Данное произведение является вторым в цикле исторических романов под общим названием "Миры Эры", повествующем о разных этапах жизни Ирины Владимировны Скарятиной – одной из ярчайших представительниц древнего дворянского рода, чья нелёгкая, но очень интересная судьба отразила все эпохальные события, имевшие место в России и в мире первой половины XX века. Здесь описывается 17-летний период (с 1905-го по 1922-ой), ставший для неё временем невзгод и разочарований, лишений и потерь, полного краха привычного уклада и материального благополучия, когда лишь врождённые оптимизм и жизнелюбие, воспитание и дисциплина, а также прекрасное чувство юмора и умение логически мыслить помогли ей перенести тяжелейшие испытания и выжить, не сломавшись, не пойдя против своей совести и сохранив надежду на лучшее. Именно поэтому книга, столь созвучная и тем тектоническим сдвигам в мироустройстве, которые происходят прямо сейчас, на наших глазах, получила название "Крах и Надежда".
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миры Эры. Книга Вторая. Крах и Надежда предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть Вторая. Дневник Революции
Фотография демонстрации в Петрограде (июль 1917-го года)
Февраль 1917-го
Ирина Скарятина — от первого лица
Понедельник, 20 февраля (5 марта)17
Сегодня утром в диспансер доставили молодую женщину в состоянии крайнего истощения. Она упала на улице в обморок, простояв перед этим всю ночь в"хлебной очереди"и боясь потерять своё место, если отойдёт отдохнуть хотя бы ненадолго, ведь дома её ждали двое голодных малышей, которым она не могла дать ни кусочка хлеба, пока не разживётся им в пекарне. Её бедное пальто было изношено, и она, судя по всему, ужасно замёрзла… И неудивительно, ведь на улице жуткий холод и дует резкий ветер, от которого у меня чуть не перехватило дыхание, когда я бежала через двор госпиталя в хирургическое отделение. Бедняки в диспансере горько жалуются на лишения, которые им приходится терпеть. Все они твердят одно и то же: дров мало и они до́роги, хлеба не хватает, а эти невыносимые очереди за ним страшно изматывают. Действительно просто чудовищно видеть перед каждой пекарней бесконечную цепочку людей, топающих ногами и размахивающих руками в тщетной попытке согреться. Некоторые из них смеются и шутят, но в основном преобладают печальные и встревоженные лица, на которых безошибочно угадываются признаки слабости и голода. Трагизм такого положения дел заключается в том, что ситуация, похоже, становится всё хуже и хуже без каких-либо перспектив на возможное облегчение. По причине всех этих напастей рабочие начинают приходить в сильное беспокойство, и сегодня на Путиловском заводе и других фабриках произошли стачки.
Вторник, 21 февраля (6 марта)
Сегодня днём, по пути домой, стоило мне выйти из госпиталя, как я увидела несчастную дворняжку, умирающую от голода и холода. Её кости выпирали самым ужасным образом, а что касается её глаз, то тоска в них не поддаётся описанию! Прямо рядом с тем местом, где лежала собачонка, находилась продуктовая лавка — так что я сразу бросилась туда, купила большую сосиску и уже собиралась накормить бедняжку, как внезапно такие прохожие, что являются завсегдатаями больничных районов, стали останавливаться, пялясь на нас и громко ворча:"Гляньте-ка, как она кормит собаку, когда добрые христиане пухнут с голоду. Ох уж эти праздные богачки!"На мне не было сестринского наряда, и, вероятно, моя шубка из котикового меха навела их на мысль, что я несомненно"праздная богачка". К моему отвращению, вокруг меня быстро собралась небольшая толпа, а комментарии стали настолько враждебными, что я поспешила ретироваться, держа дворняжку подмышкой одной руки и сосиску — в другой. По счастью, я была недалеко от конюшни, где мой бывший пациент Степан, кучер дрожек, держит своих лошадей, и, слава Богу, он сам оказался на месте, так что я смогла беспрепятственно оставить новоявленную подружку на его попечение. Он поместил её в один из пустых денников, где та сразу же свернулась калачиком на мягкой соломе, млея от чувства насыщения. Я рассказала Степану, что произошло и сколь враждебно была настроена толпа, и тот тяжело покачал головой."Больше так не делайте, Сестричка, — сказал он. — Это слишком опасно. Помните, что в наши дни много оголодавших людей, и их очень злит, когда они видят, что кто-то кормит животных". Он, конечно же, прав, но тем не менее то был ужасный эпизод. Ничего подобного со мной раньше не случалось, и это доказывает, что среди бедных растёт чувство ненависти, готовое вспыхнуть от одной спички. Дух волнений среди рабочих тоже, по всей видимости, постоянно растёт, поскольку сегодня на фабриках случилось ещё больше беспорядков.
Сейчас я на ночном дежурстве. В палатах тихо. Даже Ваня спокойно спит после операции. Однако случай со столбняком меня тревожит. Всё-таки это довольно большая ответственность — следить за отделением в такую ночь.
Среда, 22 февраля (7 марта)
Сегодня днём я была свободна и отправилась с Маззи на два часа во Дворец18, чтобы помочь делать хирургические повязки. После суровой работы в госпитале всё это казалось детской забавой, но зато дало мне необходимую передышку и явно пошло на пользу. Маззи сияла. Бедняжка, она была бы так счастлива, если бы я бросила госпиталь и работала во Дворце с другими придворными дамами. Я знаю, что мои врачебные курсы сильно огорчают её, и всё же одновременно она весьма гордится мной за то, что я прошла их и успешно сдала экзамены. Она откупила мне на завтра ложу в театре. Я пойду и возьму с собой нескольких своих сокурсников.
Четверг, 23 февраля (8 марта)
Итак, я не смогу пойти в театр! Сестра-хозяйка только что прислала за мной и велела прибыть в операционную к восьми часам вечера, поскольку сегодня моя очередь ассистировать профессору Д. Предстоит ампутировать правую ногу Ивана Мартынова, а также руку Василия Туманова — сегодня утром в смотровой она и впрямь выглядела ужасно! Мне жаль лишаться сегодняшнего театра ("Психея"Юрия Беляева с великолепным актёрским составом), но я бы ни за что не пропустила операцию, так как честно пообещала Ивану и Василию, что буду рядом, если их решат прооперировать, в любое время дня и ночи, даже не в свою смену. Проведя так много времени в заботе о них, я, естественно, очень беспокоюсь, особенно за Ивана, такого терпеливого, доброго и трогательного. Я никогда не забуду письмо, которое он упросил меня написать сегодня своей жене, будто заранее зная, что должно произойти. И я никогда не привыкну ко всем этим страданиям, сколько бы ни длилась война. Вот уже скоро три года, как я вижу это днём и ночью, и всё же каждый случай причиняет мне такую же боль, как в первый раз, делая совершенно несчастной. Это неправда, что со временем человек ожесточается и становится равнодушным, потому что я знаю, что большинство моих сокурсников переживает так же, как я. Однако я научилась не плакать — хотя бы одно достижение. Как же ужасно я рыдала поначалу.
Я думаю отдать свои билеты в театр Сестре Вере, и та сможет пригласить кого пожелает.
Пятница, 24 февраля (9 марта)
Захватывающие дела творятся. Сегодня утром за завтраком в трапезной я спросила Сестру Веру про театр и была поражена, услышав, что она так и не попала туда из-за уличных беспорядков. Она и ещё пять девушек, выйдя в 6 вечера из госпиталя и направившись к трамвайной линии, вдруг услышали невдалеке выстрелы, и полицейский крикнул им, чтобы они поворачивали назад, так как совершенно небезопасно разгуливать по Невскому проспекту, где собрались толпы рабочих, поющих революционные песни и требующих"хлеба и мира". Пострадал ли кто-нибудь, девушки не знали, но один из врачей поведал мне, что сегодня больше беспорядков и что казаки убили много бунтовщиков. На всех фабриках всеобщая забастовка, и не вышло ни одной газеты. Сестра Наталья только что позвонила, сказав, что не может выбраться с Васильевского острова из-за баррикад на мостах. Вот так дела!… А я здесь даже не и подозревала, что происходит нечто необычное! Прошлой ночью в госпитале было абсолютно тихо, и после окончания операций я сразу пошла спать, никого не встретив и не услышав ничего странного!
Все напряжены, санитары и прислуга собираются группами и возбужденно перешёптываются. Солдаты очень заинтересованы, но не высказывают никаких мнений. Наши"красные"Сёстры имеют торжествующий вид, а Сестра-хозяйка — весьма суровый.
Маззи позвонила, что приедет, но я убедила её остаться дома. Она говорит, что ей нужно сообщить мне много новостей. Я пообещала позже забежать к ней. В своём сестринском облачении я буду в большей безопасности.
Суббота, 25 февраля (10 марта)
Забастовки и бесчинства продолжаются. Бунтовщики врываются в пекарни и забирают весь хлеб, который могут найти. Появились красные знамёна с различными революционными надписями, и под аккомпанемент выстрелов слышится "Марсельеза". Повсюду возбуждённо снуют люди, распространяя сенсационные слухи."Говорят", что огромное число раненых и довольно много убитых. Моральный дух в госпитале не слишком хорош. Прислуга и санитары суетятся вокруг пациентов, приводя тех в возбуждение. Все солдаты сердиты, а некоторые и вовсе дерзки. Но они не выражают себя открыто, поскольку не уверены, что услышанное является правдой. Сегодня на вечерне наш старый Отец Пафнутий вещал о любви, терпении и послушании, но без особого успеха. Солдаты, судя по всему, были совершенно не настроены внимать подобным мыслям и выглядели как большие угрюмые мальчики, не желающие слушать утомительных проповедей. Кроме этого, я заметила, что во время молитв за императора и царскую семью они не крестились, как положено, но зато демонстрировали большую набожность каждый раз, когда молитвы касались армии и их самих. Однако Павел очень тронул меня этим вечером. Когда я подошла к его постели, он прошептал:"Не бойся, Сестричка, мы никому не дадим тебя в обиду". Но когда я спросила, что он имеет в виду, то ответа не последовало. Кажется, будто какие-то странные подземные потоки текут по таинственным каналам, а воздух просто искрит напряжением. Только что позвонила Маззи, сказав, что на их улице всё спокойно. Завтра в полдень она пришлёт за мной автомобиль.
Воскресенье, 26 февраля (11 марта)
После утренней службы в госпитальном храме я поехала домой в автомобиле. На пересечении с Потёмкинской нам пришлось остановиться из-за огромной кучи народа, маршировавшей с красными флагами и транспарантами, гласящими"Долой правительство"и"Долой войну". Процессия, похоже, направлялась к Невскому и двигалась достаточно резво, как вдруг какая-то женщина, заметив автомобиль, отделилась от толпы и, вскочив на подножку и грозя шофёру кулаком, стала орать:"Холоп, низкий прислужник, давай-ка вылезай оттуда и присоединяйся к нам! Пусть она топает пешком!"Бедный Иван был так напуган, что даже его уши побелели. Затем ещё две женщины забрались на подножку, выкрикивая грязные оскорбления в мой адрес. На минуту я подумала, что сейчас они откроют дверь и выволокут меня, но тут какой-то мужчина одёрнул их:"Оставьте её в покое — это же сестра милосердия"(к счастью, я была в сестринском наряде), — и те, послав мне пару завершающих воплей, послушались и помчались вслед за процессией. После этого мы смогли тронуться дальше, и через пять минут я была дома в безопасности. Иван признался, что был в ужасе от того, что могло со мной случиться.
Генерал рассказал, что губернатором Петрограда издан приказ, запрещающий любые собрания и предупреждающий граждан, что войскам поручено применять"крайние меры"в случае неповиновения. А это означает, что стоит ожидать очень много стрельбы, поскольку толпы бунтовщиков с каждым часом становятся всё больше и больше. Наш старый Пётр (дворецкий) только что вернулся из магазина с ворохом жутких историй. Он поведал, что своими глазами видел, как был застрелен полицейский и ранено много протестующих, а также что народ со страшной скоростью стекается на Невский. Совершенно очевидно, что ни у кого нет ни малейшего намерения подчиняться приказам военного губернатора. Ходят слухи, что Волынский гвардейский полк взбунтовался и отказывается открывать огонь по людям, но пока это не подтвердилось. Конечно, всё выглядит довольно плохо. С тех пор, как умер Распутин, у всех нас было ощущение, что мы сидим на вулкане, а сейчас мне кажется, что вулкан начал извергаться.
Понедельник, 27 февраля (12 марта)
Катастрофа! Дума распущена, Родзянко получил в полночь приказ от императора. О, как ужасно, что это случилось в такое время. Будучи свободной от дежурства, я утром снова помчалась повидаться с родителями, чтобы узнать все новости. Обстановка вокруг казалась мирной, хотя трамваи не ходили и улицы были необычайно пусты. Но как раз в тот миг, когда я дошла до центра"Таврического сада", справа от меня застрочил пулемёт, и тут же другой ответил слева, так что я оказалась между двух огней. Единственное, что оставалось делать, — это бежать, и я, разумеется, помчалась так быстро, как только позволяли мне мои ноги. Я так ни разу и не остановилась, пока не добралась до дома, ввалившись туда полумёртвой от одышки и испуга. Родители, стоя у эркерного окна, видели, как я бегу. Маззи, конечно же, услышала пулемётные очереди и чуть не умерла от страха, наблюдая за моим спринтом в столь опасной ситуации. Оба были так взволнованы, что их бедные старые руки тряслись, творя надо мной частые крестные знамения, а после они очень долго обнимали меня, и ругали, и плакали. Они не позволили мне идти назад пешком, а отправили в госпиталь в автомобиле, хотя, конечно, ехать было гораздо опаснее. Однако нам удалось благополучно добраться до госпиталя, и, чтобы защитить Ивана на обратном пути, я нацепила ему на руку повязку со знаком Красного Креста. В своей комнате я нашла записку от Настиньки19. Она уехала в Крым к сестре, так как та сильно больна.
Вечером того же дня
События развиваются с неимоверной быстротой: Дума отказалась распускаться и начала заседание, открыто не подчинившись приказу императора; солдаты Волынского полка убили множество своих офицеров и присоединились к революционерам; толпа открыла тюрьмы, освободив всех заключённых. Ряд правительственных зданий охвачен пламенем. Революционеры сжигают уголовные и политические архивные дела, чтобы уничтожить все записи о своих преступлениях, танцуя и улюлюкая в диком ликовании при виде огня, поглощающего уличающие их документы. В городе царит полный хаос — на улицах возводятся баррикады, повсюду гремят выстрелы, и суматоха стоит неописуемая. Полиция палит по толпе с чердаков и крыш, где устроены скрытые пулемётные гнёзда. Это, конечно, приводит бунтовщиков в ярость, и они охотятся на полицейских, называя тех"фараонами"и предателями. Выглянув в окно, я только что увидела, как произошло ужасное. Полицейский, преследуемый воющей толпой из сотен обезумевших людей, промчался по нашей улице с дикими от ужаса глазами, скача, как загнанный заяц. Когда толпа почти настигла его, он внезапно бросился в открытую дверь жилого дома напротив госпиталя, но это не охладило преследователей. Те гнались за ним вверх по лестнице (так мне сказали позже), и хотя он стучал во все двери, пока поднимался, ни одна из них не открылась, чтобы спасти его. Наконец он добрался до самой верхней площадки, где попал в ловушку, был схвачен и разорван на куски. Его бедное, сильно изуродованное тело наши санитары на носилках принесли в часовню госпитального морга. Всё это произошло за несколько минут и вызвало у меня тошноту и дрожь во всём теле.
В полночь того же дня
Все улицы вокруг госпиталя погружены во тьму — нигде ни огонька, но в этой мгле можно различить тысячи бесшумно скользящих человеческих фигур. Ни стрельбы, ни пения, ни криков — ни звука, кроме шарканья множества ног.
Последние новости заключаются в том, что Дума пытается организовать"Временное правительство"и что Родзянко, её председатель, телеграфировал императору, чтобы сообщить, насколько серьёзна ситуация. Гарнизон города восстаёт. Полк за полком арестовывает своих офицеров, присоединяясь к Революции; ведь это именно Революция — в этом нет никаких сомнений.
Наш диспансер будет работать всю ночь в качестве"Пункта скорой помощи"для раненых. Я должна заступать на дежурство в 4 утра, так что мне лучше пойти спать прямо сейчас, хотя я знаю, что не смогу сомкнуть глаз.
Вторник, 28 февраля (13 марта)
За время моего дежурства доставили пятерых раненых, но никто из них серьёзно не пострадал. После перевязки все они покинули диспансер, и койки скорой помощи остались пустыми.
Заходила Маззи, сильно огорчив меня этим. Я умоляла её не покидать дом, но она всё же пришла, накинув на голову шаль вместо шляпы и нацепив старое пальто Татьяны. Одетая таким образом, она сохраняла полную уверенность, что останется незамеченной, и была сильно возбуждена своим приключением. Однако честно пообещала мне больше такого не вытворять.
Стрельба ещё продолжается, но, вероятно, скоро все полицейские будут перебиты. Огромные бронированные грузовики с красными флагами носятся взад-вперёд по улице. На некоторых из них стоят пулемёты, которые постоянно постреливают. Сомнений нет — Петроград полностью в руках революционеров. Почти все наши санитары исчезли, а несколько близких к выздоровлению солдат гордо покинули госпиталь, не спросив разрешения. Прислуга ведёт себя нагло, и многие из работников отказываются выполнять свои обязанности, тем не менее всё ещё подчиняясь (вероятно, в силу привычки) распоряжениям, отданным лично Сестрой-хозяйкой. В операционной сегодня очень холодно, и повар не приготовил никакого ужина. Похоже, Революция пришла и сюда тоже.
Отречение и комитеты
Среда, 1 марта (14 марта)
Сегодня утром прошли три операции: из руки солдата-татарина, только что прибывшего с фронта, были извлечены пули, Степану Мордкину ампутировали пальцы, а маленькому еврею Исааку — ногу. Татарин оказался необычайно храбрым. Его прооперировали без какой-либо анестезии (из-за его слабого сердца), и он даже не дёрнулся, а только тихо стонал через равные промежутки времени, и пот струился по его лицу. Он язычник, и на его прикроватной тумбочке стоит маленький деревянный идол, которому он молится с большим усердием. В нём так много спокойного достоинства, что другим пациентам и в голову не приходит высмеивать его божка — он, кажется, наоборот, каким-то образом вызывает у них уважение, что очень необычно.
Революция всё ещё в самом разгаре, и уже куча офицеров убита солдатами. Генерал ни в коем случае не должен выходить из дому. Он, столь глухой и потому имеющий манеру высказывать своё мнение во весь голос, сразу бы погиб. Кроме того, он просто не желает отказываться от генеральского мундира, показаться в котором на улице было бы фатально.
Офицеры, находящиеся в госпитале, очень нервничают. Они не покидают палату и в основном курят молча. Санитары (некоторые вернулись прошлой ночью) весьма дерзки с ними, хотя сегодня ведут себя чуть более сносно.
Революционная Дума образовала"Временный комитет"с Родзянко во главе, но в то же время в комнате №13 Таврического дворца возник таинственный"Совет рабочих и солдатских депутатов", который, судя по всему, изначально с огромным недоверием относится к этому Временному комитету, следит за каждым его шагом и постоянно кричит о"Республике и мире". В конце концов казаки тоже восстали и перешли на сторону Революции, как и великий князь Кирилл, прошествовавший к Таврическому дворцу во главе гвардейской морской пехоты. Говорят, император направляется в Царское Село, но где он сейчас, никто не знает. Было много арестов, среди них Протопопов, Штюрмер, фактически почти все бывшие министры, митрополит Питирим и многие другие. Все они содержатся в Таврическом дворце.
В полдень я пошла туда пешком. Толпы людей окружали дворец: солдаты, рабочие, граждане всех мастей, — все были дико возбуждены, а само место напоминало муравейник. Подойдя к крыльцу, я увидела, как человек довольно безумного вида обращался с балкона с речью к народу. Он кричал, что население должно доверять новому правительству, но в то же время следить за каждым его шагом. Я бы сказала, замечательный способ"доверять"кому-либо! Толпа внимательно слушала его, и ей, по всей видимости, больше всего понравилась та часть, где он говорил о"слежке за правительством". Солдат, стоявший рядом со мной, повторял снова и снова:"Да, это правда, всё верно!"По другую сторону от меня примостилась молодая женщина, казавшаяся откровенно скучающей, а потому периодически и громко зевавшая, при этом каждый раз осеняя свой рот крестным знамением. Иногда она выкрикивала то, что кричали остальные, но без какой-либо убеждённости или видимого интереса. Наконец, задолго до того, как речь была завершена, она стала проталкиваться локтями сквозь толпу, бормоча:"Хватит с меня, я устала". Её место тут же занял коренастый молоденький солдатик, непрерывно сплёвывавший шелуху от семечек и во всё горло выкрикивавший тонким, дрожащим голосом череду более или менее бессмысленных замечаний, не касавшихся ничего конкретного. Было очевидно, что он слушал себя гораздо внимательнее, чем оратора, и, судя по всему, получал огромное удовольствие от собственных высказываний. Когда я уходила, тихий, приличного вида старик решился заговорить со мной доверительным шёпотом. Так как в наши дни все, кажется, разговаривают друг с другом, независимо от того, знакомы они или нет, я прислушалась к тому, что он шептал. Со слезами на глазах он сообщил, что ходят твёрдые слухи о принуждении императора к отречению от престола и что лично он считает это единственным способом спасти жизни членов царской семьи, если только войска на фронте не проявят верность, не пойдут быстрым маршем на Петроград и не подавят Революцию."Что Вы обо всём этом думаете?" — печально спросил он."Совершенно ничего, — поспешила ответить я. — Я слишком растеряна, чтобы что-то понимать в эти дни", — и быстро ушла. В конце концов он мог бы оказаться провокатором, так как в городе, вероятно, их пруд пруди, и всегда разумнее промолчать. Поворачивая за угол, я услышала, как кто-то окликнул меня по имени, и, оглянувшись, увидела спешащую ко мне Сестру Наталью."И что, Боже правый, ты здесь делаешь? — воскликнула она. — Знаешь же, что тебе не пристало гулять одной в такое время. Ну-ка быстро возвращайся в госпиталь и оставайся там, где тебе самое место!"Но я не из тех, кого можно застращать."Я собираюсь увидеть эту Революцию своими глазами и услышать всё, что о ней говорят, своими ушами", — твёрдо ответила я, хотя вполне ожидала, что об этом может быть доложено Сестре-хозяйке. Но тут неожиданно она расхохоталась и, хлопнув меня по спине, вскричала:"Молодец! Мне жуть как нравятся отважные девушки. Но всё же позволь отныне быть твоим компаньоном, и мы вместе изучим эту Революцию. Я старше тебя, опытнее, и у меня гораздо более мудрая голова на плечах. Ну как, согласна?""Согласна", — искренне ответила я. Она ужасно хорошая и нравится мне. Впрочем, действительно интереснее наблюдать за происходящим с кем-то ещё, а не в одиночестве. Вечером я на дежурстве, но завтра мы пойдём и продолжим знакомство с этой Революцией.
Четверг, 2 марта (15 марта)
Скорость, с которой происходят события, напоминает просмотр киноленты. Императору, направлявшемуся из Могилёва в Царское и сделавшему остановку в Дне, говорят, что его поезд не может следовать дальше на север, так как линия находится в руках революционеров. Поэтому он приказывает повернуть на Москву, но, узнав, что Москва тоже охвачена Революцией, в итоге принимает решение ехать в Псков, где находится генерал Рузский, надеясь, вероятно, что Рузский со своей армией встанет на его защиту. Однако Рузский, связавшись, по всей видимости, с Родзянко, генералом Алексеевым и другими командующими войсками, после представления императору заявляет тому, что единственный оставшийся выход из ситуации — это отречение, поскольку таково желание Временного комитета. Если он отречётся в пользу Алексея, то кто будет регентом? Великий князь Михаил? Разумеется, не императрица! Всё это настолько невероятно, что у меня создаётся ощущение не яви, а сна. Не ждёт ли нас всех в скором времени гильотина? Кто знает, где, однажды начавшись, остановится Революция! Буквально каждый час приносит новые известия, и они сменяют друг друга столь быстро, что я едва успеваю их записывать, поскольку занята и работой в госпитале, и"изучением Революции"в свободное от работы время. А ведь нужно ещё и забегать к родителям. Определённо, моё нынешнее существование уж слишком переполнено событиями. Только услышишь нечто новое и начинаешь потихоньку к этому привыкать, как дела принимают совершенно неожиданный оборот. Мне кажется, что скоро я не смогу связно излагать свои мысли о происходящем. Как бы то ни было, я забыла упомянуть"Приказ дня"для всей армии, названный"Приказом №1", что был издан вчера Советом и составлен человеком по фамилии Соколов, приходящимся, как говорят, сыном священнику церкви Зимнего дворца Отцу Соколову. Какая ирония, если это правда! Данный"Приказ", адресованный всем войскам, является самым деморализующим из когда-либо созданных документов, который полностью разрушит дисциплину, если ему станут подчиняться. Он упраздняет все звания и полномочия и оставляет судьбу офицерского состава целиком на милость солдат и их исполнительных комитетов. Я также слышала, что в Кронштадте творится немыслимое — там матросы арестовывают всех своих командиров поголовно и убивают тех после ужасных пыток. Однако никто пока не знает всей правды об этом.
Пятница, 3 марта (16 марта)
Свершилось! Император отрёкся от престола в пользу своего брата, так как не желает разлучаться с Алексеем. Это произошло вчера в Пскове после прибытия депутатов Думы Гучкова и Шульгина и их беседы с ним. Но великий князь Михаил тоже отрёкся. Говорят, Керенский заставил его сделать это вопреки желанию Родзянко и Львова. Ко всему прочему закончил своё существование Временный комитет, поскольку наконец-то было сформировано"Временное правительство", которое и будет управлять страной до созыва Учредительного собрания.
Суббота, 4 марта (17 марта)
Я непрестанно думаю об императоре. Преследуемый всеми, одинокий, напуганный, униженный и обиженный. Он, конечно, испил чашу горечи до дна. Что с ним станется теперь? Разрешат ли ему и его семье остаться в России или дозволят уехать за границу? Маззи слышала, что императрица была ошеломлена, когда великий князь Павел поведал ей об отречении, и отказывалась верить в это, пока сам император не донёс ей горестную весть. Она одна с детьми, и двое из них всё ещё болеют корью.
Солдаты в палате для выздоравливающих выглядят весьма взволнованными; они слышали о том, что гарнизон Петрограда не будет отправлен на фронт в награду за"спасение Революции". Это абсурдное словосочетание — "спасение Революции" — нынче используется ато́р етраве́р20, как говорят французы. Например, один из санитаров заявил, что кухарку следует уволить, так как она отказывается покидать кухню и присоединяться к уличному шествию, дабы"спасти Революцию", а горничная Дуня известила, что у неё сегодня нет времени готовить ванны для Сестёр, поскольку ей необходимо поучаствовать в митинге во имя"спасения Революции"."Спасём Революцию!" — кричат и солдаты из броневиков, с грохотом проносящихся мимо, и уличные ораторы на каждом углу, и, безусловно, любой, кто пытается высказаться по поводу Революции, имя им легион. Повсюду говорится так много глупостей, что от них"уши вянут", как элегантно называет это мой брат. Сейчас все спорят о предстоящем"Учредительном собрании", и как же спотыкаются языки необразованной братии об эти два предательских слова!
Внизу, в фойе для прислуги, сегодня прошёл митинг (или, как они это произносят, "митинка") для санитаров и горничных. Горничная Поля позже рассказала мне все детали. Она поведала, что был избран"исполнительный комитет"и что она стала-таки его членом — бедная старая глупая Поля, не умеющая ни читать, ни писать! Сто́рожа выбрали Председателем, привратника — его Заместителем, а Петра, помощника повара, — Секретарём. Он, вне всяких сомнений, сможет готовить замечательные"протоколы заседаний", если судить по тому, каковы составленные им ранее списки предметов, необходимых на кухне. Я спросила Полю, что они делали там так долго (ведь встреча длилась несколько часов), но она, похоже, не очень-то в этом разобралась."Всё болтали и болтали, — попыталась объяснить она довольно неопределённо. — А потом потребовалось какое-то время, чтобы выбрать всех членов Комитета. Все хотели участвовать в нём, и случилось довольно много ссор и даже драк".
Председатель Комитета уже начал утверждать свою власть, фланируя по госпиталю в залихватски заломленной фуражке, тогда как его Заместитель позволяет себе курить свои мерзкие сигары прямо в помещении, швыряя окурки на пол с вызывающе-независимым видом. Сестра-хозяйка ходит мимо с высоко поднятой головой и, кажется, не замечает этих первых попыток намеренной дерзости.
Моя комната находится прямо над фойе для прислуги, и там опять поднялся страшный гул голосов. Видимо, ещё один митинг!
Позже в тот же день
Это не митинг, а какой-то несусветный галдёж! Ради всего святого, что же всё это значит? Голоса звучат угрожающе, и один, в частности, возвышаясь над всеми, кажется, снова и снова кричит одно и то же:"Долой"… кого-то или что-то — я никак не могу разобрать это последнее слово! На кого они теперь охотятся? Не на императора — тот уже"повержен". Не на Думу же? Я бы удивилась. Эти вопли кажутся мне зловещими. Люди там явно очень возбуждены, агрессивны и неимоверно злы. Ощущаю себя, будто посреди улицы перед лицом надвигающейся толпы, находящейся в худшем своём состоянии"массовой истерии". Бесполезно пытаться заснуть. Пойду-ка я посижу немного в одной из тихих палат, пока всё не закончится!
Воскресенье, 5 марта (18 марта)
Этим утром Поля подробно рассказала мне о последнем собрании. Она, бедняжка, выглядела очень расстроенной и сообщила, что считает своим долгом предупредить нас о том, что может случиться. Проработав в госпитале двадцать лет, она, естественно, очень привязана к Сестре-хозяйке и к остальным Сёстрам, поэтому вчерашние переживания сделали её совершенно больной. Она вошла в мою комнату белая как полотно, с распухшим носом и красными глазами."Поля, Боже правый, что произошло?" — воскликнула я, на что та отчаянно замахала на меня руками."Тссс! Тихо-тихо!" — прошептала она, а затем открыла дверь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, и внимательно оглядела коридор в обоих направлениях."Слава Богу, они не следят за мной!" — пробормотала она и, осторожно закрыв дверь и заперев её, на цыпочках подошла ко мне."Вот какое дело, — прошептала она мне в самое ухо. — Комитет… Вы слышали, какой шум они подняли прошлой ночью?"Я молча кивнула."Итак, — продолжила она, — Комитет порешил избавиться от Сестры-хозяйки, Главного Врача и Старшего Хирурга. Они написали бумагу — резо-резо, что-то в этом роде"."Резолюцию?" — предположила я."Да, именно так, революцию, такое слово… хотя нет… ну, неважно. Сторож, этот пёс шелудивый,"(тут она сплюнула)"привратник, чёрт бы его побрал, и я (!?) да простит меня Господь, мы идём в штаб-квартиру Красного Креста требовать, чтобы они арестовали Сестру-хозяйку и врачей и вышвырнули их из госпиталя. И подумать только — зачем-то им понадобилось выбрать меня
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миры Эры. Книга Вторая. Крах и Надежда предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
17
Двойные даты даны, чтобы избежать путаницы между юлианским календарем или календарем"старого стиля", официально использовавшимся в России на момент написания этого дневника, и григорианским календарем или календарем"нового стиля", который тогда уже был принят большинством других стран. Переход на григорианский календарь в Советской России был осуществлён согласно декрету Совнаркома в 1918-ом году, когда после 31-го января сразу следовало 14-ое февраля. Первая дата указана по юлианскому календарю, а вторая (в скобках) — по григорианскому.
18
В Зимнем дворце в течение двух лет, с октября 1915-го по октябрь 1917-го, существовал госпиталь для нижних чинов — большой хирургический лазарет на тысячу мест, организованный по решению императора Николая II и его семьи. Он занимал все парадные залы Дворца, кроме Георгиевского.