Деревья падают в лесу

Александр Симкин

Философской загадке сотни лет: упало ли дерево в лесу, если этого никто не слышал? А жил ли человек, если никто не заметил, как он сломался? Вот есть человек, но нет никого рядом. Нет жены, нет матери, нет отца. Кто становится наблюдателем его жизни? Существует ли он в таком случае? Родители, мужья, жены, дети для этого и нужны, чтобы быть свидетелями. А если этих свидетелей нет? Кто мы? Миллионы людей, которые ходят ненаблюдаемыми? Существуют ли они? Слышит ли кто-то, какие они издают звуки?

Глава 3

«Все будет хорошо»

Следующий месяц был так же насыщен на события, как и прошедший день. Я переехал к Наташе. Сам переезд занял не больше дня. Устав от периодических перемещений по съемным квартирам, на этот раз я нанял двух грузчиков, которые за час освободили мою полупустую квартиру и перевезли все вещи на квартиру Наташи.

Это была уютная двушка с общим коридором и двумя раздельными комнатами. Наташа предложила мне комнату поменьше. Там располагался письменный стол, большой вместительный шкаф советского образца, но очень красивый. Видимо, бывшим обладателям этого шкафа пришлось серьезно попотеть, чтобы достать его в свое время. Еще несколько стеллажей и книжных полок по стенам, диван, стоящий напротив письменного стола.

Признаться, я не любил делить жилье, но с Наташей почему-то не переживал за неудобства. Тем более с девушкой. И как показал первый месяц, правильно делал. Поначалу это немного удивляло. Слишком легко и быстро мы привыкли к присутствию друг друга. Пусть и по разным закрытым комнатам.

Наташа не лукавила, когда говорила, что к ней не приходят гости. После учебы она несколько вечеров в неделю проводила в кафе, подрабатывая бариста, остальное время, свободное от учебы, просиживала в библиотеке, либо на различных встречах или дома, сидя за книгой. Всегда в тишине или с легкой негромкой музыкой. Несмотря на это, у нее было много друзей и знакомых, которых она, однако, не любила впускать в свой домашний уют.

Квартира располагалась на шестнадцатом, последнем, этаже, и выходила окнами на оживленное шоссе, вдоль которого тянулась линия железной дороги. Затем небольшая промышленная зона и уже совсем вдали другой жилой массив. Индустриальный пейзаж вдохновлял меня. Я смотрел в окно и чувствовал, как город живет. К тому же была уже середина ноября, и робко начинал выпадать первый снег. Желтые блики, которые я так любил в ночном городе, сменились белой шерсткой, и мне становилось невыносимо уютно в этом месте. На высоте. Я невольно ощущал странное успокоение, словно здесь меня никто не может достать, и я нахожусь под покровительством хозяйки берлоги на высоте.

С Наташей мы виделись только на лекциях и иногда на кухне, когда совпадал распорядок дня. Иногда она угощала меня завтраком, иногда я ее ужином. Но разговор никогда не заходил дальше обсуждений будничных ситуаций и каких-нибудь лекционных уточнений. На парах я также старался не уделять ей особого внимания, чтобы не было заметно, что нас что-то связывает. Первоначальная соседская неловкость быстро прошла, и осталась лишь тактическая вежливость. Наташа понимала, что я нахожусь в ее квартире в качестве гостя, хоть и оплачивающего аренду, и имею более высокий социальный статус. Вежливостью и отсутствием назойливости она показывала, что понимает это и относится уважительно. Вообще Наташа была чрезвычайно тактичной девушкой. Это подкупало.

В магазине дела шли более-менее гладко. Я с большой грустью проводил Ивана, который проработал у меня еще неделю с тех пор, и достаточно быстро нашел ему замену. Высокого, худого, рыжего паренька. Очень разговорчивого и простого. Он оказался знакомым моих знакомых и достаточно живо откликнулся на вакансию продавца. С такой же живостью и усердием принялся за изучение технических материалов, необходимых для консультаций и освоения работы с кассовым аппаратом. Учет по вечерам я проводил сам. Поэтому домой возвращался ближе к девяти. Уставший и опустошенный еще одним днем. Засыпать удавалось только к двенадцати часам. Хорошо, что ранних пар у меня было мало. В основном в университет нужно было ехать к десяти утра или к обеду.

Нового продавца звали Егор. Он только закончил строительный колледж, не смог с первого раза поступить в университет, поэтому на ближайший год ему была необходима работа. Магазин работал с двенадцати до восьми. Это его полностью устраивало. Да и заработная плата продавца у меня была чуть выше среднего по городу. По выходным я заменял его, потому что пока не мог позволить себе еще одного наемного работника.

Я порадовался, что удалось так быстро и так удачно найти замену Ивану. Егор был полон энтузиазма и ловил каждое мое слово. Я внутренне пожурил себя, что так сильно расстроился, когда Иван сказал об уходе, и что пал духом от этой новости. Все-таки обстоятельства были не так мрачны, как казалось.

Денег от магазина все так же хватало, чтобы покрыть все текущие расходы на жизнь. Но откладывать пока не получалось. Не получалось и гасить текущие кредиты, а их накопилось на триста тысяч. Я своевременно оплачивал ежемесячные платежи, но это были в основном проценты. От этого становилось досадно, потому что я понимал, что работаю только на банк. Я помнил предложение Марка, но не хотел им пользоваться. Все-таки долг перед обезличенным банком не так сильно давил на мое чувство вины. Невозможность погасить долг перед Марком приносила бы мне еще и нравственные страдания. Но знание, что у меня есть пути отхода, перекрывало досаду от финансовых дыр.

Я пытался перераспределить освободившиеся от аренды квартиры деньги, на постепенно погашение кредитов, но ничего не получалось. Словно в обветшалой лодке, как только была заткнута одна дыра, неизбежно появлялась новая. И сэкономленные деньги утекали в другую пробоину. То ли меня с детства не научили финансовой грамотности, то ли я был из того сорта людей, у которых деньги в принципе надолго не задерживаются, то ли деньги обладали подобной текучестью абсолютно у всех, но другие умели скрывать это, потому что изначально оказались в лучших условиях, не на посудине, а на яхте.

Так или иначе, я успокаивал себя словами Саши Соколова, что отсутствие денег делает меня хорошим буддистом.

И время неумолимо шло. Я не врал Марку, когда говорил, что не был в отпуске уже больше семи лет. Никуда не ездил, ничего не видел, не сменял обстановку. Жил и работал в одном и том же городе уже почти пять лет, только изредка сменяя арендованные квартиры. Это было единственным разнообразием в моей жизни. Я иногда задумывался, что бы было, если бы у меня была своя квартира и все эти пять лет я провел на одном месте. Возможно, мой локальный кочевой образ жизни был для меня маленьким спасением.

Как и у любого однообразного продолжительного действия у оседлости были побочные эффекты. Я не успевал за временем. Оно, как и деньги, было текучей субстанцией. А в условиях одной и той же обстановки память скользила по прошлому, как по накатанной, не имея возможности зацепиться за какие-то события. Даже самые яркие из них зачастую проходили в одном и том же месте, поэтому наслаиваясь друг на друга, смешивались, переплетались, теряли свою уникальность, а потому казались одним бесконечным днем, длиной в пять лет.

Другая проблема заключалась в том, что я никак не мог спрогнозировать будущее. У меня не было цели, не было задачи на ближайшие десять лет. Срабатывало привыкание и, как бы я не старался себя растормошить, понимал, что погряз в пучине собственного выработанного инфантилизма, когда всегда находишь повод для ленности, достаточно правдоподобный (ох как ленивый разум изобретателен в условиях угрозы повседневности), то нет денег, то нет времени, то нет желания. И все это были очень весомые аргументы. Весомые, потому что приносили страдание своей неизбежностью, к которой тоже, надо сказать, привыкаешь и свыкаешься.

Единственным успокоением для меня все-таки оставались лекции. Я хотя бы успокаивал себя тем, что приношу пользу обществу, человечеству, конкретно этим ребятам. И был рад, что те же самые однообразие и повседневность еще не успели отравить это спасительное чувство.

После одной из лекций меня позвала к себе заведующая кафедрой.

Инга Валерьевна, сухенькая приятная женщина, преподавала историю отечественной журналистики, заведовала кафедрой уже почти десять лет. Я сам когда-то был ее студентом. Она позвонила и попросила зайти после занятий. Дело было неотлагательное. Меня ждал разговор о студенте пятого курса, который защищал у меня дипломную работу.

— Здравствуйте, Инга Валерьевна.

Инга Валерьевна была занята своими делами. Она пространно смотрела в компьютер, медленно водила мышкой по столу. Было видно, с каким трудом даются ей эти движения, непривычные для людей ее возраста. Иногда она цокала и, полуприкрыв глаза, сотрясала головой, видимо, сокрушаясь от прочитанного. Я понял, что она проверяет работы студентов, и понимал отдельные проявления ее недоумения.

Во всяком случае, я знал, что она терпимая, мягкая и тактичная женщина. Обычно людям такого характера не удается добиваться высоких постов, пусть даже и заведующего кафедрой, но эти ее качества были настолько сильны и непробиваемы, что никакие интриги и подхалимаж отдельных коллег не могли противопоставиться этому.

— Здравствуйте, Максим Андреевич. Я сейчас закончу.

В кабинете больше никого не было.

— Вы сегодня видели, Артема? Старикова, — уточнила она. — С пятого курса.

— Нет еще, а что?

Я был дипломным руководителем у Артема. Он писал работу о средствах массовой информации Третьего Рейха и приёмах в манипуляции массовым сознанием немцев перед Второй мировой войной. Это был умный, спокойный и рассудительный молодой человек из того сорта студентов, которые мало говорят на занятиях, внимательно слушают и плодотворно занимаются с материалом вне университетских стен.

Артем практически с начала пятого курса изъявил желание писать у меня дипломную работу, а так как он увлекался еще и историей, тема пропаганды в нацистской Германии подошла ему очень кстати. Я не возражал.

— Мне сегодня с утра звонил декан, а ему звонили из пресс-службы областной администрации. Дело в том, что Артем опубликовал пост, точнее часть своей дипломной работы, с фотографиями из архивной съемки, как лидеры нацисткой Германии принимают участие в различных мероприятиях: пьют пиво в местных ресторанах, едят в полевой кухне, сажают деревья и многое другое.

— И? — немного недоумевал я.

— Все бы ничего, но Артем сделал, так сказать, сравнительный анализ с местными реалиями.

Я уже начал приблизительно понимать, о чем хочет сказать Инга Валерьевна. Но дал ей закончить.

— Рядом с фото нацистских лидеров, сажающих деревья, стояли фото различных современных политиков. В том числе нашего губернатора. Максим, я не видела этот пост. Мне только рассказали в пресс-службе, с ними я тоже разговаривала сегодня. И немного текста еще в духе, что методы пропаганды нацистов и современные методы политиков иногда в чем-то похожи. По фото, конечно, это и так видно. Но! Артему сегодня утром тоже сразу позвонили из университета и велели удалить пост. Он это сделал. Надеюсь никаких последствий не будет. В пресс-службе мои знакомые, которые еще там работают, уверили, что не стали показывать это губернатору, а сразу позвонили нам, чтобы пост не дай бог не разошелся по сети. Такие вот новости, Максим Андреевич.

Конец ознакомительного фрагмента.