Глава 7
— Ну и что тебе поведал ученый человек? — спросил у Богданова Дубко.
Рябов и Соловей не спросили ничего, но по выражению их лиц было видно, что и они ожидают ответа на этот же самый вопрос.
— Сказал, что я занимаюсь не своим делом, — ответил Богданов.
— Это как так? — не понял Дубко.
— По мнению профессора, уж слишком интеллигентное у меня лицо для спецназовца, — улыбнулся Богданов. — С таким лицом, как у меня, нужно не за упырями гоняться, а грызть гранит науки.
— Скажите на милость! — скептически проговорил Дубко. — Что-то я никогда не замечал, что у тебя интеллигентное лицо. А уж я тебя знаю не первый год.
— Потому и не замечаешь, что смотришь на меня не с той стороны, — сказал Богданов. — А вот профессор сразу заметил. Ладно, шутки в сторону. Что он мне сказал? В принципе, что мы от него и ожидали. Скорее всего, все эти упыри и вурдалаки — этакий бал-маскарад посреди джунглей. Хотя профессор допускает и другую версию…
— И какую же? — насторожился Федор Соловей.
— Приблизительно такую же, как и твоя алтайская бабушка, — ответил Богданов. — Ну, что это могут быть не американцы. А что-то другое. Хтонь.
— Чего-чего? — переспросил Рябов.
— Хтонь, — повторил Богданов. — Так в научном мире называются всякие чудовища, которые то ли есть, то ли их нет.
— То ли есть, то ли нет, — поморщился Рябов. — Хороший ответ. Воистину профессорский. Ну и как же мы поедем в эти джунгли? Кого мы будем там ловить?
— Вот так и поедем, — спокойно ответил Богданов. — Вместе с профессором. Он и поможет нам разобраться, где хтонь, а где обыкновенный американский сержант Джон.
— Вот те раз! — удивился Дубко. — Поедем с профессором! Ну и ну!
— А что тебе не нравится? — не понял Богданов.
— Профессор мне не нравится, — мрачно ответил Дубко. — Возись с ним, со штатским человеком… Охраняй его, оберегай от всякой хтони…
— Ну, наш профессор — вполне себе молодец! — улыбнулся Богданов. — Он и сам себя убережет.
— И все равно не нравится мне эта затея, — упрямо повторил Дубко. — Штатские — они не к добру…
— Нам нужен будет консультант, — сказал Богданов. — И психолог. Чтобы правильно пообщаться с тамошним народом.
— Мы и сами психологи, — буркнул Дубко и отвернулся.
— А вдобавок он знает вьетнамский язык! — привел решающий аргумент Богданов. — Будет у нас за переводчика. А то ведь как ты будешь общаться с вьетнамцами, да еще до смерти напуганными всяческой костюмированной дрянью?
— Ну коль оно так… — Дубко поднял руки: — Сдаюсь. Пускай и он с нами едет. Или летит… Но все равно он — штатский человек. Его придется охранять…
— Вот ты и будешь его охранять, — мягко произнес Богданов.
— Я? — вытаращил глаза Дубко.
— А то кто же, — спокойно ответил Богданов.
— Ну спасибо за доверие! — театрально раскланялся Дубко. — И второе спасибо — за возложенную на меня миссию по охране штатского профессора!
Поклон и тон были настолько потешны, что все невольно рассмеялись.
* * *
Вылетели через сутки. На чем еще, кроме самолета, можно было добраться в ту глухомань, которую представляли собой вьетнамские джунгли? Самолет был военный, его немилосердно трясло, внутри стояли шум и грохот, из-за которых почти невозможно было разговаривать. Но тем не менее разговор был необходим, потому что со спецназовцами летел сугубо штатский человек — профессор-востоковед Илья Семенович Тихий. По всему было видно, что такое путешествие для него в крайней степени необычно. Одно дело — отправиться в мирную экспедицию, и совсем другое дело — по сути, на войну. Да притом такую войну, в которой противник применил неслыханное до сих пор оружие психологического свойства.
Но тем не менее профессор держался молодцом. Он, насколько позволял шум в самолете, вслушивался в нарочито беспечный разговор своих попутчиков, случалось, что и сам односложно отвечал на вопросы, — словом, вел себя вполне естественно. Хотя и затаил некоторую обиду — это было заметно — на одного из членов команды спецназовцев, а именно на Александра Дубко. Именно Дубко, увидев профессора впервые, подверг его жесткой критике — то есть, конечно, не самого профессора, а его внешний вид.
— Уважаемый товарищ профессор, — как можно мягче, но при этом с назидательной настойчивостью в голосе сказал Дубко. — Так дело не пойдет!
— А что такое? — всполошился Илья Семенович.
— Я имею в виду ваш внешний вид, — пояснил Дубко. — Точнее сказать, ваш костюм. Воля ваша, но в дальнюю и опасную экспедицию, да еще и в джунгли, в таком виде не отправляются! Что это за костюм, что это за штиблеты? Вот, даже галстук повязали!
— Ну… — растерянно произнес профессор, окидывая себя взглядом. — По-моему, вполне…
— Мы с вами — спецназ! — Дубко многозначительно поднял палец. — А спецназовцы, доложу я вам, в галстуках не ходят. И в бальных штиблетах, которые на вас наблюдаются в данный момент, тоже. В общем, ваш костюм никуда не годится.
— Да, но… — от таких слов Илья Семенович растерялся еще больше, но вдруг вспыхнул, побуждаемый праведным негодованием: — А, собственно, по какому праву вы со мной так разговариваете?
— А по такому праву, — спокойно ответил Дубко, — что я персонально отвечаю за вашу безопасность. Чтобы, значит, с вами ничего этакого не случилось. Таков, понимаете ли, мне дан приказ, — и Дубко указал глазами на Богданова. — А глядя на ваш галстук, я убежден, что случится.
— Да, но при чем тут галстук? — с прежним негодованием произнес Илья Семенович.
— А еще и лакированные штиблеты, — прервал его Дубко. — В общем, так. Вот вам настоящая одежка, спецназовская. То есть такая же, как и у нас всех. В ней не пропадешь. Надежная одежка! И к ней — обувка. Прошу переодеться и переобуться.
Илья Семенович с возмущением глянул на Богданова, но тот лишь улыбнулся и посмотрел многозначительно. Так, мол, надо, уважаемый товарищ профессор, и ничего тут не поделаешь, да и возражать тут бессмысленно, потому что в нашем деле важно все, у нас, знаете ли, мелочей не бывает. Вот что говорил взгляд Богданова, и Илья Семенович Тихий все это прочел и все прекрасно понял.
Переодевшись, он оценил достоинства своего нового костюма и понял, что его новоявленный телохранитель, этот грубоватый молодой человек, которого звали Александром, по большому счету прав. Но все же тот тон, а главное, те слова, с которыми он обращался к нему, профессору филологии, Илья Семенович считал недопустимыми. Даже для такой грубой личности, каковой, без сомнения, был этот самый Александр.
Конец ознакомительного фрагмента.
