Северный витязь

Александр Тамоников, 2020

Пришло время богатырю Илье Ивановичу встать на защиту земли Русской под началом киевского князя Владимира. Опасен путь в столицу, всюду отряды степняков и шайки разбойников. Но Илью голыми руками не возьмешь. Где силой, а где мужицкой смекалкой одолевает он встречных врагов. А под стенами Киева уже лютуют половецкие орды, жгут посады, требуют сдать город. Чтобы выиграть время и собрать сильную дружину, князь Владимир отдает в заложники своего сына Святослава. Многие понимают – на верную смерть. И вот все готово к решающей битве. Выручить молодого князя из половецкого плена вызывается Илья. Только не знает богатырь, что ждет его за это не награда, а новое суровое испытание…

Глава 2

Костер горел неярко, освещая сапожки Златыгорки и заправленные в них порты. Илья отводил глаза, стараясь не разглядывать девушку. Для него это было ново, непривычно — девушка в мужской одежде. Но судить иное племя, чужие обычаи он не хотел. Всякому свое, как говаривали у него дома. Златыгорка сидела, уставившись на огонь, и была похожа на дикого зверька. Она смотрела в одну точку, но слышала все и реагировала на все звуки, что раздавались в ночи.

Илья решил, что девушка ушла в свои мысли, думает о чем-то своем, чего ему не понять. Разные они, сильно разные и друг другу непонятные. Он из села, что раскинулось средь муромских лесов и распаханных на гарях полей. Она — из предгорий, с берега огромного моря, из племени, в котором властвуют и сражаются одни только женщины, в котором нет мужчин. Из племени, которое в давние времена было большим и сильным, а теперь от него остались лишь воспоминания. О чем она думала?

— Скажи, Илья, — неожиданно заговорила девушка, — почему ты раньше не пошел к князю Владимиру служить? Ты уже не молод, ты мудр и хитер. Неужели верил, что ваши князья сами помирятся и станут жить в добром соседстве, как в империи, что в давние времена простиралась от моря до моря?

— Нет, все не так, — усмехнулся Илья. — Ты правда хочешь знать? Я тебе расскажу. Я с детства не мог ходить. Не чувствовал ног, не слушались они меня. И тридцать три года от самого моего рождения я просидел сиднем. Руки, вот они, подковы гну, а ногами пошевелить не мог.

— Ты столько лет сидел один? — нисколько не удивилась Златыгорка.

— Почему же один. Батюшка с матушкой у меня есть. Парни и девки забегали часто. Новости рассказывали. Часто помогали мне, выводили из избы на улицу, а уж там я как мог участвовал в играх и забавах. Из лука научился стрелять, копье бросать, на мечах биться. Они-то днями кто в поле, кто со скотиной, а я вот этими руками железо гнул, думал о судьбинушке своей да о том, что на земле русской происходит.

— Как же ты исцелился?

— Явились ко мне калики перехожие, — пряча улыбку в бороду, продолжал Илья. — Помнишь, я сказывал тебе о них? Старец слепой, да малец поводырь, да детина безъязыкий, коего Бугримом кличут. Тот старец многое видел, хоть и слеп был. Когда тридцать три года мне исполнилось, он в избу нашу пришел и попросил воды испить. Я сослался на немощь, мол, не могу, добрый человек, милость такую тебе оказать. А он знай свое твердит: встань и подойди к кадке да ковшик водицы зачерпни. И тут я почувствовал, что смогу, услышал силу свою. Не поверишь, встал! Один шаг, второй. Иду! А как до кадки дошел, так совсем в себя поверил. Зачерпнул воду-то, а старец велит, чтобы я сперва сам испил. Я, как пить-то стал, прямо почувствовал, будто не воду пью, а силушку земли нашей. Так три ковша и выпил.

— И исцелился? — Златыгорка подняла на Илью глаза и посмотрела пристально. То ли верила, то ли нет.

— Онемелость в ногах проходить стала. Не сразу, но начал двигаться. А чтобы вернее ноги свои почувствовать, в поле родительское вышел. Матушка в слезы, батюшка и тот рукавом глаза трет. Уж тут я потешился силушкой своей. Сколько пней последних оставалось, все повыдергивал. Ведь, чтобы поле расширить, лес рубить приходилось, пни корчевать. Много еще оставалось. А потом я в селе церквушку поставил. Так мне старец сказал, что это обет мой перед богом за исцеление. Из реки бревна, что топляками называются, вылавливал, в село относил и там из них церквушку и поднял. Освятили, как полагается, до сих пор она там стоит. В ней я богу молился, благодарил за исцеление, там меня белый голубь и надоумил в Киев идти к князю Владимиру и служить ему верой и правдой за всю русскую землю.

— Ой ли, Илья Иванович! — покачала головой спутница. — Да так ли все было?

— А уж ты сама решай, — засмеялся Илья, — верить мне али нет. Да только про Святогора мне тот же старец поведал. Этот меч да бронь, что на мне, он же подсказал, где взять. Есть у нас недалече от села пещера одна. Вход в нее завален камнем большим. Старец его называл Алатырь-камень, как будто он и есть начало. Если его отвалить, то в пещере можно найти много оружия. Старое, я долго выбирал. Видать, собирал кто-то не один день. То ли после битвы какой, то ли по другой нужде. А дальше в пещеру старец ходить не велел. Говорил, что можно не вернуться. Никто не знает, куда она ведет. Люди там не живут. Камень этот как будто начало мира и его же конец.

— Рассказывать ты мастер, — засмеялась девушка. — Заслушаешься.

— Так мне в радость! По вечерам, как возле меня в избе детвора собиралась, я им и рассказывал. Что сам придумаю, что от стариков услышу, что от матушки с батюшкой о прошлых временах узнаю — все пересказываю, да только переиначиваю, как сам понимаю.

— Потуши костер, Илья, — тихо сказала Златыгорка и медленно вытянула из-под ноги саблю.

— Нет, — качнул в ответ головой Илья. — Они нас видят, пока мы у огня. Сиди, я отойду.

Он тоже услышал приближение трех человек, но все же позже, чем Златыгорка. «Да, трое», — решил Илья. Один ползет со стороны, где кони пасутся. Вот замер. А эти шумят, сильно по траве ногами шаркают. Ветка хрустнула. Вот один остановился, а второй еще крадется.

Слух у девушки тоньше, это Илья признал. И сейчас, когда его спутница сидела ближе к костру, ей лучше было там и оставаться. А Илье удобнее незаметно отойти от света в темноту и обойти незнакомцев. Не случайно они именно подкрадывались, а не шли открыто к огню попросить приюта и тепла.

«Трое», — думал Илья, измеряя мысленно расстояние от лазутчиков до костра. Двое обходят кустами со стороны реки. Третий замер. Лежит в траве между костром и стреноженными конями. Наверное, попытается отрезать путь к отступлению, если мы кинемся в ту сторону. Или тот, кто из нас двоих останется в живых. Худо, если пустят стрелы. На бросок ножа они не подошли, а стрелу бесшумно не пустишь. Заскрипит тетива, в ночи этот звук не услышать трудно. Да и Златыгорка не новичок в бою, по ней это видно. Она не пропустит звук, с каким натягивают тетиву. Она упадет, отпрыгнет в сторону, не даст себя убить. Ей, ежели коснется, лучше всего оставить нападавших по другую сторону костра, а самой уйти по эту сторону. И они будут на свету, перед ней как на ладони.

Чтобы не греметь железом, Илья держал меч зажатым под левой рукой. Так клинок не задевал кусты и камни. Пригибаясь и осторожно двигаясь на полусогнутых ногах, витязь шел в направлении, откуда недавно послышался звук ползущего вооруженного человека.

Златыгорка сидела неподвижно, только рука ее была опущена к лежащей возле ноги сабле.

Двое других, что приближались к костру, этой сабли не видели, а видели только одинокую девушку. «Значит, они не чувствуют опасности», — подумал Илья. И если это просто грабители, то нападут они очень скоро. Только бы не стрела!

Человека, лежавшего между кустами, Илья увидел сразу. Это был коренастый бородач, с большим длинным кинжалом и кистенем. Черный драный кафтан и суконная шапка на голове делали его незаметным на фоне кустов. Но у Ильи был острый глаз, да еще выдавал татя неприятный запах застарелого пота.

Незнакомец вскочил на ноги с завидной легкостью, перехватил кинжал в левую руку клинком вниз. В правой сверкнул металл, звякнула ржавая цепь. Илья встречным ударом меча отбил кистень в сторону. Но тут же к его лицу взметнулся кинжал, пришлось сделать шаг назад, чтобы лезвие не полоснуло по горлу или груди, на которой сейчас не было кольчуги.

«Эх, нашумели, — со злостью подумал Илья, — ну, ничего, спутница моя не робкого десятка, да и с оружием обучена обращаться не хуже любого ратника. Услышала небось, что тут происходит, наверняка готова отбиться от тех двоих. А я ей помогу. Вот управлюсь с этим и помогу».

Кистень снова мелькнул в темноте, его круглое шипастое било пролетело в двух вершках ^[5] от лица Ильи. Пропуская оружие мимо себя, Муромец подцепил его своим клинком, цепь кистеня скользнула по мечу, захлестнулась за перекрестье. Одним рывком Илья выдернул кистень из руки разбойника. Однако противник оказался опытным бойцом. Он тут же кинулся вперед, стараясь нанести удар левой рукой в пах.

Но сократить расстояние разбойнику не удалось. Илья в мгновение ока рубанул мечом наискось вниз и отсек противнику руку вместе с кинжалом. Тать закричал страшным голосом, упал на колени, сжимая кровоточащий обрубок. Илья опрокинул его толчком ноги и пригвоздил мечом к земле.

Только теперь Илья мог повернуть голову и попытаться понять, что происходит у костра. С одним разбойником он разделался, а что с остальными? На фоне затухающего костра метались тени, было непонятно, сражаются там или пляшут. И только звон стали говорил о том, что там идет бой. Илья, еще раз прислушавшись к звукам ночи и убедившись, что других врагов рядом нет, бросился на помощь Златыгорке.

Но девушка в его помощи не нуждалась. Гибкая и быстрая, она напоминала сейчас разъяренную дикую рысь. Златыгорка держала в правой руке саблю, а в левой сжимала ножны, которыми успевала отбивать удары. И держала она оружие не так, как это обычно делают воины. Сабля в правой руке была зажата клинком вниз, к локтю, а ножны она держала, как дубинку, отбивая клинки и нанося удары по рукам.

Нападавших было двое, оба оказались искусными бойцами. Илья понял это сразу по тому, как они старались подойти к своей жертве с двух сторон и напасть одновременно. Но Златыгорка умело двигалась между ними и все время держалась так, что один из противников закрывал от нее другого. Подняв руку перед собой, девушка не отбивала удар меча сверху, она ослабляла его, и клинок врага соскальзывал в сторону. И она сама, приседая на колено, наносила режущий удар в живот, в бедро. Потом отбивала ножнами другой удар и снова, как гибкая кошка, ускользала от врагов. А они опять оказывались по одну сторону от своей жертвы.

Уже у одного разбойника рубаха на животе была окрашена кровью, и второй прихрамывал на раненую ногу. Илья покачал головой, не понимая, сколько еще Златыгорка собиралась вести такую схватку. Ведь так саблей противника не убьешь, не рубанешь что есть мочи сверху, не поразишь прямым ударом острия. Но почти сразу Илья понял, что ошибается. Как ошибались и два ночных татя, решивших, что девушка станет для них легкой добычей.

Златыгорка вдруг начала двигаться еще быстрее, сабля с ножнами в ее руках замелькали, как крылья мельницы во время сильного ветра. Удар, еще удар, новый удар, и вот уже она отбила в сторону саблю одного разбойника и, стоя ко второму даже не боком, а почти спиной, резко выбросила руку назад. Сабля вонзилась врагу в живот. Девушка тут же повернулась к нему лицом и провернула клинок в ране, распарывая внутренности.

Второй тать не успел отскочить в сторону, Златыгорка, присев на одной ноге и развернувшись на пятке, подсекла его. Когда тать рухнул на землю, она прыгнула на него сверху и с резким возгласом вонзила саблю под левую ключицу. Разбойник захрипел, схватился руками за клинок и обмяк, уронив голову на траву.

— А ты хорошо бьешься, — с уважением покачал головой Илья. — Непривычно смотреть на тебя, много сил тратишь. В схватке надо уметь отбить удар и тут же нанести свой. А так, как ты делаешь, долго не продержаться против врага в бою.

— Их только двое, долгой битвы не было бы, — возразила Златыгорка, опускаясь на колено и старательно вытирая клинок о полу рубахи убитого. — Когда врагов много, я сражаюсь иначе. А эти думали, что смогут меня легко одолеть, думали, что я саблю в руках держу первый раз в жизни.

— Хитростью взяла?

— Уходить нам надо, Илья, — предложила Златыгорка, прислушиваясь и озираясь по сторонам. — Не верится мне, что их только трое. Разбойники обычно большими шайками промышляют. Малым числом ничего не добудешь.

— Твоя правда, — согласился Илья. — Собирайся, а я приведу лошадей.

Когда Илья вернулся, ведя на поводу двух оседланных лошадей и одну вьючную, то увидел Златыгорку, обшаривающую одежду убитых. На траве лежала кожаная мошна ^[6], узелок с несколькими золотыми и серебряными украшениями.

— Негоже так поступать честному воину, — сурово сказал он. — Обирать мертвых…

— У нас дальняя дорога, Илья, — резко повернулась к нему девушка. — Мы не доедем до моих краев верхом. Нас обязательно выследят и убьют. Или захватят в полон. И времени такой поход займет много. А это, — она кивнула на траву, — пойдет в уплату купцам, к которым мы попросимся на их струги торговые. Ты ничего не брал, нет на тебе греха, а мой бог меня за это не покарает. И не для себя беру, не разбогатеть помышляю, а лишь для нашего с тобой похода.

— О каком бы ты боге ни говорила, он не одобрит, — начал было Илья, но девушка с усмешкой его перебила:

— Мы спорить будем или в путь двинемся?

Коней свели по деревянному настилу на берег, усыпанный мелкими камушками. Златыгорка взяла своего под уздцы и, поглаживая по голове, долго смотрела на высокие горы, темневшие совсем рядом, вздымавшие свои вершины прямо в синее небо. Илья снова залюбовался величественным и непривычным его глазу зрелищем. Уж сколько дней они плыли вдоль этих берегов, а все не мог он налюбоваться.

Корабль византийцев отплыл от берега, вспенивая веслами воду, потом на нем подняли парус, и он величественно пошел по волнам, чуть покачиваясь и рассекая набегавшую волну резным носом.

Златыгорка сделала несколько шагов от воды и опустилась на колени в прибрежную траву. Илья смотрел на нее, стараясь не мешать. Видно было, что девушка сильно стосковалась по родным местам.

Златыгорка вытянула руки, легла грудью на траву и прижалась к ней щекой.

— Вот ты и дома, — тихо сказал Илья.

— Почти, — поднимаясь с земли, ответила Златыгорка. — До моего дома еще два дня пути, но это уже мой берег, мои горы, моя земля. Когда-то мой народ владел всеми этими степями и прибрежными долинами. Мы воевали со всем миром, и весь мир преклонялся перед мужеством моих сестер. Теперь все иначе. Нас осталось мало, мы разбросаны по свету и только изредка встречаемся. Я и к половцам попала потому, что ехала с посланием к нашим сестрам в таврийские степи.

Весь день они ехали молча. Илья не хотел мешать девушке наслаждаться возвращением. Он понимал, что разлука была не такой уж и долгой, но Златыгорка, наверное, пережила отчаяние и страх никогда больше не возвратиться домой. И вот она снова на родных берегах. Пусть молчит и впитывает запах родины.

А девушка молчала по другой причине. На всех тропах и перевалах, которые вели к селению амазонок, во множестве были установлены ловушки и самострелы, которые должны были защитить племя от чужаков и незваных гостей.

Они проехали уже несколько таких опасных мест, когда путь им преградили три всадницы в полном вооружении. Илья натянул повод и залюбовался воительницами. Высокие, с широкими плечами и тонкими талиями, с сильными бедрами и жгучими карими глазами, девушки были красивы. Но это была иная красота, не такая, как у русских женщин. Эти представлялись орлицами, высматривающими добычу с вершины высокого утеса. И даже кольчуги с прикрепленными на них металлическими пластинами выглядели девичьими нарядами, а колчаны с луками и стрелами за спинами больше напоминали сложенные крылья.

Девушки заговорили на незнакомом языке, но, судя по радостным улыбкам, они узнали Златыгорку. Воительницы почтительно склонили головы, прижимая правую руку к груди.

— Это сторожевая застава, — пояснила Златыгорка, трогая коня. — Дальше не опасно, это уже наша земля. Поехали. Нас ждет моя мать.

На небольшом плато, которое от прибрежной долины отделял обрывистый склон, было зелено от обилия растительности. Под сенью деревьев, которые в большинстве своем напоминали Илье родные сосны и дубы, паслись кони, бегали и играли дети, ходили женщины в коротких туниках, закрепленных узорчатой пряжкой на одном плече. Все оборачивались, здоровались со Златыгоркой вежливым полупоклоном и с интересом смотрели на гостя.

По краям горной долины и чуть выше на склонах Илья видел высокие башни, сложенные из плоских камней. Остальные жилища были каменными невысокими и ютились под деревьями, как показалось Илье, без всякого порядка. Он привык, что в русских селениях дома выстраивались в ряды, между ними проходили улицы, соединявшиеся узкими переулками.

У высокого большого дома в глубине селения путники остановили лошадей. Со ступеней крыльца сбежали несколько девушек и со смехом исчезли за деревьями. Следом вышла высокая женщина более зрелого возраста. Поверх ее туники был наброшен белый шерстяной плащ. Лицо женщины было бледным, глаза блестели нездоровым лихорадочным блеском.

— Дочь моя, — видимо, из уважения к гостю, женщина заговорила с Златыгоркой на его языке. — Ты вернулась. Я не устану благодарить богов за твое спасение. Сойди же с коня, обними меня.

— Мать моя, — Златыгорка выпрыгнула из седла и взбежала на крыльцо. — Нет счастливее мига, чем тот, когда я вижу тебя и могу прижать к своему сердцу.

Женщины обнялись с таким трепетом, с такой неподдельной нежностью, что Илья посчитал нужным отвести взгляд. Однако объятия были недолгими. Он снова услышал голос матери Златыгорки:

— Кто твой спутник? Зачем ты привела его в наше селение?

— Этому человеку я обязана своим спасением. Он помог мне вернуться домой. Нас захватили половцы. Сестры, что были со мной, погибли. Я осталась одна, когда меня схватили. Этот храбрый и могучий русич освободил нас, когда половцы везли добычу на юг. Его зовут Илья Муромец, сын Иванов.

— Илья? — как-то странно переспросила женщина. — Ну что же, Илья-воин, спустись с коня, войди в наш дом, где тебя ждет отдых, сытный ужин и спокойный сон. Спасителю моей дочери будет оказан особый почет.

— Мне почет не нужен, — слезая с коня, ответил Илья с улыбкой. — Хватит и того, что я выберусь отсюда живым, это и будет для меня наградой. Говорят, вы убиваете мужчин, которым случается попасть к вам?

Женщина посмотрела на дочь укоризненно, потом улыбнулась гостю:

— Эти сказки давно ходят по всему миру, представляя нас то кровожадными демоницами, то мужененавистницами. Но все совсем не так. Тебе нечего опасаться, герой.

— Добро пожаловать в мой дом, Илья, — торжественно сказала Златыгорка. — Это моя мать, царица Самсун.

— Так, — Илья поперхнулся и удивленно посмотрел на девушку, — так ты царевна?

— Принцесса. Для твоего слуха было бы непривычно мое полное имя, поэтому ты можешь называть меня так, как и называл — Златыгоркой.

Уже стемнело, в большой комнате зажгли светильники на стенах и на высоких резных деревянных треногах. Илья, чисто вымытый и благоухающий маслами, которыми натерли его усталое тело, лежал на каменной лавке среди подушек и с наслаждением пил виноградное вино. Мясо и фрукты, душистые лепешки из муки — все это насытило его, и теперь глаза воина настойчиво закрывались.

Но Илья старался слушать царицу и из вежливости не показывал, что смертельно хочет спать. А Самсун все рассказывала и рассказывала историю их народа. О великой империи амазонок, не покоренной ни одним завоевателем. О том, как много лет назад жена одного из правителей древних скифов собрала женщин и заявила мужу-повелителю, что они не хотят больше кочевать вместе со скотом, что они хотят жить в домах и мирно растить детей. А уж потом, когда дети вырастут, они готовы отправить их к отцам, если это будут мальчики, или оставить в селении, если это будут девочки.

Суровый царь скифов посмеялся, но согласился. Он был уверен, что через год непокорные сами прискачут к своим мужьям и будут молить их простить и пустить в свой шатер. Но прошли века, женщины научились не только жить без мужчин, они научились самостоятельно вести хозяйство, научились даже обороняться от врагов. Ведь они все же были скифскими женщинами!

— А мужчин мы никогда не ели и не били тех, кого приводили к себе для брачных утех и рождения детей, — смеясь, закончила царица. — Это придумали озлобленные враги, которым мы не покорились. И завистники, которые понимали, что мы построили государство лучше и справедливее, чем у наших мужчин.

— Сон совсем сморил Илью, — подсказала Златыгорка. — Мы должны отпустить нашего гостя почивать. Завтра мы продолжим наш рассказ. Даже такому воину, как Илья Муромец, нужен отдых.

— Я бы хотел, царицы, — Илья вежливо склонил голову и приподнял серебряный кубок с вином, — чтобы вы поскорее отпустили меня в обратный путь. Я никогда не забуду вашего гостеприимства, но путь моей судьбы зовет меня.

— Путь твоей судьбы, Илья Муромец, — царица встала со своего ложа и протянула руку в сторону гостя, — лежит через наши земли и через одно пророчество, которого мы не можем не выполнить. Завтра ты узнаешь все. Будь снисходителен к нам, русич. Я скоро умру, моя дочь займет мое место и будет править нашим народом. Но я не могу умереть, не выполнив до конца написанное в Книге судеб.

Илья с интересом наблюдал, как девушки стреляют из луков. Стреляли пешими, стреляли с коня, стреляли на прямой полет стрелы, стреляли навесом. Илья умел стрелять из лука с детства. Едва ли не самым искусным стрелком был он в Карачарове, на лету птицу бил. Но амазонки стреляли по-другому. Они не целились, выверяя глазом расстояние до цели, силу и направление ветра, не пытались почувствовать упругость тетивы, не ослабла ли. Они умели чувствовать все это разом. И стрела у них срывалась с тетивы в тот миг, когда они видели перед собой цель. Рука с луком еще продолжала движение, а стрела уже мчалась к цели.

Понравилось Илье и то, как девушки обращаются со своим излюбленным оружием — боевым топориком, который имел лезвие не с одной стороны, а с двух. Они называли это оружие сагарис. Амазонки ловко сражались сагарисами и против мечей, и против копий. Они точно метали их на большое расстояние.

— Что это за башни? — спросил Илья, когда они со Златыгоркой вышли на край пастбища, где паслись кони. — Сторожевые? Я видел их, когда мы ехали сюда. И здесь вокруг вашего селения я снова их вижу.

— Это кыз-кала, — ответила Златыгорка. — Иноземцы называют их «девичьими башнями» и придумывают множество кровавых легенд. Что мы там замуровываем провинившихся сестер, что оттуда они бросаются вниз и разбиваются о камни. Или что мы живем в таких башнях. И они не совсем оборонительные. Хотя они строились сотни лет назад именно для защиты. Это маленькие крепости, которые не вызывают опасения у завоевателя. А такие башни много раз спасали наши племена от гибели. Башни строятся там, где есть вода. Внутри такой башни можно спрятать очень много воинов. Там можно приготовить и хранить очень много продуктов. Никто не догадывается, что мы всем селением можем сразу уйти в эти башни и поселок вымрет. Взять их приступом невозможно, вход знаем только мы. В каждой может прятаться и жить до сотни воинов. А ночами мы можем неожиданно выбираться оттуда и убивать врагов, а потом так же неожиданно исчезать. Из этих башен мы можем уйти далеко в горы и исчезнуть насовсем. Если это будет нужно.

— Ты сказала, что мы пришли сюда не зря?

— Да, ты выберешь себе коня. Твой, на которым ты ехал сюда, не очень силен, хотя ты его хорошо обучил. У него слабые бабки, он не так вынослив. Ты все равно сменишь коня через полгода, через год. А лучше, чем у нас, ты в своих степях не найдешь.

— Половецкие кони быстры и выносливы, — возразил Илья. — Арабские скакуны летают как ветер. Я знаю, что за этими горами и за морем в сухих степях и жарких пустынях есть сильные кони, которые зовутся ахал-теке. Им нет равных в долгих скачках.

— Любому другому воину я бы сказала, что он прав, — улыбнулась Златыгорка. — Но ты не другой. Не всякий конь вынесет тебя, не всякий понесет, не всякий выдержит с тобой долгие походы и испытания, не каждый защитит тебя в бою и вывезет раненого или мертвого. Такой конь у Святогора, но он уже стар, а тебе нужен конь молодой, твоей рукой укрощенный, только тебе послушный. Хороший конь должен в жизни иметь лишь одного хозяина.

— Ты все время говоришь мне о Святогоре, — напомнил Илья. — Когда мы к нему поедем?

— Скоро, Илья, очень скоро. Твой конь не выдержит этого путешествия. А с новым конем вы должны стать родными, одной крови, тогда он в бою тебя не подведет.

Илья посмотрел на девушку, потом перевел взгляд на табун, пожевал в задумчивости травинку. Златыгорка была права. Сейчас у него хороший конь, но это всего лишь крестьянский конь, сильный, но привыкший пахать да возить сани. Да, он привык к хозяину, он привык, как Илья управляет им во время схваток. Но настоящего боя конь еще не видел, да и Илья тоже. Прислушаться к принцессе амазонок стоило, здесь понимали в конях. И сейчас Илье нужен был как раз не скакун с тонкими ногами и лебединым изгибом шеи, а конь молодой, сильный, выносливый и умный. Конь с характером, конь-воин. Такой же, как и его хозяин.

На лугу паслось около сотни коней. Не было кобыл с жеребятами, наверное, их держали на другом пастбище. Здесь были только молодые жеребцы. Сильные, красивые, с косматыми гривами. Были вороные, как черная южная ночь, были рыжие и почти белые. Да, здесь много хороших коней, но Илья искал взглядом своего. Не чувствовал он пока ни в одном из тех, что паслись на лугу, силы характера. Да он и сам пока не знал, какой конь ему понравится.

— Ты садись на своего коня, возьми аркан и ближе к табуну подъезжай, — посоветовала Златыгорка. — Осмотришься, объедешь вокруг, сразу все поймешь по тому, как они себя поведут.

— Нет, — возразил Илья. — Тот, который мне нужен, не захочет стать вторым. Он будет только первым или совсем не признает во мне хозяина. Это гордый конь.

И тут он увидел его! Крупный, сильный, с тяжелой головой и черной гривой, вылетел из-за табуна и погнал рыжего жеребца по лугу. Рыжий отчаянно взбрыкивал задними ногами и ржал. Тот, который нападал, был необычной масти. Не рыжий и не вороной, на солнце его шкура отливала искрасна-черноватым цветом, словно огнем. Рыжий умчался в поле, а бурый стоял как вкопанный, тряс головой и ржал, скаля крупные сильные зубы. Потом тряхнул черной гривой, задрал густой длинный хвост и гордо пошел боком вдоль табуна.

— Вот он! — радостно вскрикнул Илья. — Это мой конь!

— Бурый? — опешила Златыгорка. — Илья, это вожак! Это дикий зверь, а не конь. Я не знаю человека, который мог бы с ним совладать.

— Не знаешь? — с жадным восторгом переспросил Илья, сбрасывая зипун и оставаясь в одной рубахе с закатанными рукавами. — Иди вон туда, к дальнему загону. Жди меня там.

Забрав из рук девушки аркан, Илья зашагал к табуну. Златыгорка смотрела и восхищалась странным русичем. Могучий, неукротимый, какой-то по-детски добрый в общении и беспощадный в бою. Это она сама видела не так давно. А как он встревожился, когда Златыгорка забирала добро убитых грабителей. И как он вспылил, когда она предложила добить раненых врагов — половцев!

И вот сейчас он шел, чтобы поймать и приручить самого сильного жеребца в табуне. Он сильный воин, но не знает законов войны, как их знают амазонки, которые уже сотни лет сражаются со всем миром без мужчин, им не на кого надеяться, кроме самих себя.

А Илья? Что движет им? Он был немощным до тридцати трех лет, если, конечно, это не сказка. Не каждый будет рассказывать о своем прошлом, это понятно. И сейчас он очень хочет служить киевскому князю, который норовит объединить все русские княжества под своей сильной рукой. Это желание Ильи — желание зрелого и мудрого мужа. Но все равно он порой ведет себя как большой ребенок. А может в нем просто столько нерастраченной любви к людям, к родной земле? Может, просто так велика в нем сила, которая рвется наружу?

Значит, предсказанное — не сказка? Вот он и пришел, могучий русич, который примет из рук постаревшего Святогора силу всей русской земли. От северных холодных морей до моря южного, моря Русского.

Илья шел прямо на пасшихся коней. Шел уверенно, даже весело. Жеребцы при его приближении стали тревожно трясти головами и поводить ушами. Некоторые начинали бить копытами, но, видя, что человек не пугается и не замедляет шаг, отходили в сторону, удивленно глядя на смельчака большими глазами.

«Где же бурый?» — думал Илья, идя сквозь табун. Кони все расступались и расступались, некоторые, взбрыкнув ногами, уносились прочь, в дальнюю часть пастбища. Илья шел, как будто по большому коридору, и этот коридор все ширился и ширился перед ним.

Но вот коридор из сильных ног и больших конских крупов закончился. Прямо перед Ильей в городом одиночестве появился бурый вожак. Косматая грива взмывала вверх, когда он бил копытом и тряс головой. Конь не смотрел на приближающегося человека, но его настороженный глаз косил, вращался, показывая белок, бурый храпел и нервно дергал задней ногой, выбивая из земли пучки густой травы.

Илья чувствовал, конь ждет поединка, он будет убегать, он будет биться, он покажет свою силу. А может, он ждет его. Может, этот конь давно ждет своего хозяина? Нет, не хозяина, а друга, с которым он поскачет навстречу славе, навстречу битвам. Власть в табуне — это забава для молодых жеребцов, а он рвется на свободу, в бескрайние степи.

Не сбавляя шага, Илья размотал аркан и бросил петлю вперед. Конь стоял и ждал. Он даже не сделал попытки увернуться. И когда плетеная веревка обхватила его крепкую шею, конь сделал резкий прыжок в сторону. Илья от такого рывка чуть не упал, сделал несколько шагов, потом уперся ногами в землю, как будто врос в нее, и потянул на себя аркан. Две силы столкнулись: конь и человек, и никто не хотел уступать, каждый хотел показать себя. Конь напряг ноги, изогнул шею, заржал, пытаясь свалить человека, вырвать из его рук веревку. Но и человек уперся ногами в землю, на его теле вздулись страшными буграми мышцы. Сапоги по щиколотки зарылись в рыхлую землю, сдирая каблуками дерн.

Мало-помалу Илья стал перехватывать веревку и тянуть коня к себе. Бурый упирался, дергал шеей, его копыта тоже зарывались в землю. Конь пытался снова резкими скачками вырвать веревку из рук человека. От напряжения и у человека, и у коня глаза налились кровью, они шумно дышали, хрипели, но никто не уступал. Илья стал тянуть бурого в сторону загона, где ждала и напряженно наблюдала за схваткой Златыгорка.

Она видела, как Илья упорно влечет коня к загону. Было странно, что вожак упирается, пытается пересилить человека, но не пытается ускакать. Было в этой схватке что-то колдовское. Не человек и конь сейчас силой мерились, а две воли столкнулись на этом горном пастбище. Они силились понять, стоит им дружить, брататься или они недостойны друг друга. Златыгорка чувствовала, что и сама она уже устала, что, глядя на Илью, и у нее напрягаются мышцы.

Вот человек коснулся спиной прясел загона, вот он уже прошел между двумя рядами ограды. Девушка толкнула рукой жерди, и узкий загон закрылся.

Конь стоял между двумя рядами жердей, храпя, вздуваясь боками, бешено поводя глазами. Илья подошел к нему спереди, пальцами разжал зубы и протолкнул веревку, как удила, между зубов. Конь дернул головой, но человек уже запрыгнул ему на спину, потянул веревку, поворачивая голову коня то в одну, то в другую сторону. Так он показывал бурому, что будет от него требовать, как управлять им. Златыгорка, восхищенная и завороженная этим зрелищем, подбежала и отбросила жерди с другой стороны загона.

Илья не успел ударить коня пятками под бока, как тот одним скачком выбросил свое сильное тело из загона. Но человек удержался, изо всех сил натягивая повод. Бурый стал скакать и прыгать, взбрыкивая задними ногами выше головы, пытаясь сбросить человека. Он поднимался на дыбы, делал несколько скачков на задних ногах, наклонял голову и снова взбрыкивал.

Когда конь понял, что человека ему не сбросить, он ринулся на открытое пространство и понесся по пастбищу как ветер.

Златыгорка не успела и глазом моргнуть, как Илья верхом на буром превратился в маленькую точку за бугром у самого леса. Девушка только чувствовала, как гудит земля от топота могучих копыт бурого. Она стояла и смотрела, прикладывая к глазам ладонь. Потом сидела на жердях загона и кусала губы, но Ильи по-прежнему не было видно. И когда ей стало совсем невмоготу и она готова была броситься искать сброшенного наземь русича, у кромки леса показался всадник.

Конь больше не метался под Ильей из стороны в сторону, не взбрыкивал ногами. Он мчался как ветер, его косматая грива и хвост развевались по ветру. Илья, пригнувшись к шее коня, слился с ним воедино. Они мчались, две неуемных соединившихся силищи.

У самого загона Илья осадил бурого, и тот послушно замедлил свой бег. Ноздри коня раздувались, бока вздымались, дыхание было под стать порыву морского ветра.

Илья с довольной улыбкой легко спрыгнул с коня, продолжая крепко держать его в поводу. Конь стоял рядом, но в его виде не было покорности. Он признал в человеке равного себе.

— Я буду звать его Буркой, — пророкотал Илья, потрепав коня по шее. — Другом мне будет и в бою, и в дальнем походе, и на отдыхе, если доведется.

— Нужно на него надеть настоящую узду, — посоветовала восхищенная Златыгорка. — Ты надеть должен. Веди его к нашему дому, я подарю тебе узду и седло.

…Несколько дней Илья укрощал коня. По совету девушки он больше не водил его на общее пастбище, где пасся табун. Теперь конь стоял в загоне возле дома царицы Самсун. И каждый день на рассвете Илья выходил, разговаривал с конем, похлопывая его по шее и угощая солеными лепешками. Конь слушал человека внимательно, косил хитрым глазом и тыкался мордой в его руки, требуя нового угощения.

А потом Илья седлал коня и они уезжали в горы. Русич не боялся заблудиться. Хороший конь должен был найти дорогу назад сам. И находил. Изо дня в день Илья гонял Бурку по горам, через глубокие ущелья, по горным тропам. Или спускался на берег моря и носился там по воде, через прибрежный кустарник.

Златыгорка часто видела, как Илья и его конь играют на свободе, как два больших ребенка. Они догоняли друг друга, уворачивались от толчков. Или не уворачивались, и тогда Илья летел наземь, а конь несильно ударял его боком. Илья вскакивал на ноги и догонял Бурку. И тот позволял себя догнать. Позволял обхватить себя за шею и повалить в траву. Да так, чтобы всеми четырьмя копытами взбрыкнуть в воздухе, к общему их с человеком восторгу.

А еще она слышала, как по вечерам при свете факелов Илья чистил коня, называя его дружком, Бурушкой, Бурушкой-Косматушкой. Конь фыркал, согласно кивал головой и тянулся к человеку, трогая мягкими губами его воротник и волосы.

Примечания

5

Русский вершок равен примерно 4,5 см.

6

Мошна — небольшой мешочек с завязками для хранения денег. На Руси носился на поясе. Отсюда «мошенник» — вор, срезающий мошну с пояса другого человека.