Эликсир Индиго

Александр Alias

Ребенок-индиго, бросивший смелый вызов страшной болезни, опередив свое время, изобрел чудодейственный эликсир, чтобы вылечить свою маму. Разработка держится в секрете, но о ней все же становится известно богатому и влиятельному бизнесмену из Новосибирска. Он готов почти на все ради того, чтобы завладеть гениальной формулой лекарства и стать монополистом…

Глава 2

Контрольную по геометрии Илья решил первым — впрочем, как всегда. Бросив взгляд на задачи, он уже знал, как их решать. Дольше было все это писать и оформлять.

— Дмитриев может идти, — разрешила математичка Ирина Викторовна.

Илью провожали завистливыми взглядами и вздохами. В такие моменты все сразу вспоминали, что с ними в классе учится настоящий индиго. На контрольных его всегда сажали за первую парту, прямо перед учительским столом, чтобы его никто не дергал. Еще очень часто ему давали другой вариант, не такой, как у всех. Поэтому списывать у него было бессмысленно.

Илья бросил ручку в кармашек рюкзака и отправился в лабораторию, не обращая внимания на одноклассников. Мыслями он был уже далеко отсюда. Ему все не давали покоя мыши. Вчера они вели себя очень странно. Причем именно те, которые получили раствор 34–12. В чем же дело?

Велик ждал его во дворе школы, пристегнутый к металлической оградке газона. Илья надел наушники и поехал в лабораторию под старый альбом «Мьюз». Апрельский ветерок обдувал лицо, в воздухе чувствовалось, что на подходе уже настоящая весна. Прохожие смешно шагали под ритм песни в ушах Ильи. Некоторые уже оделись в легкие куртки, хотя и было рановато. Апрель — самый коварный весенний месяц. Люди уже устали от зимы и готовы дать себя обмануть проглянувшему ненадолго солнышку, которое тут же сменяется снегом.

Трое мышей, которые вчера так его удивили, вели себя как обычно, что, конечно, было понятно — прошли сутки, и лекарство давно уже перестало действовать. Грызуны смирно сидели в клетке. Совсем как те, что получили вчера дозу раствора 26–12, считавшегося наиболее удачным по сочетанию компонентов и по реакции на него мышей. Илья приготовил новый раствор 34–12, то и дело сверяясь с записями в лабораторных журналах. Выждал положенные десять минут после инъекции, но мыши вели себя по-прежнему. Словно и не было вчерашней эйфории. Внезапно Илья заметил пузырек с йодом, который так и валялся на столе со вчерашнего дня. Завинтив крышку и убрав йод на место, он кое-что вспомнил…

— Одной капли должно быть достаточно, вряд ли вчера могло попасть больше, — бормотал он себе под нос, правда, не слыша своего голоса, потому что в ушах по-прежнему играли «Мьюз».

— Николай Валерьевич, — взволнованно говорил Илья по телефону через десять минут. — Приезжайте в лабораторию, мне нужна ваша помощь!

— Интересная реакция, — после долгого молчания сказал профессор, глядя на клетку с носившимися по ней мышами. Они радостно скакали, играли, стучали хвостами, словно им ввели инъекцию радости. Николай Валерьевич Беспалов преподавал в Академгородке, поэтому в здание Академии примчался почти сразу после звонка Ильи. С мальчиком они были знакомы уже шестой год, он рос и развивался на его глазах. Николай Валерьевич был профессором химии в НГУ и помнил, как маленького Илью к нему привела обеспокоенная мама. «Николай Валерьевич, это я вам звонила», — начала она, подняв брови, словно умоляя о чем-то. «Понимаете, я бухгалтер, муж адвокат, а Илья…» — она посмотрела вниз на сына. Тот стоял, сохраняя абсолютное спокойствие, и смотрел с любопытством на пятидесятилетнего профессора.

«Он с детства такой. Сам научился читать, просто в два года подошел и стал спрашивать, что это за буквы. Запомнил с первого раза, потом, знаете, когда в детском саду он сам додумался до таблицы умножения, я просто обалдела. А в школе… В общем, он все время сильно опережает сверстников. Хотя что там сверстников — я хорошо училась в школе, но я понятия не имею, кто такой Гельмгольц, что такое коллоидные растворы и для чего нужна теорема Эйлера. Уравнение Шредингера для меня тоже китайская грамота», — пожаловалась Людмила Владимировна. «Представляете, он меня спрашивает, согласна ли я с формулировкой определения фотона, а я понятия не имею, что ответить! Откуда мне знать про корпускулярно-волновой дуализм! Я о нем от Ильи узнала! В школе сказали, что его надо дополнительно водить куда-то, чтобы он не нахватался беспорядочных знаний».

Беспалову попадались одаренные дети, но такого он видел в первый раз. В пятом классе задавать маме такие вопросы! Вот только сначала требовалось проверить, не повторяет ли мальчик бездумно фамилии ученых и названия, которые он случайно выхватил из энциклопедий, чтобы произвести впечатление на окружающих. Задав школьнику парочку вопросов по курсу коллоидной химии, профессор убедился, что мальчик не притворяется. Ребенок по-настоящему оживился, когда понял, что перед ним человек, обладающий глубокими знаниями в интересующем его предмете. Людмила Владимировна оставила Илью с профессором и умчалась на работу, а мальчику провели экскурсию по корпусу Академии, где одаренные школьники занимались с университетскими преподавателями и готовились стать новой интеллектуальной элитой страны.

С тех пор Академия стала вторым домом для Ильи, а Николай Валерьевич — почти что членом семьи Дмитриевых. Высокий и широкоплечий, всегда хорошо одетый, своим внешним видом он опровергал стереотип о сморчке-ученом в старомодных очках. У него были взрослые сын и дочь, трое внуков.

— Удивительно, что йод дает такую реакцию. Надо открыть журнал и посмотреть, какое соединение и почему вызывает эту эйфорию, — задумчиво сказал Беспалов.

— Я уже пытался, но пока не понял, — признался Илья. — Думаю, тут нужна серия экспериментов.

— Молодец, — похвалил мальчика профессор, кивая наполовину поседевшей головой. Когда они с Ильей познакомились, у Беспалова только-только начали серебриться виски. А теперь вот седины в темно-русых волосах все больше и больше. — С чего бы начать?

— Знаете, я дал маме 26–12, — вдруг тихо сказал Илья. — Вы говорили, что лучше не рисковать, но…

— А если бы непредсказуемый побочный эффект? Ведь твоя мама не мышь, — нахмурился профессор.

— Там в составе раствора нет ничего, что могло бы кардинально поменять свое действие при попадании в человеческий организм. Я все взвесил сто раз. Но врачи сказали, что у нее астматический статус, вы бы видели ее приступы, — ответил упрямо Илья, глядя в окно. — В последний раз она стала вся фиолетовая, я очень испугался и решился.

— Теперь, пожалуйста, наблюдай за мамой внимательно, хорошо? Но то, что ты сказал, воодушевляет. Значит, мы движемся в правильном направлении. А 34–12 обещает быть еще лучше, — задумчиво сказал профессор. — Вот только необъяснимая реакция, которую дает йод… Ее надо изучить, прежде чем делать выводы.

«Я попробую 34–12 с йодом на себе», — подумал Илья. Он знал, что Николай Валерьевич не одобрит такую идею. Поэтому не стал ее озвучивать.