Тихушник

Александр Федорович Бабин

Пропал журналист. Найден его автомобиль, стоящий напротив здания ФСБ. В багажнике обнаружена кровь. Сомнений не остается – он убит. Вскоре происходит еще одно убийство – застрелен кандидат в губернаторы. Расследованием занимается «Шестой отдел». Один из его сотрудников – Семенов Александр – подключается к раскрытию убийств. Его методы в розыске преступников никак не вписываются в образ сотрудника уголовного розыска. По этой причине коллеги наделяют его прозвищем «Тихушник».

Глава 6

В понедельник, как и обещал начальник уголовного розыска, пришёл прокурор района — поговорить по отказным материалам. Это — те же происшествия, но не представляющие опасности обществу: мелкие кражи, хулиганство и т. д. Мне показалось, что этот человек никогда в жизни не улыбался, — а может, уже с рождения был прокурором: его серьёзный вид говорил об этом.

— Я хочу начать своё выступление… — сказал прокурор, обведя всех присутствующих устрашающим взглядом, — …с нарушений, которые я зафиксировал при проверке ваших отказных материалов. По каждому из них можно возбудить уголовное дело в отношении подписавшихся под ними лиц, на что у меня имеются основания.

Все оперá, слушая прокурора, смотрели в пол — как будто это могло заставить гнев прокурора обойти их стороной. И зря. Потому что прокурор дошёл до тех, кто, по его мнению, уже должен сидеть в тюрьме — первый же отказной материал, под которым имелась подпись, становился его приговором.

— Гусинский! — назвал фамилию прокурор. — Где вы, покажитесь. Встаньте, хочу вас снова увидеть, «синоптик» вы наш!

С места встал Володя Гусинский (опер, которого, как я запомнил со дня знакомства с коллективом, прозвали «Остап Бендер» — интересно, за какие такие заслуги?).

— Товарищ старший лейтенант! — сказал прокурор. — Извините, — «подозреваемый». Да, я не оговорился. Вы что, подрабатываете на полставки на метеостанции? Так вам запрещено советским законом заниматься такой деятельностью.

— Нет, у меня одна работа — в уголовном розыске, — спокойно ответил прокурору Гусинский, даже виду не подав, что он чем-то обеспокоен.

— Мне как прокурору, да и моим сотрудникам, вообще не нужно каждое утро слушать радио и знать, какая погода будет на предстоящий день, как и на последующие. Стоит только ознакомиться с вашими отказными материалами — в каждом находится метеосводка. Вот один из материалов «будущего заключённого Гусинского», — прокурор снова ввернул слово, способное каждого опера заставить понервничать. — Я не поленился и просмотрел его лично, не доверяя замам, и вот что из них узнал. Оказывается, у нас в области такие сильные ветры и ураганы бывают — впору ветряные мельницы ставить. Прочитаю вам несколько строк из материала, которые войдут в «обвинительное заключение» Гусинского и его подельника — некого гражданина Стеклова, который во всех его материалах проходит очевидцем. Видимо, такая его судьба — быть на всех происшествиях в первых рядах.

Оперá притихли и ждали развязки — что же именно прокурор предпримет в отношении Гусинского. Я слушал и не понимал, почему он всё время упоминает погоду? Синоптиков приплёл, ветры, ураганы, ветряные мельницы… Крышу, что ли, снесло на прокурорской работе…

— Детская коляска, — продолжил прокурор, — оставленная без присмотра потерпевшей Степановой Светланой Сергеевной около магазина «Звёздный», была подхвачена ветром и покатилась по улице в сторону реки Уй, где, сорвавшись с крутого обрыва, упала в воду. Река, имея большое течение, подхватила и понесла по своему руслу коляску, в дальнейшем скрывшуюся за горизонтом. Свидетелем этому был гражданин Стеклов Иван Петрович, который, гуляя по улице, увидел унесённую ветром коляску, попытался её догнать, но не смог. Пропустим ещё несколько строк его сочинительства — и вот результат по материалу. Хотя имеется основания, но в возбуждении уголовного дела отказано за отсутствием состава преступления.

Оперá, еле сдерживая свои эмоции, слушали прокурора. По их выражению лица было заметно: ещё чуть-чуть, и они попáдают со смеху. Всем было понятно, что Гусинский вынес решение об отказе в возбуждении уголовного дела по краже коляске незаконно, написав его «от фонаря» — так обычно делал каждый опер, разве что без сводки погоды.

Прокурор сделал паузу, снова обведя своим «гиммлеровским» взглядом всех присутствующих на этом «Нюрнбергском процессе».

— А вот его следующий материал… Можно фильм по нему снимать, если отправить режиссёру, будет бестселлером! — продолжил прокурор. — Оказывается, и тут ветер виноват, — в краже джинсов с бельевой верёвки на балконе у потерпевшей Косулиной. Это надо же такое сочинить! Сколько труда пришлось затратить, писатели бы позавидовали твоему таланту, «обвиняемый» Гусинский!

«Да, прокурор серьёзный», — подумал я. — «Многое я ещё не знаю, в оперской работе нужно будет учиться и учиться, как говорил вождь пролетариата, чтобы не быть на месте „обвиняемого“».

— «Я, Стеклов Иван Петрович, прогуливаясь по улице Советской, остановился около дома №46. Меня заинтересовала дружная работа работников ЖЭКа по засыпке траншеи экскаваторщиком. Внезапно подул сильный ветер. Я медленно стал поднимать голову вверх, чтобы посмотреть на небо, так как побоялся, что пойдёт дождь и нужно будет искать укрытие. У меня с собой не было зонта. Поднимая голову, заметил, как с балкона дома, с бельевой верёвки, ветер сорвал джинсы, и они, крутясь, сначала поднялись вверх, но затем опустились прямо в траншею, где экскаваторщик засыпал их землёй. На следующий день, снова прогуливаясь по этой улице, встретил знакомого сотрудника уголовного розыска — Гусинского Владимира Валентиновича. Он объяснил, что сейчас находится на работе и описывает место происшествия — якобы с балкона неизвестными лицами были похищены джинсы. Я ему объяснил, что никакой кражи не было и он этому свидетель, так как джинсы были подхвачены ветром, упали на самое дно траншеи, а экскаваторщик их не заметил и засыпал землёй. Мы с ним ещё посмеялись, что мне постоянно приходится быть свидетелем случаев, которыми занимаются сотрудники милиции, — наверно, оттого, что большую часть времени я провожу на улице», — прочитал прокурор объяснение Стеклова.

Оперá, не выдержав чтения прокурора, засмеялись. Я понял, что он имел в виду, назвав Гусинского «синоптик». Пользуясь служебным положением, Гусинский брал сводку погоды в лаборатории Гидрометцентра и вкладывал в отказные материалы. Оказывается, всё гениальное просто: не нужно расследовать преступления на своём участке, и статистика учёта преступлений не портится.

— А вы что смеётесь? — снова продолжил своё выступление прокурор. — Это и вас касается — у всех имеются такие нарушения в отказных материалах. Я ещё понимаю — потерпевший — муж или жена, поссорятся по пьяной лавочке, подерутся, протрезвеют, помирятся и не хотят близкого человека привлекать к уголовной ответственности. На это я закрываю глаза и иду вам навстречу — понимаю: не хотите портить статистику учёта преступлений. Пишете в отказных материалах: «Потерпевшие проводили в своей квартире ремонт, один нечаянно упал с лесов при побелке потолка», — а колото-резаные раны у него такие, что нож, получается, аж несколько раз потерпевшего при падении ранил. Тут даже придраться не к чему — читаю и «верю». Но предупреждаю всех — с этого дня буду тщательно проверять ваши «романы». Наказывать буду строго, выговором не отделаетесь — путь у вас один: на нары, к своим подопечным.

Прокурор закончил свой доклад и покинул планёрку.

— Ладно. Всем, думаю, понятен доклад прокурора, а сейчас — давайте по коням, работать надо, — прервал воцарившуюся мёртвую тишину начальник УР, даже не став обсуждать выступление прокурора.