1. 37-я капсула
Кто я? И где?
В жизни не бывал в солярии, но, наверное, похоже. Только попросторнее. Я хоть и треснулся о потолок головой, а всё-таки места достаточно, чтобы вытянуть грабли в обе стороны — наполовину, а то и больше. Да и ноги можно согнуть в коленях почти до конца. Освещение тусклое, зато не бьёт по глазам. Опа! На большом пальце ноги — бирка. Прочитать, что на ней, не могу, так близко ногу не подтянуть. Ладно, потом.
Что тут ещё? Верчу башкой, как сойка, потерявшая жёлудь.
Ага. Стакан-непроливайка с надписью «ВЫПИТЬ СРОЧНО!». Окей, выпью. Почти без вкуса, вязкая, скользкая хрень, но глотаю её с жадностью. Прямоугольная кнопка над головой, большущая, с надписью «НАЖАТЬ ПО ПРОБУЖДЕНИЮ» — как я её не заметил сразу, не понимаю?
Но я вообще мало что понимаю. Нажал. Ничего не происходит.
Удивительно, но я спокоен. Не психую. Хотя, может и надо: кто я такой и что тут делаю — это же непонятно до сих пор?
Лежу, тусклый свет выключается. Двигаюсь — включается снова. Ясненько. Значит, реле. Что такое «реле», кстати, я знаю, и понимаю, как оно действует. Но больше в голове ничего.
Жутковато.
Жму на кнопку снова. «ВАШ СИГНАЛ ПРИНЯТ, ЖДИТЕ» написано.
Ну, жду.
Слышу, как открывается дверь, с гудящим звуковым сигналом, низким и крикливым, как будто трахнуло током пожилого альбатроса. Замок, стало быть, электромагнитный, на кнопке или с ключом-картой — это я почему-то понимаю тоже.
Два мужских голоса. Спорят. Первый вежливый и низкий. Пробует в чём-то кого-то убедить:
— Я бы не был настолько уверенным, Хосе, но они всегда прибавляли в конце сезона. Статистика говорит, что шансы неплохи.
— Статистика, док, говорит то, что поможет букмекерским конторам меня поиметь, — не соглашается второй. Этот голос моложе и… попроще что ли? Типа «с улицы». — Скорее моя бывшая позвонит сказать, что ждёт меня вместе со всей своей грёбаной семейкой на Рождество, чем они выйдут из группы. Как тебе такие шансы?
Не врубаюсь, о чем именно разговор, но понимаю, что скорей всего о бейсболе или какой-то другой спортивной херне.
Обсуждали они её, впрочем, не долго.
— Ничего себе! — громко удивляется второй, которого назвали Хосе, аж присвистнув. — 37-я! Гони десятку, Картрайт!
— После зарплаты, если позволишь, — отвечает первый, Картрайт. — Доставай ключи.
— Я?
— А кто же, Хосе? Тебя назначили старшим санитаром, несмотря на… да ладно. У меня только пропуск от дверей.
— Я не виноват, что правила такие, — Хосе по ходу в чем-то оправдывается. — Проработаешь тут с моё, тоже поднимешься.
— С моё? Ты шутишь? Я отпахал тут с ординатуры…
Они будут болтать так до бесконечности. Наверное, стоит что-то сделать.
— Эй! — ору. — Что, мать его, происходит?
Это я так говорю, что ору. На самом деле голос у меня тихий. И хриплый, будто из пробитой покрышки выходит воздух. Слышно ли его вообще там, снаружи?
Поэтому дополнительно молочу кулаками по пластиковым стенкам и потолку.
Помогло.
— Сэр…… — первый называет имя, которое мне кажется знакомым. Но не настолько, чтобы я повторил его с первого раза.
— Я за ключами! — слышу я голос Хосе и то, как он снова открывает дверь с электромагнитным реле.
— Всё нормально, сэр, всё под контролем, — продолжает тот, которого назвали Картрайтом. — Мы приняли ваш сигнал и скоро вас выпустим. Не больше двух минут!
Две минуты можно подождать. За них я успеваю заметить на себе татуировки. На кистях рук, на предплечьях. Их довольно много, но, как и когда я их себе сделал, ни малейшего понятия, хоть убей.
Вот и ключ. Меня отпирают и вытаскивают наружу. То, на чем я лежал, оказывается чем-то вроде носилок на полозьях. Их выкатывают, фиксируют и помогают мне подняться до сидячего положения.
— Добро пожаловать, мистер Джойс! Сэм? Как вы себя чувствуете? — спрашивает первый.
Он опять произнёс это имя. Ноль.
Неопределённо мотаю головой. Я действительно не знаю, что сказать.
— Всё позади, чувак. Ты снова с нами, — говорит второй, тот, что Хосе, и скалится.
— Что? — спрашиваю я, потому что действительно не понимаю. — Что позади?
Я откровенно таращусь на них. Они оба кажутся мне странными.
— Всё ясно, — произносит Картрайт. Он постарше и выглядит посолиднее. — «Белый шум». Посмотри его карту, Хосе, у него серьёзная травма мозга.
Хосе берет в руки планшетку с бумагами. Пялится в них, потом обходит меня, чтобы взглянуть на мой затылок.
Моя голова. Я ощупываю её. Кроме того, что я почти не чувствую её под пальцами, все мои мышцы как будто замёрзли и одеревенели, на затылке, за левым ухом, глубокая щель — как в треснувшем арбузе. Пальцы свободно входят туда на целую фалангу.
— Вы ресургент, мистер Джойс, — говорит Картрайт, объясняя. — Вам ничего не говорит это слово?
Мотаю головой.
— Ты зомби, чувак, — поясняет Хосе, скаля зубы. — Хотя и подзадержался. Мы даже на твой счёт поспорили.
Я… кто?! Зомби? Что-что, бля?!
— Да не боись! — Хосе, посмеиваясь, хлопает меня по плечу. — Помню, как очнулся сам, ничего страшного. Привыкаешь за неделю или около того.
Картрайт тоже лыбится и кивает:
— Всё верно, сэр. Добро пожаловать в этот мир ещё раз, мистер Джойс. Вы в Питтсбурге, если вам это поможет, в штате Пенсильвания.
Не помогает ничуть. Я приглядываюсь к санитарам. Света мало, но я вижу, что кожа у них необычная. Местами сухая до шелухи, но кое-где маячат, наоборот, влажные, тёмные пятна.
Вот что с ними не так. Они… Бляха-муха! Они тоже зомби!
И опять — никакого беспокойства. Может это просто сон?
— Вам придётся подождать утреннего обхода, — сообщает первый. — Это скоро. Пока посидите, попытайтесь что-нибудь вспомнить.
— Что именно? — спрашиваю.
— Как вы умерли, например. У меня, например, был обширный инфаркт.
— Судя по черепушке, навернулся откуда-то, — экспертно замечает Хосе. — Или авария. А может и специально кто саданул. Ничего не припоминаешь, приятель?
Про это — нет. А вот про зомби вообще — в голову вдруг что-то приходит. Да, это я помню, верно. Сейчас полмира таких. Вирус, или что-то там такое, врубил тела мёртвых, и они поползли наружу. Сначала им было несладко, их боялись и «мочили» по второму разу при первой же возможности. Но потом разобрались, что, в общем-то, это безобидные ребята. Им нахрен не сдались наши мозги, они просто ожили и теперь сами не знают, куда себя девать.
Им? М-да… «Нам» — вот как теперь я должен говорить.
— Что я выпил? — спросил я, поскольку наткнулся взглядом на пустую непроливайку.
— Это смягчающий питательный раствор, — ответил Картрайт. — Помогает окоченевшему телу привести мышцы в порядок.
— Жрать тебе теперь почти не надо, — добавил Хосе, — а вот пить придётся много. Но не обычной воды, а специальной. Мы зовём её «зомбиралка» или «змузи».
И снова заржал.
— Стабилизированный раствор слабой щелочной кислоты. Чтобы клетки тела не давали пищу бактериям, но, в то же время, не умирали от обезвоживания, — пояснил Картрайт.
— А то сгниёшь на корню. Или ссохнешься как мумия.
— Важен баланс. Доктор объяснит подробнее. Я пока заполню для него ваши бумаги, — Картрайт показал мне внушительную пачку бумажных листов.
Хосе помог мне пересесть в каталку и откатил её вместе со мной в сторонку. Сам же принялся обрабатывать капсулу, из которой меня вынули. Стянул и бросил под ноги простынь, на которой я лежал, и, орудуя тряпкой и пульверизатором, начал надраивать пластик, оттирая всё то, что я мог на нем оставить.
Предоставленный сам себе я осмотрелся. Помещение, в котором мы находились, было забито такими же капсулами, как моя, до самого потолка. По три в высоту, примерно полтора на полтора метра в торце, они занимали всю стену, а она была немаленькой. Я не стал считать, но капсул было несколько десятков, и у всех горел жёлтый огонёк. Кроме моей. У меня лампочка была потушена. Ещё я понял, что не чувствую холода — когда увидел большущий термометр у входных дверей, на нем было всего 4 градуса по Цельсию.
— А вообще, то, что ты выкарабкался, для тебя адски хорошая новость, — болтливый Хосе, застилающий мою капсулу свежей простынёй, продолжил разговор. — Ещё пара дней и по закону тебя бы сунули в печку.
— В печку? — туповато переспросил я.
— Как «невернувшегося». С разбитыми башками такое бывает. Уж «Белый шум», по крайней мере, точно из-за неё. Правильно, мистер Картрайт? — спросил он у коллеги.
— Очевидно, — подтвердил Картрайт, не отрываясь от бумаг. — При повреждённом мозге «Белый шум» явление весьма распространённое. В большинстве случаев он проходит сам собой. Синапсы и нейронные узлы постепенно включаются в работу, их совместная мощность нарастает и, наконец, её становится достаточно для сложного мышления.
— Как электрические подстанции? — спросил я неожиданно для самого себя.
— Да, это верная аналогия, — с небольшим удивлением подтвердил санитар. — В общем, пока бить тревогу рано. Надеюсь, у вас все наладится.
Йо-моё…
Да уж, придётся мне поскрипеть мозгами, чтобы врубиться в то, что происходит. Я зомби, у которого проблемы с кукушкой — вот и всё, что я пока понял.
— Картрайт шарит. Уж поверь, — заметил Хосе с уважением, присев на стол рядом с коллегой. — Пока был живым, работал лепилой. Тут же, в Медицинском центре Барквиста.
— Нейрохирургом-вертебрологом, — поправил Картрайт, а я про себя отметил, что слово «лепила» мне куда понятней. — Но сейчас, сами понимаете, к операциям меня никто не допустит. Тружусь в отделении ресургентов, младшим санитаром в переходном зале. Хосе — старшим. Он тут, кхм, подольше работает.
Понятно, чего они спорили, когда я еще лежал в ящике.
— Ок, бро, — говорю, чтобы сказать что-нибудь. — А что со мной дальше?
— Процедура такова, — Картрайт оторвался от бумаг. — Доктор произведёт осмотр, зафиксирует вас как состоявшегося ресургента и заполнит свою часть документов. Он же сообщит о вашем воскрешении родственникам, указанным в досье. Далее вас ждёт медицинская консультация, скорей всего групповая. В нашей конторе воскресает по несколько десятков человек в день, по одиночке вводить вас в курс дела утомительно. Вам подробно расскажут, что делать с собственным телом, оно, как вы понимаете, сильно изменилось. Затем вас или заберёт родня, или вы сами доберётесь по адресу в резервационный центр. Там вас закрепят за куратором, который объяснит вам всё остальное. Это отлаженная процедура, не беспокойтесь.
Неожиданно на одной из камер жёлтая лампочка сменила свой цвет на мигающий зелёный.
— О! Ещё один, — соскочил со стола Хосе. — Сейчас у тебя появится компания, Сэм.
Санитары открыли сработавшую капсулу и вытянули оттуда носилки с одетой точно так же, как я, старой толстой бабой. Забыл сказать — на мне было что-то вроде операционной сорочки, с завязками на шее и сзади, на пояснице.
— Добро пожаловать, миссис…! — я не запомнил, как он её назвал. — Как вы себя чувствуете?
Толстуха закудахтала:
— Я здесь?! О, слава богу!!! Боже мой! Какое сегодня число?
— Пятое апреля, — ответил Хосе.
— Отлично! Я так боялась пропустить день рождения племянницы…
Толстуха продолжала кудахтать, Хосе с Картрайтом помогали ей перегрузиться с носилок в кресло-каталку.
Вновь послышался электрический гудящий звук и, последовавший за ним щелчок сработавшего замка — кто-то ещё открыл дверь электромагнитным ключом-картой. Это пришёл врач. Среднего роста мужчина, в медицинском халате, защитных очках и респираторе. В отличие от Картрайта и Хосе, вроде бы живой — по крайней мере, под халатом у него был свитер, а изо рта вырвалось облачко пара. В руках он держал планшет, на нагрудном бэджике красовалась надпись «д-р Ким».
Доктор Ким приветливо кивнул мне, потом толстухе. Бросил взгляд на номера наших капсул.
— 37-я? Не может быть! — удивился он моему. — Поздравляю!
Толстуху врач оглядел минут за десять. Меня же мучил долго. Осмотрел зрачки, язык, горло, разве что не залез в задницу (ладно, вру — залез и туда, на самом деле). Стучал по коленям блестящим молоточком. Попросил сказать пару слов. Сосчитать до двадцати. Спросил столицу США и название города, в котором Эйфелева башня. Хотя он мне совершенно не нравился и даже бесил, я отвечал старательно.
— Париж, — подсказал он последний ответ и довольно, прямо в восторге, воскликнул: — Отлично! Кроме «Белого шума», всё отлично!
Ок. Я не был против.
— Теперь-то что? — спросил я. — Мне сказали, будет что-то вроде лекции, а потом меня отпустят?
— Не торопитесь. В вашем случае не всё так просто. Вы помните, как умерли? Нет?
И не дожидаясь ответа, добавил:
— Вас, голубчик, убили.
Что говорить, это было ещё одной новостью, хотя Хосе такую версию уже высказывал. Машинально я тронул рану на затылке.
— Не там ищите, — врач покачал головой и рассмеялся.
Ким подвёл меня к зеркалу и, развязав тесёмки моей сорочки, приспустил её до пояса. Я охренел: в моей груди, прямо на месте сердца, зияла сквозная, совсем не маленькая дыра!
— Ух, ты! — присвистнул Хосе, присев, чтобы посмотреть через меня насквозь.
— Вас застрелили, — сказал врач. — И уже потом вы упали и ударились головой. Так что первым делом вами займётся полиция.
Подытожим.
Я зомби по имени Сэм Джойс, который не помнит ничего, кроме того, как устроено магнитное реле и работают электрические подстанции.
И ещё меня кто-то грохнул.
Ну, охуеть!
