в лагерь.

— Ну, ты звякни, я в любом случае, после двух подскочить могу. А это даже хорошо, что он вернётся так рано.

— Почему? Деньги-то мы за всю смену заплатили.

— Да Бог с ними, с деньгами! Мне вчера сообщили, что поисковиками обнаружены останки моего прадеда, недалеко от города. Он всегда у нас пропавшим без вести считался, а тут, гляди-ка, нашли, даже копию части его письма прислали! Завтра утром все втроём и поедем!

— И ты молчал? Как тебе не совестно? — однако, этот упрёк не омрачил окончания их солнечного завтрака и супруги, обмениваясь задорными колкостями, подошли к входной двери.

Поблагодарив за завтрак и ритуально чмокнув в щёчку свою любимую, он привычно влился на своём не новом, но ухоженном Форде в поток трудового люда, спешащего на работу в бесконечных утренних в пробках. Однако ему не нужно было стоять в этих пробках, вместе со всеми. Работа его была не в центре, а на окраине города и, потому никто ему не мешал ему спокойно добраться до второго дома — завода вовремя.

Шеф, против обыкновения, находился у себя в кабинете, дверь была открыта и весь этаж слышал, как он распекает кого-то по телефону визгливым голосом.

— Костя, ты мне нужен, зайди, нет, это я не Вам. В общем, чтобы завтра претензия была готова! — прокричал шеф, вращаясь на стуле и олицетворяя собою динамичность, не смотря на тело, набравшее лишнего веса, во втором браке и принявшее округлую форму да пухлые щёки, которые обвиснув, внесли в его образ нечто тяжёлое, бульдожье. Уголки глаз шефа были, несколько опущены, что придавало лицу жалобно-просящее выражение, скрывающее страшного хищника. Директор Константина, Стас тоже был жертвой школьных"дразнилок"и пристального внимания"плохих мальчиков", из-за сходства с тигрёнком в чайнике, однако, по причине патологической лени и трусости, предпочитал дружить с нашим героем, прикрываясь его успехами в боксе. Пару лет назад он бросил жену, любимую им ещё со школы, с четырнадцати летним сыном, ради модельной внешности хваткой девицы, не к добру оказавшейся на соседнем кресле в самолёте и теперь был женат вторым бездетным браком, изменившим его до неузнаваемости. Он не только стал стильно одеваться, сменил круг друзей и интересов, но ещё и прибрал к рукам, в доверительное управление, все акции завода, через свой трастовый фонд, сменил главного бухгалтера, главного экономиста и начальника охраны завода.

Отключив трубку, он вскочил, а потом грузно плюхнулся обратно в свое удобное кожаное кресло, которое было предметом шуток коллектива всего завода. Когда-то одногодки, одноклассники и одногруппники вместе пришли на завод, где, в итоге, Константин стал главным инженером, а друг его Станислав, — директором. В лихое время им удалось перепрофилировать завод, изменив технологический цикл и систему управления, что вывело завод на качественно иной уровень и влиться в рынок. Для этого Константину пришлось провести реконструкцию старых немецких прессов, полученных ещё в тридцатые годы и модернизировать под них всё остальное оборудование завода. Константин по праву гордился этой своей огромной работой, давшей людям высокую зарплату и предсказуемое будущее.

— Что это там у тебя за падение производства? — начал Станислав, думая явно о чём-то другом.

— Так заказчики отказываются — брак делаем! — рутинно-скучно отозвался Константин.

— Да какой еще брак может быть у кровельного железа? Ты руководить, просто, разучился… — произнёс шеф, каким-то отрешённым видом в пол голоса, в задумчивости перебирая карандаши в своём организаторе.

— На изгибах гофра — сталь переазотированная, рвётся, как бумага и толщина гуляет. Из металлолома хорошей стали не бывает!

— Зато, дешёвая — как-бы про себя промолвил шеф и, подойдя к окну, уставился немигающим взглядом вдаль.

— Ну, потому и дешёвая. Заказчики такую не хотят. У нас в контрактах всё четко прописано. Верни прежних поставщиков сырья и всё наладится… — Константин оживился и почувствовал, что начинает горячиться.

— В общем, ты как хочешь крутись, но вся партия должна быть выпущена и отгружена, как положено!

— Да, придётся… А я-то вообще шёл к тебе отпроситься на завтра по семейным обстоятельствам.

— Какие ещё семейные обстоятельства, если такие показатели в работе? — не поворачиваясь к собеседнику, промямлил шеф.

— Так сталь вози нормальную и работа нормальная будет! — это Константина уже начинало веселить.

— Не будет больше поставок стали, успокойся.

— Как это"не будет"? Мы что, кровлю из воздуха делать собираемся? — будто споткнулся на ровном месте Константин.

— Завод я закрываю, вместо него будет торгово-развлекательный комплекс и офисные помещения.

— Ты что, с ума сошел?! А рабочих куда? — жар ударил в лицо.

— Да мне какая разница, куда они денутся? Завод столько не даёт, сколько мне нужно. Офисные здания и развлекательный комплекс — теперь это модно…

— Стас, подожди! Этот завод еще наши прадеды строили для нас, для всех, чтобы мы все были его владельцами! Здесь оборудование уникальное, здесь рабочих больше трёх тысяч человек, а у них семьи, которые содержать нужно! — ещё не веря в то, что он слышит, взвился главный инженер.

— Да ты больной какой-то сегодня! Какие семьи? Про свою семью я, например, сам думаю. И они про свои семьи сами пусть думают, мне то что? А всё это уникальное оборудование мёртвым грузом на балансе числится и больше станки с ЧПУ не выпускает. Всё, вопрос решённый! Завтра демонтаж и погрузку прессов начинаю.

— Это, каких прессов, которые до войны еще устанавливали? Мы же столько на их модернизацию потратили! Таких прессов нет нигде больше! Не глупи, подумай хорошенько! — давала о себе знать паника.

— Да… серьёзные люди перед выбором поставили: или меня банкротят или я развлекательный комплекс вместо завода делаю. Что тебе ещё не ясно?

— Так давай, к рабочим пойдём, расскажем им всё, защищаться станем!

— Да мне-то это зачем? Мне за это большие деньги дают — металл выкупают. Пресса твои знаешь, сколько стоят, на металлолом? — вышагивая по кабинету, горячился шеф.

— Подожди, но это же не только твой, это и их завод. Мы все одной семьёй были! Ты что обещал? — Сосредоточим завод в одних (твоих) руках, чтобы управлять эффективнее… А теперь что? — спросил Константин и сам ужаснулся своему вопросу, понимая КАКОЙ ответ услышит сейчас.

— С чего бы это? Все сто процентов акций теперь у меня в управлении — произнес шеф, с вызовом глядя на Константина, сдабривая взгляд еле заметной самодовольной ухмылкой.

— Я сколько тебя помню, ты столько резкие глупости и делаешь, — попытался Константин вернуть разговор в конструктивное русло, обращаясь к его детской памяти, — вспомни, я всю школу с тобой занимался да списывать тебе давал. А в институте учились, я старостой был, за тебя ходил в деканат добиваться пересдачи. А подрался в ресторане, помнишь? На поруки кто тебя взял — наша группа взяла! На завод пришли, ты же снабженцем пошёл. До замдиректора дослужился, а проворовался, кто тебя прикрывал? — коллектив завода тебя прикрывал!

Константин всё больше распалялся. Почувствовав мелкую дрожь в пальцах и прилив ярости, он продолжил, повышая постепенно тон:

— Ты, чтобы старое руководство завода убрать, что сделал? Запретил спиртное в рабочий посёлок возить и продовольствие, а всё на совет трудового коллектива свалил? А как нового директора поставили, алкоголика, кто ему всё время наливал и бумажки на подпись подсовывал? А приватизация, когда началась, кто рабочим полгода зарплату не давал, а потом деньги из кассы взаимопомощи всего завода украл и половину ваучеров выкупил за двадцать процентов цены? А бандитов кто охранниками сделал? А кто единый технологический цикл разорвал и каждый цех, и каждая бригада сами по себе стали? До драк доходило! А кто, вместо станков с ЧПУ, ширпотреб гнать стал? Шесть тысяч рабочих за ворота ушли, нищенствуют теперь! А это те самые рабочие, которые тебя на поруки брали, да прикрывали всё время — своим считали!

Константин заметил, что Стас всё глубже вжимается в свое роскошное кресло. На лысом, побагровевшем лбу выступили крупные капли пота. Понимая катастрофичность последствий этой речи для себя, Константин всё же был рад тому, что смог выговориться. Сжалившись над своим оппонентом, Константин переводил дух и прикидывал, что теперь будет…

Шеф, отдышавшись, задумчиво и злобно пробубнил:

— Ты что-то слишком много знаешь!

Однако, быстро взяв себя в руки, с нажимом, но не громко, продолжил:

— Никто их не выгоняет. Пускай переквалифицируются — будут народу билеты продавать на аттракционы да чинить их, кто-то в продавцы пускай идёт, ну не все конечно, остальные…, сами себя прокормят, раз не вписались в рынок. Ты что думаешь, им завод этот нужен? Собственность — это ответственность, прежде всего, за дело, за людей, а им не нужна ответственность! Им бы побольше выпить, да отдохнуть и, при этом, поменьше поработать. Жёнам их, только бы в кафешках языками зацепиться, в светских львиц, с бокалом вина в руках поиграть. Они не любят, когда ими манипулируют, но ответственных решений, ни за себя, ни за других, принимать не хотят. Они хотят, чтобы за них решали, за них управляли, за них отвечали, причём в их же пользу! И дела им нет, что мы там выпускаем — станки или кровлю, и плевать им, откуда пресса взялись и как прадедушек звали, которые их устанавливали!

— Это ты врёшь! Почти все на модернизации сверхурочно работали, бесплатно, между прочим. Да я не только за них — рабочих наших, но и за тебя тоже. Не должен ты эту глупость делать! Как же ты потом людям в глаза смотреть будешь?

— Да не буду я им в глаза смотреть! Если честно, мне такую кучу денег за ликвидацию завода дают!.. А еще дом в Англии и помещение для штаб-квартиры, место в университете для сына. Но предприятие я не бросаю это — из Англии и буду управлять.

Константин вдруг отчётливо понял, ЧТО задумал его друг детства. От этого неожиданного осознания катастрофы в его жизни и жизни его друзей, у него похолодели пальцы и ослабли ноги. Если за минуту до этого он прикидывал, как остановить разрушительный процесс, то теперь он понял, что процесс перешёл в состояние стихийного бедствия, бороться с которым, возможности больше нет. Волна ненависти поднялась наверх и сдавила горло. Стас сидел, уперев взгляд в свой стол. Константин заметил, что у него крупно дрожали пальцы, он весь взмок, под хорошо работающим кондиционером. Замешательство это длилось совсем недолго. Фальшиво весёлым тоном Стас, наконец, произнес:

— Да ты не парься, подойди к заму подай заявление на отгул, меня самого завтра не будет, так давай тайм-аут возьмём на денёк, согласен?

Константин ничего не смог произнести, только обречённо кивнул и вышел в привычный запах производственных помещений из ароматизированного и кондиционированного рая кабинета директора.

Только тогда, когда, вместо мягкого коврового покрытия он ощутил под ногами бетонный пол, только тогда, оказавшись в привычной для себя остановке, он смог выйти из оцепенения и дать волю своим эмоциям. Истерическое состояние его, сопровождавшееся звоном в ушах длилось всего несколько минут. Уже войдя в свой кабинет, расположенный зеркально, в другой стороне коридора и имеющий такую же, с полукруглой внешней стеной форму, что и директорский, он смог рассуждать спокойно. Глядя из своего полукруглого, от пола до потолка, окна на громадины цехов, соединившиеся трубопроводами, сетями электропередач, транспортёрами, на дымящуюся в летний зной, почему-то трубу котельной и выстроившиеся в ряд, под погрузкой, грузовики, Константина, вдруг покинула злобная обречённость, придавившая его в кабинете директора. Он, вдруг понял, что кроме него, никто не сможет спасти этот четко отлаженный, дающий жизнь людям организм. Он физически почувствовал за собою три тысячи человек, с их семьями, большинство из которых он давно знал и дружил с ними. От осознания этого холодная волна, начав движение от головы, прокатилась вниз и задержалась, где-то в коленях, вызывая в них лёгкий трепет. Мимоходом, удивившись этим новым ощущениям, Константин сделал шаг к столу.

Конец ознакомительного фрагмента.