Огненное побережье

Александр Тамоников, 2021

Старые друзья Борис и Павел оказались на Ближнем Востоке в самый разгар арабо-израильского конфликта. Бориса назначили консультантом по рукопашному бою в армию Египта. А Павел, незадолго до этого эмигрировавший в Израиль, служит у израильтян переводчиком. Во время боевой операции Борис попадает в плен. На допросе он встречает Павла, который ненавидит войну и службу в армии. Вместе они решают бежать. Но, как оказалось, перебить охрану и вырваться на волю – это только полдела. Настоящие испытания ждали беглецов впереди…

Часть первая. Салам! Шалом!

Прозвучала команда: «Построение на втором этаже!» Была поставлена задача: за короткий срок принять должность, технику, людей и приступить к оказанию военной помощи дружественному египетскому народу в борьбе с израильским агрессором.

Из воспоминаний участника

Это неверно, что сейчас у меня нет былой уверенности в своей правоте. Я и сегодня убежден в том, что с точки зрения национальных и государственных интересов был абсолютно прав. А с человеческой? Бывает, задумываюсь: пошло ли сделанное мной на пользу всем этим людям? Обрели все они счастье на новой родине?

Яков Кедми

Салам алейкум, Египет!

Здание Главного разведывательного управления напомнило Звягинцеву производственный цех: бетонный прямоугольник с рядом окон во всю стену. На входе у Звягинцева проверили документы и выдали временный пропуск.

Вызов к высокому начальству явился для Бориса полной неожиданностью. Утром его вызвал командир полка и сообщил, что его, капитана Звягинцева, временно куда-то переводят, для чего ему следует завтра явиться в Четвертое управление, к начальнику, для получения вводных. На вопрос, куда его переводят, командир только пожал плечами. Складывалось впечатление, что его не посчитали нужным поставить в известность.

— Кого ты порекомендуешь вместо себя? — спросил он.

— Лейтенанта Козинцева, — не задумываясь, ответил Звягинцев. — А Четвертое управление — это ближневосточное?

— Точно так, — подтвердил полковник. — Удачи вам, товарищ капитан.

«Похоже, что меня переводят надолго, если не насовсем», — прикинул Звягинцев.

И вот он здесь, в здании ГРУ СССР. Поднявшись на второй этаж и предъявив пропуск охраннику, Борис поинтересовался, как ему найти начальника управления, на что получил ответ, что начальник отъехал по делам и вернется через час.

— Рекомендую пока посетить Зал Славы, — добавил охранник.

В Зале Славы, разглядывая фотографии погибших героев, Звягинцев наткнулся на знакомое лицо. Этого лейтенанта он знал по операциям в Афганистане. «А ведь мог и я здесь висеть… — прикинул Борис. — Были ситуации…»

Начальник управления, моложавый, подтянутый полковник, принял его сразу по возвращении. Судя по его озадаченному лицу, ему было вовсе не до Звягинцева, поэтому разговор получился коротким.

— Вы направляетесь в Египет для выполнения особых поручений, по официальной версии, в качестве инструктора по рукопашному бою, а на самом деле — в подчинение генералу Бабашкину для выполнения правительственных заданий по вашей специализации и не только. Направляетесь в составе советской научной делегации на международный симпозиум по микробиологии. Отправление завтра. Подробности и инструктаж получите.

На этом аудиенция закончилась.

Группа ученых вместе со Звягинцевым вылетела в Каир. В микробиологии Звягинцев слабо разбирался — вернее, вообще не разбирался, — поэтому не встревал в разговоры на научные темы, которые ученые вели непрерывно, а лишь улыбался и кивал головой.

Прибыв в египетский аэропорт и пройдя все необходимые процедуры, старший группы, он же куратор от КГБ, отвел ученых в бар и, предложив выпить кофе, велел держаться вместе и никуда не отлучаться.

За столик к Звягинцеву подсела дама средних лет в очках и с прической «барашком». Они познакомились. Звягинцев тут же заговорил с ней о пирамидах и сфинксах с отбитым носом, чтобы не затрагивать профессиональные темы.

В бар зашел молодой белобрысый парень в шортах, солнцезащитных очках и футболке. Остановился у входа, поймал взгляд Звягинцева и коротко кивнул. Борис все понял и тут же сделал вид, что засуетился, сотворил страдальческую мину и сказал соседке:

— Ой, мне надо в туалет, а в баре его нет. Я быстро. Ничего страшного.

Он оправдывался, как недотепа, которого не вовремя припекло с животом и которому неудобно, неловко, но проблему как-то решать надо. Женщина устремляла на него сострадательные взгляды, но помочь, естественно, ничем не могла.

Покинув бар, Звягинцев, следуя за парнем в шортах, быстро направился к выходу из аэропорта.

Вернулся куратор, посчитал по головам членов делегации и предложил переместиться в автобус, который их ждал на стоянке. О Звягинцеве он не вспомнил, но вспомнила женщина в очках и с прической «барашком».

— Тут рядом со мной сидел Борис. Он пошел в туалет, надо его дождаться, — обратилась она к куратору.

Тот строго и недоверчиво на нее посмотрел.

— Какой еще Борис? У нас в делегации нет никакого Бориса. Это какой-то случайный посетитель. Нина Ивановна, прошу вас на выход — автобус ждет.

Женщина недоуменно пожала плечами — она заприметила этого парня, снующего среди делегатов, еще в Москве и явно ему симпатизировала.

Когда они сели в машину, парень в шортах представился:

— Данила Коротков, не путать с Даниилом. Среди своих — Даня. Старший лейтенант, это в Союзе. А здесь — кем назначат. Твой будущий помощник или заместитель, как хочешь называй. Будем работать вместе.

— А в чем помогать будешь? — поинтересовался Борис.

— В чем возникнет потребность. Генерал тебя введет в курс дела. Ничего, что я на «ты»?

— Терпимо, — буркнул Звягинцев.

Коротков вел машину расслабленно, непринужденно, и Борис сразу понял, что рядом с ним умелый водитель — так он втискивался в ряды между машинами и обгонял на грани фола.

В окне замелькала природа Каира, а вскоре появились и городские постройки. Но Звягинцева они мало интересовали — он думал о перспективах.

— Генерал вряд ли тебя сегодня примет, — сказал Коротков. — Поселишься в нашей гостинице, получишь военную форму и гражданскую одежду, естественно, европейскую — не тянешь ты на араба. Захочешь поесть — есть бесплатная столовая, а для любителей местной кухни — кафе напротив гостиницы. Имеются спортзал и библиотека, я тебе все покажу. Обустраивайся, в город лучше не выходи — чревато в ситуацию попасть… Все, подъезжаем.

Генерал Бабашкин принял его на следующее утро у себя в кабинете. Худощавый мужчина за пятьдесят, одетый в штатское, — он прошел всю войну и даже некоторое время числился комендантом Вены. Звягинцев об этом знал и испытывал некоторый трепет. Но все оказалось просто. Борис представился, и ему тут же предложили присесть. Бабашкин сразу перешел на «ты» — видимо, у них здесь было так принято, — но генерала Борис «тыкать» не рискнул.

— Я не знаю, как тебя ориентировали в управлении — скорее всего без подробностей. Подробности тебя изложу я. Рекомендовал тебя полковник…

Звягинцев хорошо знал этого полковника по прошлым операциям, когда тот еще был майором. Генерал тем временим продолжил:

— Здесь ты будешь преподавать рукопашный бой египетским бойцам. Ребята сильные, ловкие, попадаются спортсмены высокой категории, но к реальному бою подготовлены слабо. Однако этим ты будешь заниматься в фоновом режиме, в промежутках между основными операциями, в которых ты будешь участвовать по моему приказу. Ситуация в Египте сейчас предвоенная, арабы вот-вот сцепятся с Израилем по поводу Синайского полуострова. Мы должны им всячески содействовать. Ты, вероятно, в курсе, что Израиль оккупировал Синай и Голанские высоты во время Шестидневной войны. Ну а кто же смирится с потерей территории? Египетская армия, не без нашей помощи, к настоящему времени значительно усилилась и готова вернуть утерянные земли. Но подробности тебе пока знать не положено, просветим, когда возникнет необходимость. В помощниках у тебя будет старший лейтенант Коротков, ты с ним уже знаком. В совершенстве владеет арабским, ивритом и английским языками, знает местные обычаи. В наличии общая подготовка по рукопашному бою, но и стреляет хорошо — закончил снайперские курсы. Кроме того, он сильный аналитик, да и вообще, хороший парень.

Луч света прорвался через щель между шторами и ударил Звягинцеву по глазам. Борис сдвинул стул в сторону, не сводя взгляда с генерала. Зазвонил телефон. Генерал взял трубку, некоторое время молча слушал, потом произнес: «Обеспечим» — и вернул трубку на место. На его лице появилась хитрая улыбка.

— Ну вот, товарищ капитан, вам первое задание. Несложное, но ответственное — так сказать, для разминки. У нас сейчас все в разгонах, в разъездах, а тут возникла необходимость сопроводить одну серьезную даму в публичное место, на международную конференцию по вопросам экологии. Вернее, не на саму конференцию, а в банкетный зал, где жизнерадостные участники будут отмечать ее окончание. Повод для выпивки великолепный. — В глазах генерала заиграли искорки смеха. — Зовут даму Татьяна Леонидовна, но вы называйте ее просто Таней или даже Танюшкой. Вы ее сопроводите до ресторанного зала, она там встретится с нужным человеком, и все. Попутно познакомитесь с Каиром.

— Обратно тоже ее везти? — спросил Звягинцев.

— Обратно не надо, только туда. Да, и получите гражданскую одежду и документы о прикрытии.

В кабинет вошла молодящаяся женщина за тридцать, явно попытавшаяся сбить свой возраст лет на десять. И ей это удалось: в коротеньком кремовом платье в обтяжку (стройная фигура это позволяла), с в меру накрашенным лицом и распущенными по плечам русыми волнистыми волосами она и в самом деле выглядела намного моложе своих лет. «Понятно, почему она хочет, чтобы ее называли Танюшкой», — внутренне усмехнулся Борис.

— Вот, Татьяна, знакомьтесь. Борис, он же капитан Звягинцев, сопроводит вас в запланированное место.

Женщина взглядом закройщика посмотрела на Бориса, улыбнулась и протянула ладошку.

— Таня.

«А она ничего такая, не стыдно с ней по улице пройтись», — подумал Звягинцев.

Спускаясь со второго этажа, он взглянул на выданный ему документ: «Посольство СССР. Секретарь-референт». Борис понятия не имел, какие обязанности выполняет секретарь-референт, и определил для себя, что это «что-нибудь на побегушках». Впрочем, он не был далек от истины.

…Татьяна уже сидела на заднем сиденье черного «Фольксвагена». Борис подсел к ней, назвал адрес водителю, и они поехали. Он был одет в серый костюм, белую рубашку и выглядел весьма презентабельно.

Машина свернула на одну из центральных улиц с трамвайными путями посередине и домами колониальной постройки. Правила дорожного движения здесь выполнялись весьма условно — пешеходы, несмотря на широкий тротуар, постоянно выходили на проезжую часть, поэтому регулярно раздавались автомобильные сигналы. Одежда как азиатского, так и европейского покроя преимущественно имела черно-белые оттенки. Женщина в черном хиджабе и с корзиной с фруктами на голове выскочила на мостовую прямо перед машиной. Водитель посигналил, она дернулась, чуть не уронила корзину и быстро засеменила на противоположную сторону.

Борис с интересом созерцал возникавшие жизненные картинки, а Татьяна вообще не смотрела в окно — видимо, привыкла. Она сидела, прикрыв глаза, и беззвучно шевелила губами. «Текст, что ли, какой-то повторяет?» — подумал Борис, бросив взгляд на свою подопечную.

Водитель свернул на боковую улицу, вымощенную тесаным камнем, где могли едва разъехаться две легковые машинки. Дома здесь стояли преимущественно двух — и трехэтажные, на балконах было развешено белье. По бокам суетились уличные торговцы с разномастным товаром.

Впереди, на проезжей части, показался мужчина в белом балахоне и без головного убора. Он вел ишака, запряженного в тележку с грудой мешков, и на сигнал никак не прореагировал. Впрочем, как и осел. Пришлось объезжать.

Свернули на другую улицу, более широкую, заасфальтированную, и попали в пробку. Назад вернуться возможности уже не было.

— Мне нежелательно опаздывать, — сказала Татьяна. — Человек серьезный.

— А что я могу сделать? — с досадой проговорил шофер, ударил ладонью по рулю и смачно выругался.

Вдруг Борис увидел впереди группу парней, лавирующих между машинами, кричащих и размахивающих обрезками труб и кусками арматуры. Они били стекла автомобилей, невзирая на пассажиров, а некоторых пытались вытащить наружу — в основном молодых женщин. Борис напрягся: эта картинка ему совсем не нравилась. «Если бы я был один…» Он посмотрел на свою соседку. Татьяна оторвалась от размышлений и таращилась в окно. Судя по побледневшему лицу, она испугалась. Действо напоминало погром. Какой-то парень с лицом дебила и с черной повязкой на голове забрался на крышу одной из машин и стал неистово колотить по ней кувалдой. Другой тыкал арматурой в автомобильные фары и сильно этому радовался, разражаясь идиотским смехом и бессвязными выкриками. Другие парни били витрины, грабили магазины и с набитыми мешками исчезали в узком проулке. Уличных торговцев как ветром сдуло.

— Какая-то демонстрация, протест… — предположил водитель.

Борис представил себе майскую демонстрацию в СССР, и ему стало смешно.

— А против чего протестуют?

— Какое-нибудь повышение тарифов или убили не того, кого надо. Хорошо еще, что гроб с мертвецом по улицам не таскают, — ответил водитель и вновь со злостью ударил по «баранке».

— Мы опаздываем, — пробормотала Татьяна. Губы ее нервно подрагивали.

— Тань, а ты не боишься, что тебе дадут арматурой по голове или изнасилуют за ближайшим углом? Тогда ты точно никуда не успеешь! — Борис перешел на «ты» — какие уж тут политесы.

Он говорил насмешливым тоном, превращая все происходящее вокруг в нелепую шутку, чтобы женщина успокоилась и воспринимала события аналогично.

Стая громил неминуемо приближалась к ним. Полиции не наблюдалось.

— Отсюда далеко до места? — спросил Борис у водителя.

— Недалеко, — ответила за него Татьяна. — Пара кварталов.

— Ты знаешь, как туда добраться?

— Знаю.

— Рассказывай.

Борис, выяснил маршрут и решил, как поступить в создавшейся ситуации.

— Вылезай из машины, пойдем пешком, — непререкаемым тоном проговорил он. — Я за тебя отвечаю и лучше знаю, как лучше.

— Но ведь они нас… — попыталась протестовать женщина, но Борис ее перебил:

— Не бойся, отобьемся. Как говорил комдив Чапаев в одном из анекдотов, «куда ж они голой пяткой да на саблю!» — Он повернулся к водителю: — Ты здесь как-нибудь сам, а мы пошли.

Они вышли из машины.

— Иди возле стены и чуть сзади. Ничего не бойся, — сказал Борис Татьяне.

Парочка двинулась по улице спокойным прогулочным шагом, как будто ничто происходящее вокруг ни капельки их не волновало.

К ним подбежал взъерошенный мужчина с щербатыми зубами и начал что-то орать, грозя обрезком трубы. Борис небрежно от него отмахнулся… точный удар в висок мгновенно уложил крикуна на тротуар. «Пьяный или обкуренный. Скорее всего второе — тут пьянство не в моде».

Другой подбежавший получил раскрытой ладонью в лоб — удар, именуемый «Шомполом», — и, в свою очередь, оказался на земле.

Испуганная Татьяна схватила Бориса под руку.

— Руки у меня должны быть свободны, — спокойно проговорил тот. — Иди сама.

«Променад» продолжился. Миновав пробку на дороге, они уткнулись в кричащую колонну с плакатами, которая постепенно всасывалась в поток машин. Борис, выставив левое плечо вперед, двинулся прямо через толпу. Народ неохотно расступался, недобро поглядывая на непонятную парочку.

Внезапно подскочили двое протестующих с длинными растрепанными волосами.

— Инглиш мэн! Инглиш мэн! — закричал один из них.

Второй, рядом с ним, тоже что-то крикнул, Борис не понял. Оба аж тряслись от ярости. Звягинцев, не раздумывая, ткнул указательным пальцем в глаз сначала одному, потом другому, на что затратил не более секунды. Демонстранты отчаянно заверещали и согнулись пополам, упав под ноги толпе.

— Окривели оба. Теперь будут с черными повязками на глазу ходить, — небрежно бросил Борис, скосив глаза на Татьяну. Она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки.

Где-то сзади вспыхнул автомобиль, и внимание толпы устремилось в ту сторону. Парочку оставили в покое. «Им сгодится любой повод для проявления агрессии, — подумал Звягинцев. — Коллективный психоз. Мозги набекрень».

— Нам направо, и там вроде бы никого нет, — сказала Татьяна.

Она махнула рукой в сторону перекрестка, и парочка повернула. Улица действительно выглядела полупустой, никто не кричал и не размахивал руками. Через несколько минут они вышли на одну из главных улиц и вскоре оказались у дверей шикарного отеля.

— Ну, ты даешь! — сказала Татьяна, широко раскрытыми глазами, восхищенно глядя на своего спутника. — Ты из спецназа?

— Точно, — подтвердил Борис. — А ты думала, к тебе кого попало приставят?

— Нет, я так не думала. — Лицо у женщины приобрело деловое выражение.

Войдя в холл, Татьяна подошла к портье и заговорила с ним по-английски, предварительно предъявив документы. Тот уважительно кивнул и что-то прокричал охраннику, караулившему вход в ресторанный зал. Татьяна поправила прическу перед зеркалом и вошла в ресторан. Борис потоптался у входа и, увидев, как ней подошел солидный мужчина арабского происхождения, покинул отель.

На выходе к нему подскочили двое полицейских. «Тяжелы на помине», — подумал Борис. А еще он понял, что его собираются арестовать. И не ошибся. Один из полисменов указал ему на стоявшую неподалеку полицейскую машину, а второй попытался ударить под дых. Но не успел — получил ребром ладони по запястью. Борис это сделал рефлекторно, без подключения коры головного мозга. Полицейский зашипел от боли.

Но продолжения не последовало, потому что к ним подошел еще один полицейский — судя по нашивкам, их начальник. Он представился нагибом Магди (то есть по-местному «капитаном»), но это Борис понял даже при своем слабом знании арабского. А что потом сказал полисмен, он не понял и отрицательно помотал головой. Капитан Магди заговорил по-английски:

— Пройдите в машину, вы задержаны.

Вскоре Звянинцев очутился в полицейском участке, в клетке, в компании трех арабов с разбитыми физиономиями. Один из них жестом попросил закурить. Борис пожал плечами — мол, не курю.

Просидел он около часа, потом за ним пришли. Рядом с капитаном Магди стоял мужчина в сером костюме. Магди что-то бормотал по-арабски с извиняющимся выражением лица, но белый мужчина, не обращая на него особого внимания, сказал по-русски:

— Пошли, Звягинцев. Поразвлекался, и хватит. — В его голосе сквозило полное безразличие.

А Магди извинялся неспроста: когда он зашел в кабинет начальника полицейского участка и выложил ему на стол удостоверение Звягинцева (дипломатический паспорт пресс-секретарю не положен), начальник, внимательно прочитав документ, внезапно громко заорал на своего подчиненного:

— Какого шайтана ты ко мне русского притащил, да еще из посольства?! Ты что, дурак, хочешь дипломатического скандала? Тебя самого в клетку посадят!

— Он двоим демонстрантам глаз выбил, — начал оправдываться Магди.

— Чего?! — Начальник участка аж побелел от злости. — Их вешать надо, а не глаза им выбивать! Обкуренные бездельники! Еще не исключено, что подкупленные какими-нибудь шайтанами! Устраивают беспорядки, грабят людей, а спрашивать будут с нас! Мне пинков надают! Ты где был, когда это баранье стадо магазины грабило?! А тут расстарался!.. Объявляю тебе выговор! Свободен.

Магди пробкой вылетел из кабинета.

— Коля, атташе, — представился мужчина, когда они покинули полицейский участок. — Ты не бери в голову, у них тут это в порядке вещей, протестуют по любому поводу и без повода. Но старайся не подставляться. Ты ведь только что прибыл? Привыкай. Татьяна Леонидовна нам все рассказала с подробностями. — Он саркастически хмыкнул.

Когда Звягинцев доложил Бабашкину о выполненном поручении, генерал даже не намекнул о его приключениях, а лишь спросил:

— Танюшка не в обиде?

— Да вроде бы нет, — ответил Борис.

— Если бы ты еще знал, кто у нее папаша… — Генерал воздел глаза в потолок. — Ну, да ладно. Каир посмотрел? Как тебе город?

— Забавный, не соскучишься.

— Ну, на сегодня все. Отдыхай, обустраивайся. Завтра, в девять ноль-ноль, ко мне. — Генерал взялся за бумаги, давая понять, что аудиенция окончена.

Вечером Звягинцев пошел погулять. Погода стояла безветренная, на небо выползла полная луна. Он шел по тротуару, разглядывая редких прохожих, их приветливые лица. Светили уличные фонари. Он зашел в первое же попавшееся кафе, сел за столик и заказал кофе. Его соседи вели досужие разговоры под тихую музыку. Все здесь выглядело непривычно, необычно, включая протестную демонстрацию и посещение местной полиции. «Посмотреть бы еще пирамиды…» — подумал Борис. Ему было хорошо, он наслаждался жизнью.

Шалом, Израиль!

Приземлившись в израильском аэропорту, названном в честь первого премьер-министра Израиля Давида Бен-Гуриона, Стрельцов прошел таможенные и пограничные процедуры, вышел в зал прилета и осмотрелся. Из багажа у него была лишь кожаная сумка на плече (зачем начинать новую жизнь со старым барахлом?). Проигнорировав мужчину с плакатом, встречающего эмигрантов, он прошел мимо пуленепробиваемого стекла, которое установили после нападения японских террористов, и начал шарить глазами по сторонам в поисках служащего аэровокзала. Элис его встретить не смогла, поскольку не знала точную дату его приезда, но Павел посчитал, что это и к лучшему — будет сюрприз.

Увидев молодого парня в форменной куртке служащего аэропорта, сидящего на стуле возле стенки, он обратился к нему на иврите:

— Где можно сесть на поезд до Тель-Авива?

— А вон там, — ответил парень по-русски, махнул рукой в нужном направлении и улыбнулся: — Ты только приехал, а на иврите лучше меня говоришь. Я вижу, что ты из Советского Союза — все вы одинаковые.

Павел поблагодарил служащего, вышел на перрон и, купив билет за шекели, которые ему обменял дядя Миша, вскоре ехал в вагоне, с интересом разглядывая проплывающие мимо пейзажи. Он вспомнил промозглый Амстердам, где ему пришлось безвылазно просидеть двое суток, снял куртку и закатал рукава рубашки: «Тепло! Благодать!»

Напротив Павла сидел крупный мужчина в полицейской форме и внимательно его разглядывал. «Заподозрил в чем-нибудь?» Павел насторожился и отвернулся к окну.

— Русский? — услышал он голос.

— Ну да, русский, — ответил он, повернувшись к полицейскому, и при этом подумал: «Как они меня вычисляют, если я похож на еврея больше, чем сами евреи?»

— А я друз. — Мужчина протянул Павлу руку. — Это национальность, не имя. А зовут меня Вагиз.

Стрельцов слегка замешкался и пожал руку полицейскому.

— Павел.

— Вот и хорошо, — ответил Вагиз. — Скучно ехать. А так можно поговорить о том о сем…

— Я эмигрант из СССР, только что приехал, — пояснил Павел, чтобы начать беседу.

— А по тебе и не скажешь — хорошо на иврите говоришь. — Вагиз достал из кармана пакет с финиками. — Будешь?

Павел не отказался.

— Мы, друзы, пустынники, — продолжил беседу полицейский. — Но нас в отличие от арабов приглашают служить в армии и полиции. Нам нравится жить в Израиле. Я служу в Вифлееме, там живут в основном палестинцы. А они относятся к друзам терпимее, чем к евреям, поэтому нас и посылают служить туда. Вот заеду в Хайфу по делам, а потом поеду дальше по месту службы — в Вифлеем.

Они разговаривали до самой Хайфы, где Вагиз сошел. В основном говорил он, а Павел лишь впитывал информацию о местных реалиях, слегка поддерживая разговор.

Сам он вышел на следующей остановке. Станция находилась в предместье Хайфы под названием Крайоты. Сойдя с перрона, Павел увидел такси, притулившееся неподалеку. Павел подошел к машине, прикинул, на каком языке разговаривать с водителем, и спросил по-арабски:

— Вы можете меня доставить… — Он назвал адрес.

— С удовольствием, — ответил водитель, действительно оказавшийся арабом.

Дом, где обитала Элис, стоял на побережье Хайфского залива. Между домом и морем проходила шоссейная дорога. Перешел ее и сразу оказался на берегу Средиземного моря. Слева — Хайфа, справа — Акко, а между ними — десятки километров непрерывного песчаного пляжа.

Найдя нужный номер квартиры, Павел позвонил. Дверь открылась, на пороге показалась Элис с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Это ты?!

— Вопрос на засыпку, — сказал Павел и коротко поцеловал жену в губы.

Он зашел внутрь и сразу попал в гостиную — прихожей как таковой не имелось. Квартира была двухкомнатная, с большим чуланом, балконом и необычной планировкой, сильно отличавшейся от советских стандартов. Пол был покрыт не линолеумом и не крашеными досками, а каменными плитами. На подоконнике Павел заметил телефон, что его сильно обрадовало.

Он разулся и подошел к жене. В легком коротком платье и с разбросанными по плечам волнистыми волосами она выглядела обольстительно. Павел, ни слова не говоря, схватил жену в объятия и повалил на диван. Элис попыталась возразить, мол, сначала надо в душ, но Паша только буркнул: «Повременит», — и начал торопливо раздевать себя и ее. Одежда, как бабочки, летала по всей комнате.

Удовлетворив первый любовный голод, они вскоре сидели за кухонным столом и пили кофе. После принятия водных процедур Павел накинул на бедра банное полотенце. На Элис, кроме узкого купальника, тоже ничего не наблюдалось.

— Вот скажи, как меня вычисляют местные? Они сразу же признают меня русским. А я даже больше похож на еврея, чем ты. — Павел ткнул окурок в пепельницу и усмехнулся.

— Как вычисляют, не знаю, — немного подумав, ответила Элис. — Но здесь я тоже русская. Все, кто приехал из Союза, русские, будь ты трижды хоть грузин, хоть кто. Национальность не имеет значения — тут такое разномастье людей… Приезжают со всего мира. Население разделено по принципу «есть арабы, а есть все остальные».

— Понятно. Интернационал здесь весьма условный… Завари еще кофе.

Стрельцов сделал последний глоток и отодвинул чашку. Элис отошла к плите, а он задал очередной вопрос — его интересовало буквально все.

— А на какие шиши ты эту квартиру снимаешь? Она наверняка дорогая.

— Не очень. — Элис сняла с плиты турку с дымящимся кофе и поставила на стол. — Наливай… Деньги на квартиру дал дядя Меер.

— Он что, настолько щедр? — Павел изобразил на лице крайнее удивление.

— Да ну, — отмахнулась Элис. — В Израиле родственникам помогают не деньгами, а советами, хотя бывают такие советы, что они дороже денег. Но когда в кармане дыра, а в желудке пусто, то одними советами не насытишься. Папа кому-то дал рубли в Москве, а дядя Меер отдал мне шекели в Израиле — такой вот своеобразный перевод. А как иначе?

Родители Элис действительно были весьма небедные. Отец работал главным врачом в урологической больнице, и высокопоставленные партийные мужи щедро его вознаграждали за избавление от геморроя и уретрита. Мать возглавляла швейную мастерскую, где, кроме всего прочего, занималась подпольным изготовлением модных юбок плиссе-гофре. По словам Элис, у ее родителей даже мыслей не возникало об эмиграции — им и в Союзе жилось хорошо. Павел как-то спросил ее, почему она так рвется в Израиль, на что получил неопределенный ответ: «Душно здесь».

— Дядя Меер — человек здесь очень уважаемый, — продолжала Элис. — Он переехал в Израиль чуть ли не в момент его создания, был знаком с Бен-Гурионом, царствие ему небесное. По его рекомендации я быстро оформила гражданство, и меня взяли на работу в известную здесь клинику. Зарплату платят очень приличную по местным меркам.

— Значит, теперь я буду числиться у тебя в качестве альфонса? — ехидно заметил Павел.

Элис откровенно обиделась:

— Ты не просто дурак, Паша, а зловредный дурак. Врезать бы тебе по физиономии, да маникюр жалко.

— Ладно, ладно, без обид. — Павел поставил ладони щитом. «А то и вправду по морде даст, она может». — Тоже устроюсь на работу, как только оформлюсь. Не собираюсь сидеть ни на твоей шее, ни на шее дяди Меера.

— Не торопись. Сначала осмотрись, прикинь, что к чему. Дядя Меер поможет. Надо будет к нему съездить в Кейсарию, у него там особняк на побережье. — Элис на некоторое время задумалась, а потом в упор посмотрела на мужа. — Денег на достойную жизнь нам хватит, не уборщиком же тебе работать, с высшим-то образованием! Некоторые назад в Союз уезжают, им возвращают советское гражданство. Там он был каким-нибудь профессором филологии или истории или актером, а здесь? Кому он нужен в Израиле с историей Российского государства? Поработал мойщиком посуды в кафе и побежал обратно… Они привыкли к еврейской культуре, сформированной в Советском Союзе, а здесь другие ценности. У торговцев и ремесленников на языке и в уме одни числительные.

Павел накрыл руку Элис своей ладонью.

— Не волнуйся так. Мне это не грозит, у меня специальность востребованная, и иврит я знаю. И еще старший лейтенант запаса, артиллерист — если война начнется, я ох как пригожусь!

— Типун тебе на язык! — возмутилась Элис. — А проблемы с ивритом действительно осложняют поиск достойной работы. Наши эмигранты к этому относятся весьма легкомысленно, пока петух жареный не клюнет. Выучат язык на потребном уровне и на этом останавливаются, крутятся среди олимов и общаются между собой по-русски… Правда, и я такая же, чему в ульпане научили, то и осталось. Но чтобы зубы дергать и коронки ставить вполне хватает.

— Так, соловья баснями не кормят, — прервал ее эмоциональный монолог Павел. — Пожрать бы не мешало…

Элис всплеснула руками:

— Ты же голодный! Бедненький! А я так увлеклась — полгода ведь не виделись! Только у меня в холодильнике пустынная зима, как в той песне, — только хумус и хлеб. Я ведь не знала, когда ты приедешь, не готовилась. Пойдем в кафе, здесь недалеко.

Павел с Элис отправились в кафе, пристроенное то ли к мелкой фабрике, то ли к низкопробному офису. Зал был полупустым, поэтому обслужили их быстро: принесли дымящееся мясо, несколько тарелок с салатами и гранатовый сок.

— Я столько не съем, — сказала Элис, взглянув на огромную порцию.

— Я помогу, — успокоил ее Павел — его желудок уже давно выражал бурный протест, требуя пищи.

За столиком возле окна сидел мужчина средних лет и прихлебывал кофе из фарфоровой чашки. Допив последний глоток, он встал и направился к барной стойке. Внезапно ноги у него подкосились, он схватился за сердце и начал выписывать по полу кренделя, чтобы не упасть.

— Мужчине плохо, помоги ему! Смотришь на него, как на цирковой номер! — Элис укоризненно посмотрела на мужа.

— Сейчас.

Павел вскочил, подхватил мужчину под мышки, отвел к столику и усадил.

— Может быть, «Скорую помощь» вызвать?

— Нет, не надо, — отмахнулся мужчина. — Я сейчас… — Он в вынул из кармана пузырек с таблетками и засунул одну в рот. — Все нормально. У меня случается…

Павел пожал плечами и вернулся к жене.

Расправившись с едой, они жестами подозвали официанта, чтобы расплатиться. Павел сунул руку в задний карман брюк и обнаружил, что бумажника там нет. Он начал инстинктивно охлопывать себя, пока окончательно не поверил в пропажу. Под столом бумажника тоже не было. «На месте же был, когда мы сюда пришли!» Паша продолжал обшаривать глазами кафе. Мимоходом он заметил, что мужчина, которому он помог, уже ушел.

— Что случилось? — Элис испуганно смотрела на мужа.

— Бумажник пропал, — буркнул тот.

Подошел официант и вопросительно уставился на клиентов.

— У меня кошелек пропал.

Паша виновато взглянул на официанта в ожидании скандала. Но скандала не последовало.

— Ничего страшного, — успокоил его официант. — Оставьте документ и сходите за деньгами.

Неожиданно к ним за столик присел молодой парень и выложил на стол бумажник Павла.

— Ваше хозяйство? В туалете обронили.

Этот молодой человек обедал через два столика от них. Его лицо сразу же показалось Павлу неуловимо знакомым. Сейчас же он не мог понять, зачем этот парнишка лжет — ни в какой туалет он не выходил. Они молча уставились друг на друга, а потом парень произнес:

— Ланжерон. Одесса.

И тут у Павла прорвало память:

— Миша!

В голове закрутились давние воспоминания.

На первом году службы в армии его послали на конференцию в Одессу. Начальство считало это мероприятие бестолковым, серьезный личный состав отвлекать на подобную ерунду не хотело, вот и послали лейтенанта Стрельцова. В то время он еще числился в части как «не пришей кобыле хвост».

Отсидев положенное время в зале и вполуха выслушав выступавших, Паша решил искупаться и отправился на ланжеронский пляж, благо, тот был недалеко. На обратном пути он наткнулся на пивной ларек. Очередь была небольшая, и Паша решил попить пивка.

Внезапно он услышал отчаянную матерную ругань и увидел, как возле кипарисовых деревьев трое взрослых мужиков остервенело пинают лежащего на земле парнишку. Один из экзекуторов бил его по голове так, что лицо у жертвы уже превратилось в кровавую маску. Парень пытался сопротивляться, вскакивал на ноги, но его неминуемо валили на землю и продолжали бить.

Паша, несмотря на все свои заскоки, был романтиком и альтруистом. Он считал, что калечить человека и тем более убивать — неправильно. В трусости он никогда замечен не был. Подойдя почти вплотную к раздухарившейся компании, он сказал:

— Хорош развлекаться, отпустите пацана!

Экзекуторы остановились и уставились на незнакомца. Офицерский мундир внушал уважение, поэтому Пашу не послали сразу на три буквы, а пустились в объяснения.

— Он лопатник сфиндюлил, шлимазл поганый, — произнес один из мужиков.

— Кошелек вернулся? — поинтересовался Паша.

— Вернулся.

— Вот и хорошо. Поучили его уму, и хватит. А то ведь убьете — в тюрьму сядете.

На удивление, экзекуторы как-то сразу охладели к драке — в тюрьму им точно не хотелось. Один из них еще разок для порядка пнул пацана, и они отправились восвояси.

Павел помог подняться несчастной жертве, и первое, что он услышал, было:

— Пивком угостишь?

— Это вместо «спасибо»?

— Спасибо. Пивком угостишь?

— Угощу, — сказал Паша после секундных раздумий.

— Я сейчас, только умоюсь. — Парень побежал в сторону моря.

Когда он вернулся, Павел успел взять две кружки пива.

— Пойдем туда. — Парнишка махнул рукой в глубь кипарисовой рощи. — Там лавочка есть… Меня зовут Миша.

— А я Паша.

До скамейки добрели молча. Уселись, хлебнули по глотку, а потом Павел спросил:

— Ну и зачем ты кошелек стырил?

— Так я ширмач, карманный вор — это моя профессия. Потомственный ширмач, отец у меня тоже ширмачом был, да помер на зоне от туберкулеза.

— Плохо тебя отец ремеслу учил, — с усмешкой проговорил Павел.

— Да не поймали бы меня, — начал объяснять Миша. — Это Варан меня сдал.

Паша не стал выяснять, кто такой Варан, а допил пиво, хлопнул парня по плечу и сказал:

— Аккуратнее живи.

— Постараюсь, — ответил тот…

— Точно! — ответил Миша. — А ты Паша… — Он на секунду замялся. — Запомни, Паша: задний карман брюк — это не твой карман, а чужой. Лучше за пояс затыкай, под рубашку, если других карманов нет.

— А ты как здесь оказался? — задал Павел глуповатый вопрос.

— Эмигрировал два года назад.

— И до сих пор занимаешься своим ремеслом?

— Нет, завязал, — сказал Миша. — Здесь я занимаюсь изготовлением могильных плит — клиентура никогда не иссякнет. Намного выгоднее и безопаснее. Дядька пристроил, он на три года раньше меня эмигрировал. Живу аккуратно — запомнил я тогда твое напутствие… Я тебе просто вернул давний должок. Этот кент тебе по ширмохе ударил, прикинулся больным, клоун хренов, — я подобные вещи сразу засекаю. Не успел тебя предупредить, пришлось идти за ним. Прикинулся слепым, когда тот дорогу переходил, обхватил его, как будто бы случайно, ну и так далее. Сырой он еще для таких дел. Шлимазл. — С минуту помолчали. — Ну, я пошел.

Миша улыбнулся, поднялся из-за стола и вышел на улицу, а Павел, поглядев ему вслед, подумал: «Жизнь не столь прекрасна, сколь удивительна».

Стрельцов все-таки отлучился в туалет. А когда вернулся, обнаружил двух молодых арабов, подсевших за столик к Элис. Один из них пытался завладеть ее рукой, она брезгливо отмахивалась. Павел, проведший детство в хулиганском районе Москвы, в подобных случаях не привык церемониться. Он подхватил первый попавшийся стул и приземлился между ухажерами. На их лицах блуждали похотливые улыбки. Посмотрев сначала на одного, потом на другого, он коротко бросил по-русски:

— Брысь отсюда!

Видя, что его не поняли, он повторил то же самое на иврите. Улыбки сползли с лиц нежданных ухажеров, но они и не думали уходить.

— А ты что, купил ее? — спросил один из них.

— Это моя жена, — сообщил ему Павел.

Не подействовало — арабы остались на месте. Это окончательно вывело Стрельцова из себя. Он встал, взял сидящего справа одной рукой за грудки, приподнял и смачно врезал ему кулаком по челюсти. Бедолага снес соседний пустой столик и распластался на полу. Павел повернулся ко второму, но того уж след простыл.

— Брысь отсюда! — повторил он, глядя на встающего с пола араба.

Тот потряс головой, приходя в себя, потом неуклюже встал и заковылял к выходу.

Павел вернулся к Элис. Она выглядела абсолютно спокойной.

— Чего ты так взбеленился? — с упреком спросила она. — Двое молодых людей, увидев, что красивая девушка сидит одна, решили познакомиться.

— Они тебя лапали! — возмутился Павел. — И команды сразу не выполняют.

— Сказал бы им, что ты русский — они бы и сами ушли, — пояснила Элис. — Наши арабов не жалуют, а вот польские и немецкие евреи побаиваются.

— Первый день в Израиле и столько ярких событий! — Павел криво усмехнулся.

— Это случайное стечение обстоятельств, — успокоила его Элис.

Через некоторое время в кафе зашли двое полицейских и приблизились к их столику. Один из них с серьезной миной на лице проговорил:

— На вас поступило заявление: вы физически оскорбили вон того молодого человека — выбили ему челюсть. — Он махнул в сторону двери, куда заглядывал обиженный араб. — Вас придется доставить в полицию для составления протокола.

Этим можно было напугать кого угодно, но только не Элис.

— Вон тот жалуется? — Она, в свою очередь, указала на дверь. — Тогда я хочу сделать встречное заявление: двое молодых людей хотели меня изнасиловать, угрожали избить, а этот, — она вновь указала на дверь, — меня ударил по руке, вот синяк. — Она задрала рукав платья — синяк и в самом деле присутствовал. Правда, сама Элис не помнила, где она его заполучила — скорее всего при диванных упражнениях со Стрельцовым. — Это мой законный муж, — она кивнула в сторону Павла, — и он встал на мою защиту. А что он должен был делать? Смотреть, как меня насилуют?

Под таким напором полицейские замялись.

— Но мы все равно должны составить протокол, — промямлил один из них.

— Давайте прямо здесь и составим. Обязательно составим — все участники конфликта присутствуют, — предложила Элис.

Полицейский подошел к арабу, о чем-то с ним быстро переговорил и вернулся.

— Он согласен пойти на мировую.

Элис изобразила тяжелые раздумья и ответила:

— Мы согласны, хотя не стоило бы. Парень молодой и по молодости делает глупости. Пускай живет дальше без уголовных дел.

Когда полицейские ушли, Павел проговорил:

— Тебе бы не стоматологом работать, а адвокатом.

По дороге домой они зашли в магазин, купили продуктов, включая свинину, а вечером пожарили отбивные котлеты.

— Как здесь со свининой? Едят? — поинтересовался Паша, уплетая котлету.

— Не едят хасиды и блюстители кашрута, остальные потребляют в разной степени, даже арабы, — ответила Элис.

Поужинав, они вышли на балкон. Стемнело, на набережной зажглись фонари.

— Скоро грозы начнутся, — сказала Элис. — Молнии над морем сверкают десятками и непрерывно — жуть! В Союзе такого не увидишь.

— Как-нибудь выживем, — сказал Павел. — Я по тебе очень сильно соскучился…

…Стрельцов проснулся, продрал глаза и некоторое время наблюдал, как на спинке кровати совокупляются две жирные мухи, при этом подумав, что природа разделила процесс оплодотворения на два типа: внешний и внутренний. Мухи используют внутренний, как и люди…

Осознав, где находится, и отогнав фривольные мысли, он похлопал рядом с собой по кровати. Элис рядом не было. «На работу ушла», — догадался он.

Павел побрился, умылся, слегка перекусил хлебом с хумусом и отправился к морю. Перейдя через дорогу, он миновал пальмовую алею, обогнул раскидистый куст цветистой бугенвиллеи и очутился на городском пляже. На песке загорали всего несколько человек, а купальщиков вообще не наблюдалось. Это крайне удивило Павла. Он был лишь на черноморских курортах, где люди на пляже лежат чуть ли не друг на друге. Под навесом четверо мужчин в преклонном возрасте играли в карты. Вдоль прибоя пробежал трусцой дедок в красных плавках. «Физкультурник!»

Павел подошел к картежникам, понаблюдал за игрой, но так и не понял, во что они играют. На кону лежали несколько купюр. «А в Союзе азартные игры запрещены».

Сбросив одежду, он вошел в море и побрел на глубину, впитывая брызги прибоя разгоряченным телом и распугивая мелких рыбешек.

Накупавшись вволю, Павел растянулся на песке. «А здесь не так уж плохо — теплый климат, море рядом, и никто не пудрит мозги коммунистической пропагандой…»

Заложники

В спортзале кроме ринга и борцовского ковра имелись гимнастические снаряды и мешки для битья. Когда Звягинцев и Коротков пришли, учебная группа уже была там. Кто-то разминался на снарядах, кто-то просто сидел на лавке и активно беседовал с такими же лентяями. На вошедших никто не обратил внимания.

Борис постоял с минуту, оценивая новый контингент. Эти бойцы пришли на тренировку в первый раз. «Ребята, как всегда, крепкие, накачанные. Пятнадцать человек, как и договаривались. Посмотрим, как они покажут себя в деле».

— Даня, переводи, — бросил он Короткову. Потом вышел на середину зала и скомандовал: — Построиться в одну шеренгу!

Это была не первая группа в обучении у Звягинцева, поэтому он хорошо изучил повадки египетских коммандос и прекрасно знал, как быстро приучить их к дисциплине. Голос он не повышал, но команда прозвучала отчетливо, все присутствующие ее расслышали. Парни примолкли, уставились на Бориса, а потом медленно, как бы нехотя, направились к незнакомому инструктору и начали строиться, подмигивая друг другу и хихикая.

Звягинцев усмехнулся:

— Вы прямо как беременные овцы. Вас уже сделали и похоронили.

Он понимал, что здесь присутствует элита египетского спецназа, которая хорошо знает себе цену. Этих парней словами не проймешь, как бы грозно они ни звучали. Свое право учить и командовать он должен доказывать делом, чтобы они смотрели на него, как на Аллаха, и выполняли команды до того, как они будут отданы.

Когда шеренга построилась, Борис начал приветственную речь:

— Меня зовут Борис Звягинцев. Я вас буду учить драться. Только не в ресторанах и на улицах, и даже не на ринге, а на поле боя с реальными противниками.

Двое бойцов ехидно ухмыльнулись, как бы показывая, что в питейных заведениях они разберутся без наставника и дополнительного обучения. Борис это заметил, но не подал виду.

— Вы считаете себя очень крутыми. Но в боевых условиях переоценка собственных сил заканчивается печально, трагически. Сейчас я вам кое-что покажу. Вот вы, двое улыбчивых, — выйдите из строя на два шага. И еще мне нужен третий… Ну, улыбнитесь еще кто-нибудь! Люблю весельчаков. — Никто не улыбнулся, и Борис указал на одного из бойцов. — Ты будешь третьим. Итак, спарринг. Полный контакт. Прошу на ковер.

Борис и трое египтян встали метрах в пяти друг от друга.

— Вот, смотрите на руку. — Звягинцев поднял правую руку и пошевелил пальцами. — Видите?..

Он не закончил фразу. В следующий момент он проехался на спине и врезал стопой по коленке среднего участника поединка, а затем, не поднимаясь на ноги, ткнул левому напряженной кистью в солнечное сплетение, вскочил, увернулся от удара правого и сделал ему «кошачью лапу» по глазам. Еще по три добивающих удара каждому, и «финита ля комедия». Трое египтян валялись на ковре, слегка постанывая.

Борис улыбнулся:

— Вот вся ваша крутизна. Кто-нибудь еще хочет попробовать или достаточно?

Глядя на поверженных товарищей, никто подобного желания не изъявил.

— Они уже трупы — я работал вполсилы, — продолжил менторским тоном Борис. — Главная их ошибка — они ждали команды. Привыкли, что есть рефери или стартер. А в бою судей нет, есть только враги, и вам без всякой команды дадут по башке из-за угла или ткнут штыком в брюхо из канавы. Предугадывай действия врага и бей первым!

Строй понуро молчал. Залихватская спесь слетела с бойцов, как пеньюар с женского тела. Бойцы с уважением и страхом бросали взгляды на этого русского, по сравнению с которым они выглядели беспомощными щенками, если не насекомыми.

— Я должен сделать из вас не просто бойцов, а инструкторов рукопашного боя. На всех меня не хватит — вас много, — поэтому все мои команды выполнять неукоснительно и быстро. Работать в полную силу, но без фанатизма, чтобы друг друга не покалечить. Слабаков и нытиков буду отчислять из группы немедленно. Вы все поняли или повторить?.. Повторения не требуется. На первом этапе мы будем учиться драться без оружия, потом с применением сопутствующих предметов. Не только ножей и штыков, а любых: сучков, безопасной бритвы, канцелярской скрепки, ну и тому подобного. Слышали про такую борьбу — самбо? — Бойцы кивнули, а Борис продолжил: — Кроме спортивного самбо есть еще и боевое — самооборона без оружия. Но я вас буду учить не обороняться, а нападать. Врага нужно убивать одним ударом, максимум двумя. Мы будем изучать систему Смерш-ГРУ, которая впитала в себя все боевые искусства мира… Ладно, это все лирика. Тема сегодняшнего занятия — толчок двумя руками, способы защиты и контрприемы. Вроде бы ничего особенного — толкнул, и все. Но это смотря как толкнуть. Вот ты — на ковер! — Борис указал на одного из бойцов.

Парень подошел и встал напротив Звягинцева. К этому времени трое лежавших на ковре очухались и вернулись в строй. Было заметно, что египтянин нервничает, памятуя о судьбе предыдущей троицы.

— Не бойся, балагана не будет, — успокоил его Борис и начал демонстрировать прием. — Это только называется толчком, а на самом деле это специфический удар. Наносится либо в голову, либо по нижним ребрам, в солнечное сплетение, печень, селезенку. — Давая пояснения, Звягинцев в замедленном темпе демонстрировал движения. — Зарядка идет локтями, потом резко выбрасываются вперед кисти, одна кисть перекрывает другую, и за счет сближения локтей идет толчок. Нападающий переходит в атакующую стойку, направляет вес на переднюю ногу, задняя нога толкает корпус вперед. Удар, и противник выключен.

Борис произвел прием в нормальном темпе, и египтянин согнулся пополам, получив удар в нижнюю часть груди.

— Это я еще только его приласкал, — усмехнулся Борис и скомандовал: — Всем разбиться по парам и отрабатывать прием! Только без фанатизма.

После окончания занятия Звягинцев планировал вкусно поесть в одном ресторанчике — под музыку, не торопясь, — но обедать пришлось в столовой, потому что, приняв душ и выйдя в предбанник, он сразу же наткнулся на Короткова.

— Там тебя ждет посыльный от генерала, — сказал тот.

— Ты, Даня, прямо как тот гонец, которого казнят за плохие вести, — сказал Борис, осознавая, что ресторан отменяется.

Когда Звягинцев вошел в кабинет Бабашкина, то по выражению лица генерала почувствовал, что произошло нечто неординарное, накладывающее на генерала высокую степень ответственности. Так происходило, если указания отдавались не прямым начальством, а из высоких партийных структур.

Генерал поздоровался, предложил присесть и сразу приступил к делу:

— Взяли заложников — троих наших специалистов по гидрологии, которые работают на Асуанском гидроузле. Кто захватил, непонятно. Требуют десять миллионов долларов и вертолет, как обычно. Перед нами поставлена задача освободить их. Нашим властям видится в этом инциденте политическая подоплека, для них это дело принципа и чести. Но никакой политики здесь, естественно, нет — обычное вымогательство. Но кому ты это объяснять будешь? Журналистам, которые, подобно стервятникам, сужают круги, почуяв кровь и смерть?.. Египтянам операцию по освобождению поручать чревато, они начнут штурмовать в лоб, заложники могут погибнуть. Поэтому займешься этим персонально ты, капитан. Но не один — твои люди будут в аэропорту через час. Пяти человек хватит, надеюсь?.. Заложники находятся в старой двухэтажной постройке на окраине Асуана. Для чего это здание раньше предназначалась, неизвестно. Окна на первом этаже узкие, как бойницы — человеку не пролезть. Постройка была выделена под лабораторию нашим гидрологам — там их и захватили. На данный момент здание заблокировано египетским спецназом — пытаются вести переговоры, но безуспешно. Руководит Махмуд. Ты его знаешь, у тебя его бойцы тренируются. Поговори с ним, проясни обстановку. Сходи к радисту — он знает, как с ним связаться. Вот, посмотри фото. Прикинь.

Генерал достал несколько фотографий, на которых было изображено некое строение в разных ракурсах, и передал их Звягинцеву. Борис быстро проглядел фото. «Дом сложен из камня. Постройка явно древняя — по крайней мере, стены. Напоминает опорный пункт или блокпост. Для обороны весьма эффективен — прямо форт какой-то, а не лаборатория».

— Оставь себе, — сказал Бабашкин, видя, что Борис собирается вернуть ему фотографии.

У генерала со Звягинцевым существовала договоренность, что если потребуется подкрепление из Союза, то привлекать будут именно бойцов его подразделения. В этом прослеживалась определенная логика: коллектив спаянный, все друг друга знают, и не формально, а по совместным боевым операциям.

— Я сам их встречу, — сказал Борис.

— Встречай, — согласился генерал. — Машина у вас есть. Если туда все не влезут, дополнительно возьмите микроавтобус. И сразу к делу! Обдумаете варианты проведения операции и сразу же доложите мне. Времени у нас мало — неизвестно, что в следующий момент отчебучат эти абреки.

Своих бойцов Звягинцев встретил на выходе из аэропорта. Парни были одеты в одинаковые светло-серые костюмы, у всех были сумки через плечо. «Прямо инкубаторские», — подумал Борис.

До города доехали без приключений. Бойцам выделили комнаты, и они, побросав вещи, собрались у Звягинцева. Борис, введя товарищей в курс дела, в конце добавил:

— Мы не должны провалить эту операцию. И дело не в том, что в случае неудачи нас не погладят по головке, а в том, что над советскими людьми издеваются какие-то обезьяны, причем не по национальности, а по сути. — Он показал фотографии. — Вот здесь они засели.

— Прямо цитадель, — выразил мнение один из бойцов.

— Какие будут мысли по этому поводу? — Борис внимательно оглядел каждого из подчиненных.

Посыпались предложения:

— Забросать светошумовыми гранатами. Добежать по лестницам до второго этажа, и в окна их. Со второго этажа в окно пролезть можно.

— А как подобраться? Там открытая местность — перестреляют, как уток.

— Можно ночью, если им подсветить нечем.

— Даже если нечем, будем атаковать при полной луне? Тучи по заказу не пришлют.

Каждый что-нибудь говорил. Только один боец сидел молча с задумчивым видом — лейтенант Дамир Исмагулов из Чечни.

— А ты что молчишь, как рыба? — обратился к нему Звягинцев.

— Думаю, товарищ капитан…

Борис его перебил:

— Товарищ Абрек, ты совсем расслабился на вольных хлебах! Никаких фамилий и званий!

— Виноват, товарищ Тайфун, — смущенно проговорил боец.

— Ладно, проехали. Давай, выкладывай свои мусульманские мысли.

Дамир засмеялся. Он не верил ни в бога, ни в дьявола, а во время боевых операций у него напрочь пропадало чувство гуманизма и милосердия. Но он числился ярым поборником справедливости, в каком бы виде она, эта справедливость, ни проявлялась, и Звягинцев частенько его одергивал, если это мешало работе.

— Вера везде одна, а вот традиции разные, — ответил Дамир. — Мне вспомнился один случай из детства. Один тейп выкрал двух женщин у другого тейпа, чтобы они вернули старые долги. Стали выяснять отношения, немного постреляли, а потом последовала ответная реакция: пострадавший тейп выкрал дочь у очень уважаемого человека из клана соперника. Предложили обмен. Судили, рядили, потом встретились, договорились и помирились. Но я сомневаюсь, что здесь, в этом конкретном случае, присутствуют межклановые разборки — просто бандиты решили срубить деньжат. Но метод применим… Они из Египта? Может, из Ливии или из Судана прискакали?

— Негры, что ли? — удивленно воскликнул один из бойцов с позывным Лошак. Своими габаритами и квадратной нижней челюстью он действительно смахивал на тягловую лошадь.

— В Судане и арабов хватает, — невозмутимо сказал Абрек. — Негры вряд ли на такое решились бы. Хотя все на свете случается.

— Что ты предлагаешь? — Звягинцеву становилось все интереснее.

— Установить бандитов, их адреса, выкрасть их родственников и совершить обмен. Риск, конечно, есть, но не совсем же они отмороженные идиоты. И может быть, обойдется без лишних трупов, — изложил свой план Абрек.

Идея была настолько неожиданной, не в традициях спецназа, что бойцы на некоторое время замолчали.

— А что, мысль реальная, — подал голос боец с позывным Куница. — Только вот, как их установить? Не мы же будем их устанавливать?

— Это точно, не мы, — подтвердил Звягинцев. — Но есть кому. В общем, так: вы устраивайтесь, обедайте — заправляйтесь на будущее, как верблюды, а я пошел на доклад к начальству, подкину там идею Абрека.

Но сперва они вместе с Коротковым направились в радиорубку. Радист быстро связался с Махмудом.

— Махмуд. Кто на связи? — раздалось в переговорнике.

— Капитан Звягинцев.

Борис передал переговорник Дане. Тот быстро перетолковал с командиром египетского спецназа, а потом повернулся к Борису:

— Махмуд сказал, что говорить с этими бандитами без толку. Условий не меняют, да еще издеваются, мол, у нас тут и еда, и шмаль, и женщина в наличии, мы ее имеем в очередь, а она и рада, ей нравится. Говорят, что сумма выкупа большая и они могут подождать.

— Это к лучшему, — констатировал Борис. — Раз у них есть лишнее время, то и у нас оно есть. Пойди предупреди ребят, что скоро выезжаем. А я — к генералу…

— Ну, что решили? — задал вопрос Бабашкин, стоило Звягинцеву войти в кабинет.

Борис изложил идею Дамира Исмагулова.

— А что? — сказал генерал после некоторых раздумий. — Любопытно. Но некрасиво как-то, не по-нашему. Однако может быть весьма эффективно, если установить личности бандитов.

— Почему не по-нашему? — возразил Звягинцев. — В Чечне подобные действия практикуются, а Чечня — это часть СССР.

— Я хотел сказать, не по-русски и не в традициях спецназа. Ладно, хватит впустую разглагольствовать. — Генерал хлопнул ладонью по столу. — Короче, езжайте в Асуан. Там определитесь на местности. Ты встретишься по дороге с моим агентом. Пока туда будете добираться, он что-нибудь выяснит. Встретитесь в семь вечера возле храма Рамзеса Второго. Иди туда один, иначе встреча не состоится. Представишься ему своим позывным, он назовется Заиром. Узнаешь его по темно-зеленой галабее, этот цвет там редкость. Он хорошо говорит по-русски и что-нибудь расскажет про этих террористов. А если нет, то действуй по своему усмотрению. Но задание неминуемо должно быть выполнено! Поедете двумя машинами, одна у вас есть, вторую я позаимствовал у армейских. Оружие — пистолеты и ножи. Спецодежда нужна для твоих архаровцев?

— Нет, пускай в костюмах едут, чтобы не светиться — типа туристы. Да и я в гражданское переоденусь.

— Вот и ладненько. У меня все. Выезжайте немедленно. Удачи. — Генерал махнул рукой в сторону двери.

Добравшись до Асуана, Звягинцев послал машину с бойцами к захваченной лаборатории, чтобы те сориентировались на месте, а сам вместе с Коротковым поехал на встречу с агентом. К храму он пошел один, оставив Даню в машине.

Храм Рамзеса Второго издалека напоминал бесформенную скалу с выдолбленной нишей. В нише находился вход, а перед входом располагались четыре каменные фигуры фараона в сидячем положении. На площадке возле храма кучковались туристы.

Агента Борис обнаружил рядом с истуканами.

— Тайфун, — представился он незнакомцу.

— Заир, — ответил тот и коротко кивнул. — Давай отойдем в сторонку, а то стоим здесь, как эти статуи.

Он говорил с легким акцентом, и Борис уловил в его выговоре знакомые интонации. «И зовут его Заир. Служил у меня один Заир из Азербайджана…»

— Азербайджанец? — поинтересовался Звягинцев.

— Был когда-то, — с улыбкой ответил Заир. — Давай ближе к делу. Двоих из этой банды мы установили, они граждане Судана. Их семьи живут в городишке Хальфа, что недалеко от границы с Египтом. Зовут их Атон Санкт и Нахти Сириак. Арабы, оба контрабандисты. Адреса мы не установили, но я могу дать наводку. На север от главной мечети, первый поворот направо, третий дом — это дом Атона. Если въезжать в город со стороны реки, то увидите водонапорную башню, от нее четвертый дом, на крыше дома — флюгер. Это дом Нахти. Все дома в городе одноэтажные.

— Проблемы при переходе границы будут? — спросил Звягинцев.

— Будут, если поедете по дороге — там пограничный пост. А если не по дороге, да еще и ночью, то какие проблемы? — сказал Заир. — Бывают только конные раъезды, но и днем они появляются редко. В трех километрах слева от поста есть два больших бархана. Проедете между ними, и никто вас не увидит… Ну, я пошел.

Заир снова коротко кивнул и вскоре затерялся в толпе туристов.

…Группа подъехала к Хальфе, когда уже совсем стемнело. Дома действительно были одноэтажными, улицы прямые, освещены редкими фонарями.

«Низкорослый какой-то городишко», — подумал Звягинцев и скомандовал:

— Разделяемся. Абрек, Лошак и Кот — поедете к Атону. Старший группы — Абрек. Там разберетесь, кого и чего. Только постарайтесь без трупов. Остальные — вместе со мной к Нахти. Выполнять!

Дверь в дом Атона открывалась внутрь и была заперта на хилую щеколду. Абрек знаками показал Лошаку, что надо сделать. Детина примерился и вдарил подошвой сорок шестого размера по двери так, что сорвал ее с петель. В темпе миновав прихожую, бойцы ворвались в дом. Лошак тут же вырубил толстого араба, приподнявшегося со стула с выпученными от удивления глазами. В комнате еще была женщина, она и охнуть не успела, как ее упаковали и заткнули рот кляпом. Абрек знаками показал, что они с Котом обследуют оставшиеся комнаты, а Лошак проконтролирует ситуацию здесь. В одной из комнат на узеньких топчанах спали две маленькие девочки. «Дочки», — прикинул Абрек. Он через открытую дверь просигнализировал Лошаку — мол, иди сюда. Девочки проснулись, бойцы усыпили их кратковременным пережатием сонных артерий. Быстро покинув дом и прихватив с собой детей, бойцы поехали на заранее обусловленное место.

В команде Звягинцева все прошло более цивилизованно. Возле сарая бойцы отловили молодую женщину. Несмотря на бесформенный балахон, она выглядела весьма привлекательно. Куница зажал ей рот. Позвали Короткова.

— Не кричите, мы вам ничего плохого не сделаем, — по-арабски сказал подошедший Даня. — Вы же не будете кричать?

Женщина отрицательно замотала головой.

— Давайте пройдем в дом и там поговорим, — продолжил Коротков.

Компания вошла в дом.

— Как вас зовут? Нахти — ваш муж? — спросил Коротков.

— Зульфия, — ответила женщина. — Да, он мой муж. — Испуг у нее прошел, но в глазах стояло непонимание.

— Ваш муж с подельниками взял заложников и грозится их убить. — Даня посмотрел на Зульфию в упор гипнотическим взглядом. — Вы должны поехать с нами, уговорить его этого не делать и сдаться властям, иначе его убьют. Вы согласны?

Что могут сделать с ней самой, Коротков не стал расписывать — зачем зря пугать женщину? Она немного подумала и согласилась.

…Среди египетского спецназа, стоящего в оцеплении, Звягинцев увидел несколько своих учеников. Узнав наставника, они приветственно замахали руками.

Переговоры вел Махмуд — здоровенный араб с ниточкой усиков над губой.

— Сдавайтесь. Отпустите заложников и выходите без оружия и с поднятыми руками, — орал он в мегафон. Две девочки и Зульфия стояли перед ним. — Атон, здесь твои дочери. Мы сделаем с ними то же самое, что вы делаете с женщиной, которая у вас. Но нас намного больше. Подумай, Атон, ради кого ты живешь. Я Махмуд, я не блефую и никогда не бросаю слов на ветер. Нахти, здесь твоя жена. Ты ведь любишь свою жену? — Он вынул пистолет и приставил его к виску женщины. — Она умрет, а потом умрешь и ты. А я знаю, что у тебя дети тоже есть. Мы их найдем и убьем.

Он убрал пистолет и передал мегафон Зульфии. Она закричала дрожащим от волнения голосом:

— Нахти, опомнись! Нас убьют, и дети останутся сиротами! Ты же знаешь, что о них некому позаботиться! Отдайте заложников! Нахти, я тебя очень люблю и не хочу, чтобы ты умер!

Махмуд забрал мегафон у Зульфии:

— Сдавайтесь, или мы прямо здесь начнем доказывать, что держим свое слово. Даю вам минуту на размышление. Время пошло.

Звягинцев посмотрел на часы. Секундная стрелка двигалась медленно, вязко, как будто цеплялась за циферблат. Пятьдесят секунд… сорок… тридцать…

В доме раздались две короткие автоматные очереди. В окне второго этажа появилась человеческая фигура.

— Это я, Атон. Мы сдаемся.

— Сначала выпустите заложников, — последовал приказ.

Вскоре на пороге появились трое: двое мужчин средних лет и молодая женщина с растрепанными волосами и в порванном платье. Они на несколько секунд застыли, увидели военных и рванули по направлению к ним. Заложников Звягинцев с командой сразу взяли в кольцо.

— Все, все, успокойтесь, — приговаривал он, глядя на рыдающую женщину. — Вы свободны. Идите в машину, мы скоро поедем.

Несмотря на пережитые напасти, бывшие заложники улыбались. Они верили, что их освободят. Их с детства приучили, что русские своих не бросают.

Через пару минут из дома с поднятыми руками вышли двое бандитов.

— Стоять! — последовал жесткий приказ от Махмуда, когда они приблизились на расстояние десяти метров. — Где остальные?

— Мы их пристрелили. Они не соглашались на ваши условия.

Махмуд махнул рукой. Раздались два снайперских выстрела, и бандиты повалились на землю с дырками в голове. Живыми они египтянам не были нужны, а Звягинцева вообще не интересовала их судьба — он поставленную задачу выполнил.

— Два дня на отдых и развлечения, а потом — на самолет и в Союз, — сказал Борис своим бойцам, когда они вернулись в Каир. — Только без драк и богохульства, а то тут всякое случается.

Вечером, когда они сидели в ресторане и пили красное вино, Даня сказал:

— Все-таки эта асуанская операция попахивает дерьмецом. Зачем было убивать этих бандитов? Они же сдались! Их надо было сначала отдать под суд. Это несправедливо.

— Еще один борец за справедливость. Даже Дамир смолчал, — сделав большой глоток из бокала, ответил Борис. — А потом — не мы же их убили. И не можем мы вершить правосудие в чужом государстве.

Конец ознакомительного фрагмента.