Ленин и Керенский 2017. Всадники апокалипсиса

Александр Полюхов, 2017

Новая книга Александра Полюхова выходит в год 100-летия Большой Русской Революции и в отличии от предыдущих, носит не мемуарный, а пророческий характер. Как всякая книга о будущем, содержит эпизоды, которые можно назвать фантастическими. Поэтому все персонажи и происшествия в книге являются вымышленными и любое совпадение с реальными людьми и событиями случайно. Автор, используя как катализатор элемент фантастики (перенося в Россию XXI века вождей Февральской и Октябрьской революции Александра Керенского и Владимира Ленина), пытается дать прогноз на ближайшее политическое будущее нашей страны. Можно сказать, что с помощью художественного приема писатель дает хороший толчок российской политической системе и с интересом наблюдает, что с ней происходит. Отличный язык, увлекательный сюжет, аналитические способности автора и его хорошее знание как политической закулисы, так и работы российской и зарубежных спецслужб превратили книгу не только в увлекательное, но и в крайне познавательное чтение.

Глава 5

Пробуждение

Хорошо помнил утреннее пробуждение в малолетстве: не открываешь, а прищуришь глаза, и мир в них начинает просачиваться, а не влезает грубо и зримо. В доме возня детей (из родившихся восьми выжило шесть), мать зовет завтракать, грузные шаги собирающегося на службу отца — инспектора народных училищ Симбирской губернии. Если долго валяешься, пристанет Александр — старший брат, просунет хваталы под одеяло и начнет щекотать.

— У тебя похавать нема? — хрипатый голос слева вернул в настоящее.

Веки встрепенулись и поднялись, преодолев сопротивление склеившихся ресниц. На койке рядом возлежал оплывший от жира южанин в трениках и «алкоголичке», взгляд его явно вопрошал, но о чем?

— В смысле пожрать? — автор переформулировал вопрос, видя недоумение соседа.

— Нет, гражданин хороший, сегодня паек еще не выдавали, — автоматически ответил Ильич, и его слюноотделение активизировалось при упоминании еды.

— Скоро завтрак принесут, — успокоил тощий и очкастый сосед справа, — на четверых и, кивнув, на пустующую кровать у двери, добавил, — Колька ночью ласты склеил, а кухня-то еще не в курсе. Хотя лично у меня аппетит вообще отсутствует.

— Отходняк, вот и крутит, — человек-холм заявил авторитетно и переключился на Ульянова. — Тебе как кличут, уважаемый?

— Владимир Ильич или Ленин, как предпочитают называть партийцы.

— Ну да, ну да, — тучный диагностировал психоз. — А меня зовут Мао Цзэдун. Я тут затихорился от следаков, чтобы обвинение не предъявили и не арестовали. Типа, мошенничество в особо крупном размере шьют, а моя фирмешка просто не смогла Сберу вернуть кредит, правда, серьезный. Банкиры обнаглели: сразу коллекторов подослали, заяву в прокуратуру накатали. Житья от них нет.

— Вы правы, гражданин хороший! Засилье финансового капитала — важнейшая черта империалистической стадии капитализма, — политэконом Ульянов сел на любимого конька. — Архиважно покончить с этой бандой, национализировать банковскую систему, передать в руки трудящихся.

— Во-во, — оживился оголодавший мошенник, — я попытался, а меня хотят на нары отправить!

— Тише! Кажись, харчовку везут, — владелец отсутствующего аппетита уловил звук колес кухонной тележки или запах столовских разносолов.

«На службу как на праздник» — дознаватель двигал по Маросейке в такт музыке, звучавшей в наушниках. «Рюмка водки на столе», — беззвучно подпевал и на душе росло предчувствие, что вечером холодная жидкость смочит горло, устремившись в глубины организма. Веком ранее тот старичок, которого вчера отпустил по доброте, сформулировал гениальное предчувствие: «Вчера рано, завтра поздно, сегодня». Уже с утра в кабинет должны были занести. Раньше заносили мебель или книгу, там бутылку кефира или чего покрепче, но в третьем тысячелетии чиновник ждал заноса единственной вещи — бабла. За то, что делал или не делал, за то, что случится или не случится. Порой за голубые глаза, то есть за «позитивное отношение» лично к заносящему. Ожидание прекрасного прекрасно само по себе, а что может быть прекраснее денег, особенно, если пачка пухлая а ля аккуратный кирпичик. А не грубый и расхристанный, как картонная папка с уголовным делом, которое толи будет нынче возбуждено, толи нет. «Зависит от того, состоится ли занос», — рассудил борец с преступностью и вновь перешел на подпевку. — «Слов и чисел простота у небесного моста».

— Сюда смотри, — рука резко дернула за плечо. — Хорош балдеть. Мы с Лубянки.

Дознаватель даже забыл спросить удостоверение у остановивших его двух серьезных мужчин среднего возраста и средней наружности. «Пипец! Прознали, суки, про взятку! — сперва охватила паника, потом отступила, уступив место надежде. — Тогда почему не повязали при получении, прямо в кабинете?»

— Что вы хотите?

— Ильича вчера опрашивал?

— Да, — напряжение резко спало, мышцы ануса вышли из тонуса.

— Подробно изложи, без купюр и отсебятины, — манера речи и поведение не оставляли сомнений в профессионализме, а скрытая угроза рассеяла даже их тень. — Или пройдем к тебе в ОВД для официальной беседы?

— Особо нечего рассказать, — начал повествование, затянувшееся лишь до Ильинки.

В полицейских коридорах много чего происходит: слезы, встречи, переговоры шепотком. В то утро мента встретил крик начальника отдела: «Ко мне, бегом». В кабинете сидели двое мужчин среднего возраста, средней наружности, очевидно, из органов. «Ой, и ни фига себе, — лишь успел подумать службист, — эти откуда нарисовались? А те тогда были кто?»

— Мы изымаем документы по вчерашнему двойнику.

— Там только протокол задержания и копия пропуска в Кремль за 1918 год.

— Тогда подробно изложите устно, точно и полно.

— Особо нечего рассказывать, — второй раз повествование вышло редакционно-крепче и текстуально-короче. Суть не изменилась: субъект называл и ощущал себя Лениным, вел соответственно, явных психических отклонений не замечено.

Придя в свой кабинет и в себя, дознаватель достал мобильник и набрал номер подследственного: «Ты сегодня не приходи, запарка у меня. Завтра приходи». Сделав звонок, облегченно вздохнул: переквалификация умышленных тяжких телесных в неумышленные средней тяжести — процесс тонкий, не для столь суматошного дня, как нынче.

После завтрака палата затихла, но вскоре жиромяс слез с койки.

— Подержи, — вручил Владимиру планшетник, — чтоб не сперли, пока в сортир схожу.

— Кто ж покусится? — удивился честный пришелец, до революции успевший пожить в странах, где воруют редко: Швейцария, Дания, Швеция — всего 12.

— Так тощий и подрежет. Нарикам верить нельзя.

Тонкий и плоский металлическо-стеклянный предмет светился цветной заставкой с изображением огромных женских грудей. При прикосновении Ильича компьютер открыл последний сайт. Такого количества голых девок с членами в любых местах не видывали в совокупности все члены Совнаркома вместе взятые. Владимир ахнул, и палец ткнул в наименее непристойную картинку.

— Это что такое, товарищ? — обратился к соседу.

— Порнография, папаша, самое популярное искусство эпохи.

— Безобразие форменное! К искусству относятся лишь лучшие образцы эротики!

— Хуже, лучше, а пипл хавает. Популярный контент в И-нете. Не нравится, так смотри иное.

— Не знаю как.

— Говно вопрос. Учись.

Облегчившись, недобросовестный заемщик застал пожилого дядьку прилипшим к планшетнику. Попытка отобрать встретила яростное сопротивление.

— Так и быть. Но интернет-трафик денег стоит, башляй тогда.

— Да-да, возьмите в кармане моей жилетки, — не отрывая носа от дисплея, пробормотал новообращенный раб сети. — Скажите, любезный, дата в уголке правильная?

— Правильнее не бывает.

— И год?

— И год, и время. Пойду, курну, пожалуй, на улицу.

Слоны бегают быстро — до 48 км/час. «Слон» им не конкурент, но с трусцы перешел на спринтерский темп, дабы куратор через витрину кафе узрел усердие. «Латте макиато», — бросил официантке, обессилено рухнув в кресло.

— Не хер рассиживаться, — последовало возражение от ожидавшего офицера ГБ. — Ноги в руки и пошел выяснять всё, что сможешь, про некого двойника Ильича, который вчера с вами в обезьяннике сидел.

Окрик не произвел ни малейшего эффекта, что напрягло оперработника.

— Бабки за прошлый месяц где? — эффектно выдержав паузу, процедил сквозь зубы нацик. — Я три «шкурки» написал.

— Фуфло — твои агентурные сообщения, конкретики ноль, — ответил собеседник и чуть смягчился. — Деньги у меня с собой. Есть что интересное?

— Лысого с рыжей бородой видел, хотя тот держался особняком. Видимо, с бодуна башка у него ходуном ходила, руками щупал постоянно. Выпустили его раньше нас.

— Это и сам знаю — уже подняли записи с видеокамер в ОВД, беседовали с дознавателем. Что еще знаешь?

— Потом чел вышел на улицу, и с ним балакал один из наших.

— ФИО.

— Я не понял: тебе «ленин» нужен или кто?

— «Ленин». Найти его надо.

— Это можно, за дополнительную плату, ясный перец.

— Сколько?

— Тыщ 20, — прикинул «Слон» и тут же понял, что продешевил, ибо опер сразу полез за бумажником, — или 30.

— Разогнался, держи двадцатку. Выкладывай.

— Лысый одолжил трубу у нашего и куда-то звонил. Типа, в больничку.

— Название помнишь или имена какие?

— Не, но номер-то в памяти мобильника должен остаться.

— Вытаскивай дружбана на встречу и по-любому выясни номер. Иначе возьмем тебя плюс его на цугундер и по полной отымеем. Ясно?

Агент не понятия не имел, что цугундер изначально вошел в русский как название гауптвахты на военных кораблях, но полагал, что ГБ подобными заимствованиями впустую не бросается.

— Легко, только ему надо будет проставиться. А выпивка денег стоит…

— Сделаешь сегодня, будешь в шоколаде — заплачу за месяц по двойному тарифу.

— Уже набираю, — застучал по кнопкам «Слон» со скоростью, недоступной тезкам с хоботами и хвостами. — Алле, Викинг брат Одина, сижу в одиночестве, а пива тут море. Где «тут»? Запоминай адрес. Сейчас подъедешь? Лады.

Самые въедливые в здравоохранении — работники, точнее, работницы административно-финансового отдела. Сотая городская больница, на бумаге превратившись в многофункциональный медицинский центр, обрела эффективных менеджеров. Их функция проста: выжимать из врачей и больных максимум денег при минимуме затрат, а также готовить чудесную отчетность для вышестоящих инстанций. Когда в отделении появилась представительница АФО, Мария сразу настроилась на неприятности. И они последовали.

— Здрасте. Как с использованием коечного фонда?

— Нормально.

— Ненормально! Пациент у вас неучтенный лежит, процедуры получает дорогостоящие, а страховки у него нет и даже паспорта. Серьезное нарушение, придется докладную составить.

— Порядочный человек, — Маша достала из сумочки деньги, ранее полученные в ГУМе от матери пролеченного наркомана и протянула стукачке.

— Только из уважением к вам замнем на сей раз, доктор. Но чтоб завтра и духу его тут не было.

— Смену закончу и выпишу.

— Не вздумайте, — предупредила сотрудница, — никаких бумажных следов. А то вдруг проверка. Даже на поступивших по «скорой» лиц без документов обязано медучреждение немедленно отправлять сообщение в полицию. Не было его тут, а, если спросят кого из пациентов или персонала, то ведь здесь наркологическое отделение — мало кому кто привиделся.

— Спасибо за подсказку, — поблагодарила Мария.

— Да что ж я не понимаю! — деньги перекочевали в бюстгальтер. — Мы же люди, должны друг дружке помогать.

Телефон Марии, доставшегося ей как выморочное имущество умершего в отделении наркомана, стал известен ГБ ровно через десять минут после того, как в нем сел аккумулятор, сделав невозможной триангуляцию местоположения по вышкам сотовой связи. Локализация звонков по номеру показала лишь, что тот в основном находился в районе больницы № 100 и в Жулебино. Опергруппы получили задание выдвинутся и прочесать. Но Владимир и Мария уже приехали к ней домой на метро, и пока были в безопасности.

— Товарищ Дю, есть свежие данные, — докладывал помощник. — Наши через нациков определили нужный мобильник, а через техуправление ментовки вычислили, где находится Ильич. Сейчас физически контролируют нужный адрес.

— Где?

— Жилой микрорайон, на окраине, обычная многоэтажка. Квартира принадлежит врачихе Сотой градской, она и привезла туда Ильича.

— А гэбисты?

— Идут по следу, пока не вышли на место жительства докторши. Но к утру у них появятся более точные данные, если вновь заработает её выключенный телефон. Будут указания?

— Владимира Ильича немедленно перебросить на нашу дачу в Жуковке, беречь как зеницу ока. Никаких допросов, сам с ним хочу побеседовать.

— А если он не согласится? — засомневался помощник.

— Пусть ребята вежливо и аргументировано уговорят. Станет кочевряжиться — не мне их учить, — приказ последовал туманный по форме, ясный по сути, как обычно у политиков, сторонящихся ответственности при решении скользких вопросов.

Незамысловатый ужин на тесной кухне, скованное молчание почти незнакомых мужчины и женщины. Экран ТВ — спаситель незадавшегося общения — уже не удивлял Ульянова, окунувшегося мутные воды интернета. Время отходить ко сну. И тут входная дверь открылась словно сама собой. Вошла пара мужчин, Марию отправили в ванну. Первый — Вальяжный — говорил, второй — Спортивный — молчал. В голову последнему лез парафраз из Маяковского: «Трое в комнате. Мы и Ленин, некстати оживший, на белой тахте». Ульянов быстро отправился от первоначального шока, но окончательно поверил спасителям лишь, когда Вальяжный вызвал на экран смартфона фото обложки факсимильного издания 1938 «Истории ВКП(б)». На обещание дать почитать «твердую копию» Ульянов отреагировал, как кот на запах валерианы. «Конечно, поеду, товарищи». Выпущенная из заточения Маша молила о разрешении последовать с Володей. «Проверяет нас, — прикинул Спортивный, — вдруг мы мужика везем в лес закапывать. Мол, если согласимся и её взять, то менее вероятно, что убийцы. Дуреха! Закопали бы и её».

— Мы бы с удовольствием, но не прямо сейчас, — успокоил. — Для вас есть крайне ответственное задание. Нашему общему другу угрожает опасность: его разыскивают враги. Предполагаем, завтра заявятся сюда с расспросами. Так вы, уж, постарайтесь их оставить с носом. Скажете, что да, видела похожего человека на Красной площади и только. А будут интересоваться, выходил ли он с вами на связь, отрицайте, мол мне столько бывших и будущих пациентов звонят — я же врач-реаниматор. Тот парень, с чьего мобильник прошел звонок от вашего друга, состоит на учете в психдиспансере. С ним всё ровно.