Тьма

Алексей Атеев, 2009

Тьма всегда поселяется в самых укромных, недоступных уголках. Отсюда ей легче плести свои мрачные сети, питаясь невежеством темных людей, их страхами, мелкими душонками... Так случилось и с маленьким уральским городком, где однажды объявился загадочный незнакомец. Придя в церковь, он обвинил настоятеля в отсутствии истинной веры, а в доказательство отправил священника парить под куполом храма. Немногим ранее на глазах у потрясенной толпы он воскресил из мертвых местного забулдыгу-бомжа. И вот уже церковь пустует, незнакомца объявили мессией, его новоиспеченные ученики с жадностью ловят каждое слово пророка. И лучше не вставать у него на пути, ведь некоторые из тех, кто на это отважился, сошли с ума от ужаса, а другие лежат в коме после кошмарной автокатастрофы...

3

На днях городское кладбище (старое) Верхнеоральска стало ареной весьма странных событий.

В тот момент, о котором идет речь, на нем хоронили личность хорошо известную в определенных кругах нашего города, а именно Анатолия К. Этот гражданин вел антиобщественный образ жизни, не работал, а, что называется, «шаромыжничал», то есть в компании себе подобных с утра до вечера употреблял алкогольные напитки. Во время одного из подобных возлияний он и скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. Так, во всяком случае, записано в свидетельстве о смерти. Покойник всю вторую половину дня и следующую ночь пролежал в городском морге, а на следующий день его должны были захоронить на старом кладбище. И вот во время похорон произошло следующее. Если читатели еще не забыли, в тот день на город обрушился сильный ливень (выпало две месячные нормы осадков). Во время грозы молния, по словам очевидцев, ударила прямо в гроб, где находился Анатолий К. От прямого попадания электрического разряда огромной мощности Анатолий К. якобы и пришел в себя. Нужно заметить, что в отношении трупа Анатолия К. вскрытие не производилось, поскольку факт смерти, по словам заместителя заведующего городской больницей А.И. Сафронова, был установлен со всей очевидностью (полное отсутствие пульса, трупное окоченение, зрачки глаз на свет не реагировали). Тем не менее Анатолий К. ожил и прямо с кладбища на собственных ногах отправился домой.

Однако по городу тотчас поползли фантастические слухи, будто Анатолий К. был оживлен одним из присутствующих на похоронах.

Конечно, тот факт, что вскрытие не проведено, говорит, по меньшей мере, о халатности наших эскулапов. Но тут встает вопрос: а если бы оно все же было проведено?.. Как бы там ни было, Анатолий К. на сегодняшний день жив. Как нам удалось установить, в медицинские учреждения города он больше не обращался. А вот встретиться с ним нам не удалось. И он, и его мать категорически отказываются от общения с прессой. Можно только констатировать, что сегодня у домика, в котором проживает семейство К., необычайно многолюдно.

Материал под заголовком «Так жив или мертв?» опубликован в верхнеоральской газете«Степные просторы»

И ведь не соврала местная пресса. Еще совсем недавно Толик Картошкин, пребывавший в звании покойника, покинул старое кладбище на собственных ногах. Правда, его бережно поддерживали под руки верные адьютанты, близнецы Славка и Валька. И шел он, словно слепой. Но факт остается фактом: покойник ожил!

Процессия возвращалась в город под проливным дождем. Вода струилась по лицу Картошкина, и оно на глазах приобретало нормальный вид. Исчезали фиолетовые пятна, которые сменила мертвенная бледность, но и она скоро прошла, уступив место нормальному цвету лица хронического алкоголика. Глаза бывшего покойника открылись, и хотя поначалу смотрели на мир совершенно бессмысленно, но постепенно и они пришли в норму. В них появилось выражение, очень похожее на испуг. Толик вдруг издал нечеловеческий вопль, колени его подогнулись, но близнецы не дали ему упасть, а заботливо поддержали за локотки и повлекли дальше.

За ними плелась Дарья Петровна Картошкина. Мамаша Толика совсем ополоумела. С одной стороны, то, что ее ненаглядный сыночек оказался жив, наполняло материнское сердце несказанной радостью, но с другой, как ей казалось, все вновь покатится по-старому. И это обстоятельство заставляло душу сжиматься в горькой тоске. Еще полчаса назад она думала: наконец-то ее ненаглядный Толечка сам отмучился и ей позволил отмучиться, а теперь… Теперь сам черт не разберет, как их жизнь сложится дальше.

Редкие прохожие, попадавшиеся им навстречу, увидев странное шествие, разевали рты, выпучивали глаза и замирали на месте, как соляные столбы. Воскрешение покойников было для жителей Верхнеоральска пока еще в новинку.

Процессия приблизилась к дому Картошкиных. Перед крыльцом стояли человек пять. Это были недавние собутыльники Толика, пришедшие на поминки. Узрев своего предводителя пусть не в добром здравии, но, во всяком случае, живым, двое или трое со страху бросились бежать, а те, что остались, потребовали у близнецов объяснений. На бывшего усопшего они старались не смотреть.

Компания вошла в дом, и народ расселся перед древним круглым столом, покоившимся на массивной, словно слоновья нога, лапе. На столе стояли несколько бутылок неизменного «Кавказа», приготовленных для поминок, корытце с винегретом и блюдо с нарезанным хлебом. Толик тоже сидел за столом, но молчал. Присутствовал и хиппообразный Шурик.

— Давайте помянем, — невпопад произнес один из присутствующих, берясь за бутылку.

— Ты чего, придурок?! — одернул наглеца Славка. — Он же не умер.

— И хорошо, и отлично, — нашелся «придурок». — Тогда выпьем за воскресение.

— Я сей минут картошечки принесу, — сообщила Дарья Петровна. — Картошечка у меня в духовке…

Вино разлили по стаканам, один придвинули к Толику, но тот безучастно смотрел перед собой, не обращая ни малейшего внимания на любимый напиток.

— Ты чего, Толян? Давай за второе рождение!

— Нет, братцы, — впервые подал голос «новорожденный», — я пить не буду.

— Чего это вдруг?

— А то. Все! Я свое выпил!

— И мы не будем, — неожиданно заявили близнецы.

— А вы-то с какой стати? — Изумился тот, которого чуть раньше назвали придурком. — Из солидарности, что ли?

— Наше дело, — в один голос отозвалась сладкая парочка.

— А ты, парень?.. — обратился «придурок» к Шурику. — Может, и ты не будешь? Да ты, собственно, кто? Родственник? Что-то я тебя в первый раз вижу.

— Кончай орать и указывать в моем доме! — неожиданно рявкнул Толик, демонстрируя свой обычный норов. — Хочешь жрать — жри, а мы не желаем! И не лезь, сука, с расспросами, а то мигом вылетишь.

— Ах, ты так! — взвился «придурок». — Понты гонишь?! Подумаешь, ожил он! Видали мы таких оживальщиков!

— А ну-ка, ребята, — обратился Картошкин к близнецам, — выкиньте его отсюда к такой-то матери.

— Ладно, ладно, уберите «грабли», сам уйду, — сказал «придурок», поспешно опорожнил стакан и поднялся из-за стола. — Пойдем, Витька, — обратился он к своему напарнику. — Тут одни чокнутые собрались. Ожил он!.. Жрать меньше надо!

После того как посторонние были удалены, Толик выключил электричество, зажег свечу, поставил ее посредине стола и произнес таинственным шопотом:

— Теперь я могу довериться вам, Слава и Валя, и вам, мамаша, и рассказать, что же со мной произошло. Так слушайте же, друзья. Помните, как пили в скверике?.. — Славка и Валька яростно затрясли головами, точно взнузданные лошади. — Потом я упал… И вот вижу себя лежащим посреди кустов, у этого памятника красноармейцам. Вижу, а сказать ничего не могу, потому как помер. На самом деле помер! Вы не смейтесь, — добавил он с вызовом, хотя никто и не думал смеяться. — Полетал я, значится, кругами, вокруг себя лежащего. Потом вы с этой врачихой прибежали… И вот, чувствую я, словно меня тащит. Вроде как на речке течением. В водоворот затягивает. И стало мне тут так муторно, что и сказать нельзя. Как с самого большого бодуна, только в тысячу раз сильнее. Вижу — все! Приехал! Нет мне больше места на земле! Значит, затянуло в воронку и тащит неведомо куда. Лечу. Кругом звездочки и планеты, но смутно так, как сквозь грязное стекло. И вот, наконец, попадаю в некое место, не могу в точности его описать. Но не Земля! Стою, значит, и вроде жду. Словно кто-то должен появиться. И точно. Вдруг рядом со мной возникают другие люди. И все знакомые… И батя… и тетка… Николай Семенович, помните, директором школы был. Хороший такой мужик. Ну, привет, привет… Спрашивают: ты чего тут? Не знаю, говорю. Умер, наверное. Рано тебе сюда, отвечают. Я развожу руками, вам, конечно, виднее, но суть остается сутью. Я тут, а не дома. Тогда батя спрашивает: пьешь, сынок? Пью. Эх, ты, только и сказал. Так мне гадко стало… Словами не выразить. И все, кто там был, смотрят на меня и молча головами качают. Мол, что же ты, Толик, опустился до самого дна? Что же теперь будет? Спрашиваю у бати. А он отвечает: отправляйся-ка ты назад, не время еще… Не пей. И есть около тебя один человек. Вот его слушайся во всем, тогда в рай попадешь, а пока назад вертайся. Нечего тебе тут делать. И меня после батиных слов назад понесло. Очнулся я на кладбище.

— Что же это за человек? — с любопытством спросила Дарья Петровна.

— А вот он, — и Толик указал на хиппи, безучастно сидевшего у стола.

Все безмолвно воззрились на Шурика.

Слух о том, что Картошкин вовсе не мертв, а скорее жив, дошел до местного горздравотдела следующим утром. Вначале заместитель главного врача Андрей Игоревич Сафронов в это просто не поверил.

— Своими глазами его видела! — завопила секретарша заместителя Марина. — Под руки с кладбища вели, как раз после ливня.

— Своими глазами, говоришь? — в сомнении произнес Андрей Игоревич.

— Вот как вас!

— Весьма странное обстоятельство. А ну-ка вызови ко мне Плацекину.

Толстая дама, та самая, которая пыталась оказать Толику первую помощь, явилась незамедлительно.

— Слышала?! — вместо приветствия спросил Андрей Игоревич.

— Вы про Картошкина? Да как не слыхать. В курсе я…

— И что скажешь? Ведь это именно ты констатировала смерть.

— А я и сейчас уверена. Парень был мертв на сто процентов. Ни пульса, ни других признаков жизни… Это в скверике, где он свалился. А потом я на него в морге глянула. Задубел, как мороженный судак. Он, считай, сутки в морге провалялся. Голый, при минусовой температуре. Кто же после такого в живых останется.

— Но ведь остался!

— Мало ли что? Бывает. Они, алкоголики то есть, страшно живучи. Организм проспиртован. А спирт, как известно, антифриз.

— Вот ты, Людмила Сергеевна, сама себе противоречишь. То как судак… то антифриз! Так не бывает. Справку о смерти ты подписала.

— Ну и что? Ну и подписала!

— Неприятности могут возникнуть.

— Это какие же?

— Дойдет до прессы. Раструбят. Потом оргвыводы. Начальство на ковер вызовет. Главный-то в отпуске; я за него… Значит, меня. Вскрытие сделано не было, опять же. Человека чуть заживо не похоронили. Ты представляешь, чем это пахнет?!

— Да лучше бы уж похоронили! — в сердцах бросила Людмила Сергеевна, негодующе затрещав чрезмерно накрахмаленным халатом, и утерла пот с широкого лба.

— Что ты, что ты! — замахал руками зам.

— Толку от этого пьяницы. А теперь вот неприятности.

— Ты бы к нему съездила, — осторожно предложил Андрей Игоревич.

— К кому? К Картошкину, что ли? С какой стати?

— Во-первых, извиниться нужно, ну и вообще.

— Извиниться?! За что?! Интересное дело! Вот приеду я к этому воскресшему и скажу: «Ты уж меня извини, Картошкин, что в мертвые тебя записала…»

— Вот-вот… Именно так и нужно сказать. И справку о смерти забрать у него. Без справки все будет шито-крыто. Никто нас ни в чем не обвинит.

Людмила Сергеевна пожала плечами, халат вновь угрожающе затрещал.

— Ладно, — сказала она после некоторого молчания. — Сейчас и отправлюсь.

«Скорая помощь» остановилась перед домиком, в котором проживал Толик. У калитки болтались два-три человека, но во двор заходить не решались. Увидев вышедшую из машины Плацекину, они почтительно расступились.

— Дома? — не глядя на праздную публику, спросила та.

Любопытствующие дружно закивали.

Людмила Сергеевна твердой рукой отворила калитку и, взойдя на ветхое крыльцо, требовательно постучалась.

Отворили почти сразу, слово ждали. На пороге возникла Дарья Петровна.

— Где он? — поздоровавшись, требовательно спросила Плацекина.

— Проходите, Людмила Сергеевна, — засуетилась мамаша. В присутствии врачихи она вдруг почувствовала некое смущение, словно была перед той в чем-то виновата.

Плацекина вошла в комнату, где за столом сидели наши знакомцы и завтракали. Перед ними стояла большая миска с дымящейся картошкой, чашка с соленой капустой, банка с домашней сметаной и вареные яйца на тарелке.

— Приятного аппетита, — сказала Плацекина и тут же уставилась на медленно жевавшего Толика. Тот явно был жив.

— Как же так, Картошкин?! — с ходу перешла в наступление женщина в белом халате. — Я думала — ты умер…

— Было такое дело, — прожевав, равнодушно сообщил Толик.

— Знаю, что было. А ты, оказывается, мастер прикидываться. Вот уж не ожидала! Сумел меня обмануть, врача с двадцатилетним стажем. Вот только не пойму, зачем это тебе нужно?

— Он никого и не собирался обманывать, — вступил в разговор Славка.

— Не собирался, — подтвердил Валька.

— Он и вправду помер, — сказал Славка. — Ты же сама видела.

— А чего это ты мне тычешь?! — разозлилась Людмила Сергеевна. — Я с тобой, что ли, разговариваю?! Кстати, это, кажется, ты притащил меня к мнимому покойнику. Вот и прекрасно. Отвечать будете вместе.

— За что отвечать? — с легкой угрозой в голосе поинтересовался Толик. — Я и вправду помер.

— А теперь, выходит, ожил?

— Выходит так.

— Каким же образом? — ехидно спросила Людмила Сергеевна.

— Оживили меня.

— Вот еще новости. Интересно, кто?

— Я, — спокойно ответствовал джинсовый мужчина, доселе в разговор не вступавший.

Плацекина с удивлением воззрилась на него. Этого человека она видела в первый раз, и он ей определенно не нравился. Похож на бродягу из интеллигентов, вид неопрятный, видимо, такой же алкоголик, как и остальные присутствующие, а возможно, просто чокнутый.

В Верхнеоральске собственного сумасшедшего дома не имелось, больных отправляли в расположенный поблизости Соцгород.

— А вы, извините, кто? — осторожно спросила Плацекина. — Может быть, врач? Город у нас небольшой. Все, как говорится, на виду. Но вот вас я раньше никогда не встречала.

— Я здесь проездом. Зовут меня Александром Александровичем… Некоторые величают Шуриком.

— Очень приятно. Но все же, поясните, каким образом вы вернули к жизни гражданина Картошкина? Очень, знаете ли, интересно.

Людмила Сергеевна, нужно заметить, когда отправлялась к Картошкиным, никакого скандала устраивать не собиралась. Она просто хотела забрать свидетельство о смерти, а заодно взглянуть на Толика. Из любопытства. Однако женщина она была вспыльчивая. Тем более ее уже успело завести начальство. И тут этот… Оживитель чертов… Но пока она вела себя нормально.

— Как я его оживил? — переспросил Александр Александрович. — Очень, знаете ли, просто. С помощью наложения рук, — он поднял перед Плацекиной ладонь, словно в каком-то нелепом приветствии. — С одной стороны, все как будто элементарно, но на самом деле…

Тут Плацекина поняла — перед ней действительно душевнобольной. А подобную личность требовалось немедленно изолировать.

–…На самом деле все не так просто, — продолжал объяснения «джинсовый» идиот, но Людмила Сергеевна только делала вид, что слушала. В ее голове стремительно созревал план по обезвреживанию непонятного, но, очевидно, опасного субъекта. «Скорой помощью» управлял пожилой и щуплый шофер Ардальон Феклистыч. Вряд ли он способен в одиночку скрутить этого типа. Значит, нужно обратиться в милицию. А обратиться у Людмилы Сергеевны было к кому. Ее собственный муж являлся заместителем начальника горотдела, а в настоящий момент исполнял обязанности начальника. Вот к его-то помощи и решила прибегнуть энергичная медичка.

Михаил Кузьмич Плацекин, такой же плотный, краснолицый и широколобый, был похож на супругу, как еж на ежиху. На людей смотрел исподлобья, и всегда с подозрением. Единственным существом, при взгляде на которое взор майора терял профессиональную остроту и наполнялся водицей умиления, была его дочь — шестнадцатилетняя Даша. Ее майор обожал, видя в дочери как бы неземное существо. Супругу же свою Михаил Кузьмич откровенно побаивался и повиновался ей беспрекословно.

Людмила Сергеевна не дослушала разглагольствований странного субъекта о том, как он оживляет людей, повернулась и стремглав покинула картошкинское обиталище.

— Давай в горотдел, Феклистыч! — скомандовала она шоферу «Скорой помощи».

Муженек оказался на месте. Он сидел в своем провонявшем табачным дымом кабинете напротив вентилятора, рукой придерживая норовившие разлететься бумаги. Увидев жену, он немного удивился, поскольку ее посещения сего присутственного места случались крайне редко.

— Слышал про Картошкина? — с порога поинтересовалась супруга.

— А? Ну да. Вот в сводке только что прочитал. Поверить не могу. Бред какой-то… Хотя эта пьянь и не так прикинуться может.

— Ты вот что, Миша… Дай-ка команду, чтобы туда съездили и арестовали одного человека.

— Куда съездили, кого арестовали?

— Да к Картошкину. А арестовать нужно подозрительного мужика. Зовут Александром Александровичем…

— Это кто же такой?

— А черт его знает! Думаю, душевнобольной. Утверждает, что оживил Картошкина.

— Вот даже как?! — Плацекин засмеялся. — Он, что же, колдун, типа покойного Лонго?

— Не до шуток, Миша. Факт смерти Картошкина установила я. И свидетельство о смерти выписала тоже я.

— И что?

— А то! Шум может начаться. В газете напишут. Сафронов и так уже с меня «стружку снимал». Как, мол, могла… опытный врач… и все такое.

— Ну а этот Александр Александрович, он кто такой?

— Я его не знаю. Похоже, не местный. Но явно у него «не все дома». Вот и пошли своих орлов, пускай проверят документы, а потом под каким-нибудь предлогом арестуют и закроют в каталажку. Если этот мужик действительно сумасшедший, тогда с меня взятки гладки. Налицо проявление невроза или чего-то вроде этого.

Не совсем уловивший логические построения своей супруги, Плацекин поинтересовался:

— Может быть, и Картошкина прихватить?

— Нет, его пока не трогай. Там еще эти близнецы…

— Семякины?

— Они самые.

— Х-м. Вся бражка в сборе.

— Вот-вот. Но они опасности не представляют, а вот этот мужик…

Если бы только Людмила Сергеевна Плацекина могла предположить дальнейшее развитие событий, она бы не стала науськивать мужа на неизвестного ей гражданина.

Через пятнадцать минут со двора городского управления милиции выехал «газик», в котором находилось трое стражей правопорядка в звании сержантов. Они получили команду отправиться в дом к Картошкину и забрать находившегося там человека в джинсовом костюме, называющего себя Александром Александровичем.

На этот раз возле картошкинского подворья слонялось гораздо больше людей, чем во время приезда «Скорой помощи». Увидев милицию, они загомонили, не понимая, что те собираются делать.

Растолкав праздношатающихся, сержанты проследовали в дом, отодвинули могучими плечами Дарью Петровну, путавшуюся у них под ногами, и вошли в комнату. Завтрак давно закончился. Теперь присутствующие сидели на продавленном диване, а некоторые просто на полу и таращились в экран черно-белого телевизора, на котором беззвучно скакали мультяшные персонажи. Увидев милиционеров, они оторвали взгляды от экрана и молча уставились на них. Некоторое время и те и другие разглядывали друг друга, словно видели в первый раз, наконец, один из стражей порядка хмуро поинтересовался:

— Кто здесь Александр Александрович?

— Я, — сообщил гражданин в джинсовом костюме.

— Документики покажите.

— Зачем вам его документы? — вступил в разговор Толик Картошкин. — И по какому праву вы ворвались ко мне в дом?

— Ты помолчи, — миролюбиво произнес тот милиционер, который потребовал показать документы.

— Что значит: помолчи?! Тут я хозяин!

— Ну и хозяйствуй себе на здоровье. А в разговор не встревай. Мы ведь тебя не трогаем… Пока, — многозначительно произнес милиционер.

— У меня нет документов, — безразлично сообщил джинсовый, тем самым прервав перепалку.

— Как это нет?! — преувеличенно изумился страж порядка. — Так быть не должно. В нашей стране документ должен иметься у каждого, чтобы, когда его попросят предъявить, он тут же и предъявил…

— Отстаньте от человека! — закричал Толик. Близнецы дружно закивали, подтверждая: от человека нужно отстать.

Но милиционеры, увы, не вняли благоразумным пожеланиям.

— В таком случае вам придется проехать с нами, — заявил тот, что требовал документы.

Джинсовый спокойно поднялся.

— Вот и замечательно, — облегченно сказал милиционер, который предвидел попытку сопротивления властям. — Топай вперед.

— Эй, вы, быки позорные! — завопил Толик. — Куда поволокли хорошего человека?

— Заткнись, урод, а то и тебя следом, — заметил доселе молчавший милиционер и выразительно потряс перед лицом Толика наручниками.

Все вышли из дома во двор, а тут уже их поджидали зеваки, пришедшие посмотреть на ожившего Толика и его избавителя, молва о котором успела разлететься по городу со скоростью телеграммы. При виде Картошкина, а особенно малого в джинсовой униформе, собравшиеся загудели.

— Видите! — заорал Толик. — Хорошего человека забирают ни за что. Ничего плохого он никому не сделал, наоборот, только хорошее.

— Что, что хорошее?! — закричали собравшиеся. — Скажи нам?!

— Меня оживил, например.

Милиционеры, пробиравшиеся сквозь толпу, весело захихикали.

— Происходит форменный произвол! — продолжал вопить Толик. — Главное, не говорят, по какой причине забирают!

— У него документов не имеется, — отозвался старший милиционер.

— И что из того?! Забыл человек паспорт дома… И поэтому его нужно волочь в мусарню? А ведь в нашем государстве нынче демократия. Права не имеете!

— Вот я тебе сейчас покажу «демократию», — произнес милиционер и замахнулся дубинкой.

— Не имеешь права, гад! — не сдавался Картошкин. — Раньше нас душили, и теперь душат! Что хотят, то и делают!

— Шагай живей! — зло прошептал человеку в джинсовом костюме милиционер, хотя тот шел самым обычным шагом, и толкнул его в спину.

— Ах ты, падло!!! — увидев, как обращаются с его спасителем, заорал Толик. — Бей их гадов!!!

Близнецы, словно дождавшись команды, разом бросились в бой. Еще два-три человека последовали их примеру, но остальные зрители, среди которых были женщины и старики, активности не проявили, однако и тех сил, что вступили в сражение, оказалось достаточно, чтобы наподдать милиционерам. Им съездили по физиономиям, сбили фуражки, а с одного сорвали сержантские погоны. Между тем джинсовый без посторонней помощи сел в «газик», и теперь из окна любовался битвой. Скоро в машину заскочили едва отбившиеся от толпы стражи правопорядка. Увидев, что тот, кого они должны забрать, уже тут, старший милиционер со злости занес увесистый кулак, но не ударил, а только выматерился.

Через пять минут машина была уже во дворе управления.

— Так-так, — неопределенно произнес майор Плацекин, с интересом разглядывая человека в джинсовом костюме, которого ввели к нему в кабинет. Потом он оглядел своих растерзанных сотрудников. — Он, что ли, вас?..

— Нет. Это его друзья… — отозвался самый разговорчивый из милиционеров. — Протестовали против задержания.

— А вы, что же?

— Их там много, — потупился милиционер. — Целая толпа.

— Вот даже как! Ну, ладно. Позже с вами разберемся. А пока приведите себя в надлежащий вид. — И когда подчиненные понуро удалились, обратился к джинсовому: — Присаживайтесь, гражданин.

И когда тот опустился на обшарпанный стул, доброжелательно поинтересовался:

— А позвольте узнать ваше имя-отчество?

— Александр Александрович, можно просто — Шурик, — охотно ответствовал джинсовый.

— А фамилия какая?

— Александров.

— Ага. Интересно. Александр Александрович Александров. Несколько утомительное словосочетание. Давайте я буду звать вас именно Шуриком.

Джинсовый пожал плечами, но промолчал.

— А документы, Шурик, у вас имеются?

— К сожалению, нет.

— Как же так?.. Непорядок. Ну, хорошо. Вы, собственно, кто? Насколько я понимаю, не местный. Городок наш маленький. Лица давно примелькались… А вот ваше я вижу в первый раз. В гости к кому-нибудь приехали?

— Да нет… — неопределенно пробормотал человек.

— Так как же вы оказались в нашем захолустье?

— Просто пришел.

— Вот это мило! Шли, шли… И пришли! Замечательно! И все же, кто вы такой, откуда родом? И, если не трудно, предъявите, пожалуйста, содержимое ваших карманов.

Шурик стал выворачивать карманы, но в них, кроме нескольких скомканных купюр, не имелось больше ничего. Майор взял деньги, пересчитал их и довольно улыбнулся:

— Сумма изрядная. Откуда?

Шурик вновь безмолвно пожал плечами.

— Смотреть мне в глаза! — вдруг неожиданно крикнул Плацекин. — Смотреть в глаза!!! Отвечай, откуда деньги?!

— Не знаю даже, — совершенно спокойно отозвался джинсовый.

— Нет, братец, так дело не пойдет. Документов у тебя нет, происхождение денег объяснить не можешь, кто ты, откуда — тоже не говоришь. К тому же тебя обвиняют… вернее, не то что бы обвиняют, но как бы утверждают, что ты… — Тут майор встретился с неподвижным взглядом джинсового Шурика, и мгновенная боль пронзила левую сторону груди. Он тяжело вздохнул, поднялся, открыл стоявший поодаль, на тумбочке, маленький холодильник, достал бутылку «Бон аквы», напился прямо из горлышка, проливая воду на форменную рубашку, потом вновь уселся в кресло, придвинул поближе вентилятор и только после этого продолжал допрос:

–…Вы будто бы оживили некоего Картошкина.

— Было такое дело, — охотно согласился джинсовый.

— Вы это серьезно?

— Вполне, — произнес Шурик с той равнодушной интонацией, словно ему приходилось оживлять умерших чуть ли не каждый день.

— Послушай, ты!.. — в грудину вновь кто-то вцепился костлявыми пальцами. — Чего вы мне голову морочите?! Вы кто, врач?

— Немного.

— Что значит немного. Врачом нельзя быть немного… или много! Врач, он и есть врач. Вот моя супруга, например…

— Ну, до ее размеров я пока еще не дорос, — иронически произнес Шурик, но Плацекин, в данный момент озабоченный собственным самочувствием, юмора не уловил.

— Сердечко пошаливает? — участливо спросил джинсовый.

— А?.. Типа того… Давит. Душно сегодня с утра, прямо дышать нечем. А, собственно, откуда вы знаете?!

— Тромб, — сообщил Шурик словно о чем-то само собой разумеющемся.

— В смысле?.. Что значит тромб?.. Ах, тромб!..

— Последствия сидячего образа жизни, пристрастия к жирной пище, пиву и водке.

— Да вам-то откуда это известно?!

— И очень скоро возникнут серьезные осложнения, а там и инфаркт не за горами, — продолжал вещать странный задержанный, — который, скорее всего, приведет вас к преждевременной смерти.

Майор посерел. Он почему-то поверил.

— Что же делать? — в отчаянии произнес он. Рука невольно потянулась к телефонной трубке.

— И жене зря собираетесь звонить, — сказал Шурик. — Ничем она вам не поможет, потому как некомпетентна. Училась в институте плохо. Еле-еле, на троечки. Вместо того чтобы штудировать гистологию, по кабакам шаталась, по танцулькам, развратничала…

Плацекин, соглашаясь, быстро-быстро закивал. Потом он, словно опомнившись, пристально всмотрелся в лицо джинсового Шурика.

По лицу того блуждала неясная улыбка, но не ехидная или насмешливая, а скорее сочувственная, однако майор уже пришел в себя и собрался с мыслями. Тут ему все стало ясно. Странный задержанный просто морочит ему голову. Он явно не глуп. Видно по лицу понял: заболело сердце. Вот и решил воспользоваться, чтобы втереться в доверие. А про Людку рассказал… Так и тут ничего секретного нет. Ясно, что в троечницах ходила. В противном случае не распределили бы в эту дыру. Однако тревога, зароненная в душу, полностью ее не покинула. Он вновь взглянул на задержанного.

— Вы не могли бы немного подождать в коридоре?

— Никаких проблем.

— А не сбежите?

— Куда же мне бежать? И зачем?

— Ну, мало ли… Все же я приставлю к вам сотрудника.

Шурик равнодушно кивнул, и через минуту его вывели из кабинета, а Плацекин поднял трубку и набрал номер жены.

— Ну, чего? — спросила та.

— Сердце что-то давит, — сообщил майор.

— Водки жрешь много. Давай по делу. Дома жаловаться будешь.

«Вот ведь сука», — злобно подумал Плацекин.

— Ну, привезли его, — отозвался он.

— Кто он такой?

— Документов при себе не имеет. Откуда явился, тоже не говорит.

— Так я и думала.

— Он мне сказал, что у меня тромб и скоро инфаркт хватит.

— Ты, Миша, вообще дурак. Нашел, кому верить.

— Но откуда он узнал, что сердце болит?

В трубке презрительно хмыкнули.

— И про тебя он все знает, — решил отквитаться майор. — Говорит: некомпетентна; в институте училась плохо, потому как блядовала.

— Так и сказал?!

— Ага.

— Ладно! Тут я у себя одну бумажонку нашла. Вроде как ориентировку. Два месяца назад из дурдома в Соцгороде сбежал больной. Я думаю: это он и есть.

— А приметы имеются?

— Да. Значит, так. Среднего роста. Он вроде среднего… Глаза карие. Карие и есть. Острижен наголо…

— А у этого длинные космы, — ввернул майор.

— Ну и что! За два месяца успели отрасти. Одет…

— Во что?

— В больничный халат.

— А на этом джинсовый костюм. И деньги у него при себе…

— Сколько?

— Тысчонок пять.

— Может, он — уголовный?

— Вряд ли. Не похож.

— Короче говоря, закрой его, а завтра утром отвезем в Соцгород, в психушку. Их ли он больной, или нет, там разберутся.

Плацекин положил трубку, хмыкнул, вызвал милиционера, охранявшего Шурика, и приказал препроводить того в камеру.