Международный порядок

Алексей Богданов, 2017

В учебном пособии рассматриваются ключевые аспекты такого сложного и многомерного явления, как международный порядок. Анализируются современные теоретические подходы к пониманию этого феномена, а также показано влияние системных и структурных факторов на специфику международного порядка. Представлена авторская типология видов международного порядка (многополярный, биполярный, однополярный, гегемонистский, имперский) и объяснены закономерности функционирования и эволюции каждого из них. Пособие предназначено для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлениям «Международные отношения» и «Политология», а также для всех тех, кто интересуется теорией международных отношений и актуальными проблемами современной мировой политики.

Глава 1. Проблема «порядка» в теориях международных отношений

Дискуссии о сущности и истоках порядка в отношениях между государствами на протяжении многих лет делят научное сообщество на несколько теоретических направлений, каждое из которых имеет свое видение этой проблемы. Наиболее острые дебаты разворачиваются вокруг следующих вопросов. Во-первых, является «порядок» естественным состоянием международных отношений или, напротив, отклонением от нормы? Во-вторых, кто создает и поддерживает международный порядок? В-третьих, каковы факторы стабильности и причины кризиса международного порядка? В-четвертых, возможно ли создание справедливого международного порядка? В зависимости от принадлежности к тому или иному теоретическому направлению, исследователи дают разные ответы на эти и другие вопросы, касающиеся понимания феномена порядка в международной политике.

Далее будут рассмотрены четыре наиболее влиятельные парадигмы теории международных отношений, формирующие современную повестку дня в теоретических спорах о международном порядке — неореализм, неолиберализм, неомарксизм и социальный конструктивизм.

1.1. Неореализм и проблема «порядка» в международной политике

Сторонники неореализма в целом скептически относятся к идее установления устойчивого порядка в международной политике, указывая на неприменимость универсальных моральных принципов к действиям государств^[2], анархичность международных отношений (отсутствие высшей власти вне границ национально-государственного суверенитета), ориентированность государств на краткосрочные национальные интересы, а также неопределенность в отношении намерений друг друга как главные препятствия к формированию разделяемых правил и норм международного поведения^[3]. Вместе с тем неореалисты признают существование ряда упорядочивающих принципов (ordering principles) в международной политике, к которым они относят «анархию» и «иерархию». Первый принцип произрастает из «одинаковости» (sameness) и суверенного равноправия взаимодействующих акторов и, как следствие, предполагает преобладание отношений соперничества между государствами, составляющими международную систему. Второй принцип проистекает из дифференциации взаимодействующих акторов в зависимости от уровня их материальных возможностей (силовое неравенство) и, в итоге, доминирования отношений субординации и подчинения^[4]. Иерархия, так же как и анархия, постоянно присутствует в качестве структурной характеристики международной системы, которая в разные исторические периоды эволюционирует в направлении глобального доминирования либо относительного баланса сил между несколькими примерно равными соперниками. Известные представители неореализма Ч. Кегли и Г. Рэймонд указывают что, иерархия существует постоянно, но место государств в ней меняется в зависимости от динамики распределения материальной мощи. При этом иерархия «…порождает соревнование, а соревнование в системе неравных, стимулируемое завистью и борьбой за статус, ускоряет начало войны…»^[5], ведущей к перераспределению мощи в рамках международной системы и, как следствие, к формированию нового порядка, отражающего изменившееся в результате победы одной из сторон соотношение сил.

Международный порядок, таким образом, определяется исключительно структурой системы, которая решающим образом влияет на поведение государств: в условиях преобладания анархии международные отношения характеризуются преимущественно конкуренцией и борьбой за ресурсы и влияние, в то время как иерархический порядок в большей степени провоцирует государства к использованию кооперативных стратегий, поскольку значительное силовое неравенство не позволяет им всецело опираться на собственные возможности и суверенитет при обеспечении национальной безопасности.

Вместе с тем не все сторонники неореалистской парадигмы склонны сводить международный порядок к структурным характеристикам международной системы. Так, Р. Гилпин утверждает, что во имя достижения своих интересов государства «создают общественные, экономические и политические соглашения», способные накладывать определенные ограничения на поведение государств^[6]. Ученый также исходит из того, что во всякой «системе человеческого взаимодействия» (в том числе и в международных системах) присутствует минимальный набор правил, которые регулируют общественные отношения в различных сферах. В области международной политики это относится прежде всего к дипломатии и политическим взаимоотношениям, законам и обычаям войны, а также к экономике и торговле^[7]. Российский исследователь Э. Баталов дополняет это утверждение, высказывая мнение, что базовые правила международного порядка формируются в процессе острой конкурентной борьбы между центрами силы, определяющей «границы допустимой активности» друг друга, а также «контекст, в котором происходит интерпретация норм международного права»^[8]. Кроме того, структурные характеристики международной системы (анархия и иерархия) могут оказывать влияние на «…дифференциацию и специализацию международных ролей, принятие ключевых решений, международную стратификацию, а также поддержание коммуникаций внутри системы…»^[9]. Из этого следует, что структура выступает основой силовой стратификации акторов (супердержавы, великие державы, средние и малые державы)^[10], предписывающей государствам специфические роли и модели поведения, что является одним из ключевых аспектов международного порядка. Схожего мнения придерживается и российский исследователь А. Богатуров, относящий к числу обязательных условий порядка в международной политике такие факторы, как наличие признаваемой иерархии между субъектами международных отношений и общих правил международного поведения, а также систему принятия решений по наиболее важным вопросам, методы их реализации и набор морально допустимых санкций за нарушения решений^[11].

Формирование порядка в международной политике оказывается зависимым не только от структуры международной системы, но и от способности государств договариваться о приемлемых правилах взаимодействия в наиболее важных областях общественной жизни, легитимных санкциях за их нарушение, а также о распределении социальных ролей между ними. Это важное допущение позволяет сторонникам неореалистской парадигмы разделять понятия «легитимного» и «революционного» порядка, первое из которых характеризуется принятием ведущими державами существующих норм, в то время как в рамках второго существует хотя бы одна великая держава, отказывающаяся строить свои отношения с другими государствами на основе сложившихся «правил игры»^[12]. Как следствие, согласие/несогласие ключевых акторов принимать существующие нормы международного поведения (или свою роль в рамках имеющегося порядка) оказывается, наряду с балансом сил и структурой международной системы, важным фактором поддержания/трансформации сложившегося порядка.

Отдельного упоминания в рамках неореалистской парадигмы заслуживает теория гегемонистской стабильности (hegemonic stability theory), сторонники которой (Р. Гилпин, Ч. Киндлбергер, Р. Кеохейн и др.) рассматривают доминирующее в системе государство в качестве главного источника и гаранта международных правил и норм. Военное и экономическое превосходство гегемонистской державы с точки зрения теории гегемонистской стабильности позволяет последней выступать в качестве лидера по отношению к другим государствам и системе в целом — обеспечивать международную безопасность, устанавливать правила экономического взаимодействия, а также применять санкции в отношении нарушителей существующих норм. Вместе с тем лидерство государства-гегемона предполагает, что другие державы также извлекают выгоду из сложившегося положения (доступ к иностранным рынкам, финансовая стабильность, отсутствие крупных конфликтов и т. д.) и, как следствие, поддерживают статус-кво и международный порядок в целом. Таким образом, как утверждает один из ведущих представителей теории гегемонистской стабильности Р. Кеохейн, «…гегемония играет ведущую роль в формировании институциональной среды, благоприятной ее собственным интересам… но также принимает издержки опоры системы, предлагая финансовые услуги, источники капитала и военную поддержку. Гегемон — главный бенефициар системы, но также главный источник ресурсов для других участников; он извлекает огромные выгоды, но при этом несет самую большую ответственность»^[13].

Залогом стабильности международного порядка в первую очередь является способность доминирующей державы обеспечивать мир, безопасность и процветание в рамках международной системы (Римская империя в эпоху античности, Британская империя в XVIII–XIX вв.,"Pax Americana"во второй половине XX — начале XXI в.) путем формулирования и поддержания норм международного поведения. Так, на протяжении последних трех столетий Великобритания, а затем Соединенные Штаты Америки, выступали в качестве источника ключевой валюты (британский фунт, американский доллар) и управляли международной финансовой системой, оберегая сложившийся статус-кво, а также принципы свободной международной торговли, что отвечало интересам этих держав. При этом политика гегемонистских держав была выгодна и другим государствам, которые желали присоединиться и имели возможность извлекать выгоду из существующего политического и экономического порядка^[14]. Таким образом, способность доминирующих государств создавать и поддерживать ключевые нормы межгосударственного взаимодействия является важнейшим условиям сохранения сложившейся системы властных отношений и международного порядка в целом. Утрата такой способности или ослабление привлекательности гегемонистских норм в глазах второстепенных государств грозит доминирующей державе ухудшением ее имиджа в международной системе и неминуемо ведет к кризису нормативного фундамента общественного порядка, провоцируя обострение соперничества между великими державами, стремящимися к пересмотру ключевых параметров сложившегося статус-кво.

Еще одним важным направлением в рамках неореалистской парадигмы, исследующим проблемы формирования и сохранения порядка в международной политике, является теория транзита власти (powertransition theory), для которой характерно представление о международном порядке как иерархической (а не анархической, как в классическом реализме) структуре. Именно иерархия определяет способ функционирования всего международного порядка, стабильность которого поддерживается до тех пор, пока доминирующая держава сохраняет значительное силовое превосходство над любой из существующих великих держав или их возможным союзом^[15]. При этом сторонники теории транзита власти считают, что критическим фактором, влияющим на поведение государства, выступает удовлетворенность сложившимся статус-кво. Как следствие, большинство великих держав являются надежными союзниками доминирующего государства именно потому, что они удовлетворены правилами системы и существующим распределением материальных благ. До тех пор пока великие державы довольны тем, как функционирует международный порядок, они поддерживают государство-гегемона, и изменения в относительной мощи между этими державами не влияют существенно на их поведение^[16]. Как следствие, «большие войны» (major wars), совпадающие по времени или вытекающие из «транзитов власти», ведутся не столько за перераспределение благ между восходящей державой и гегемоном, сколько вокруг правил согласно которым должно происходить это распределение.

С точки зрения теории правила международной системы всегда подстраиваются под доминирующее государство, которое извлекает непропорционально большую выгоду из существующего положения. Предполагается, что восходящая держава не удовлетворена таким положением дел, и по мере обретения ею достаточной мощи можно ожидать, что она бросит вызов существующему статус-кво^[17], провоцируя кризис международного порядка. Таким образом, согласно теории транзита власти, государства поддерживают международный порядок в том случае, если его нормы отражают реальное распределение материальной мощи и положение самих государств в рамках этого порядка адекватно их военно-экономическому потенциалу и уровню политического влияния. Напротив, если рост экономического и военного потенциала одной или нескольких держав не вызывает изменений существующих норм и системы распределения материальных благ в их пользу, то это способствует нарастанию неудовлетворенности статус-кво и усилению ревизионистских настроений в отношении всего международного порядка.

Известным представителем неореалистского направления, делающим акцент на роли правил, норм и институтов в формировании и поддержании международного порядка, является британский исследователь, ведущий представитель английской школы^[18] X. Булл, рассматривающий в качестве ключевой предпосылки порядка в международной политике наличие «первичных целей общественной жизни» (сохранение сообщества государств мира, ограничение насилия, поддержание независимости и суверенитета отдельных государств и т. д.)^[19]. Согласно его точке зрения, несмотря на анархичность международных отношений и несовпадение национальных интересов, все государства опасаются неограниченного и неконтролируемого международного насилия, а также потери собственной независимости, из чего проистекает их общая заинтересованность в достижении названных «базовых целей» (elementary goals), обеспечивающих как стабильность всей системы, так и суверенитет и безопасность составляющих ее элементов. Ключевую роль в поддержании международного порядка играют «правила», предписывающие желательный образец поведения, и «институты», придающие эффективность этим правилам^[20]. В то же время, как подчеркивает ученый, правила и институты, лежащие в основе международного порядка, «…выступают в качестве инструментов не столько общих интересов членов общества, сколько интересов правящих или доминирующих групп…», поскольку «все реально существующие системы общественных правил наполнены конкретными интересами и ценностями тех, кто эти правила создает… любая историческая система правил будет служить интересам правящей или доминирующей группы в большей степени, чем интересам остальных…»^[21].

Другой представитель английской школы, британский ученый А. Уотсон, увязывает эволюцию порядка в международной политике с разной степенью политической автономии акторов, составляющих международную систему. Он рассматривает все исторические международные системы в границах континуума, на одном конце которого находятся «системы независимых государств» (каждый актор обладает полной автономией в области принятия как внешних, так и внутренних решений), а на другом — «империи» (основанные на прямом управлении периферийными акторами из имперского центра). В промежутке располагаются «гегемонистские системы», внутри которых существует держава, способная устанавливать «правила игры» и контролировать внешнюю политику других государств, «сюзеренные системы», предполагающие согласие (хотя бы частичное) второстепенных государств с гегемонистским правлением, и «доминионы», в рамках которых правительства менее могущественных держав, несмотря на зависимость от доминирующего государства, сохраняют собственную идентичность и суверенитет во внутренней политике^[22].

Природа международного порядка, согласно этому подходу, во многом определяется неструктурными факторами — степенью внутриполитической автономии второстепенных акторов, принятием ими легитимности политики и положения доминирующей державы, способности последней формулировать приемлемые «правила игры» и управлять разнородной периферией. Иными словами, изменения в распределении материальной мощи между участниками системы не являются единственным фактором порядка в международной политике, так как существенную роль играют идеологическое влияние государства-лидера, легитимность его действий, а также способность формировать нормативный фундамент международных отношений.

Схожую точку зрения высказывают известные американские неореалисты С. Брукс и У. Уолфорт, подчеркивающие значение институционального порядка в условиях однополярного баланса сил, сложившегося после завершения холодной войны. Так, по их мнению, несмотря на подавляющее экономическое и военное превосходство США над другими государствами мира, сохранение лидерства единственной сверхдержавы зависит от ее способности поддерживать институциональный фундамент современного международного порядка, «который включает не только формальные организации и соглашения, но также неформальные правила и стандарты легитимности»^[23], позволяющие вырабатывать стратегии взаимодействия, снижать издержки и решать общие проблемы как в сфере экономики, так и в области безопасности.

В целом неореалистская парадигма придает наибольшее значение структурным факторам (распределение материальной мощи, количество великих держав в системе, локальный и глобальный балансы сил)^[24] с позиции формирования, поддержания и трансформации международного порядка. Нормативные факторы (правила, институты, ценности) рассматриваются в качестве важных переменных, но все же зависящих (и зачастую производных) от материального фундамента существующего порядка, и прежде всего сложившегося соотношения сил между ведущими державами.

1.2. Неолиберальная традиция и мировой порядок

В отличие от сторонников неореализма, последователи неолиберальной парадигмы рассматривают стремление людей и социальных общностей к «порядку» в качестве их естественной черты, природной склонности, обусловленной заложенным в каждом человеке желанием быть частью общественного организма. Ключевым фактором, влияющим на политику государств, выступают не эгоистические национальные интересы (как считают реалисты), а международные нормы, основанные на согласии этих государств относительно общих целей (безопасность, процветание) и границ допустимого поведения (пределы использования военной силы, нарушение суверенитета во имя гуманитарных целей и т. д.). Поэтому неолиберальные теоретики, исследуя феномен порядка в мировой политике, не придают большого значения таким понятиям, как «структура» и «баланс сил», делая акцент на международных институтах, транснациональных организациях и сетях, образующих подобие системы глобального управления, которая «институционализирует сотрудничество и сдерживает конфликты…»^[25]. При этом под «глобальным управлением» понимаются не только формальные институты и организации, создающие и поддерживающие правила и нормы, управляющие мировым порядком, но и все те организации и группы влияния (от транснациональных корпораций и общественных движений до неправительственных организаций), «преследующие цели и задачи, достижение и решение которых зависят от транснациональных правящих и властных институтов»^[26]. Как правило, в рамках неолиберальной парадигмы система глобального управления предстает в качестве прообраза мирового правительства (world government), занимающегося решением глобальных проблем, с которыми сталкивается большинство государств мира. Однако практическая реализация концепции глобального управления на практике может предполагать как создание мирового правительства (в результате реформирования существующей системы ООН либо вследствие учреждения некоего подобия глобального федеративного государства), так и установление однополярного мира во главе с единственной сверхдержавой^[27]. Необходимо отметить, что идея мирового правительства присуща в основном крайним формам либерализма (в частности, его федералистскому направлению). Для неолиберальной парадигмы характерно более умеренное понимание глобального управления как совокупности международных и транснациональных институтов и режимов, которые не ведут к созданию мирового правительства.

Близким по духу и содержанию к глобальному управлению является понятие «мирорегулирование», трактуемое сторонниками неолиберального подхода как возможность управления международными отношениями в целом «в интересах какого-то государства, коалиции государств или всего мирового сообщества…». Мирорегулирование «принуждает субъектов международных отношений вести себя во внешнем мире… в условиях определенных ситуаций (кризиса, разрешения спорных проблем, военных действий) соответствующим (предопределенным) образом, предотвращая хаос и устанавливая определенный порядок, определенные зависимости во внешней среде»^[28]. Отсюда вытекает понимание международного порядка, с одной стороны, как «фиксированного выражения того или иного способа мирорегулирования применительно к данному этапу развития международных отношений…», а с другой — как «состояния системы международных отношений, соответствующим образом запрограммированного на ее безопасность, стабильность и развитие…»^[29].

Делая акцент на важности процессов глобального управления и мирорегулирования, сторонники неолиберализма указывают на возрастание роли негосударственных акторов (религиозных групп, бизнес-сообществ, неправительственных организаций и т. д.) в процессе формирования нового мирового порядка конца XX — начала XXI в. Так, Дж. Розенау констатирует появление нового «многоцентричного мира, состоящего из разнообразных,"не обремененных суверенитетом", объединений, которые существуют параллельно и даже конкурируют с государство-центричным миром акторов, ограниченных суверенитетом»^[30]. Как следствие, появление новых негосударственных акторов и усиление их влияния на мировые политические и экономические процессы обусловливают необходимость «большей упорядоченности и четких правил поведения»^[31] в сфере международных взаимодействий.

Одно из центральных мест в неолиберальной теории международных отношений занимают институты, которые рассматриваются в качестве важнейших регуляторов межгосударственных взаимодействий в различных сферах, «предписывающие роли, ограничивающие деятельность и формирующие ожидания акторов»^[32]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Morgenthau Н. Politics Among Nations: the Struggle for Power and Peace. New York: Knopf, 1954. P. 4–10.

3

Mearsheimer J. The Tragedy of Great Power Politics. New York; London: Norton; Company, 2014. P. 30–31.

4

Waltz К. Theory of International Politics. Long Grove: Waveland Press, 2010. P. 93.

5

Kegley C, Raymond G. A Multipolar Peace? Great Power Politics in the Twenty-first Century. New York: St. Martin Press, 1994. P. 20.

6

Gilpin R. War and Change in World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1981.P.25–26.

7

Ibid. P. 34–35.

8

Баталов Э. Начало XXI века: мир без полюсов, мир без глобального лидера // Лидерство и конкуренция в мировой системе / отв. ред. А. Д. Богатуров, Т. А. Шаклеина. М.: КРАСАНД, 2010. С.45.

9

Modelski G. Agraria and Industria: Two Models of the Territorial State // World Politics. 1961. N1. P. 123.

10

Brecher M., Wilkenfeld J. Crises in World Politics // World Politics. 1982. N 3. P. 395.

11

Богатуров А. Международный порядок в наступившем веке // Международные процессы. 2003. № 1. С. 10.

12

Kissinger Н. A World Restored. New York: Grosset and Dunlap, 1964. P. 1–6.

13

Keohane R. After Hegemony. Cooperation and Discord in the World Political Economy. New Jersey: Princeton University Press, 2005. P. 31.

14

Gilpin R. Op. cit. P. 145.

15

Kugler J., Organski A. The End of Hegemony? // International Interactions. 1989. № 2. P. 116.

16

Organski A., Kugler J. The War Ledger. Chicago: University of Chicago Press. 1980. P. 53–54.

17

Chan S. China, the U.S., and the Power-Transition Theory. A Critique. London; New York: Rutledge, 2007. P. 63.

18

О вкладе представителей «английской школы» в теорию международных отношений см., напр.: Little R. The English School and World History // International Society and Its Critics / ed. by A. Bellamy. New York: Oxford University Press, 2005. P. 45–63.

19

Bull H. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. New York: Columbia University Press, 1995. P. 16–18.

20

Ibid. Р. 51.

21

Ibid. Р. 52–53.

22

Watson A. The Evolution of International Society. A Comparative Historical Analysis. London; New York: Rutledge. 1992. P. 14–16.

23

Brooks S., Wohlforth W. Reshaping the World Order // Foreign Affairs. 2009. N 2. P. 51.

24

Подробнее о содержании и основных течениях неореалистской парадигмы см., напр.: Современные теории международных отношений: учебник / под ред. Н. А.Васильевой, С. М. Виноградовой, В. Н. Конышева, А. А. Сергунина. М.: РГ-Пресс, 2013. С. 33–110.

25

Slaughter А.-М. A New World Order. New Jersey: Princeton University Press, 2004. P. 15.

26

Холд В., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации: политика, экономика и культура. М.: Праксис, 2004. С. 59.

27

Лебедева М. Мировая политика. М.: Аспект Пресс, 2004. С. 317–318.

28

Давыдов Ю. Норма против силы. Проблема мирорегулирования. М.: Наука, 2002. С. 7–8.

29

Там же. С. 34, 39.

30

Rosenau J. Citizenship in a Changing Global Order // Governance without Government: Order and Change in World Politics / ed. by J. N. Rosenau and E.-O. Czempiel. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 282.

31

Барабанов О., Голицын В., Терещенко В. Глобальное управление. М.: МГИМО-Университет, 2006. С. 60.

32

The Globalization of World Politics: An Introduction to International Relations / eds J. Baylis and S. Smith. 3rd ed. New York: Oxford University Press, 2005. P. 774.