Витольд [алко-роман]

Алексей Бурцев, 2018

Жизнь обычного человека, сама по себе – эксперимент и опасный аттракцион. Человек бухающий особенно склонен к опытам. Биохимического порядка. Жестоким и рискованным. Учёный и объект исследования в одном лице. К чёрту лабораторных мышей. Опыты строго на самом себе. Без наркоза, дублёра и страховки.Некоторые умудряются дойти живыми до финала изысканий. Постановки самого сложного эксперимента. Попытаться повернуть время вспять. Проще говоря – завязать бухать совсем.Шарахаясь витиеватыми зигзагами проспектов, закоулков и тупиков своего пути, Витольд подошёл всё-таки к началу этого эксперимента.

Глава третья

Есть у Витольда друг со старинным прозвищем Пинцет. Потому как в молодости хотел Пинцет стать врачом. Бывший бандит. Фактурной внешности. Сто пятьдесят килограмм веса в двух метрах роста. Ныне — видеооператор. Уроженец центра города. Житель дома, спроектированного в духе неоклассицизма, с закруглённым фасадом.

Пинцет, как все люди, которые когда-то занимались спортом, бухал редко. Берёг себя и всячески «это дело» осуждал. Но иногда возникало у него желание от души напиться. Если тяга оказывалась непреодолимой, подходил к вопросу со вкусом. Даже некоторым сибаритством. Основательно и обдуманно. С лёгкой нервной опаской. Как чему-то незаконному. Говоря по правде, как к сволочной сделке с собственной совестью.

Вчера Витольд и Пинцет пересеклись на Колхозном рынке. Приняли финансовый бюджет мероприятия во втором чтении, после ряда обсуждений и дискуссий. Не спеша двинулись по рядам. Начали с овощного. Принюхиваясь, разглядывая внимательно, трогая руками и пробуя, приобрели: квашеной капусты с рубиновыми вкраплениями клюквы, солёных огурцов и груздей, картошки, несколько пучков зелени. Свернули в рыбный ряд, долго выбирали селёдку потолще. Пытаясь распознать по оловянным глазам ту из рыбин в бочке, что с икрой.

Перешли в мясные ряды за салом. Продавщицы нахваливали свой способ засола и особые сорта опилок, что дымили при копчении. У торговца фруктами прихватили гроздь чёрного винограда и пакет мандаринов, как напоминание о прошедшем Новом годе. На улице в пекарне взяли хрустящего свежего белого хлеба. Ну а в финале — литр хорошей водки. По «штырю» на душу населения. На всякий случай добавили ещё четыре банки светлого пива.

Через полчаса ценный груз осторожно выкладывался из рюкзака на кухне у Витольда. Минут сорок ушло на приготовление и нарезку. Сервировали, тесня посуду на узком кухонном столе. Как для инстаграмовских фотографий.

Парила картошка в мундире, сдобренная сливочным маслом, укропом и крупной солью. Аккуратно разделанная селёдка, сбрызнутая уксусом и оливковым маслом, вытянулась двумя симметричными рядами брусков, припорошённых слегка луком, укропом и чёрным перцем из похрустывающей на оборотах мельницы. В отдельных посудинах разместились соленья. Квашеная капуста, заправленная маслом. Грузди и огурцы решили не резать, а закусывать ими в целом виде. Сало и хлеб нарезались тонко, для лучшего вкуса. Водку достали из морозилки, вместе с заиндевевшими рюмками.

Витольд вытащил с антресолей маленькую пластмассовую ёлку, вышиной с бутылку. Расположил рядом с виноградом и мандаринами на подоконнике с видом на затянувшуюся весну. Вспомнили, что не купили солёных зелёных помидоров, но тут же махнули рукой на эту нехватку.

Налили водку, тягучую как масло от морозильного холода, в ледяные рюмки.

— Ну, по первой!

Выдохнули, выпили и понеслось… Тосты перемежались с длинными разговорами и перекурами. Закусывали не спеша, с достоинством. Без голодной плебейской жадности к деликатесам. Дабы распробовать всё, что лежало в тарелках, со всей тщательностью. По отдельности, вкусов не смешивая. Гедонизм в чистом виде. В такие часы думать о том, что завтра будет плохо, совершенно не хочется.