Мертвограм

Алексей Вениаминович Сидоров, 2020

Модное приложение для обработки фотографий распространяется по сети со скоростью света. Миллионы загрузок, сотни тысяч пользователей по всему миру. Последние пока и не подозревают, что приложение таит в себе смертельную опасность – все зарегистрированные юзеры неизбежно совершат суицид. В такой жуткой и мерзкой форме, что приложение сразу окрестят Мертвограмом. Журналист Алексей Живой вынужден не только докопаться до правды – кто и для чего создал Мертвограм, – но и спасти дочь Кристину, которая оказалась в самом центре кровавого кошмара. Получится ли у него вытащить дочь из ада, если суицид – только начало масштабного безумия, сошедшего с экранов смартфонов?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗАГРУЗКА

Глава 1. Отличный материал.

Оживший ужастик по дороге на работу — не повод для того, чтобы закосить от этой самой работы. Наоборот, коллеги, когда услышали, что произошло, в один голос посоветовали: «Пиши быстрее. Это же круто!»

Да, блин, «круто»! Побывали бы они внутри ПАЗика, почувствовали бы тошнотворный запах свежей крови. Особенно, когда вышел из автобуса, влетевшего в остановку. На относительно небольшой скорости, но ее оказалось достаточно для того, чтобы смять остановочной павильон подчистую — все-таки их в Кирове делают из говна и палок (то есть пары железных стоек и плексигласа).

А еще вокруг лежали тела людей. По большей части ПАЗик их не убил, а только покалечил. Что для многих было еще хуже. Я видел молодую девушку. Лет двадцать. Симпатичная, но она сложилась так, словно пыталась сделать гимнастическую «складку» и перестаралась. Автобус просто сломал ей позвоночник. Она еще дышала, когда ее увезли на «скорой».

Меня вырвало. И вместо того, чтобы броситься на помощь пострадавшим, я занимался тем, что опустошал желудок. А его содержимое все не думало заканчиваться…

— Вам помочь? — спросил мужчина в черной шапке, которую раньше носили деревенские гопники на дискотеки, а сейчас она повально вошла в моду.

— Нет…. Нет, спасибо, — сказал я и сел на бордюр, озираясь.

Все происходящее казалось кошмаром. Может, я сейчас проснусь — и все исчезнет. Растворится с первыми лучами солнца.

Но вместо луча солнца на меня упал взгляд женщины.

— Что сидишь? Помоги им! — она ткнула рукой в переломанные тела, которые валялись вокруг остановки. Хотел возразить, что те две здоровые детины, который сейчас снимали на телефон все происходящее прямо из-за ее спины, вполне могли бы это сделать за меня. Но не стал — слишком устал. Попытался встать, но сразу же рухнул на обледеневший асфальт. Телефон вылетел из рук. Экран треснул.

— Черт! — выругался я.

Не время жалеть о телефоне, но именно этим я и занялся. В первоочередном порядке. Смартфон недешевый, прямо скажем. Хоть и не последняя модель «Самсунга», но все же тридцать с гаком тысяч до сих пор стоит. А такие деньги для обычного журналиста на дороге не валяются. Стыдно признаться, но это моя двухмесячная зарплата. Это если не есть не только мне, но и семье — жене и ребенку.

Дочке всего шесть. Кристина. Да, как машина в романе Стивена Кинга. Хотя, конечно же, творчество Кинга было последнее, что я вспомнил, когда выбирал имя для дочки. Мне казалось, что этой красной и визжащей головке оно вполне подходит. Слишком беспокойная. Наша Кристина, наш крест до конца жизни. Жена Светлана не возражала.

А пару неделю назад Кристина сильно заболела. Сначала думали, что обычная простуда. С кем ни бывает. Подцепила в школе развития — подготовительный класс к обычной школе. А потом симптомы обычной простуды усугубились — скакнула температура. Жесткая, под тридцать девять. При этом мы — сейчас кто-то скажет, что «нерадивые родители» — не пользуемся медицинскими препаратами без крайней необходимости. Простуда — то, чем ребенок должен переболеть сам. Чтобы заработать иммунитет. Все эти прививки от гриппа — только повод вогнать чужеродный белок под кожу ребенку. А для фармкомпаний — отличный повод подзаработать.

Но на третьей неделе обычный кашель перешел в лающий. С легким присвистом в конце. Как оказалось, он называется «реприза» и характерно это дело для… коклюша.

— Только этого не хватало! — сказала Света.

А с другой стороны Кристина уже пережила ветрянку — тоже не стали вакцинироваться. Обычное детское заболевание, которым лучше переболеть в детстве, а не забивать собственный иммунитет чужеродными клетками. Так вот, опыт с ветрянкой у нас уже был. И казалось, что и коклюш, если это был он (врач только сегодня должен был прийти по вызову на дом), мы тоже с легкостью перенесем.

Но дочке стало заметно хуже. Температура за сорок, а кашель перешел в лай.

Это страшно.

Когда обнимаешь ребенка и не знаешь, чем помочь. Антибиотики мы не использовали, да и в принципе они бесполезны на этой стадии — тоже в интернете вычитали. Сейчас все можно узнать, набрав запрос в «Яндексе».

— Мне показалось, что она что-то пролаяла, — сказала на утро Света, когда я собирался на работу.

— Что пролаяла? — не понял я.

До этого после бессонной ночи пробовал делать зарядку — походило на движения зомби, которому приспичило быть хоть чуточку похожим на человека.

— Она, кажется, «прокашляла» слова… Мне так страшно! — сказала Светлана, обняв меня.

Позволил ей прижаться ко мне. Женщинам, как и детям, нужна поддержка. Нуждаются в ней гораздо больше, чем мужчины. Последние могут быть сами по себе, копить все внутри, а потом исходить под старость лет на болезни. Нет, женщины переживают все и сразу. Им нужен выплеск эмоций. Иначе — они быстро стареют, а я не хотел, чтобы это случилось с моей женой раньше времени. Я слишком ее любил, но прим этом продолжал говорить глупости:

— Показалось, может…

— Нет, не показалось… — Света оттолкнула меня и пошла мыть посуду. Один из способов медитации, когда жизнь катится в тартарары.

Жена стояла у рукомойника в «позе дерева». Заложив одну ногу на коленную чашечку другой, она намывала очередную тарелку.

— Послушай, я тебе верю, правда, но может это ничего и не значит? Просто бредит, такое ведь бывает, да?! Может… Врач придет, посмотрит. Может, его дождемся?!

— Да, — только и сказала Светлана в ответ. Видно, обиделась. А у меня не было времени, чтобы восстанавливать равновесие в отношениях.

— Врач посмотрит. Ты ему расскажешь, что она сказала.

— Я не буду говорить… — сказала Света, повернувшись ко мне. В ее глазах читался страх.

— Почему не будешь?

— Потому что… то, что она сказала. В общем, не будем об этом, хорошо?! — жена тихонько заплакала, продолжая мыть посуду.

Время уходило. Мне надо срочно выходить, чтобы не получить нагоняй от начальства. И хотя наш редактор в целом добрый чувак, но опоздание минут на сорок даже его тонкая натура вряд ли выдержит. Оправдывайся потом… Можно, конечно, сказать, что, дескать, дочка болеет, но что бы это дало?!

В редакции, а я работал в новостном портале, никто — кроме, пожалуй, дизайнера — не брал больничный. Совсем. Народу мало. Самый эффективный способ справиться с объемом работы — не болеть. Либо же болеть тихонечко, продолжая ходить в офис.

Вот и сейчас чувствовал, что горло наполнилось мокротой. Саднило, будто там скреблись кошки.

— Кхр, тьфу! — сплюнул то, что накопилось прямо в раковину.

Светлана посмотрела на сгустки, вышедшие из меня. Нечто среднее между кровью и зелеными соплями. Даже не поморщилась. Наоборот, с интересом разглядывала «прожилки».

— Ну вот. Ты еще у нас заболел. Не хватало мне одного болельщика в доме, как новый нарисовался.

Из спальни послышался кашель Кристины. Быстрый, захлебывающийся. Он снова походил на лай собак. Но не обычной, нет, а тех, что обычно используют в постап-играх. Типа «Сталкера». Большие и разрушенные радиацией создания, у которых все уже давно сгорело внутри. В том числе — легкие.

— Боже! Во сколько врач придет?

— Сказали, в течение дня… — ответила Света.

«А вдруг она столько не протянет», — подумал я, но тут же отогнал эту мысль. Она была безумной. Смертельно опасной. Такого просто не могло быть в нашей жизни. Просто не могло. Нет!

— Хорошо, не говоришь — тогда пошел, — я закинул рюкзак на плечо и вышел в прихожую, на ходу застегивая куртку. С утра подмерзло, выпал свежий снег. Наверняка сегодня будет «день жестянщика» — весь день придется писать про аварии из-за гололеда. Но все повернулась иначе — я попал в кровавую мясорубку. И это стало темой дня, а не лед.

А вот то, что сказала Света напоследок, прежде чем я вышел из дома, было еще страшнее. Потому что это касалось меня напрямую.

— Она сказала… — жена заплакала… — Кристинка сказала: «Они все умрут!» А потом… потом — она засмеялась, представляешь?!

— Что?

— Иди уже, а то опаздаешь.

И Света захлопнула дверь, оставив меня в недоумении.

Кто же знал, что жизнь скоро превратиться в ад…

***

История с ПАЗиком могла бы стать отличным материалом. Моим материалом. Но не стала. Когда попробовал набрать первые строчки статьи, то просто не смог писать о себе опосредованно — как попала автобус, что действительно видел. Как это вообще можно передать словами? И впервые в жизни я — человек, который уже почти двадцать лет работал со словом, оказался в тупике.

В тупике из-за текста!

Пытался выдавить из себя строчки, начав с банального «Сегодня, 12 ноября, на улице Сурикова произошла трагедия…»

И все!!! Дальше понял, что захлебываюсь слезами. При этом не мог понять, кого жалко больше — тех людей, которые погибли, или самого себя. Скорее всего, образ для жалости был собирательным. Как это обычно бывает, когда не знаешь, о чем горевать. И когда накатывает, то плачешь сразу и обо всем. Такое уже бывало, но очень давно. В детстве.

С тех пор научился закрываться. Прятаться от мира. Стал прожженным циником. В журналистике по-другому и нельзя. Иначе — просто на сможешь про все эти «убил», «зарезал», «расчленил» или «переехал машиной». Всегда приходится абстрагироваться. Наблюдать со стороны. Перед тобой, когда ты пишешь очередную криминальную новость, уже не конкретные люди с их судьбами, а технические персонажи. Практически литературные герои, чью судьбу ты описываешь.

Но вот, кстати, парадокс — чем больше занимался собственным книгами, тем тоньше становился тот панцирь, который нарастил на горбе, пытаясь закрыться от мира. Герои моих романов жили собственной жизнью, проходили через все те ужасы, которые никогда не пожелал бы себе в реальной жизни.

Но было еще кое-что — я начал по-настоящему сопереживать своим персонажами. И потом уже не мог так вот запросто, левой пяткой, писать о смертях в новостях. Казалось, чувствую каждое движение ножа по собственной коже в сухих строчка «… нанес больше десятка ударов по телу, а потом расчленил».

В общем, я так и не смог написать про себя. Сел, попытался закрыть лицо рукой, делая вид, что приболел. «Да, такое бывает, — как бы должен был сказать мой вид коллегам. — Иногда не хочешь плакать (ничего ведь не случилось такого, из-за чего стоит реветь!), но просто из-за гриппа слезы сами текут. У меня обычная простуда, и нефиг так смотреть!»

Но они все равно смотрели.

Вот и Аня, которая вообще сидела ко мне спиной, обернулась, за миг оценив состояние, и произнесла: — Давай, я сделаю!

Это она про материал?!

— Я… не… — сглотнул, вытирая слезы и сопли.

— Ничего страшного, — сказала коллега, — я сделаю.

— Спасибо!

Хорошая девушка. При этом между нами не было каких-то там «неформальных отношений», о которых вы могли бы подумать. Нет, у нее свой парень. Хороший мальчик! Видал его несколько раз на литературных сборищах. Хоть и говорят, что чистой дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, но есть ее вариация, созданная природой специально для рабочих отношений. Такой друг-коллега всегда выручит, если тебе плохо.

— Спасибо! — повторил я и вышел на улицу. Проветриться.

Надеюсь, на крыльце никого из наших куряг нет. Потому что понимал: еще немного и сорвусь — закурю, хотя уже несколько лет как бросил.

Но насчет курилок ошибся — у порога поджидал редактор. Вениамин Андреевич, мужчина за сорок, любил подымить. Причем, из трубки, из-за чего слегка смахивал на коротко стриженного Гэндальфа.

— Что-то ты совсем расклеился, — сказал начальник, заметив, видимо, не до конца вытертые слезы.

— Да, что-то… — начал я, не зная, как продолжить. Чувствовал себя хуже бабы в период менструации. Мне хотелось то реветь, то орать. В идеале — вообще кого-нибудь избить. Хотя бы вон, редактора. Раз он тут стоит.

— Что с материалом? — спросил начальник.

— Ане отдал, — ответил я. — Сейчас я отдышусь и расскажу ей подробности. Так быстрее будет…

— Да, расскажи — и вали уже отсюда.

— Куда валить? — не понял я.

— Домой вали, — ухмыльнулся редактор, попыхивая трубкой, как капитан на мостике корабля. — С такой мордой ты все равно сегодня не работник. Дома, поди, еще что случилось, не?!

Как он меня ловко раскусил!

— Да, есть такое, — ответил я. Хотел уже попросить у редактора сигаретку, но вспомнил, что он курит только трубки. Повезло — провидение явно за то, чтобы я соблюдал режим ЗОЖ. — Кристина приболела. Кажется, коклюш. Но мы… мы не знаем, врач только сегодня должен прийти…

— Вот и вали домой. Ты сейчас нужен своему ребенку. А мы как-нибудь разберемся. Олю попрошу прикрыть твою задницу, — сказал он.

Хороший все-таки мужик, это Андреич, хоть и строгий.

Я смущенно улыбнулся и вернулся в кабинет, чтобы забрать рюкзак. А заодно и рассказать Аньке подробности истории, которая суждено было стать «самой кассовой» новостью на портале. Даже федеральные СМИ потом подключились и начали обсасывать сюжет. Буквально через полчаса на мой телефон тоже начнут звонить из московских офисов теле — и радиоканалов, пытаясь вынюхать свежие подробности инцидента. Посмаковать подробности — для СМИ, как ни крути, хлеб насущный. То, что крутит счетчик просмотров на сайте, как лопасти вентилятора на третьей скорости.

Надо успеть добраться до дома и вырубить телефон.

— Всем до завтра! — сказал я, выходя из офиса.

Анька что-то промычала, остальные больше вздохнули, чем ответили. Все же сейчас — самый пик новостной активности, а то, что я сваливал домой, только добавляло всем остальным работы.

— До завтра, — повторил я и вышел за дверь. Больше на работу мне не суждено было вернуться…

Глава 2. Дорога домой

Еще не вечер, а на улице Ленина уже огромная пробка. Она здесь почти хроническая: как выпадает снег или просто ударяет мороз, тут начинается небольшой локальный Апокалипсис. Лед намерзает, поэтому ни автобусы, ни троллейбусы не могут подняться на горку со стороны Трифонова монастыря. Встают, визжа лысыми шинами по обледеневшей дороге, слегка прикрытой снежной порошей. Даже если посмотреть приложение Центральной диспетчерской службы, показывающее время движения транспорта и его расположение по GPS, то становится видно, что почти половина единиц на маршруте застряла именно здесь, на Ленина.

Но сейчас пробка была не только вверх, но и вниз — от Центральной гостиницы к монастырю. «Надо своим сфоткать затор, пусть сделают новость», — подумал я.

Достал телефон и начал снимать пробку, приближаясь к остановке у магазина «Золотой век», который расположен на другой стороне от гостиницы.

— Божи-а, даза-ашта-а-а? Зашта-а-а нам это? — истерил чей-то голос. Хриплый и тонкий одновременно, он мог с легкостью принадлежать и студентке, и старой бабке.

Да что там произошло? Правда, после пятнадцати лет работы в редакции восприятие ужасного притупилось, но сегодняшний Инцидент — про себя решил называть случай в ПАЗике именно так — заставил почувствовать то, что давно уже должно атрофироваться. Отсохнуть и отпасть.

Страх.

Перед необъяснимым ужасом, который происходил прямо на глазах. От него нельзя спрятаться, скрыться, просто уехать на троллейбусе.

Потому что рогатый тоже стал частью этого ужаса.

Передо мной — один из них, с цифрой «5» на табличке, как раз должен был ехать в сторону дома. Мы с женой и дочкой жили на улице Некрасова. И обычно возвращался домой с работы либо на нем, либо на «51»-м автобусе.

«51»-й тоже тут, кстати. Встал сразу за троллейбусом. Из него уже высыпали люди.

— Что там такое? — спросил у мужика в кожаном пальто (одет не по сезону, наверное, мерзнет бедолага в чудо-прикиде). Но тот шарахнулся в сторону, даже не ответив.

Да и черт с ним!

Женщина схватилась за голову, стоя на коленях рядом с пустым троллейбусом. На руках — черные перчатки с обрезанными пальцами. «Кондуктор», — догадался я.

Тетка качалась из стороны в сторону и голосила во всю мощь легких:

— За шта-а-а?!

К кому она обращалась — непонятно.

Даже не знаю, что на меня нашло. Обычно глух к чужим эмоциям, но сегодня что-то изменилось — ощущение перемен буквально витало воздухе.

Поэтому подошел к женщине и тронул за плечо.

— Может, чем-нибудь помочь? — спросил я.

Кондукторша резко сбросила мою руку с плеча, будто это огромный паук.

— Нет! Не нада-а, не надо меня-я трогать! Нет!

Шарахнулся в сторону.

— Да не трогаю я…

Вытянул руки, показывая, что никого не собираюсь трогать.

— Не-е-ет! — не унималась женщина. — Нет!

— Да, хорошо-хорошо, только успокойтесь! — я отошел еще на шаг.

Интересно, что могло ее так напугать? После каждого выдоха женщину сотрясали рыдания, словно приступ эпилептического припадка в миниатюре.

— Что случилось? — спросил я.

Но женщина лишь бормотала нечто нечленораздельное. Что-то про «антихриста, который явился». Или «явится» — тут толком не разобрать.

А потом кондукторша разразилась истерическим хохотом.

Тогда уже в сторону шарахнулись и люди на остановке.

Но так и не пришли на помощь. Нет, просто сделали вид, что смогут дойти домой пешком, без помощи общественного транспорта.

Толпа сразу рассосалась.

Заглянул в салон и увидел руку на полу.

«Там тело, — понял я. — Там чертово мертвое тело!»

Чувство дежа-вю вернулось.

Я боялся зайти и проверить — боялся, что догадка подтвердится. Ведь случай, который произошел утром в ПАЗике, вполне мог быть не единственным.

В передние двери (мы стояли у задних), сверкая голыми щиколотками, влетел подросток в наушниках.

А через секунду он уже орал.

Бросился к нему. Парнишка стоял посреди прохода, глаза навыкате, в наушниках по-прежнему бухтит музыка. Изо рта — просто набор гласных.

Проследил за взглядом — молодая девушка лежала в проходе. Рыжие волосы разметались в стороны, словно она пыталась вытереть пол салона.

Нос вдавлен внутрь черепа.

Брови будто пытались натянуть на затылок с такой силой, что кожа на лице порвалась посредине лба, обнажив кость.

Глаза красные. Заполненные кровью, словно полные бокалы с вином.

— Стой, не стоит на это смотреть, — я положил руку на плечо парня. Но тот стоял, не шелохнувшись, и смотрел дальше, вглубь салона — там лежала еще одна женщина.

— Я гляну. Может… может, ей нужна помощь, — сказал парню, но тут уже обернулся — пулей вылетел из троллейбуса.

Остался один на один с трупами.

На улице все еще голосила кондукторша. К ней подошла сердобольная старушка, но тут же грохнулась на попу и сама запричитала. С нашим гололедом все остановки и тротуары автоматом превращались в Дорогу смерти. Судя по работе коммунальных служб, у нас уже давно наступил Апокалипсис, а трупы только подтверждали эту мысль.

— Эй, вы живы? — спросил я, переступая через первый труп.

Вторая — черненькая — лежала лицом вниз, вытянув вперед руку, словно статуя Свободы в Нью-Йорке. Собственно, ее кисть я и заметил, с улицы.

— Эй… — так и хотелось произнести имя жены, потому что волосы незнакомки — как у Светы.

Плохая мысль! Старательно гнал ее прочь, но…

«А что если это она? Даже куртка, смотри, такая же, как у Светы!»

«Блин, это же обычный черный танкер, каких много! Да половина девушек в городе в таких ходит».

И тут практически услышал в голове голос Светы: «Да это я! Извини, любимый, я сегодня умерла. Просто ехала автобусе… ну, ты же знаешь, как это происходит….»

«Да, я знаю. Видел уже сегодня… Блин, да это словно во сне, ч-черт!»

«Нет, так нельзя. Надо встряхнуться!»

Мотнул головой, но легче не стало.

Кошмар не исчез.

А ноги сами несли к брюнетке. Под ней — бардовое пятно. Кровь.

«Значит, тоже мертва, да?!»

«Да, а ты на что вообще рассчитывал?! Сегодня такой день. Международный День смерти в общественном транспорте. Отмечают двенадцатого ноября по всему миру, ты не знал?!»

— Эй, с вами все в порядке? — спросил я.

Фраза имела здравого смысла ровно столько же, сколько и послание Президента Федеральному собранию.

Нечто из другой Вселенной.

Но, вопреки всему, женщина была еще жива…

***

Женщина, которую перевернул, тут же вцепилась в ногу.

Как клещами!

— А-а-а, — заорал я на одной ноте.

Лицо женщины изуродовано. Губы вздулись, будто китайский «растунчик». Только вместо воды — кровь.

Женщина захрипела. Нижняя губа порвалась — и из нее прямо на мою ногу хлынул поток крови и чего-то желеобразного. Слизи или гноя. Или того, и другого разом.

Закричал и отфутболил руку ударом ноги. Инстинктивное движение, ничего не имеющее общего с нормальным поведением цивилизованного человека. А еще — нормами морали. Но они сейчас парили меньше всего.

— Кхра-а! — захрипела женщина, протягивая мне что-то. Не сразу сообразил, что это. Залитый кровью прямоугольник.

Но я смотрел исключительно на незнакомке — глаза вдавлено внутрь. Такое чувство, что та была лупоглазой, но какая-то сила вмяла глазные яблоки в череп. Кости черепа хрустнули и просели. Да и сами глаза раздавлены, словно ягоды, которые решили размять в джем.

— Да что за хрень-то?!

Попытался перепрыгнуть через женщину, которая уже не подавала признаков жизни, и неуклюже выбил тот самый прямоугольный предмет из рук.

Даже не удивился, когда понял, что это смартфон.

Выскочил на улицу — и тут же поскользнулся, рухнул на задницу. Чертов гололед!

Где-то в другой Вселенной, на задворках Галактики, оглушительно ревела, блуждала по закоулкам разума, разматывая и выпрямляя извилины. А я все смотрел на прямоугольную коробочку, измазанную кровью, понимая, что должен это сделать — должен узнать!

Рука сама потянулась к телефону. Услышал стон за спиной, и уже знал, что кондукторша хочет меня предупредить. Чтобы не вздумал делать то, что собрался. Не вздумал разгадать чертову тайну! Но я просто не мог поступить иначе — мозг желал знать правду, даже если знание похоронит всю прежнюю жизнь, накрыв сверху будто крышкой гроба.

Стер с экрана кровь и увидел заставку — бокал вина.

«Ну да, а ты что хотел? Многие ставят не только заставку, но еще и запароливают доступ к гаджетам».

Попробовал войти без пароля — и на удивление получилось. Экран засветился так ярко, что на мгновение зажмурился, хотя на улице даже не вечер, полдень.

На экране застыла одна единственная надпись, которую уже видел утром, когда погибла куча народа: «Обработка завершена».

Меня тут же вырвало…

***

Сирены звучали очень близко, когда я встал и, пошатываясь, побрел к остановке такси. Прохожие расступались, как от прокаженного. Видимо, видок у меня так себе. Для приличия даже смахнул остатки блевотины с куртки. А то, глядишь, и в такси не пустят, а мне надо убраться отсюда и побыстрее.

Жизненно необходимо.

Разговаривать с полицейскими никакого желания нет.

Телефон в кармане завибрировал — неужели Света?! Может, что случилось?!

Достал телефон, но, глянув на номер, не стал брать трубку. Код московский, наверняка столичные журналисты пытаются взять комментарий.

По идее нужно ответить. Это можно использовать себе во благо. Например, когда в следующей раз пойду к руководству выбивать повышение зарплаты. Типа не просто работаю, а еще и на федеральных радио — и тв-каналах свечусь. Эксперт по местным темам, все дела.

Но просто не мог — физически опустошен, словно из меня высосали все соки. Поэтому даже не заметил, как сел в «Ладу» с шашечками.

— Куда едем? — спросил таксист, даже не глядя на меня.

Вот и отлично, что не посмотрел, а то, глядишь, и передумал бы. Всяких мутных типов возить себе дороже. Но парня за рулем больше интересовал смартфон, закрепленный подвесом над приборной доской. На экран вываливались заказы, помечая расстояние до места вызова. Три километра, пять километров… Таксист что-то пробурчал, похоже, хотел попутно собрать еще заказы, но все далеко.

— Некрасова, 66-а, — назвал адрес. — Заезд возле «Пятерочки».

— Там, на месте, покажешь, — улыбнулся таксист и завел машину, глянул в зеркало заднего вида: — Сегодня какая-то дичь кругом…

Такси медленно отъезжало от остановки, но не от воспоминаний. Все еще слишком ярких. Изуродованное лицо женщины прямо перед глазами. А еще — экран телефона с надписью: «Обработка завершена». Наверняка эти два момента — уродства на лице и телефон — как-то связаны. Но пока даже не хотелось думать как.

— Не знаю, — буркнул я, отвернувшись к окну и глядя на серые здания, мелькавшие за окном. Меня начало мутить, когда диктор бесстрастным голосом зачитал новость: «В Кирове отмечен всплеск случаев суидица. К сожалению, Роскомнадзор не позволяет нам описать способы, которыми люди покончили собой, но в Управлении МВД по Кировской области отмечают, что все случаи имеют схожий характер. Все они….»

Таксист переключил радио. Заиграл «Цвет настроения синий» Филиппа Киркорова. Отличный, мать вашу, саундтрек для надвигающегося Апокалипсиса!

— Терпеть его не могу, — сказал таксист, имея в виду Бедросовича. — Но сегодня уж лучше его слушать, чем новости…

— Можно ли вернуть? — спросил я.

— Что вернуть? — не понял водитель,

— Радио… новости…

— А-а, что, интересно? — таксист снова покрутил настройки радио. Но выпуск новостей уже закончился. Пошла реклама шуб из Слободского. — Кончились, видимо…

— Да, видимо… — сказал я, заметив мчащиеся к остановке полицейские машины. Самой остановки уже не видно.

Водитель проследил за взглядом.

— Я обычно погоду только слушаю. Новости не люблю! — сказал таксист. — Там такая жесть, что держись! После такого и жить не хочется, проще — сразу в гроб…

Поглядел на водителя: щетина, рваный шрам на лбу, но в целом дружелюбное лицо. На вид старше меня, но не настолько, что обращаться на «вы».

Таксист инстинктивно дернулся — вот, блин, говорил же себе: не стоит смотреть в глаза!

— Да, мне тоже новости не нравятся, — сказал я. — На работе хватает.

Водитель все косился. Интересно, что такого он увидел во взгляде?! Ужас, безнадегу?! Или все вместе?!

— На радио работаешь, что ли?

— Новостной портал, — ответил я и заткнулся. Продолжать тему не хотелось. Предпочел бы докатиться до дома молча, но тут салон заполнил звук автомобильной сирены. Не сразу понял, что его источник — телефон водителя.

Тот даже не стал извиняться за слишком громкий сигнал, хотя такой может и напугать до усрачки. Видимо, сиреной у таксиста обозначались пуш-ап уведомления — те, которые всплывали поверх окон приложений

Сейчас на экране выскочила надпись: «Попробуй новейший фоторедактор. Миллионы уже оценили. Присоединяйся!».

— Опять спамят, — буркнул водитель, рассматривая баннер приложения. На нем — парень, которому приложение автоматом добавляло острые черты лицо и рисовало кубики пресса на дряблом тельце. — Всякую фигню подсовывают, — добавил таксист, но сообщение удалять не стал.

— Можно глянуть? — спросил я.

— Что?

— Ну, это сообщение… только что вы открывали… — протараторил я, уже сообразив, как все тупо слушается со стороны.

— Рекламу на телефоне?! — водитель скривил губы. — Тебе зачем? Хочешь себе поставить?

Даже не знал, что ответить. Вдруг подумает, что я голубой?! Раз хочу посмотреть на мужиков, которых превращают в сексуальных мачо при помощи телефонного приложения.

— На, гляди! — сказал таксист.

Телефон мне не дал, держал его сам, попутно управляя машиной. Успел заметить только слово «бесплатно» и цифру — три с половиной миллиона скачиваний.

— Удовлетворился?!

— Нет, можно самому посмотреть?

Тормоза скрипнули. Машина вильнула, а потом прижалась к обочине. Остановились на полпути к дому.

— Слушай, мужик, — повернулся ко мне таксист. — Ты — клиент, я все понимаю. Но давай так: я свой телефон никому в руки не даю. Ваще никому. Даже жене, ей в особенности. Такой уж у меня принцип, сечешь?

Кивнул.

— Поэтому давай так… Я тебя довезу, ты мне заплатишь — и все, на этом расстанемся. Тихо-мирно. И я забуду про то, что ты уехал с места преступления. И что глаза у тебя были такие, будто ты кого-то убил. Просто забуду, понимаешь?! А ты перестанешь просить телефон. И вообще — вести себя как чокнутый…

Снова кивнул.

— Отлично, едем! — сказал водитель.

Больше я не проронил ни слова, хотя приложение и его навязчивая реклама, не могли просто выветриться из головы. Ясно, что они связаны с тем, что происходит в округ. Оставалось лишь выяснить, чем и как.

«Лучше подумай о дочке! — посоветовал сам себе. — Вдруг Кристина серьезно заболеет? Это куда важнее, чем вся муть с приложениями и телефонами. Забей!!!»

Честно, хотел так и сделать, но к вечеру стало понятно, что жизнь уже никогда не будет прежней…

Глава 3. Мертвограм

Поднимаясь по ступенькам на пятый этаж, едва не столкнулся женщиной. Рыжие волосы. На щеках слезы. Та проскользнула мимо так быстро, что едва не выронил мобильник.

— И-извините, — буркнула женщина и побежала дальше.

Блин, чуть не угробила аппарат! Не сомневался, что если телефон грохнется на лестницу, то не поможет даже огромный «бампер», который напялил на гаджет. Кусок пластмассы разлетится вдребезги — и прощай пара зарплат.

Мысленно проклял тетку, которая не смотрит под ноги. Наверняка ходила к пьянчугам, который живут на четвертом этаже, прямо под нами.

— Ты видел врача? — спросила Света прямо с порога.

— Врача?! — удивился я, вспомнив бешеную тетку, которая едва не угробила гаджет.

— Ну, да врачиха была… Только-только вышла.

— Так это была врачиха?! — я не рискнул сказать, что принял ее за алкоголичку. Или бомжиху. К соседям на четвертом стекался весьма странный контингент, который любил нажраться на халяву, а потом валяться в подъезде. Прямо на железном сундуке, который стоял на лестничной площадке.

— Да, ты ее видел? — спросила Света, но тут снова закашлялась Кристина. И снова показалось, что так лают собаки. В деревне у бабушки, когда был маленьким, очень боялся стай дворняг. Всегда старался обходить их стороной. Псиный здоровенный, такие запросто могли перекусить шею мальцу, если бы захотели. А еще друзья пускали слухи, что одного паренька они уже загрызли — прошлой весной труп нашли на окраине деревни, за гаражами. Не знал, правда это или нет, но предпочитал не рисковать.

«А сейчас один из псов вселился в мою дочь», — почему-то подумал я, но тут же отогнал эту мысль. Слишком уже она дикая и пугающая.

— Видел. Мне показалось, что это к… — я кашлянул. — Она меня чуть не сбила. Точнее, не меня, телефон…

— Да-а, было с чего, — жена вдруг прикрыла дверь в комнату, в которой кашляла Кристинка, и за руку потащила меня на кухню.

— Ты чего? — не понял я.

— Не хочу, чтобы она слышала.

— Кто?

— Тс-с! — сказал Света, приложив палец к губам. Только сейчас я заметил, как они сморщились, будто перезревшие ягоды малины. А еще — посинели. Да и кожа на лице у жены стала совсем тонкой, практически бесцветной, обтянув и без того скуластый подбородок. «Все-таки бессонная неделя сказалась, — решил я. — Бедная, отдохнуть бы ей».

Света закрыла дверь на кухню, хотя я даже раздеться не успел. Покорно сел на стул.

— Слушай, эта… ну, эта врачиха… она ведь убежала не просто так..

— В смысле «не просто так»? — не понял я. — Что еще случилось?

— Кристина! — сказала Света. В уголках глаз блеснули слезы. Хотел подняться и приобнять жену, успокоить, но та жестом показала, что не стоит.

— Стой, послушай! Я хочу, чтобы ты послушал меня внимательно. Внимательно, потому что мне страшно. Очень страшно! С нашей Кристинкой что-то происходит… что-то странное. Не могу это понять… Она у нас не просто болеет…

— Ты о чем вообще? — у меня и так была каша в голове, а жена добавляла новых загадок. Внезапно стало страшно — и за нее, и за Кристину. За всех нас.

— Это не просто коклюш.

— Погоди, врачиха тебе не сказала диагноз?

— Она?! Нет, она вообще только дергалась и молчала. Я же тебе говорила, что она страдает тремором. Ее всю трясет, из-за этого сильно комплексует. Даже когда она слушала Кристинку, я держала ребенка, потому что ее руки ходили ходуном… туда-сюда, представляешь?

— И как ее пустили вообще на работу? Надо сходить… — начал было я возмущаться, собираясь сказать, что намерен дойти до руководства поликлиники. Хотя на самом деле скандалить я не любил.

— Да не в этом дело! — резко повысила голос Светлана. — Ты не понимаешь! Это не болезнь. Не болезнь!

Жена заплакала, осев на свободный стул.

— «Не болезнь», а что тогда?

В глазах Светы читался не просто страх, а безмерный ужас.

— Погоди… — до меня начало доходить, — она что-то сказала той врачихе? Наша Кристинка что-то ей сказала?

— Не просто… не просто сказала. Она пролаяла.

— «Пролаяла»?! Что?

Внутри все похолодело. Я уже был мысленно готов к возможному ответу, но все равно испугался, когда жена произнесла.

— О том, что врачиха умрет. Сегодня! — сказала Надя и, не выдержав, разрыдалась.

***

Зашел в залу, намереваясь поговорить с дочкой. Спросить о том, что Кристина такое сказала врачихе, что та выбежала от нас вся в слезах.

«…и похожей на бомжа», — добавил я мысленно.

Но Кристина спала. В зала темно, потому что мы вычитали, что при коклюше дети реагируют на внешние раздражители — например, резкие звуки или слишком яркий свет. А, учитывая, что дочка за ночь намучилась с приступами кашля, то сейчас ей требовался отдых. И плевать на то, что она сказала врачу. И сказала ли вообще?!

Сейчас, когда смотрел на спящую на диване Кристинку, уже сомневался в том, что это все не привиделось… что, врачихе и жене одновременно?! Разве такое возможно?

Дочка постанывал во сне, глаза под веками бегали из стороны в сторону. Но при этом лицо такое безмятежное и спокойное. «Словно уже отмучилась, а душа покинула тело» — добавило подсознание, но я сразу задушил столь чудовищное предположение.

«Бред! Не может этого быть! Не может — девочка дышит!»

Грудная клетка вздумается и опадает.

Вздымается и опадает.

Вверх-вниз.

Кристина дышала нервно, не так, как обычно, до болезни. Вдохи-выходы резкие, с присвистом. Но в принципе я понимал, что передо мной обычный ребенок, заразившейся обычной детской болячкой.

Ничего сверхъестественного!

«Заболела, потому что вы не делали ей прививки», — наверняка сделаю вывод врачи на приеме. Надя сказала, что врачиха, приходившая на дом, заявила, что в пятницу надо явиться на осмотр. Даже не сомневался, что медики попытаются обвинить нас в нынешнем состоянии ребенка. Что специально не ставили ребенку прививки, поэтому Кристина и заболела. Ай-ай, нерадивые родители! И все такое. И плевать, что вакцина сама по себе опаснее, чем болезнь, к которой требовалось получить иммунитет. Пройти через болезнь, чтобы…

Чтобы — что? Приспособиться к жизни?!

Мы, собственно, и перестали делать ребенку прививки после того, как вакцина АКДС дала осложнение в роддоме. Тогда ребенок пожелтел, печень не справлялась с обилием химии, которую в нее вкачали. Процедуры, типа лежания под лампой, и лекарств, большинство из которых тоже давали нагрузку на печень, не помогали. Еле откачали нашу Кристину, а еще «заработали» гемангиому, которую пришлось сводить при помощи лазера.

Поэтому решили: все, хватит! Не стоит больше кормить фармкомпании за счет здоровья ребенка.

И вот сейчас, глядя на Кристину, я уже не знал, а правильно ли мы тогда поступили?! Да, можно сколько угодно доказывать врачам позицию. Но, прежде всего, ее требовалось доказать самому себе. А это — сильнейший из страхов для любого родителя: а не ошибся ли я, не подвергнул ли дочь еще большей опасности, приняв такое решение?!

Тут внятного ответа нет, потому что обычная медицина целиком и полностью построена на обслуживании интересов фармацевтических корпораций. И законы принимались под это дело, и правила вводились — все для того, чтобы продавать тонны опасных препаратов. А потом вводить их детям. Даже грудничкам в роддомах — страшное же дело!

Но сейчас — страшнее.

Если бы у дочки был обычный коклюш, то даже не сомневался: мы бы его без проблем перенесли. Пусть иногда процесс выздоровления занимает до полугода — мы бы прошли этот путь! Тем более, жена сидела дома, уволившись с прежней работы и начав заниматься рукоделием — делала игрушки на заказ. В последнее время заказов становилось все больше, так что Света стала зарабатывать больше, чем приносила обычная работа. Поэтому особого смысла в том, чтобы она возвращалась в офис, я лично не видел. Так хоть ребенок под присмотром…

Или нет?!

Глядя на Кристинку, уже и не знал, что и думать. Даже начало казаться, что лай — выдумка. Что-то невероятное и фантастическое, словно рисунки Ханса Гигера для «Чужих». Такого просто не может быть в реальной жизни. Просто не бывает!

Наклонился, пригладил взмокшие от пота волосы дочки и поцеловал в щеку.

Соленая.

Кристинка всегда в шутку ругалась, когда ее лобызал. «Ну-у, па-апа, ты как собачка!!!» — смеялась она. Особенно нравилось, когда обсасывал ухо. Вот оно действительно на вкус как пересоленная пельмешка.

Видно, что ребенок плакал. Ей действительно больно даются все эти и репризы — приступы спазматического кашля. Особенно ночью. Раз по десять приходилось вставать, чтобы успокоить дочку. На Кристинку находила волна страха. Девочке казалось, что она не может дышать. Приходилось успокаивать, обнимая и прижимая к себе.

Вот и сейчас обнял дочку, чувствуя, как та тихонько стонет во сне. Хотелось ей помочь — забрать хотя бы частичку доставшейся ей болячки!

— Спи, моя хорошая. Спи! Выздоравливай! — сказал я и вышел из комнаты, прикрыв дверь.

— Боже мой! — раздался приглушенный голос жены с кухни.

— Что там? — спросил я.

— Посмотри сам! — ответила она и снова вздохнула. — Боже мой. Что же это происходит?!

И волна страха, которая, казалось, отступила, словно морской отлив, вернулась.

С новой силой.

— Что там? — спросил я, заходя на кухню. Закрыл дверь. Даже не знаю зачем. Чего испугался? Что Кристинка превратится в собаку — сначала залает, а потом закусает до смерти?!

— Посмотри сам! — повторила жена. Света притащила на кухню ноутбук, старенький «Асер».

— В новостях что-то? — предположил я, но, оказавшись у жены за спиной, понял, что все намного хуже.

***

— Что это? — спросил я.

— Не знаю… — выдохнула Света.

Она ошарашенно смотрела на интернет-страницу. Стартовая страница социальной сети. Выглядела точно также, как и обычный Инстаграм. Те же квадратные фотографии, которые шли сверху вниз ячеистой сеткой.

Только называлась соцсеть «Мертвограм». Еще смешная черепушка перед логотипом, который напоминал названия хэви-металлических команд. Те, что с хищными засечками у букв.

— Это что, какая-то шутка? — не понял я.

— Это разве смешно? — спросила жена и еще сильнее закуталась в махровый халат. В квартире стало значительно холоднее. Вообще в этом году какая-то беда с отоплением. Казалось, что топили вполовину меньше, при том, что платили за коммуналку исправно. Ну, почти исправно. Разве что пару месяцев все-таки влез в долги, использовав кредитную карту. И не на все платежки хватало денег, но я же старался… я….

Забавно, что думал о том, насколько хорошо топят батареи, а сам при этом смотрел на аналог Инстаграма с мертвецами на картинках. В том, что передо мной именно мертвые люди, сомнений не было. Некоторые фотографии напоминала неотцензуренные фото с места боевых действий, когда у людей отсутствует, скажем, половина рта. Или нет носа. А у одной из женщин глаза раскрыты так широко, что белки глаз практически вывалились наружу.

И снова — дежа-вю.

— Зачем это кому-то понадобилось? — спросила Света. — Зачем делать пародию на Инстаграм с мертвыми людьми?! Они же…это ведь не фотошоп, да?!

«Если и фотошоп, то чертовски правдоподобный», — хотел ответить я, но промолчал. А еще хотел брякнуть что-то резкое, типа: «А зачем ты смотришь, если это мерзко?! Просто закрой нахрен!» Но не сказал. По себе знал, что смерть невероятно притягательна для людей. Любых. Именно поэтому ролики и фото со сценами смерти настолько популярны. И стар, и млад — все хотели заглянуть за черту, увидеть, что по ту сторону обычной человеческой жизни. Я такой же: когда находил видео во «ВКонтакте» с сценой суицида, то несколько раз прокручивал ролик, пытаясь понять, а что толкнуло человека на подобный поступок?

После успокаивал себя: дескать, мне это нужно лишь потому, что я — писатель. Типа надо знать, как бы действовали персонажи, оказавшись в такой же ситуации. А сейчас я и сам стал таким персонажем.

Типа полное погружение.

— Слушай, а эту… вот эту блондинку я знаю… Видел, точнее.

Откуда. Ты. Знаешь. Эту Блондинку? — отчеканила вопрос жена, словно нашла на рубашке чужой волос.

Даже сейчас, когда ситуация становилась все страшнее и страшнее, Света ревновала к другой девушке. Даже не к человеку — к трупу!

На картинке изображена та же девушка, которая видел утром. Коричневая кожа, глаз нет. Узнать можно по волосам и небольшому кулону на шее — стрекоза с малахитами на крылышках.

— Кто-то подшутил над трупами? — спросил я.

— В смысле? — не поняла Светлана.

— Да просто. Все же произошло в автобусе, а здесь, посмотри, она в какой-то комнате. Обои, занавески… Вообще такое впечатление, что это селфи. Даже тень от руки есть!

Жена присмотрелась:

— И правда, но…

–…но всякие извращенцы есть на белом свете!

— Всякие, но ты посмотри, как тут много фотографий, — сказала жена, прокрутив страницу. И все фотки в таком стиле — будто трупы ожили, как в сериале «Ходячие мертвецы». Но не просто ожили, а стали сами себя фотографировать, как обычные пользователи Инстаграм, и сливать все это дело в интернет.

«Нас 65328! Присоединяйся!» — радостно возвещал сайт.

— Ничоси! — выдохнул я.

— Больше никого не узнаешь? — спросила жена.

— Что?! — я даже не успел возмутиться бестактности вопроса, словно намекающего на то, что в Мертвограме могли быть и… мои любовницы. Они, впрочем, существовали только в Светином воображении. Всегда хватало ее одной. Даже когда она обвиняла в связи с…

…блин, это же мертвые люди, даже если бабы. Все равно, это МЕРТВЕЦЫ!

— Незачем смотреть такие ужасы на ночь! — сказал я и, захлопнув крышку ноутбука, потащил жену в спальную. Она и не сопротивлялась. Там занялись самым грязным из всех видов секса, просто потому что нужно снять стресс. А чем грязнее секс, тем лучше работал способ — проверено.

Жена стонала подо мной, требуя, чтобы еще и пальчиками помогал. И я помогал, видит бог! Просто мы еще не знали, что все ужасы ночи еще только начинались…

Глава 4. Пропавший труп

— Это она-а!!! — доносился откуда-то издалека возмущенный голос. Не сразу дошло, что звук не является частью сна. Жена уже тормошила за плечо.

В комнате темно.

— Что? Что случилось? — не понял я спросонья.

–Кто-то в дверь трезвонит. И орет, не слышишь, что ли?

— Звонят?! Не, ничо не слышал, — сказал я — и тут же раздался звонок. Незнакомец за дверью положил палец на кнопку и, видимо, не собирался ее убирать. В голове тоже зазвенело.

— Блин, да кто-то?! Какого хрена?! — я вскочил, но быстро понял, что все еще в одних трусах. В таком виде точно на площадку не выйти. — Где шорты?

Света захлопала ресницами, а за дверью все не унимались. Звонок звенел на все лады. Еще старой конструкции. Специально не стали менять звонок, когда переехали в новую квартиру. Потому что так типа слышнее.

Идиоты!

Теперь я готов разбить чудо-звонок, расколотить к чертям собачьим.

— Который час вообще? — спросил я.

— Два тридцать, — ответила жена, посмотрев на экран телефона.

— Это она-а!! — закричала женщина в подъезде.

Затем удар в дверь. Такой, что загудели бетонные перекрытия. Мы, конечно, привыкли, что соседи снизу, когда напьются, тарабанят со всей дури в собственные двери, но чтобы так вот, нагло, ломились в нашу, такого еще не бывало!

— Какого хрена, блин! Кто там?

— Это она, она во всем виновата! Из-за нее мы всем умрем! — причитал голос.

Наконец-то нашел шорты. Попробовал вскочить в них сходу, но потерпел фиаско — запутался и чуть не грохнулся на пол. Ударился плечом о гипсокартонную стену.

— Ты чего там? — спросила Света.

— Да, блин, долбаные шорты… Пойду, посмотрю, что там за дура, — сказал я, — а ты набирай полицию, если что.

Голос за дверью резко сменил тон — с агрессивного на умоляющий.

— Это Вероника Андреевна, откройте! Или я… — дальше неразборчиво.

— Кто это? Ты ее знаешь? — спросил я жену уже из коридора. В темноте споткнулся о детский стульчик, с которого Кристина доставала до выключателя в туалете.

— Она-а! Это все она-а!!! — снова завопил голос за дверью. Как долбаная сирена. И — опять удары в дверь!

— Это врач! — сказала жена.

— В смысле?! Нафига врачу долбится посреди ночи? — возразил я, а потому уже громко добавил, обращаясь к женщине за дверью: — Я не знаю, кто вы и что вам надо. Но вам лучше отойти от двери. Иначе — вызову полицию!

— Вы не понима-а-аете! — донесся стон из-за двери. Пауза — и новые удары. — Это все она-а. Она мне это сказала. Она все знала!!!

Сразу вспомнил про разговор Кристины с врачихой — вот почему сумасшедшая приперлась посреди ночи!

— Не открывай! — сказала Света.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом — не открывай! Она сумасшедшая, не видишь, что ли?!

— Свет, надо с ней хотя бы поговорить, что ли… — начал я, хотя прекрасно понимал, что самый лучший способ решения проблемы — просто вызвать полицию, и дело с концом. С другой стороны портить отношения с врачом, который наблюдает дочку, тоже не хотелось. Кто знает, во что все может вылиться. Правда, не уверен, что после сегодняшнего психоза медичка сможет продолжить работу. Сначала тремор, теперь умом поехала. А дальше и убить кого-то может.

— Не надо… — попросила Надя. — Пожалуйста! Лучше звони в полицию, ты ведь это хотел сделать?

— Я…

В дверь уже просто тарабанили, без крика.

Только всхлипы и подвывания.

— Кто это? — раздался голос за спиной.

В дверях стояла Кристина. На фоне лунного света девочка походила на маленького зомби из сериала «Ходячие мертвецы» — холодный оттенок кожи, хищный блеск глаз. Непроизвольно поймал себя на мысли, что испугался собственной дочери. Даже сглотнул с перепуга.

— Все хорошо, родная, все хорошо! — Светлана повернулась к девочке, взяв ее за руку. — Эта тетя просто не понимает, что делает.

— Какая тетя? — спросила Кристинка. — Почему она стучит к нам в дверь?

— Уведи ее, — сказал я жене. — Я узнаю, что надо этой сумасшедшей и пошлю ее лесом. Телефон приготовила? Если скажу, что надо вызвать полицию, сразу набирай!

— А телефон какой?

— «Ноль два». Или, погоди, «Сто двенадцать». Или как там сейчас?! Да, блин, набери уже в «Яндексе»: «Телефон полиции» — что-нибудь да выдаст.

Света кивнула и повела Кристину обратно в залу. Их фигуры удалялись в мелькавшем свете включенного экрана смартфона.

И — никакого кашля. Пока.

— Открывай! — завизжал голос за дверью.

Аж подскочил на месте, чуть не упал. Едва успел ухватиться за вешалку, с которой полетели куртки. Одну накинул на плечи — кто знает, насколько затянется разговор, в одних шортах можно и околеть.

— Да что вам там надо-то? — посмотрел в глазок, но там — непроглядная тьма. Черная дыра.

Либо она закрыла глазок пальцем, да?!

— Кто там? — повторил я вопрос, но за дверью раздавался лишь стон. Причем, где-то снизу, будто сумасшедшая врачиха пыхтела в порог.

Погоди-ка, лампа в подъезде срабатывала на звук. Стояли датчики, которые срабатывали на звук шагов. Значит, все-таки закрыла глазок?!

— Отойдите от двери! — сказал я.

Не думал, что безумная врачиха послушается, но в глазке вдруг мелькнул свет. Успел заметить силуэт, который сначала шарахнулся от двери, а потом снарядом метнулся к ней — раздался новый удар.

Бам-м!

— Да вы там охренели совсем, что ли? Все, я звоню в полицию! — сказал я.

— Нет, вы не понимаете… вы… не… понимаете-е-е… — стонала женщина за дверью. На этот раз увидел ее в глазок: губа разорвана, комком свисала ниже подбородка. А волосы неровными болотными кочками торчали так, будто их пытались вырвать из головы вместе со скальпом. «Или искусственно удлинить при помощи приложения», — подумал я.

— Это она? — спросила Света из залы. — Мне звонить?

— Погоди! — прошептал я. — Она, кажется… Да, но она ранена, сильно! Звони-ка лучше в скорую! Сейчас же, набирай!

— Ранена?!

— Да, говорю же, звони!

Услышал, как жена набирает номер скорой. Кристины не слышно. Наверняка прижалась к маме — всегда так делала, когда страшно. А еще — когда болела, всегда искала укрытия под маминым крылышком.

— С вами все в порядке? — спросил я врачиху, но дверь так и не открыл.

— Со мной?! Да со мной все в порядке, разве не видно? — и женщина то ли засмеялась, то ли заревела. — Ты разве не видишь, сукин ты сын. Я истекаю кровью, я… кхр-ра! Это все она со мной сотворила. Все она-а!

И новый удар по двери. Уже слабее. Намного.

— Мамочка, мне страшно, — раздался голос Кристины в зале. «Не только тебе», — подумал я.

— Я ее слышу-у. Слышу ее-а! — завопила женщина в коридоре. А потом — грохот. Она там что, упала? Или это соседи начали открывать двери, чтобы посмотреть на бесноватых в подъезде?!

— Мне плевать, кого вы там слышите! Все! Мне надоело, я выхожу. И лучше вам убраться с мой площадки подобру-поздорову! — сказал я и резко распахнул входную дверь, решив покончить с ситуацией раз и навсегда.

Дверь открылась не до конца, но женщины вроде не видно.

— Нет, не ходи туда! — попыталась остановить жена. — Я уже позвонила в скорую. У них там аврал, но они едут. Полицию, в полицию-то тоже звонить?

— Да, звони! — я осторожно выглянул на площадку, ожидая, что сумасшедшая тут же нападет. Но заметил лишь сапоги на кафеле. Она что, умерла? Не двигается вроде…

— Скорая едет? — переспросил я.

Внизу шаркали и бурчали соседи — что-то типа «Вот же силы есть пить, нам бы так!». Но никто не поднимался к нам, на пятый этаж, чтобы узнать, что же произошло. Кажется, даже если бы здесь прямо сейчас убивали человека, то вряд ли бы кто-то пришел на помощь.

— Эй, женщина, с вами все хорошо? — спросил я, прекрасно понимая, что «хорошо» быть уже никак не может. Наклонился.

— Что там, что? — не унималась Света. Она уже в коридоре вместе с Кристиной — замученный, больной ребенок. Обе заметили сапог. — Боже! Она что, умерла, да? Не трогай ее, слышишь?! Это дело полиции. Пусть они занимаются. Не трогай, прошу тебя!

— Да не трогаю я!

Врачиха, ее узнал по рыжим волосам, лежала лицом вниз, прямо на кафеле. Под ней блестела лужица крови.

— И что там полиция? — обернулся я.

— Занято постоянно, — ответила Надя.

Внезапно понял, что меня интересует один предмет. Он лежал рядом с телом.

Телефон.

— Не тр-рогай его! Что ты делаешь?! — Светлана попыталась остановить, но поздно — уже подхватил телефонный аппарат, заляпанный кровью. Вопреки ожиданиям, на экране не оказалось надписей типа «Обработка завершена». Да и не мог такой аппарат их показывать. Старинная «Нокиа 3310» — обычная звонилка без функций смартфона. Никаких приложений. Ни для обработки фотографий, вообще ни для чего!

«Что-то тут не сходится», — подумал я, услышав вой приближающейся сирены.

Врачиха была еще жива, когда приехала скорая, но умерла у врача на руках, как только ее попытались перевернуть.

***

— Что значит, они уехали? — спросил я, выходя из ванной. Только вышел, понимаешь, на минутку, охладить морду лица, как жена уже сообщает, что «скорая» отчалила восвояси.

— Так и уехали.

— Куда увезли? В морг?

Света вдруг замолкла. Веки дернулись.

— Не увезли что ли? — я подвинул жену в сторону и поспешил к входной двери. Быстрее влез в тапки и накинул куртку. — Серьезно?!

— Они сказали, что у них таких случаев по городу тысячи. Тысячи, ты представляешь? Что-то происходит… что-то страшное!

— Что происходит? Разгильдяйство происходит, вот что. Совсем на свои обязанности забили, — проворчал я, открывая дверь, — труп на месте. — Да-а блин. И что нам теперь делать? Кто ее заберет?

— Они дали телефон, — сказала Светлана, протягивая листочек с номером. Вроде цифры, а все равно такое чувство, что инопланетяне писали

— Телефон? Какой еще нафиг телефон?

— Они сказали, что сейчас специальная служба занимается этим. Противоэпидемическая служба, которая утилизирует…

Посмотрел еще раз на труп — бригада «скорой» только прикрыла его сверху черной брезентухой — и все!

— Погоди, так они заразные, да? Трупы?! — спросил я.

— Так они не сказали…

— Но слово «противоэпидемическая» ведь прозвучало, так?!

— Да… — ответила Света, ахнула, поразившись собственному открытию, и прикрыла рот рукой.

— Тот-то же, выходит, они заразный труп нам оставили… Прикрыли только — и смотались. Хороши, блин, работнички!

— А что?.. Что если мы тоже заразились? — выдохнула Света. Как раз в это время в зале закашляла дочка. Махнул рукой в ту сторону: — Ты лучше иди к Кристинке. Кашель опять нехороший какой-то, а с этим я попробую как-нибудь разобраться. Телефон только дай мне!

Светлана протянула листочек, на котором выведен мобильный номер. Начинался на «912» — МТС, видимо.

— Будем надеяться, что все-таки не заразное, — сказал я, доставая телефон. Только вывел гаджет из авиарежима, как прозвучал звуковой сигнал. Так обычно срабатывали оповещения.

— Кто-то звонил? — спросила жена из залы.

— Э-э, не, — ответил я, а сам машинально убрал уведомление. Просто смахнул пальцем, не сразу осознав, что там написано про то же самое фотоприложение. Долбаный аппарат предлагал установить приложение для редактирования фоток. Такое же, как таксисту вчера. — Ч-черт!

— Что такое? — спросила Света.

Не знал, что ответить. Пока лишь догадки насчет приложения. Нужно сначала самому со всем разобраться. Или хотя бы попытаться.

— Ничего. Набираю, — ответил я.

Послышались гудки, а за ними — «В настоящий момент абонент разговаривает. Пожалуйста, перезвоните позже».

И так несколько раз подряд.

— Занято, — ответил я, а сам попытался найти приложение, которое смахнул с экрана. Но баннер исчез, растворился! Зато выскочила сразу куча не отвеченных вызовов. Как я и предполагал, большая часть из них начиналась на «495» — код города Москвы.

«Вот ведь коршуны, не могут угомониться! Все им свежатинку про кровавую заваруху подавай!»

— А полиция? — спросила жена.

— Так номер-то какой?

— «102», я в интернете глянула…

— Охренеть, и давно? — удивился я. Вообще неловко чувствовать себя эдаким динозавром, который пропустил падение метеорита. Конец эпохи, когда милицию можно было вызвать по «02», а приложения еще не убивали людей.

— Несколько лет уже, — ответила Света. Впрочем, она не лучше. Все новости предпочитала узнавать от меня, так что если я чего-то не знал или не интересовался темой, то и она в ней тоже, что называется, «не шарила». Идеальная семейная пара, как ни крути!

Набрал «102». Механический женский голос ответил: «Все линии заняты. Дождитесь ответа одного из операторов».

Ждал, но без толку.

— Что там? — спросила Света, обнимая спящую Кристину. В полутьме ребенок выглядел уставшим, измотанным, но спокойным. После приступа кашля ребенку всегда становилось плохо, тошнило, так что рядом стоял дежурный тазик.

— Ничего, — я снова набрал нужный номер, на этот раз включив громкую связь. — Занято!

— И что нам теперь делать? — спросил жена.

— Да откуда мне знать?! Это надо было спрашивать у тех уродов, со «скорой», что ставили нас с трупом. Ты не думала, что Кристина может заразиться?! Что мы можем заразиться?

— Я-я?! Я не успела… — Света всхлипнула. — Они ничего не сказали. Просто перевернули ее, посмотрели, пощупали пульс, сказали, что у них очень много подобных случаев…

— Подобных случаев?!

— Да, типа аврал. И уехали. А труп сказали эти… ну, эта служба заберет. Как там ее?

— «Противоэпидемическая».

— Ну да.

— И ничего не сказали, что делать с трупом? Опасен он или нет? Может, нам надо вообще в намордниках ходить? — спросил я, вспомнив про одинокий противогаз, который пылился на антресоли.

— Ничего не сказали… Просто типа позвонить — и приедут.

— Черт! — ругнулся я, а потом прижал палец к губам: — Тс-с!

Оставалось только поблагодарить Бога — или кто там вместо него?! — за то, что Кристинка спала. Потому что мне было бы сложно объяснить ей то, что происходило дальше.

— Слышишь? За дверью!

Света прислушалась:

— Не-ет, а что там может?.. Хотя… Боже!

За дверью кто-то копошился. Подумал про мертвую женщину — вдруг она не такая уж и мертвая? А если медики ошиблись? Вдруг она до сих пор истекает кровью на нашей площадке? Вдруг она?..

Поспешил к двери. Открыл — и замер.

— Что там? Она жива? — спросила жена.

— Ее нет!

Глава 5. Жуткие перемены

— И куда она делась? — я посмотрел вниз, перегнувшись через перила. На лестнице темно и пусто.

— Может она была жива, когда скорая приезжала? — спросила Света. Жена показала на то место, где лежала женщина. Там осталась лужица крови. Телефон исчез.

— Телефон медики взяли? — спросил я. Светлана пожала плечами — мол, не помню. — Свет, блин, попытайся вспомнить, это важно.

— Я не помню… правда, не помню… Сегодня столько всего…

А еще — в подъезде тихо. Ни ожившей врачихи, ни соседей, никого. Да что за чертовщина-то происходит?!

Собрался позвонить соседке в девятнадцатой квартире.

— Нет! — остановила жена.

— Почему?

— У нее муж недавно умер, забыл что ли?! Не стоит ее тревожить!

— Свет, блин, у нас тут на площадке женщина умерла, а потом восстала. Это разве не повод проверить, все ли в порядке?

Жена пожала плечами: типа я предупредила. Ушла в квартиру, потом вернулась с газовым баллончиком.

— На, держи, на всякий случай.

Позвонил соседке, но никто не ответил.

«Наверное, на дачу свинтила…»

«Дачу?! Зима же… К дочке может? Валерий Васильевич только недавно умер, наверняка не могла оставаться одна в квартире»

Позвонил в квартиру по диагонали. Там тоже не ответили. Да куда же все подевались? Хотя эти вот могли к детям уехать. Тут жила пожилая уже пара. Их тоже бывало, что неделями не бывало дома. Мы в свое время, помнится, еще радовались такому соседству — типа тишь да гладь. А сейчас? Сейчас хотелось найти хоть одного живого человека. Хоть какого-нибудь!

— Боже! — донеслось из квартиры. — Иди сюда, посмотри…

— Свет, я вообще-то пытаюсь выяснить, что ту, блин, происходит…

— Тебе надо на это посмотреть! — ответила жена тоном, который не предполагал возражений.

— Черт! — ругнулся я и поспешил обратно в квартиру. Еще раз осмотрел лестницу перед тем, как закрыть дверь. Никого! — Иду!

Света сидела на кухне. Перед ней на столе — раскрытый ноутбук.

— Что там еще? — спросил я.

— Она здесь… — сказала Светлана. Не сразу понял, кого она имеет в виду. Но, увидев на экране знакомый портрет, сразу понял — врачиха, Вероника Андреевна, перекочевала в гребаный Мертвограм.

«Нас уже 162666!!!» — возвещал сайт. Цифра мигала в самом верху страницы. Что она значила? Что над столькими мертвецами уже успели позабавиться, да? Какие-то извращенцы фоткали мертвых людей, потом выкладывали в социальную сеть, которую даже дизайном решили закосить под Инстаграм.

— Это она, — выдохнул я, увидев врачиху. Та стояла в темном коридоре у окна. У нее была порвана губа, которая куском мяса свисала внизу. Волосы торчали на куске оторванной с черепа кожи. При этом врачиха улыбалась и надувала губы, совсем как звезды Инстаграма. Типа позировала.

— Леш, что происходит? Что вообще происходит? Мне страшно! — Света попыталась закутаться в халат, но это не помогало — жену все равно знобило. Знал, что прямо сейчас нужно обнять Свету, та нуждалась в поддержке. Но мне сначала надо кое-что сделать.

— Когда она заходила? Когда размещено? — я схватил ноутбук, будто приближение экрана к лицу могло помочь разобраться в ситуации.

«Сегодня, 03-12», — гласила надпись над фото. Более того — над аккаунтом светилась зеленая точка. По опыту работы с соцсетями знал: это означает, что человек на данный момент находится в сети.

Или был там совсем недавно.

— Она что, онлайн что ли? — прошептал я. Живот моментом скрутило. Внезапно понял, что мы с семьей оказались не просто в затруднительной ситуации, а в самом центре ужаса, который разворачивается прямо сейчас в нашем родном городе.

— «Онлайн»? — переспросила Света.

— Да, смотри! И фотку выложила… Она выложила фотку только что. Только что!!!

— Как? Как это может быть?

— Я не знаю, Свет. Не знаю, ч-черт!

Открыл ящик стола, где вместе с витаминами лежали таблетки валерианы. Сойдет. Дал Свете одну, вторую положил себе под язык. — Надо успокоиться. Надо… Смотри на фото!

— Оно страшное, Леш…

— Да знаю, но надо… Что ты видишь?

— Темный подъезд, кажется, сзади почтовые ящики, совсем как…

— Да, блин, это наши почтовые ящики, это наш долбанный подъезд, она сфоткалась несколько минут назад на площадке между этажами… Она все еще может быть там… — я быстро двинулся в прихожую за курткой — надо срочно проверить догадку.

— Нет, пожалуйста, не надо! — сказала жена. — Лучше еще раз позвонить полицию… Или в эту… ну, эту службу, понимаешь?

— Надо проверит. Я должен… Я обязан. Хочу понять, что это такое. Я возьму баллончик. Со мной все будет в порядке, обещаю….

Но в подъезд так и не вышел — в зале гулко залаяла Кристина.

***

— Возьми «Тонзилгон» и этот, как его?.. сироп, который вчера купили, — попросила жена.

Сироп назывался «Для дыхания» — намешаны какие-то травы от кашля. Ребенок пил его с удовольствием, в отличии от «Тонзилгона», про который Кристинка говорила, что он «бе-е!».

Кашель жуткий — казалось, что ребенок задыхается.

Когда примчался в комнату, понял — не казалось. Девочка изгибалась, будто у нее — приступ эпилепсии. Одеяло упал на пол, дочка последовала бы за ним, если я бы не подоспел. Успел поймать в тот момент, когда та уже скатывалась вниз.

— Кристина-а! Кристина, больно дышать да? — это Света принялась тормошить ребенка.

Девочка открыла глаза. Но это не глаза нашего ребенка.

Воспаленные и покрасневшие.

Глаза Терминатора, прошедшего сквозь круги ада.

— Боже-е, — я отшатнулся, чуть не выронив дочку.

— Кристина! — жена всхлипнула и бросилась к девочке, но, увидев ее глаза, замерла. Медленно повернулась ко мне. Видимо, ждала, что я все объясню. Но я не мог объяснить! У меня, черт побери, не было никакого объяснения тому, что происходило.

Кристинка закрыла глаза и закашлялась. Ее вырвало. Мимо тазика, который не успел даже вытащить из-под дивана. Прямо на ковер. «Да и черт с ним! — подумал я. — Не важно. Что с дочкой? Что с ней?!»

Когда рвотные позывы прошли, я перевернул Кристину обратно на спину. А Света попыталась полотенцем стереть блевотину с губ дочки. Но та вдруг зашипела и резким движением руки отбросила полотенце в сторону. А потом вцепилась мне в руку. Я заорал.

— Кристинка что ты делаешь, родная?! Пожалуйста! — прошептал я, но девочка вдруг пнула Светлану в живот. Жена охнула, сложившись пополам. А Кристина тем временем забилась в угол. Прямо под шведскую стенку, которая вместе с ковриком для йоги символизировала в нашей квартире спортивный уголок.

— Кристина, что ты делаешь? Кристина, зачем ты так с мамой? — спрашивал я. Но сам уже знал, что это — не совсем наша девочка.

— Вы все с-сдохните. Вс-с-се!!! — прошипела она, а потом залаяла — как собака.

— Кристина, что?.. что?.. — комок застыл в горле. — Что ты такое говоришь?

— Эта с-сука сдохла. Эта врачиха. Но не просто дохла. Теперь она вместе с нами. Вместе. Радуется новой жизни. За гранью. И вы все там будете! Все присоединятся. Скоро! Вс-с-се!

Поспешил к девочке.

Но тут раздался новый приступ кашля. Дочку выгнуло, отбросило на шведскую стенку, послушался звук глухого удара.

— Боже! — выдохнула Светлана, подумав, что девочка могла себе что-нибудь сломать. «Тонзилгон» выпал из рук, разлившись по ковру.

— Кристина-а! — закричал я и бросился к девочке. Та не отвечала…

***

Кристина падала очень долго. Летела, махая руками, пытаясь уцепиться за стенки. Стенки чего? Тоннеля?

Почему-то подумала, что тоннель похож на рот человека, который болен ангиной. У нее врач сначала нашел ангину. Дал маме рецептов, которые та не могла прочитать, а потом в аптеке им выдали кучу всяких пузырьков. Почти все лекарства были горькими и невкусными.

Кристина видела рисунок больного горла на стене у врача. Красный и извилистый, как внутренность червя. Этот тоннель — такой же. Она летела по нему уже долго. Час?! Два?! Может, больше.

В принципе за это время она могла бы нарядиться в восточную красавицу и разучить новый танец. Кристина с мамой ходили на индийские танцы, хотя у нее пока не получались сложные элементы. Мария, их учитель по танцам, все время ругала за то, что девочками руками не может управлять параллельно с ногами.

А сейчас руки и ноги свободно болтались. Кристина пыталась ухватить ими за стенки, но те были холодные и влажные, скользкие — не удержаться!

— Мама-а-а! — закричала Кристина, но вопреки всему даже не услышала голос. То же самое, что кричать в подушку. Бесполезно. — Папа-а-а! Ма-а-ам! Где вы? Мне стра-а-ашно!

Кристина понимала, что родители где-то рядом. Она ведь заболела, так?! Так. Ее начали поить лекарствами, несколько дней. Даже сегодня она их выпила и почти сразу уснула. Нет, не сразу, сначала долго кашляла, а потом все-таки…

«Я сплю, — поняла Кристина. — Это все мне только сниться, поэтому надо просто сосредоточиться — и проснуться».

Напрягла лицо, пробуя еще шире открыть глаза, но не помогло — тоннель все не кончался. Кристина летела вниз.

А что если она разобьется? Долго ведь уже падает. Обычно когда падают с такой высоты, то всегда разбиваются. Кристина видела… да-да, папа не разрешал смотреть новости, но она все же видела раз в ТВ-новостях, как одна девочка спрыгнула с крыши. Ее не спасли — она разбилась. Умерла.

— Мама-а-а! — закричала Кристина.

Но звука голоса снова не услышала. Попыталась схватиться за ускользающие выпуклости тоннеля, но те будто отшатнулись от нее.

Тогда она упала на дно — и тут же отскочила от него, будто от самого большого в мире батута. Не успела даже подумать, как ударилась о стену и снова отлетела, на провалившись в что-то влажное, мерзкое и мягкое.

Кристина захотела встать, но почувствовала, как холодные щупальца оборачивается вокруг ее запястья.

Кристина закричала, но звука голоса не было — полный ноль.

«Никто не услышит, никто не поможет! Даже мама с папой… Даже они…»

***

— Это не она… Это не могла быть она, понимаешь?! — я жадно курил остаток сигары, который остался с прошлого Нового года. Вообще я не курил, но сейчас мне нужен был никотин, чтобы хоть чуть-чуть расслабиться.

Мы стояли со Светой на холодном балконе — жена прижалась ко мне, закутавшись в одеяло. Кристинку уложили обратно на диван, погасив свет.

После приступа дочка снова выглядела безмятежной. Сладко посапывала. А все, что случилось, казалось дурным сном.

Будто никто и не лаял.

Будто никто и не предвещал нам скорую кончину.

— Она сказала, что мы все умрем! Мы… — повторила Светлана. — Понимаешь?

— Может, показалось?! — спросил я, хотя сам не верил в то, что говорил. Все было так ярко. Так правдоподобно, что лучше… лучше сделать еще одну затяжку. Тлеющий уголек сигары слишком быстро приближался к пальцам.

А жизнь нас уже обожгла… Так что ожог, пожалуй, останется навсегда.

— Надо показать ее кому-нибудь, — сказала жена.

— Да-а… — протянул я, выдохнув дым.

— Что ты молчишь? С нашей дочкой что-то страшное происходит. Она… она… — и Светлана заплакала.

Не ответил, лишь положил голову жены на свое плечо. Тоже хотелось реветь, но я знал, что если дам слабину, то мы точно не выберемся из этого ада.

Нужны силы, но их не было — последние извел на пепел. Открыл окно и выбросил сигару. Та, мелькая красным угольком, полетела вниз.

Четвертый этаж, третий…

На третьем за ней последовало тело!

— Черт! Там женщина… она… — не успел я договорить, как сигара упала в снег. За ней — сумасшедшая, что решила покончить жизнь самоубийством таким нелепым способом. Женщина упала частично в сугроб на цветнике, частично — на обледеневшую дорожку. И закричала так, что стало ясно — у нее сломано все, что можно.

— Боже. Да что де это такое?! — спросила Света.

Не знал, что ответить.

В доме напротив еще одно тело выпало в снег.

Стон.

Хрип.

Раз — и внезапно на нас нахлынула целая волна звуков приближающегося хаоса: крики, сирены, вопли, звон бьющихся стекол. И как апогей — грохот далекого взрыва, от которого задрожали стекла на балконе.

Прежний мир рушился. К утру от него не осталось и следа…

Глава 6. Киднеппинг

Кристина закричала, пытаясь освободить руку, но щупальце крепко сжало руку. Девочка видел его в полутьме. Свет проникал сюда будто через красное стеклышко. Через 3D-очки, анаглиф. Папа ей такие подарил, достав из журнала про географию. Сказал, что очки шли к журналу приложением, потому что там фотографии напечатаны в стерео. И действительно, если на фотки посмотреть через очки, то они сразу оживали. Паук, который и так был размером с кошку, казался настоящим: того и гляди выпрыгнет со страницы и нападет на маленькую девочку. Кристина не любила смотреть журнал, потому что боялась. Да, вот такая она трусишка! А сами очки ей понравились. Впрочем синее стеклышко быстро где-то потерялось, поэтому девочка в основном смотрела через красное.

Как сейчас.

— Что?! Кто здесь? — Кристинка оттолкнула щупальце и отпрыгнула в сторону. То, извиваясь, уползло в «пол».

Кристинка посмотрела под ноги и чуть не взвизгнула — тот сплошь состоял из извивающихся змей. Толстых, типа удавов. Только голов нигде не видно. Тела извивались, поэтому «пол» находился в постоянном движении. Качался под ней, словно палуба корабля. Кристина на самом деле не знала, как качается палуба, потому что ни разу на ней стояла. Зато видела подобное в мультиках. Например, в «Ну, погоди!» Волк гонялся за Зайцем, а в это время корабль качало на волнах.

В этот раз она сама была Зайцем, которому надо прятаться и убегать. Но где тогда Волк? И кто он?

Все то время, что находилась здесь, чувствовала, что за ней кто-то наблюдает.

— Кто здесь? — закричала Кристина, но звук голоса потонул в складках тоннеля. Показалось, стенки тоннеля будто бы всосали звук.

Чуть слышное «Ш-ш-шиа» — и все, звука нет. Она будто разучилась говорить. Открывала рот, двигала языком, но вот звуков не издавала. Хуже новорожденного малыша. Тот хоть кричит, когда есть просит. «А мне что делать?» — подумала Кристина.

Щупальце снова пришло в движение. Поползло к ней. Кристина шарахнулась в сторону, но тут же попала в холодные объятия — прямо из стены к девочке потянулись руки. Такие же влажные и холодные, будто сделанные из грязи. А вот и лицо! Изуродованное! Кажется, у него не было глаз и что-то очень не так со ртом. Да и в целом его словно вылепили из песка. Порванный рот открылся, зашипел:

— Иди, с-сюда, деточка! Иди к нам!

— Да-да, иди. Это вс-с-се ты! — зашипел другой голос — и еще одна рука скользнула по плечу Кристины. Та смахнула ее, но тут же в ногу вцепилась еще одна кисть. Сжала лодыжку до боли. Девочка упала, забрыкала ногами.

Не помогало. Живой тоннель не хотел ее отпускать. Появились еще несколько новых лиц, потом еще и еще. Да весь коридор теперь был «сделан» из людей, которых будто бы при ремонте замуровали прямо в стену.

И все тянулись к ней.

— Дас-с, ты должна быть с-с нами! Ведь это вс-с-се сделала ты! Ты виновата.

Кристинка побежала, на ходу перепрыгнув через бугор, который напоминал пузо толстяка. Как раз в тот момент, когда бугор взорвался изнутри, будто это прыщ, который резко сдавили чьи-то шаловливые пальчики. Во все стороны брызнула бардовая жидкость. Пахнуло туалетом.

— Фу-у! — простонала Кристинка. — Что, не получилось, да-а? Мама с папой меня все равно спасут. Они меня вытащат отсюда. Когда они придут то, вам. Всем вам будет плохо!

Конец ознакомительного фрагмента.