Проза. Книга 2

Александр Тимофеевич Филичкин, 2023

В данную книгу вошли прозаические и юмористические повести и рассказы, написанные автором в течение 2014-го – 2022-го года

Акварель

Во время учёбы в вечернем инженерно-строительном институте «КИСИ», я работал в секторе архитектуры конструкторского бюро. Наша контора проектировала разного рода объекты, расположенные в городах и посёлках Поволжья.

Само собой разумеется, что все местные власти хотели узнать, какими окажутся новые здания, которые, они заказали. Ведь в ближайшее время, они все появятся на их территории?

В семидесятые годы, ещё не было настольных компьютеров. К тому же, чиновники совсем не умели «читать» чертежи. Поэтому, нам приходилось, «рисовать» все фасады только вручную. Ну, а чтобы начальству было понятней, мы изображали постройку в перспективной проекции, в крупном масштабе и в цвете.

Для этого, брали деревянные рейки, сколачивали прочную раму нужных размеров, а сверху к ней прибивали лист ДВП или фанеры. Получался подрамник, или, как иногда говорили, планшет. Обычно, он имел габариты пятьдесят сантиметров на семьдесят пять.

— Почему конкретно такой? — спросите вы, а потому, что эту конструкцию поверху обтягивали плотной белой бумагой. По-английски она называлась — «Whatman paper» и выпускалась одного и того же размера. Его до сих пор все зовут А1.

На ватмане хорошо рисовалось карандашом или тушью. И что самое главное, при помощи ластика, то бишь, резинки, с него очень легко стирался графит. Причём, вся поверхность бумаги почти не махрилась.

Нужно добавить, что стойкость к внешним воздействиям являлась очень важным достоинством ватмана. Ведь прежде, чем архитектор вычертит всё, что он хочет, приходилось использовать ластик множество раз. Иногда к концу проектирования чертежи становились похожими на светло-серую ворсистую ткань. Плюс ко всему, они выглядели довольно помятыми.

Так вот, именно эти листы часто использовали для того, чтоб «натянуть» их на подрамник. Для этого их расстилали на ровном столе и обильно мочили водой с обеих сторон.

Сверху клали планшет таким хитрым образом, чтобы со всех сторон оставалась полоска бумаги, шириной в пять сантиметров. Боковины деревянной конструкции мазали клеем и прижимали к ней края мокрого ватмана. Бумагу прихватывали кнопками к рейкам.

После чего, ставили подрамник к стене на ребро. Вода постепенно стекала. Ватман хорошо высыхал и становился ровным и гладким, словно кожа на боевом барабане.

Если бумага оказывалась на солнцепёке или на сквозняке, то громко лопалась со звуком ружейного выстрела. Иногда она «ложилась» дольно неровно, или натягивалась удивительно сильно. Деревянную раму коробило, и планшет походил на пропеллер.

Теперь, когда вы узнали все эти тонкости, представьте себе, что у вас вдруг появился ватман рулонный. К этому времени промышленность СССР освоила эту продукцию, и в нашу контору привезли большую бобину плотной бумаги. Высотой она оказалась сто семьдесят один сантиметр, диаметром в два мужских локтя, а весом четыреста пятьдесят килограммов.

Как мы ворочались с увесистой «рулькой» на узенькой лестнице, и как тащили её на третий этаж, это другая история. Я расскажу её несколько позже. Сейчас, я хочу сообщить, что наш глав. архитектор жутко обрадовался приобретению и заказал в плотницком цехе планшеты размером метр на полтора.

Тут архитекторы взвыли нечеловеческим голосом, но делать нам было нечего. Приходилось работать с теми подсобными средствами, которые оказались в наличии.

Изготовление «демонстрационного материала для показа заказчику» делилось на три неравные части. Первый этап — обтяжка громадных подрамников, оказался самым простым. Затем, нужно было весьма аккуратно, нанести карандашом на бумагу фасад того здания, что мы проектировали. И, наконец, браться за кисти.

Для «доводки» планшета использовали, в основном, акварель. Иногда брали гуашь, а ещё реже — темперу. О второй и третьей краске, я говорить пока не хочу. Там тоже есть свои заморочки.

При работе с простой акварелью, нужно поставить подрамник под углом в тридцать градусов к поверхности нашей земли. Обмакнуть волосяную кисточку в разведённую краску и, стараясь не капнуть на белый планшет, провести горизонтальную линию в нужном вам месте.

Под действием сил гравитации, водный раствор стекает по ватману и собирается в самом низу мокрой полоски. Тем временем, архитектор опять повторяет всю операцию. Только теперь, он проводит черту по тому месту, где собралась вся излишняя влага.

И так повторяется до тех самых пор, пока не пройдёшь весь планшет, сверху донизу. Остановиться нельзя ни при каких обстоятельствах. Иначе краска посохнет, и на том месте, где прервался процесс, возникнет полоска более тёмного колера. Её потом уже невозможно закрасить.

Хочу с содроганием напомнить, что мне приходилось красить приличные плоскости размером метр на полтора. Причём тонкой кисточкой, толщиною не более в полсантиметра.

Особенно трудно мне было, когда приходилось «отмывать небо» подрамника. Мало того, что оно тянется от края до края. Так в него, ещё постоянно «втыкаются» части нового здания, которые придётся потом, «крыть» совсем другим цветом.

Пока пройдёшь по большому планшету от одного угла до другого, то от напряжения, правую руку начинало сводить сильной судорогой. А на пальцах у меня появлялись глубокие вмятины.

Самое грустное, что как ни старайся, а на таких площадях, всё равно ты допустишь огрехи. Краска ложиться неровно, а неопрятными полосами. К счастью, глав. архитектор увидел, что с акварелью мы не добьемся эффекта, и постепенно перешёл на гуашь.

В отличие от акварели, гуашь не просвечивает на бумаге насквозь, и с ней чуточку легче работать. Ну, а затем, начальник вернулся к прежним подрамникам, обычных размеров.

Мы усердно «пахали» и достаточно скоро извели все запасы какой-либо краски, что имелась в конторе. Как всегда в те далёкие годы, в магазинах, где продают канцтовары, случился очередной дефицит. Нам стало нечем работать. Мы поскребли по сусекам и принесли на работу из дома всё, что сумели найти.

В это время, моя милая мама решила съездить в Москву. Она хотела немного развеяться, навестить близких родственников, а заодно прикупить модных шмоток. Я услышал об этом и попросил купить пару коробок акварели «Нева №5».

Любовь Федоровна легко согласилась и отбыла в столицу. Там она прошлась по гостям и двинулась по большим магазинам. Мама затарилась всем, чем хотела и решила купить мне обновку.

Как назло, ничего подходящего ей не попалось. Мама немного подумала и взяла тёмно-зелёный свитер с рисунком, вытканным коричневым цветом. Она подозвала к себе парня моего роста и такой же комплекции, прикинула одёжку к нему и всё же купила.

Какое-то время мама походила по ЦУМу. Потом, вспомнила о моём странном заказе и отправилась в отдел канцтоваров. Она подошла к большому прилавку и поняла, что забыла, как называется краска, которую я попросил.

Она обратилась к первому попавшемуся ей покупателю и спросила у человека совета. Как это ни странно, перед ней оказался тот парень, который помог ей подобрать свитер для сына нужных размеров.

Он подозрительно посмотрел на маманю. По её внешнему виду, нельзя было твёрдо сказать, что она может хорошо рисовать. Молодой человек немного подумал и задал уместный вопрос: — А зачем вам акварель?

Немного гордясь своим старшим отпрыском, мама честно сказала: — Мой сын архитектор, и ему часто нужно «отмывать» фасады домов.

— Судя по свитеру, какой вы ему прикупили, он работает не архитектором, а маляром. — брякнул насупленный парень и хмуро закончил: — Возьмите ему краски «ВДНХ».

Моя мама проглотила обиду, но купила именно то, что он предложил. Она вернулась домой, вручила мне эти наборы вместе со свитером и рассказала историю, что с ней приключилась в Москве.

Я попробовал ту акварель, что привезла мне родительница, то с огорчением понял, что данная краска никуда не годиться. Они была предназначена для малолетних детей, которые только взялись рисовать. Она оказалась плохо «протёрта», а все цвета имели «грязный оттенок». Работать ей было нельзя, и обе коробки несколько лет валялись в нашей конторе.

Кстати сказать, свитер мне тоже не очень понравился, но он мне пришёлся удивительно впору. Да и зимою в Самаре достаточно холодно. Так что, пришлось его иногда одевать.

Постепенно, я к свитеру всё же привык. Благополучно носил положенный срок, а потом, с лёгкой душой отвёз на нашу скромную дачу. Там он бесследно пропал. Скорее всего, его украли бомжи.