Я, Славка и неуловимый бобр

Александр Олегович Лобанов, 2023

Основанная на реальных событиях история из детства, которая произошла в… А впрочем, не так уж и важно, где именно, главное, что она совершенно точно произошла.Хотите посмотреть на бобра? Не по телевизору или в зоопарке, а на природе. Юные герои рассказа очень хотели его увидеть, настолько сильно, что готовы были ради этого встать аж в пять часов утра! Но всё оказалось не так просто…

Никогда не любил овсяную кашу. Что может быть хуже остывшей, покрытой противной плёнкой серой массы, от одного вида которой к горлу подкатывает ком? Кто-то, возможно, скажет, что целая куча вещей в мире несравненно противнее, но, на мой взгляд, они просто никогда не пробовали ту самую детсадовскую овсянку нашей поварихи тёти Вали. Ужас, ужас… Когда перед моими глазами оказывалась тарелка с овсяной кашей, в тщетной попытке спрятаться от этого кошмара я начинал медленно сползать с детского стульчика на пол.

Но воспитательницы не дремали, и сбежать из-за стола не удавалось ни мне, ни кому-либо другому, ибо в своей нелюбви к овсянке я не был одинок. Чтобы уменьшить количество каши в тарелке, мы принимались уныло резать круглую лепёшку на части ложкой. Вот так режешь, режешь, делишь, делишь, размазываешь, размазываешь, и вроде бы её становится меньше… Тогда я действительно верил в это. Или просто очень хотел верить, поскольку данный ритуал позволял на некоторое время оттянуть неизбежное: момент, когда всё-таки придётся отправить ложку в рот.

Когда я первый раз шёл в школу, то наивно полагал, что навеки избавился от неё… Однако в школьной столовой тоже с завидной регулярностью давали овсяную кашу. А тётя Валя словно имела сестру-близнеца в лице тёти Светы.

Бабушкина овсянка была, конечно, лучше. Хотя бы потому, что она была тёплой и даже горячей (чтобы опять-таки немного оттянуть ужасный момент, я всегда говорил, что каша слишком горячая). Кроме того, бабушка клала в кашу ягоды малины или клубники с огорода… Но это мало помогало: с удовольствием съев все ягоды, я вновь начинал уныло нарезать остывающую овсянку ложкой.

И в конце концов всё-таки нужно было открыть рот и… Бр-р!

Что уж тут поделаешь? Спорить с бабушкой было абсолютно бесполезно: в вопросах питания она оказывалась ещё суровее, чем детсадовские воспитательницы.

Однако в тот день обстоятельства заставили меня закончить завтрак максимально быстро. С улицы раздался голос Славки — моего дачного приятеля, живущего у дедушки с бабушкой в трёх домах от меня:

— Санёк, выходи! Выходи, Санёк!

Предупредив мой порыв выскочить из-за стола, бабушка сама открыла дверь и пригласила Славку в дом.

— Здравствуйте, Зинаида Петровна! А Саша выйдет? — спросил Славка.

— Вот сейчас доест и сразу выйдет. Чем скорее доест, тем раньше и выйдет, — ответила бабушка. И повернувшись ко мне добавила: — Давай ешь уже, хватит ложкой елозить!

— Давай, Санёк, быстрее! Я тебе сейчас чего расскажу! — взволнованно чуть ли не прокричал Славка. Он, похоже, был с бабушкой заодно.

— Чего? — вяло промямлил я. — Бабушка, я уже наелся…

— Ишь ты, наелся он! — усмехнулась бабушка. — Ну-ка доедай!

И тут же решила применить военную хитрость и сказала Славке:

— А ты, Славик, кушать не хочешь?

— Не-а. Спасибо, Зинаида Петровна. Я позавтракал!

— Молодец, молодец… А вот Саша плохо кушает, не выйдет из него космонавта…

Для меня — как и для, наверное, любого ребёнка в такой ситуации — непосильно было слышать, как моя бабушка хвалит чужого внука, и я принялся возражать:

— Нет! Хорошо я кушаю! Просто овсянку не люблю…

— Да, да… Не любишь. И овсянку ты не любишь, и манку не любишь, и гречку не любишь. Только мороженое тебе подавай и печенье. Ай-ай-ай…

— Гречку — люблю! Хоть три тарелки мне давай!

Будучи не в силах вынести такую обиду и стараясь всем и всё доказать, я, зажмурясь, отправил в рот увесистую ложку овсянки.

— Представляешь, Санёк, там у нас на озере — бобёр! — сказал Славка после того, как мы наконец вышли из дому.

Всё ещё недовольный, я ответил:

— Врёшь ты всё…

— Э-э-э! — теперь уже Славка был обижен. — Не вру! Бобёр! Мне дядя Гена сказал!

Дядя Гена был главный местный любитель дикой природы, как минимум раз в месяц ходивший в дальние походы по лесу, развешивавший повсюду синичники, и способный несколько часов просидеть в засаде с огромным фотоаппаратом ради одного-единственного кадра какой-нибудь редкой птички. В вопросах зоологии дядя Гена являлся непререкаемым авторитетом.

— Правда?

— Да! — ответил Славка. — Пойдём, посмотрим!

— Давай на великах, — предложил я.

Доехать до озера можно было всего за пять минут: оно находилось на последней улице нашего садоводства. На самом деле, это в общем-то и не озеро вовсе, а рукотворный пруд около восьмидесяти метров в длину, выкопанный рабочими во время застройки дачных участков. Но нас, мальчишек, вопросы терминологии мало волновали: водоём овальной формы — значит озеро.

Со стороны садоводства в озеро впадала речушка Мелинка, с другой — противоположной — она вновь вытекала и тут же терялась под кронами деревьев начинающегося возле самого берега леса.

Когда мы со Славкой прибыли на место, солнце поднялось уже довольно высоко и начало всерьёз припекать. Мы расположились в тени плакучей ивы и напряжённо уставились на неподвижную водную гладь. Долго ли мы могли так просидеть? По правде говоря, не слишком долго. Мальчишкам младшего школьного возраста терпение вообще несвойственно. После десяти — пятнадцати минут ожидания мой энтузиазм стремительно пошёл на убыль, и я спросил у Славки:

— Ну и где твой бобёр?

— Не знаю… — разочарованно ответил друг. — Дядя Гена сказал…

Славке, как и мне, тоже казалось, что прошедшего времени было вполне достаточно, чтобы бобёр уже каким-либо образом проявил себя.

Конец ознакомительного фрагмента.