Байки старого мельника

Александр Сергеевич Яцкевич, 2021

Прогуливаясь по полю, плоды которого уже взошли и дотягиваются до вашего пояса, всегда стоит помнить, что где-то в окрестностях стоит одинокая мельница. Со скрипом её ветхие доски выдерживают порывы ветра и с ним же открывается дубовая дверь. В очередной раз, когда мельник с характерным ворчанием провернул металлический ключ несколько раз, она завыла и отворилась. Вы всё же решили зайти. Как только дверь открылась тёплый воздух окатил вас, стоящих на холодном ветру. По лицу мельника было видно, что он не сильно рад вашему визиту, но явно он будет не прочь поведать вам парочку своих историй… Проходите, присаживайтесь… Чай уже стынет.

Брянск-Смоленск

Скрежет металла… Приглушённый удар… Несколько плавных шагов… Скрип дерева…

Михаил, держа в левой руке стакан крепкого чёрного чая, закреплённый в подстаканнике, в несколько движений избавился от серой, не пропускающей свет шторки, отодвинув её к краю окна. Впрочем, сильно уровень освещения от этого действия не улучшился. Циклично звучали колёса несущегося в даль поезда… Сделав глоток чая, Михаил поставил стакан на небольшой выступ, чем-то напоминающий стол, после чего уставился на бесконечные снежные пейзажи российской глубинки, с невероятной скоростью пролетающие в окне.

Слегка сгорбившись, Михаил правой кистью водил по левому рукаву своего вязаного тёмно-зелёного свитера, вслушиваясь в происходящее в коридоре. Там женщина и мужчина, по догадкам Михаила — жена и муж, о чём-то рьяно спорили, срываясь на крики, но быстро уходя от них, памятуя про остальных пассажиров и бесноватую проводницу, рыскающую по коридорам поезда в поисках тамбурных курильщиков. Типичные семейные разборки: жена отчитывала мужа из-за того, что тот вновь напился в самые дрова. Именно такой вывод сделал Михаил, с минуту внимая их прениям. Михаил не злился, но почему-то эти люди вызывали у него сильное раздражение. Не то что бы своими криками… Вовсе нет. Скорее…

Сняв с верхней полки свою сумку, Михаил изъял из неё потёртую газетку, вместе с которой из сумки выпал крохотный бумажный прямоугольник. Михаил быстро поднял его, будто испугавшись, но его взгляд, защищаемый толстыми очками, вновь померк, когда в своих руках Михаил узрел лишь желтоватую бумажку с большими буквами «Брянск-Смоленск». Скомкав билет, Михаил без толики сомнения бросил его в выдвижную урну. Затем, в очередной раз вкусив горького чая, убедившись, что коридорный конфликт переместился в купе, Михаил раскрыл ранее купленную на вокзале газету.

В газете не было ничего необычного, совершенно банальный набор новостей: восстановление экономики после дефолта, арест крупного чиновника Брянска, рыночные карманники, убийства в Брянске, исчезновения, новые кредитные программы… Рутинное чтение Михаила прервал резкий звук открывшейся двери. Вздрогнув, мужчина поднял глаза: пред ним стояла полноватая женщина лет 50, одетая в дешёвую, но со вкусом подобранную одежду. Волосы её были уложены, окрашены в карий цвет. Было видно, что делала она причёску на скорую руку, не в силах позволить себе нечто большее, но и не разрешая себе обойтись вовсе без неё. В руках женщины была пара крупных сумок, а за спиной виднелся маленький рюкзак. По-видимому — школьный.

— Добрый день, — Михаил, немного погодя, кивнул.

Он и сам не был уверен во времени суток: всё небо было затянуто серой массой то ли туч, то ли облаков. Однако в небесных красках всё ещё преобладали светлые оттенки.

— Здравствуйте! — искренне, но не без видимой усталости, улыбнулась женщина.

Покрутив головой, она перешагнула порог купе и расслабила кисти рук, бросая сумки на пол, параллельно закрывая дверь ногой. Михаил, помедлив, опомнился, смотря на сумки женщины:

— Давайте я, может, помогу?

— Да нет, спасибо, я сама, — тихо лепетала женщина, старательно водружая сумки в багажное отделение.

Михаил, игнорируя слова своей попутчицы, подошёл к ней и одним движением переместил вещи в специальный отсек.

— Спасибо Вам большое, — выдохнула женщина, садясь на противоположное Михаилу место.

Отряхнув руки, Михаил вернулся на своё место, вновь открывая газету.

— А куда Вы едете? — не успев перевести дух, спросила женщина.

— Смоленск, — сухо бросил Михаил, не желая вступать в диалог.

— Я в Великие Луки еду. У меня там тётка, ей уже 75 лет, но женщина такая боевая, что «ух»! — заливалась смехом попутчица. — А как Вас зовут-то?

— Михаил, — всё также стараясь не обращать внимания на попутчицу, вчитывался в газету мужчина.

— У меня сын Ваш тёзка получается! — с потрясающей наивностью воскликнула женщина. — А меня Людмила зовут, можно просто Люда.

Михаил, на секунду подняв глаза, увидел протянутую ему женскую руку. Пожав на удивление очень крепкую кисть Людмилы, мужчина поправил очки и перелистнул очередную страницу.

— А-а… Брянский вестник, — завороженно протянула Люда. — Читала этот выпуск, читала… Вы видели статьи про серийного убийцу?

Михаил понял, что избежать разговора у него не выйдет и посмотрел на соседку, глаза которой пылали каким-то нездоровым азартом. Так смотрит, пожалуй, лев, наблюдающий за ничего не подозревающей жертвой, пасущейся у водопоя.

— Тот, что по России гастролирует? — усмехнулся Михаил.

— О, да! — закивала Людмила. — Вот, позавчера его след заметили в Брянске, — женщина указала пальцем на заголовок статьи из газеты Михаила.

— Я, честно сказать, — отодвигая газету подальше от женщины, говорил Михаил, — не верю в это. Я считаю, что это лишь ход журналистов, которые из ряда примитивных убийств в разных уголках страны, пусть и схожих, создали для читателей один таинственный образ «серийного убийцы». В нашем мире, а тем более в России, любят такие сюжеты… Из фильмов, что ли? — подбирал правильное сравнение мужчина, протирая стёклышки в своих очках.

— Зря Вы так, — сменив улыбку на губах и огонь в глазах чем-то, что невозможно описать, выдохнула Людмила.

— В самом деле, я удивлён, что они не придумали ему какой-нибудь отличительной черты: шляпа, оружие, улика… Помнится, в 94 году так уже делали. И что? Обычные сказки для читателей, не более, — удовлетворённо откинулся назад Михаил, делая глоток уже совсем крепкого и холодного напитка, некогда именуемого чаем. — Превращают новости в басни… Вздор…

Михаил, после продолжительного молчания, посмотрел в окно: белые пейзажи лесов были залиты тьмой — наступил вечер, поздний вечер. Крупные хлопья снега с неумолимой быстротой проносились в окне, гонимые холодным февральским ветром. Как не хотелось идти туда, к нему, но поезд всё ближе и ближе подбирался к Смоленску…

— Знаете, Михаил… А ведь у этого убийцы действительно есть своя особенность, которую Вы не нашли в газетных статьях…

С не малой долей скепсиса, но и не без такой же доли интереса Михаил подался вперёд, желая узнать, что же такого в череде этих убийств обнаружила его попутчица.

— Евгений Хорков, Марат Лерия, Дмитрий Кринский, Андрей Александрович… Все они… Все жертвы — прожигатели своих жизней, — переведя томный и пустой взгляд с окна на соседа, говорила Людмила. — Никто из них не ценил жизнь. Они плевали на людей, стоящих ниже их на ступенях жизни. «Если у тебя больше денег или славы — твоя жизнь дороже других» — вот девиз жизни этих людей!

Михаил, не скрывая удивления, смотрел, как глаза женщины вновь заливаются пламенем.

— И пускай прозвучит цинично… Пускай… Но я считаю, что смерть этих людей не сделала мир хуже. Нет. Их убийца лишь оказал миру услугу… Да, своеобразную, но… Услугу…

— Прожигатели жизни? — задумчиво повторил Михаил.

— Так! — воскликнула Людмила.

— А Олег Сауз? — Михаил взял в руки газету и нашёл фотографию убитого в Брянске мужчины.

— Английский богатей-писатель, интеллигент… Они даже хуже. За чей счёт они живут? А ведь живут такие, как он, хорошо, да не скрывают этого! Живут, плюя на всех и вся!

— А они? — палец Михаила перешёл на фото двух молодых парней, расположенных всё в той же статье.

— Бизнесмены! Да Господи, Михаил, Вы же знаете, как в нашей стране делают бизнесы!

— А она? — указав на фотографию девушки в этой же статье, вопросил Михаил.

— Дочь министра! Вы уж меня простите, но…

Михаил уже даже не слушал то, что говорила Людмила, он всматривался в её глаза. В какой-то момент ему удалось понять, что огонь в них — не пламя радости или восторга. Это пламя боли, которое разгорается за счёт самого себя. Михаил и подумать не мог о такой закономерности, которую преподнесла ему Людмила. Более того — он и сейчас был уверен, что слова этой женщины — лишь плод её воображения. Осознавая это, ему невольно хотелось смеяться… Смеяться и плакать: народ, доведённый до отчаяния, ненавидит и желает худшей доли любому, кто живёт лучше его самого. А видя банальные преступления, он рисует себе мистические сюжеты и закономерности, мня себе какую-то справедливую кару в обычной людской жестокости и их деяниях. И народ нашёл своё отражение в ней — в Людмиле, в простой русской женщине, едущей из Брянска в Великие Луки, везя с собой тонну бесполезных вещей, не имея ничего кроме бесконечных родственников, дешёвых вещей и, возможно, провинциальной квартирки где-то на отшибе их общей родины. Она не желает кому-то смерти и если её одёрнуть на улице с вопросом «Нужно ли убить человека в дорогом костюме и с пачкой денег в кармане» — она скажет, что ни в коем случае этого делать нельзя. Но в кулуарах жизни, на самой обочине России, запершись со своими близкими в полуразрушенной кухоньке, она скажет, что смерть этих людей — дело верное, что гибель этих людей — дело оправданное, что убийство этих людей — дело справедливое…

Поезд, поскрипывая колёсами, приближался к Смоленску… Лес уже переходил в разрушенные и покинутые деревни, где из жильцов остались лишь единичные старики, доживающие тут свою мало кому интересную жизнь.

— Мне пора, — встав, произнёс Михаил.

— Ещё рано, — растерялась Людмила.

— Я подожду в тамбуре, — парировал Михаил, перекинув сумку через плечо и смотря на часы: 23:42. Дело близилось к ночи.

— Прощайте, Михаил, — будто разочаровавшись в чём-то, проронила женщина, недолго бывшая попутчицей мужчины в вязаном свитере.

— Прощайте… Людмила, — Михаил покинул купе.

Громоздкие хлопья снега кружили в воздухе, опадая на растягивающиеся в противоположные стороны рельсы. Людмила сидела у окна, опираясь на стену головой, и, сама того не замечая, провалилась в сон.

Разбудили женщину лишь ранним утром крики в коридоре. Множество голосов сливались в один гомон, в котором было нереально что-то разобрать. Нехотя поднявшись, Людмила побрела к выходу из купе и выглянула в коридор: в метрах пяти от неё, у входа в другое купе, столпились люди. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то говорил по телефону.

Подойдя, Людмила узрела страшную картину: в купе, залитом кровью, лежало два трупа — мужчины и женщины. На полу валялся выпавший из подстаканника стеклянный сосуд, из которого вылилась липкая жидкость, напоминавшая какой-то алкоголь.

Людмила подняла взгляд и только смогла, что упасть на пол, увидев на окне кровавую отрывистую запись «А они?».