Код розенкрейцеров

Алексей Атеев, 2005

В начале Второй мировой в провинциальный Тихореченск привозят четверых детей-близнецов. Вроде бы ничем не примечательный факт, если бы не одно обстоятельство: близнецы – посланцы тайного ордена розенкрейцеров. Рыцари этого ордена знают, где и когда должен произойти контакт с Нечто. Близнецы и осуществят этот контакт. Попытки агентов КГБ и нацистской службы СС «Аненербе» ликвидировать близнецов и сорвать контакт кончаются крахом. В урочный вечер посвященные собираются вместе и отправляются на кладбище, где в тайном склепе покоится стеклянный гроб. Момент контакта неумолимо приближается...

ГЛАВА 6

Уже неделю сотрудник лаборатории по изучению ассоциативных реакций Валерий Яковлевич Жданко испытывал на себе все прелести командировочного бытия. Сейчас он в одних трусах лежал поверх застеленной кровати в гостиничном номере и тупо смотрел в потолок. В окно назойливо билась здоровенная синяя муха, и хотелось встать и прикончить зловредную тварь газетой или хотя бы растворить окно. Но на улице царила такая жара, что с закрытым окном в номере было все же чуть прохладнее.

Несмотря на малый срок пребывания в нем, Тихореченск успел смертельно надоесть Валере. До сих пор он никуда из Москвы не выезжал, если не считать двух поездок в детстве в Крым и на Кавказ вместе с родителями. Валере опротивели жара, пыльные грязноватые улицы, обрыдло питаться в каких-то забегаловках. Он хотел домой к маме и бабушкиным пирогам с ливером, к вкуснейшей жареной картошке, а главное — к привычному комфорту и уюту. Валера успокаивал себя, мысленно повторяя, какое огромное значение придается в лаборатории его командировке, однако в глубине души сознавал, что, если дело действительно столь серьезно, послали бы профессионала, опытного и знающего.

За двое суток езды поездом от Москвы до Тихореченска Жданко беспрестанно повторял про себя разговор с начальником и содержание туманного послания давно умершему эсэсовцу. Ему казалось, что как только он ступит ногой на землю Тихореченска, тотчас окунется в таинственный мир средневековых тайн, мистических сект и современного шпионажа. В реальности все оказалось скучно и серенько, как те папки, которые он просматривал в архиве местного отделения КГБ и в милиции, благо сотрудники этих ведомств оказались предупреждены о его приезде и препятствий не чинили. Но это были всего лишь пыльные архивы, которые успели опротиветь и в Москве.

За несколько дней изысканий удалось узнать следующее.

С конца 30-х годов и по сей день в Тихореченске проживали пять человек с фамилией Десантовы.

Десантов Илья Осипович и Десантова Елизавета Петровна — муж и жена — были репрессированы в 1949 году по статье 58, получили по десять лет и сгинули в лагерях. Десантова Аглая Осиповна, родная сестра Ильи Осиповича, умерла в 1956 году. Двое детей Десантовых: Валентин Ильич и Екатерина Ильинична — проживают в городе и по сей день. Валентин Десантов имеет две судимости, сейчас работает на местном машиностроительном заводе, характеризуется положительно; Екатерина Десантова носит фамилию мужа — Гриценко, замужем три года, работает медицинской сестрой в городской больнице, имеет сына.

И что из всего этого следует?

Никаких странных происшествий вокруг этого семейства не замечено. Обычная судьба, как и у миллионов советских граждан.

Вначале Валере показалось, что все ответы дадут папки со следственными делами на мужа и жену Десантовых — скорее всего именно тех, кто должен был организовать встречу таинственных близнецов. Но и там ничего особенного не содержалось. Илья Осипович Десантов прибыл в Тихореченск в марте 1938 года вместе с женой и двумя малолетними детьми, мальчиком и девочкой. Семейство приехало в Тихореченск из города на Неве, скорее всего — в добровольно-принудительном порядке, но не в ссылку, а на работу. Местные советские органы, основательно почищенные в 1937 году, испытывали нехватку кадров, вот и прислали на подмогу людей, по-видимому, не совсем угодных во второй столице.

Илья Осипович возглавил в местном горисполкоме общий отдел, а Елизавета Петровна поставлена директором школы, сестра Ильи Осиповича Аглая некоторое время работала медицинской сестрой в городской больнице, а в 1939 году уволилась и занялась воспитанием племянников.

С началом войны Илью Осиповича на фронт не взяли по причине отсутствия левого глаза. Вплоть до самого ареста он так и проработал в исполкоме городского Совета.

В 1949 году, в августе, Десантовых арестовали. Обвинялись они в сокрытии социального происхождения, подделке документов и чуть ли не в шпионаже. Отправной точкой в возбуждении дела явилось анонимное письмо, в котором сообщалось, что Десантов (сын подданного Итальянского королевства и настоящая его фамилия Де Санти) обманом проник в советские органы, скрыв свое происхождение и изменив фамилию. Кроме того, и он и его жена замечены в антисоветских разговорах и пренебрежительных высказываниях в адрес товарища Сталина. Так, жена Десантова Елизавета Петровна якобы в частной беседе в школе сказала, что войну с немцами выиграл вовсе не товарищ Сталин, а народ, вернее, «пушечное мясо», которого в России всегда было вдосталь. Народ никто никогда не жалел, утверждала она и приводила слова царя Николая I — «новых нарожают». При этом Десантова проводила параллель между царями и большевиками, заявив: «Хоть цвет флага и сменился, а народ как был быдлом, так и остался».

Во время допросов Илья Осипович Десантов признался, что его отец действительно был подданным Итальянского королевства, хотя и умер еще до революции. Кроме того, он сообщил, что род Де Санти прибыл в Россию в самом конце восемнадцатого века, а именно в 1798 году. С тех пор все Де Санти проживали в Санкт-Петербурге и лишь номинально являлись иностранными подданными. По словам Десантова, они всегда честно служили Российской империи, что и было подчеркнуто следователем. В 1928 году во время получения паспорта Илья Осипович изменил фамилию Де Санти на Десантов, по его словам, вполне легально, ничего не скрывая и не подделывая, кроме того, он официально принял подданство РСФСР. В двадцатых годах Десантов трудился в ленинградском порту в качестве инженера-механика, на производстве потерял глаз и перешел на административно-хозяйственную работу. В 1931 году вступил в ВКП(б), причем при приеме вовсе не скрывал своего происхождения. Тут следователь довольно резонно отмечает, что весьма сомнителен прием в партию лица дворянского происхождения. Однако установить истину не удалось, поскольку на запрос в Ленинград получен ответ: «Большая часть партархива ленинградского порта сгорела во время войны».

Десантов сообщил, что уже подвергался проверкам органов в 1934 и в 1937 годах. Следователь также подчеркнул эти сведения красными чернилами. Ни в каких антисоветских разговорах ни сам Десантов, ни его жена не признались, тем более отвергли они и обвинение в шпионаже в пользу Италии, назвав это абсурдом.

Валера вспомнил, что в конце 40-х годов велась активная борьба с так называемыми космополитами. Видимо, предположил он, эти Десантовы попали под вал очередной кампании. Он долго рассматривал фотографии Десантова и его жены, представленные в следственных делах. Обычные интеллигентные лица, правильные черты лица. Елизавета Петровна даже красива. И в их жизнях нет ничего необычного, сколько таких судеб по огромной стране. Лишь один момент заставляет насторожиться. И ребята Десантовых, и таинственные дети, сопровождаемые Пеликаном, — близнецы. Кстати, о Пеликане. Лица с такой фамилией в городе не проживали. Тоже тупик.

Вначале Валера намеревался посетить Десантовых. Но чем дольше он изучал дела их родителей, тем все меньше оставалось желания сделать это. Допустим, он явится. И что скажет? Начнет расспрашивать о родителях? Но что они знают? В момент ареста им было по тринадцать лет. Поинтересуется, не они ли близнецы Пеликана? В лучшем случае его поднимут на смех, в худшем — спустят с лестницы. Остается купить билет на поезд и покинуть пыльную дыру, именуемую областным центром. Возложенную на него миссию он выполнил, почерпнутые сведения изложит в отчете… Изложит?.. А что, собственно, излагать? Он поморщился. Этого ли от него ждут? Ведь зачем-то сюда с другого края Европы привезли детей?

Для чего? Где, в конце концов, эти дети? Валентин и Екатерина Десантовы? Допустим. И что они собой представляют? Один — бандит. Первый раз попался на квартирной краже, второй — на хулиганстве. Другая — медсестра, работает в больнице, воспитывает сына, готовит мужу борщи. Валера хмыкнул. При чем тут розенкрейцеры? Впрочем, отсутствие информации тоже информация. Все верно. Но это пустышка. Валере страстно хотелось отличиться, а как тут отличишься? Наоборот, могут посчитать за болвана. И тогда до конца жизни придется болтаться по архивам, переписывать пыльные бумажки или брать показания у сумасшедших старух.

И в тот момент, когда молодой специалист Валерий Яковлевич Жданко предавался невеселым размышлениям, зазвонил телефон. Валера продолжал безучастно лежать на кровати — кто ему может звонить? Знакомых он в городе не завел. Телефон звонил не переставая. Валера лениво спустил на пол ноги и прошлепал к тумбочке, на которой стоял аппарат.

— Товарищ Жданко? — услышал он в трубке женский голос.

— Я.

— С вами говорит дежурная по гостинице. Для вас тут письмо…

— Какое письмо? — слегка удивился Валера. — От кого?

— Не знаю уж, от кого, — в голосе дежурной послышалось легкое раздражение, — спуститесь и заберите.

На запечатанном конверте было написано: «Постояльцу номера 27».

— В номере двадцать седьмом проживаете только вы, — сказала дежурная, — значит, и письмо вам.

— А кто принес?

— Паренек. Положил на стол и убежал…

Валера взял письмо и отправился к себе.

В номере он вскрыл конверт.

Аккуратным крупным почерком на листке, вырванном из тетради в клеточку, было написано:

«Уважаемый товарищ следователь!

Вы ищете совсем не тех и совсем не там. Интересующие вас личности проживают по адресу: улица Кирова, дом 12, квартира 8 и носят фамилию Донские».

Письмо не было подписано.

«Ой-ой! — с ужасом подумал Валера, растерянно вертя листок в надежде отыскать еще какие-нибудь строки. — Дело-то вовсе не так просто. Неужели за мной следили? А может быть, письмо предназначено вовсе и не мне? Написано: «…товарищ следователь». Разве я следователь? Наверное, ошибка…» Он поспешно сбежал вниз и подошел к столику дежурной.

— Письмо вовсе не мне, — сказал он, пытаясь вернуть конверт.

— Да вам! — раздражаясь еще больше, пробурчала дежурная. — Этот пацан, ну, который принес конверт, сказал: «Отдайте рыжему из двадцать седьмого…» Вам, значит. — Она усмехнулась: — Или вы не рыжий?

— А что он еще сказал?

— Больше ничего.

Жданко медленно пошел назад. Итак, дело получило новый толчок. Несомненно, за ним следили. Но как узнали о его задании? А, собственно, так ли это сложно… Он побывал в разных учреждениях: в КГБ, милиции, паспортном столе, отделе кадров городской поликлиники, городском архиве… Общался с десятком людей. Никакого секрета из своих поисков не делал. Так что информация вполне могла достигнуть ушей заинтересованных лиц. Тот, кто написал письмо, наверняка заинтересованное лицо.

Но в чем заинтересованное? Помочь ему или, напротив, отвести подозрение от Десантовых. Хотя аноним выдал достаточно исчерпывающую информацию. Причем нейтральную, без всяких оценок и намеков. Мол, ищи по этому адресу.

Валера подошел к окну, в которое все так же тупо билась муха, распахнул створки и щелчком подарил мухе свободу. С улицы пахнуло зноем. Валера сплюнул и отправился в столовую. Новый поворот событий внезапно вызвал приступ голода.

Оказывается, дачная жизнь полна прелестей. К такому выводу пришел Егор Олегов, пребывая на сельских просторах уже более двух недель. О бумажках, найденных на чердаке, он и думать забыл. Нега, истинная нега укутала его густым сладким флером. Праздник души, именины сердца…

Спали сколько вздумается, потом завтрак, что-нибудь простое, крестьянское — стакан сметаны, кринка простокваши, кусок свежеиспеченного деревенского хлеба с зеленым, хрустящим на зубах луком; а дальше — в лес или на луг. Упадешь среди разнотравья, откинешься на спину и смотришь в бездонную синеву, на белоснежные башни облаков, несущихся неведомо куда. Рядом, вокруг тебя, кипит жизнь: снуют в траве муравьи; пестрые жучки ползают по лицу и по рукам; гудят, перелетая с цветка на цветок, полосатые шмели. Яркие, словно фантики от конфет, бабочки порхают над головой. Он усмехнулся своей нелепой ассоциации. Впрочем, так ли уж нелепой. «Бабочка» — уменьшительно-ласкательное от «баба». Красивая, молодая женщина… Сладкая и желанная… Именно сладкая.

Вдруг вспомнил о бане. В последнее время ему так понравилось это нехитрое удовольствие, что он готов париться хоть каждый день, но, конечно, не один, а с Людмилой. Мокрые тела поблескивают в неясном свете горящей на притолоке свечи. Шлепки, хихиканье, пряный запах березовых веников…

И еще одна и вовсе удивительная страсть овладела Егором. Он вдруг заделался рыболовом. И это человек, который до сей поры ни разу не брал в руки удочку. Первые азы рыболовной науки преподал ему сын. Раз отправились на Лихое озеро. Мальчик нес удилище, представлявшее собой длинный ореховый прут с привязанной к нему леской из конского волоса. На леске имелся и поплавок, сделанный из гусиного пера и пробки.

— Рыбу удить собираешься? — довольно равнодушно поинтересовался Егор.

— Ага. Говорят, на Лихом окуни здоровые клюют.

— А на что ловить будешь?

— В огороде червей накопал, еще утром. — И он показал консервную банку, полную жирной черной земли.

— Где же ты удочку взял?

— На перочинный ножик сменял у Кольки. Ножик все равно поломанный. Колька — деревенский… Он про озеро и рассказал. В камышах, говорил, ловить нужно — вот сегодня и попробую.

— Поймай мне, Вася, рыбку, — попросила дочь, тоже шедшая с ними, — я ее в бочку с водой посажу, пускай в бочке плещется.

— Зачем в бочку, — сказал практичный Вася, — мы из нее уху сварим. Ты, Танька, уху любишь?

— Не знаю, — неуверенно произнесла дочь, — наверное, люблю, только я ее не ела…

— Из одного окуня уху не сваришь, — объяснил Егор.

— Да я много наловлю!

— Плохо верится, — засомневался Егор.

Озеро находилось довольно далеко от их дома, но было так красиво, что Егор и дети, несмотря на расстояние, бывали здесь уже не раз. С трех сторон озеро окружал густой лес, а с четвертой — обширный луг, сплошь заросший осокой и камышом. Между зарослями имелись узкие прогалины, ведущие на чистую воду. В одном месте на берегу лежал прогнивший челн, почти полностью покрытый ярко-зеленым мхом. Возле него и остановились.

— Ну давай, — иронически сказал Егор сыну, — лови рыбку большую и маленькую, а мы посмотрим. — Он улегся на горячий песок и стал наблюдать.

Вася достал из банки яркого красно-фиолетового червяка, с удивившей Егора ловкостью насадил его на ржавый крючок и закинул удочку.

Поплавок закачался на нефритовой воде и застыл, застыла и вся природа. На секунду Олегову показалось, что время остановилось. Острые стебли камыша перестали шелестеть, вода будто превратилась в сине-зеленый лед, воздух замер. Все кругом словно затаилось в ожидании, настороженно взирая на пришельцев.

Ощущение остановки времени развеяла громадная голубая стрекоза, севшая прямо на верхушку поплавка.

— Вот зараза, — сквозь зубы сказал мальчик, и Олегов отметил чисто деревенское происхождение выражения.

Вдруг поплавок резко ушел в глубину озера.

Таня открыла рот, а Егор приподнялся на локте с песка и с интересом стал ждать продолжения.

Мальчик резко дернул удилище, и крупный красивый окунь затрепыхался на берегу.

— Ой! — завопила дочь. — Поймал!..

— А что я говорил? — с достоинством произнес Вася. — Это только начало.

И действительно, через час на берегу, в выкопанной дочерью ямке, шлепало хвостами штук восемь изрядных окуней!

Внезапно клев оборвался, и сколько Вася ни закидывал удочку, сколько ни менял место, рыба больше не ловилась.

— Да как же мы их домой понесем? — недоуменно спросил Егор, кивая на окуней. — Ведь ни сумки, ни мешка…

— Эх, папа, — словно несмышленышу сказал Вася, — да очень просто, кукан сделаем. — Он сломал камышину, продел ее сквозь жабры рыбешек и гордо потряс перед носом отца. — На уху хватит.

И действительно хватило.

— Послушай, Василий, — с некоторым смущением вечером обратился Олегов к сыну, — ты не мог бы одолжить мне свое удилище?

— Зачем? — удивился мальчик.

— Понимаешь, я тоже попробовать хочу.

— Так пойдем завтра вместе?

— Я для начала попробую без посторонних, если ты, конечно, не возражаешь?

На другое утро Олегов встал очень рано, накопал червей и отправился на Лихое озеро. С куканом он решил не возиться, а взял с собой небольшое ведерко. Может быть, новичку действительно везет, но до обеда, несмотря на некоторую неловкость, Олегов наловил раза в три больше, чем сын в прошлый раз. С того дня он стал заядлым рыбаком. Сам соорудил себе удилище, изготовил поплавок по образцу поплавка на удочке сына и только крючки купил в сельмаге, а леску ему принес Вася, добыл ее все у того же Кольки.

На озеро ходили почти каждый день. Клевали в основном окуни и плотвички. Но и такой добыче все были рады.

Как-то утром Олегов пришел на озеро один и увидел на берегу незнакомого рыбака. Обычно на озере бывало совсем пустынно, и присутствие постороннего человека немного огорчило Егора. Он привык считать озеро своим, с ревностью относился к посторонним рыболовам, даже мальчишкам. В этот раз клевало совсем плохо, и Егор хотел уже уходить, но, посматривая в сторону рыбака, увидел, что тот вытащил какую-то крупную рыбину.

Конец ознакомительного фрагмента.