Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Александр Новгородцев, 2015

Это захватывающая повесть о приключениях отважного российского аниматора на побережье Кемера, вооруженного налётом наглости, набором плавок и волшебной мантрой. Глубина описываемых событий позволит вам увидеть себя в роли отдыхающего со стороны, сопереживая герою книги, соприкоснуться с невидимым взору туриста закулисьем отельной жизни, не раз и не два истоптать песок дикого пляжа в поисках романтики и соприкоснуться с реалиями напряжённой, но не лишённой веселья работы.

Глава 1

Вводная.

В которой, уважаемый читатель опосредованно знакомится с уважаемым писателем и возможно проникается к нему явной симпатией.

Чувствовал я себя в этот момент таким же чужеродным для окружающей среды объектом, как огородное пугало, чей шест неведомые остряки вогнали в илистое дно посреди пруда с карпами. Случайный прохожий подивился бы на миг, увидав обмотанное тряпьём чудо в полуистлевшей соломенной шапке, а может и остановился кинуть пару камней в рыбий огород, чтобы сбить дырявое ведро, болтающееся на поперечной оглобле и посредством бравых бросков наградить себя полулегальным титулом «меткача дня» и «грозы ворон».

Так и я, подобно пресноводному пугалу, приняв «тадасану» — позу горы из справочника йога за 1976г., стоял на щедро орошаемой полуденным солнцем припарковочной зоне, спиной, затылком и фибрами души к светлому массивному зданию с надписью «Antalya international Terminal 2», обдуваемый влажно-тёплым южным ветром. Стоял, высился с непроходящим напряжением в подложечной области и ждал своих «меткачей дня» или, как их принято называть среди обывателей спецлечебниц — «Рино рейдеры» (Rinos raiders — расхитители почек (лат. англ.) по аналогии с Tomb raider расхитительница гробниц прим. авт.).

Честнее сказать, я их вовсе не ждал и не чаял встречи. И век бы мои глаза их не видали. Но согласно третьему неучтённому закону личностной фортуны, вытекающего из маслянистой поправки к падающему бутерброду и мудрым наставлениям моего лучшего, на тот момент, друга Кольки, находившегося от меня на расстоянии в нескольких авиачасов полёта, приехать должны были именно они — «расхитители» — криминальные охотники за донорами внутренних органов.

Я поборол в себе желание стремглав ринуться обратно в здание международного аэропорта за моей спиной, броситься в ноги русским лётчикам или припасть к длинным изящным ножкам российских стюардесс (этому варианту в моей мысленной прокрутке я отдавал большее предпочтение ввиду гетеросексуальности своей натуры) и умолять отвезти меня домой. Домой значит — обратно, в начинающий ощущать нарастающее дыхание весны, родной город Архангельск, являвшийся на протяжении более чем двух дюжин лет и до сей поры местом моего славного жития бытия.

А ведь имелся, имелся ещё запасной вариант спасения и избежания участи незаконно лишиться внутренней части своего тела — отобрать шитый белыми нитками промокостюм петуха у полноватого молодчика, который под ним скрывался. В птичьем образе раздавая листовки флаера — приглашения на самую популярную дискотеку Анталии. Молодчик сей работал и петушился в фойе зала прилёта. Я мог бы переждать какое-то время в этом приватизированном костюме пока минует опасность. А там кто знает — может и провести остаток жизни неузнанным под красным гребнем.

Поначалу от реализации этого варианта останавливало меня то, что за клювастой маской петуха вполне мог скрываться один из преступной шайки криминального мира скальпеля и сосудистого зажима.

Хотя, когда я трижды срывал с него жёлтую петушиную голову и требовал от круглого лица, больше присущего зажиточному буддисту, признания и раскаяния в содеянных грехах по отбору чужих почек, лицо лишь непонимающе моргало с оттенком раздражения и лопотало что-то на тарабарском. Прикидывается или нет, раздумывал я, в свою очередь прикидывая, возможно ли влезть в этот костюм, не выкидывая этого парня. Сопротивление, что он оказывал, заставило меня рассматривать дополнительные варианты. «Так прикидывается или нет?» — пытался сообразить я, потерпев фиаско внедрения вторым пассажиром в костюм. Возможно ведь, что я на него просто наговариваю, и он такой же несчастный бедолага, как и я. Наивный дурень, завлечённый на вынужденное свидание со скальпелем обещаниями тёплой жизни, весёлой работы и недурного заработка. Всего навсего несчастный петухобуддист, должно быть, уже лишенный селезёнки. Или ставший однопочечным «идиото», вынужденный теперь зарабатывать на рисовую похлёбку таким постыдным дешёвым образом, как раздача пригласительных билетов. Так оно скорее всего и было, ведь будучи преступником разве он отважился бы раздражённо-визгливо позвать на помощь служителей правопорядка, тех бравых ребят в форме, дежурящих в зоне прилёта неподалёку. Как он это и проделал, когда я в четвёртый раз попытался сорвать с него скрывающую маску и пощёчинами выяснить, верны ли мои дедуктивные догадки в отношении его персоны. Тем самым и первый вариант отхода с припаданием к ногам российский лётчиков стал трудноосуществим, поскольку мне пришлось срочно ретироваться к выходу из фойе, под заинтересованным вниманием охраны, сопровождаемый гневными воплями петуха, которому я напоследок преподал урок отучения от ябедничества пребольно наступив на ногу. Но насколько мне удалось бегло проверить в моменты попыток отбора костюма — обе почки и селезёнка у молодчика были на месте. В моих навыках пальпации (пальпация (мед.) — метод первичного медицинского осмотра с помощью пальцев, грубо говоря ощупывание) я не сомневался, несмотря на то, что в последние годы использовал я их больше в постельных сценах с участием женских персонажей, нежели на профессиональном поприще. Поэтому загадка этого парня осталась для меня загадкой. Кто он — преступник, сообщник или жертва?

Сняв этот вопрос с повестки дня, я вернулся к размышлениям над своей судьбиной.

Был ещё момент, не столько удерживающий от позорной попытки побега в сторону северно-европейской части России, а затем уж до родного городка, сколько придающий веры в свои силы, даже столкнись я с ринорейдерами — этими почечными коммивояжёрами, наличие справки о прохождении УЗИ (ультразвуковое исследование). Медицинская справка, напечатанная собственноручно на домашнем принтере и талантливейшим образом — по моему эгоцентричному мнению — иллюстрированная рисунками органов. По иному — скептическому мнению — всё того же вредного друга Кольки, на время спора перестающего быть лучшим другом, а в самых жарких диспутах и вовсе линяющего в стан ненавистного врага, вызывающего всей своей противной белобрысой физиономией желание надавать по ней тапком, рисунки были «так себе» и «ни о чём», да и якобы сама справка, распечатанная на задней стороне поздравительной открытки, смотрелась ненадёжно, недостоверно и неубедительно.

— Да они же турки, Колян. Поверят — как пить дать, — горячо убеждал его я, демонстрируя зачёркнутую на открытке надпись «C Днём рождения!» и полностью закрашенных зелёным фломастером умильных котят с воздушными шариками на лицевой стороне открытки.

С чистой бумагой в тот момент просветления в доме оказалось как-то туго, поэтому печатал на том, что под руку попалось:

— Видишь — сама открытка уже недействительна. Ты почитай текст-то какой.

Да, текст — врачебное описание узи-специалиста — был шедеврален, этот факт не мог не признать даже скептик и недовера Колька, ещё не схлопотавший толком тапком. Тот слабый замах я считал недействительным. С таким-то текстом можно было обеспечить себе имя в когорте свято-мучеников или выбить миллионы долларов на пожизненное пребывание в санатории элит-класса у сердобольных, но крайне скупых вдов Луизианы. Умей они, конечно, читать по-русски.

На данной справке, бывшей открытке, с аккуратно подделанной фиолетовым пастиком печатью, значилось, что я обладатель ордена инвалидности наивысшей степени, рассадник редкого печеночного описторхоза, (опистархоз (мед.) — паразитарное заболевание с поражением печени) владетель селезёночно-фолликулярного гиперспленизма (гиперспленизм (мед.) — гипертрофия селезёнки) — неясной этиологии, гломерулярного цисто-пиело-уретро нефрита в стадии инфильтративного абсцесса… в общем, в эту справку были вложены все те шесть будоражущих диагнозов, которые я сумел вызубрить за долгие годы моего обучения в медицинском университете. Как раз по диагнозу в год.

— А если по-русски турки не смогут прочитать? — не унимался Колька, как мне казалось, с завистью вчитываясь в текст, чтобы запомнить его, переписать на чистый лист и выдавать потомкам за собственное интеллектуальное творение, тянущее минимум как на одного Нобеля и на две городские библиотеки, названные в честь сочинителя.

— Эх ты, дед Уктив. Сюда гляди — рисунки то на что? — с гордостью выхватывая листок из его загребущих ручонок, махал у него под носом, стараясь преобидно задеть кончик шнобеля.

Да, рисунки тоже были творением моего проснувшегося гения. Сам Гигар, создатель внушающих трепет и ужас полотен, обзавидовался бы. Свернувшиеся белёсыми колечками черви в разъеденной печени, лишённой привычных очертаний от процессов жирового перерождения. Налитая, как перекаченный мяч с грыжей, вот-вот готовящаяся лопнуть селезёнка, удерживаемая от разрыва паренхимы лишь тоненькими связками гепато-лиенальных (печёночно-селезёночных (мед.) лигантур (ligantura (лат.) — связка). Доведенные восходящими и нисходящими инфекциями до отпевально-плачевного состояния, почки, один вид которых вызывал рвотно-писательный рефлекс у обитающего в подъезде беспризорного кота Половика.

— Ну.. не знаю, Сань, — тяжело дыша, продолжал гнуть свою линию вредный друг, после того как наша полушуточная схватка на полу заканчивалась (мне всё же удалось преобидно щёлкнуть его по носу справкой), настороженно косясь на пока ещё обутые в тапки мои стопы. — А ежели мозг они у тебя захотят трансплантировать? Эта справка от похищения мозга не отмажет.

— Ты чего? Мозг ведь не трансплантируют, — рассмеялся я несколько наигранно, поскольку сам тоже был в запыхавшемся состоянии после силовой возни, да и сомнение в своих словах при виде ухмылки псевдоинтеллектуала Коляна, начинало просачиваться через призму шестилетнего профобучения. Как то не мог я сразу без листания справочников или яндекса всемогущего логически обосновать, возможна ли такая операция или нет:

— Ваще-то, кто из нас в медицинском учился? Ты или я? Я знаешь, сколько стульев в библиотеке ягодичными мышцами протёр, а сколько лаптей поизносил по этим библиотекам хаживая, а через сколько сессий прошёл.. Да во мне знаний больше чем..чем, чем в твоём мозгохранилище на пару порядков.

— Но мозг это же тоже орган, насколько я понимаю, почему бы и его не пересаживать?

— Вот заладил — орган, орган. Тело человека это тебе, Колич, не грядка, которую можно пропалывать и в которую можно пересаживать всё что вздумается. Тело человека это corpus hominis! — важно изрёк я, сам себе подивившись, — Это у тебя мозг — орган, который можно взять и отчекрыжить. А у меня — высший мыслительный центр, без которого никуда. Мой мозг не трансплантируется и баста! — давил я своим авторитетом, про себя решая, не пора ли уже переходить на тапки и чистить физю ухмыляющемуся оппоненту.

Хм. Но зерно сомнения было посеяно и готово давать всходы. После ухода приятеля, ухода — перешедшего в поспешное бегство под угрозой тапочной расправы с моей стороны, пришлось состряпать ещё отдельную справку «УЗИ cerebrum capitis» (узи мозга (лат.)). Мои скромные познания в медицине и диплом юного врача натуралиста не позволяли с абсолютной достоверностью утверждать, что подобная справка имеет место быть в природе или в департаменте здравоохранения, так как я запамятовал, применяется ли ультразвуковое исследование мозга или делается рентген. Но затем, распив чашку детского какао, покумекал, что турки, не должны разбираться в медицине больше моего, и вот справка была готова. Вид достоверно перерисованных с атласа по патанатомии эпидуральных гематом, излияний в арахноидальную (паутинную (лат.)) оболочку мозга и некрозов серого вещества, также вызвал рвотно-писательные рефлексы у представителя семейства подъездно-кошачьих, что меня маленько, но успокаивало в надёжности документа.

Теперь, уважаемый читатель, уже заблаговременно ознакомленный с аннотацией (с предварительным описанием к книге), должно быть озадачился, при чём собственно здесь вся эта кутерьма с расхитителями почек, липованием справок и прочей вакханалией, запутывающей сюжет истории и уже подумываешь, а не стоит ли обратить свой пытливый взор в сторону произведений других авторов, взяться за третье прочитывание анталогии Донцовой, освежить в памяти Ницше, стряхнуть пыль с томиков собраний сочинений Ленина или же просто сходить до киоска за сканвордом. Попробую прояснить ситуацию и удержать тебя от столь поспешного прощания с моим творчеством, о дорогой читатель.

Мысленно возвратимся из моего городка, где происходили оживлённые диспуты с приятелем Колькой, стряпание медицинских документов, эксперименты на подопытных животных семейства кошачьих с последующим затиранием лестничной клетки, на залитую янычарским солнцем площадь перед зданием авиавокзала.

Главная моя забота на тот момент ожидания, когда я с грустью следил за развесёлыми недавними попутчиками по воздушному перелёту, предвкушающими беззаботный отдых, сопровождаемыми говорливыми лучезарными гидами в туристические икарусы и раскрашенные туристическими лозунгами пазики, была одна.

Я находился в чужом царстве-государстве, в тысячах километрах от дома, без каких-либо гарантий, что вот сейчас всё разрешится как в хэппиэндовом кинофильме, не имея при себе особых средств для выживания, а всего лишь сумку с футболками, плавками и электробритвой, да сотню долларов наличными. Не стоит объяснять всеведущему читателю, что этой суммы явно не хватает на авиабилет обратно, возникни здесь какие-либо трудности. А трудности уже возникали, так как прошло минут 20-ть моего пребывания в аэропорту, а меня никто не встречал. Охрана аэропорта с подозрением наблюдала за мной через стекло вестибюля. Да и солнце начинало припекать по-взрослому, подготавливая почву для теплового удара. Кроме того, как я успел убедиться методом горизонтального саморазмещения — скамейки на улице были неудобны в плане затяжных ночёвок. Реши я сейчас вот так вот с бухты-барахты вернуться домой, в Архангельск, задача оказалась бы непосильно-проблематичной, и помощи в её разрешении ждать было неоткуда. Разве что добрый дядя Конюхов согласился бы подбросить до Москвы ввиду земляческих чувств. Но шанс встретить знаменитого бородатого путешественника в аэропорту Анталии приравнивался мною к отрицательному числу в энной степени, да и в земляческих чувствах по отношению к своей персоне, я несколько сомневался.

Нет, вы не подумайте, конечно, я не такой сказочный Иванушка с мозгами набекрень и шилом, воткнутым не туда, чтобы всего с сотней долларов и набором плавок, ехать на заработок в другую страну, не имея на руках ни договора, ни контракта, ни даже адреса нанимающей фирмы. Совсем я, что ли, герой одноимённого произведения Достоевского?.. Молчите?.. Так и думаете?..Да ладно.., вы что?

Ну хорошо, раскололи, признаюсь, может я и погорячился опровергать свою родословную преемственную связь с Иванушкой-дурачком, так как ни договора, ни контракта и атрибутов работодателя действительно у меня не было. Только номер сотового телефона и позывное имя — Натали. Колька — основатель белобрысого скептицизма, высказывал своё никчемное мнение, что этого как-то маловато для гарантий стабильности трудоустройства, но он меня несколько раз уже разозлил завистливым отношением к моим творческим способностям при создании медицинских справок, что к его остальным мнениям я уже не прислушивался. Тем более что перед посадкой в самолёт, денег у меня было трёхкратно больше, что в сумме с оставшейся сотней, в случае форс-мажорных неожиданностей, которые старательно накаркивало воображение, как раз хватило бы на обратный авиаперелёт.

Ты недоумеваешь, о прозорливый, умеющий вести арифметические подсчёты, куда же делась большая часть наличности? Да, пустяки, совершенно пустячный случай, не заслуживающий пристального внимания. С кем не бывает. Ты всё-таки хочешь знать? Та — ерунда, как нибудь потом, в другой книге, в другой истории уже не про себя…

Так вот, я стоял под палящим солнцем у здания аэропорта и ждал риноредеров..

Да, подожди ты, не дуйся… Ну хорошо, уговорил, пусть эта история с баксами лучше сплывёт из моих уст, чем с приукрашенными и уничижающими подробностями от злопыхателей. Да, я слаб и смертен и поддался соблазну зайти в московский дьюти фри перед посадкой на рейс Москва-Анталия. Наслушался историй от якобы опытного псевдопутешественника Кольки, пудовый типун ему на дерзновенный язык, о дешевых фирменных товарах и решил проверить сей факт собственнолично.

К алкоголю, за время частых разудалых студенческих вечеринок с неизменными атрибутами ночных позывов желудка и утренними разломами головы, у меня уже сформировался иммунитет редкого потребителя, поэтому я зашёл в отдел сувениров и аксессуаров. Заинтересовавшись одной из пар солнцезащитных очков, примерил. Хм, ничего так, довольно модняво. Поинтересовался у материализовавшейся из воздуха услужливой и обольстительной дамочки модельных пропорций, в белой скромных пропорций блузе и соблазнительно обтягивающей бёдра юбке-карандаше, о цене сих тёмных стёклышек.

— Эти — триста, — услышал в ответ.

Ну, думаю, не так и дорого. В нашем провинциальном городе на уличных витринах за двести рублей пластмассу царапанную продают, а здесь фирменный «Ray-Ban» всего то на сто рублей дороже. И сидят отлично — сразу видно — клёвый парень в стильных очках, может даже, на киногероя из боевика похож. Я ещё раз примерил очки, дабы, бесстыдно спрятавшись за затемнёнными линзами, оценить прелести грудного отдела юной барышни, частично прикрытые рюшками блузки. Девица с обожанием смотрела на меня, словно поклонница на бредового Пита.

— Вам так идёт, — искренне заявила она, готовая уже пойти, если не под венец, то точно возлечь на брачное ложе с таким крутым мачо. Вот что читалось в её взгляде и в позе, которую она приняла, опёршись о прилавок.

— Буду брать, — сказал я, не чувствуя подвоха алчности в этом любвеобильном взгляде.

Следующая фраза, идущая из чувственных девичьих губ, настигла меня в момент вытаскивания бумажника из заднего кармана и заставила насторожиться, а потом внутренне ёкнуться, словно где-то в закромах сердца разбилось сырое куриное яйцо.

— Расплатитесь в долларах или евро? У нас курс 1 к 3.

После беглого обдумывания фразы, с подключением аналитических, логических и эвристических систем, настороженность организма, сменилась предвалидольным состоянием. Так не 300 рублей, а 300 долларов?!!! Дальше мозг в режиме стоп-кадров выдал сумбурные картины ядерного апокалипсиса, начало и середину третьей мировой с видениями траншей и брустверов, заваленных подкопчёнными людскими останками, полотна абстракционистов 18 века, рисовавших агрессивно панической красно-жёлтой палитрой, и какофонию дисгармонирующих звуков заката вселенной на фоне, продолжающегося исполнять сольную партию, сердечного еканья, с посекундным сбрасыванием сырых яиц в качестве авиаударов.

Но вызов судьбы был уже брошен и принят. Не мог же я отречься от своих слов «буду брать». Не по-нашенски так поступать, не в соответствии с благородно-принципиальным регламентом рыцарского поведения. Айвенго сказал, Айвенго сделал, чёрт побери.

А сам Айвенго уже как-то отстранённо глядел на красивое, но уже с примесью какого буржуйского-имперского материализма, лицо барышни-спекулянтки. Словно незадачливый игрок, поставивший всё до последней нитки и искусственного глаза на красное и лишившийся всех эмоций при виде картины серебристого шарика на чёрном фоне. Какой там Бред Пит — курица с золотыми яйцами, околпаченный Буратино, подстриженный под ноль Чипполино, вот кто я для неё. Пару недель, небось, теперь сможет не работать, получив комиссионные от продажи глазных стёклышек. Заманчивые очертания упругих полукружий уже перестали будоражить рыцарское воображение, и я подрасстроился, прожигая себя обидными словами изнутри, что как простак соблазнился этой, наверняка, силиконовой приманкой.

Уже почти отчётливо слышал презрительные фразы: «Фи, деревня. Понаедут тут, голь перекатная, из Мухосранска. Девочки, все сюда! Посмотрите на этого чудилу. Такой отстой, 300 баксов зажал, фу…» и презрительное фырканье за спиной, если я вот так положу очки обратно на стенд и скромно удалюсь. И даже гордо-понуренная осанка интеллигентно-рабочего класса, чья месячная зарплата укладывается в сумму этих очков, не поможет мне избежать долгих пересудов за прилавком: «Ну и деревня, обалдеть! Очки „Ray-Ban“ за триста рублей захотел, это ж надо? Я в шоке. А на вид то вроде приличный парень, даже на кинозвезду сначала показался похож. Понаехали тут, стыдоба. А ещё говорит, главное — „буду брать“. Ха, девчонки представляете. Буду брать, мол. Да тебе только грибы в лесу брать, чудило деревенское и то не дадут. Совсем уморил. „Ray-Ban“ за триста рэ. Сейчас я своему зае позвоню, он обсмеётся».

Эх ты, Колька, тапки по тебе плачут — «дешёвые товары в дьюти фри». Очень дешёвые, ага, вообще задарма, млин, тока баксы готовь. Удружил, ничего не скажешь. Придётся искать себе новых друзей по возвращении домой, менее склонных к безудержной фантазии.

Не знаю, отражались ли текущие эмоции и мысли на моем лице, поскольку мне показалось, что губы белокурой, ухоженной, от блестящей чёлки до зеркального маникюра, красотки начинают уже пренебрежительно кривиться, и я поспешно пробормотал:

— В долларах…

И тут же столкнулся с очередной проблемой. Дело в том, что все доллары, дабы обезопасить их от злоумышленных посягательств мошенников-казнокрадов в поезде «Архангельск-Москва», на котором я сутки добирался из родного города до вотчины Кремля, были помещены в левый карман джинсов. Он же был предусмотрительно зашит, дабы мошенники-казнокрады, не обладающие навыками фокусников, воздержались от попыток уголовной незаметной приватизации денежной суммы. И возможно, само провидение в виде зашитого кармана, сейчас подсказывало мне воздержаться от этой неразумной покупки, но шизофреническое упрямство претендента на роль Айвенго уже всё решило за меня.

— А у вас ножниц не будет?

Удивлённая таким вопросом, девица стрельнула глазками в сторону типа в пиджаке, выполняющего роль охранника, не в силах предугадать, для чего мне понадобились ножницы. Может я затеял ограбление века, решил взять её в заложницы или вообще зашёл в отдел, так между случаем вены себе перерезать или продемонстрировать мастерство факира, заглотив колюще-режущий предмет. Но, не выдав ничем своего интереса таким вопросом, довольная тем, что покупатель всё же, видимо, заглотнул наживку, продавщица-сноб, по мнению которой очки «за триста баксов!» может купить любой кабальеро, и не обязательно полный идиотос, извлекла из-под прилавка дамский маникюрный набор.

Выступая невольным свидетелем и прямым действующим лицом процесса, во время которого ножницы хирургически оперативно и безжалостно вспарывали нити, отделявшие мои пальцы от импортных купюр, я ощущал весь мировой стыд провинциала, оказавшегося нагишом под безжалостными объективами столичных объективов. И то, что очевидцев было двое, продавщица и охранник, не уменьшало порцию испытанного позора. Ведь будут пересуды в подсобке за чаем: «Девочки, представляете, этот олух, который вначале показался похожим на кинозвезду, деньги в карман брюк зашил. Я в шоке! Обалдеть! И ладно бы — деньги! Так — мелочишку, сдачу в ресторане — жалкие 300 баксов. Вот стыдоба деревенская. Это же надо, вот смех-то. Не, сейчас своему зае позвоню, он описается, как услышит».

Эх, надо было не как Айвенго поступить, никто бы из знакомых и не узнал. Зато сам рыцарь при деньгах бы остался.

«Хорошо, хоть не в задний карман зашил. А то, чтобы отпороть, джинсы пришлось бы снимать. Или, что ещё ужасней, в одетые носки не спрятал, или в трусы запихал. А ведь некоторые вообще незаконную валюту в прямой кишке провозят», — так неумело пытался диспетчер сознания меня подбодрить.

Но весь ужас расставания с потно-и-кровно-заработанными пришёл уже в салоне, самолёта, набравшего высоту. И дело было вовсе скажем не в сумме потери, которая, пусть по моим провинциальным мерилам, даже для сверхмодных очков была неприлично — да что там «неприлично» — заоблачно-космически завышена. А ужас в оставшейся сотне долларов, которой мне хватит проскитаться на чужбине на подножном корме, в случае неприятностей с работодателем, не более недели. А что дальше? На что есть, пить, не зная ни языка, ни самой страны, не имея рабочих навыков гастарбайтера. Красть пирожки из буфета вблизи авиакассы, принимать душ в уборной аэропорта, учиться использовать картон и газеты в качестве постельных принадлежностей?

Я уже представлял мрачные картины ночных игр в прятки с безжалостной полицией, ночёвки на жёстких скамьях турецких вокзалов, прощальные sms-ки домой из лесных убежищ, с горных перевалов, бегство и последующий плен в банде органо-вредителей. Но постепенно, с каждым новым глотком коньяка, предложенного стюардессой, принявшей меня за респектабельного туриста в моих-то «Ray-Baн», природный оптимизм, присущий героям и дурачкам, взял вверх. И к моменту посадки в Анталии я вновь стал прежним покорителем неизведанного, пионером далёких земель, Колумбом из Архангельска.

В настоящий момент Турция уже перестала быть для меня просто белым пятном на карте и великий португальский мореплаватель, сделавший открытия под испанским флагом преобразовался в литературного персонажа, вышедшего из-под пера Даниэля Дефо. Зорким глазом Робинзона я наметил первоначальный провиант в качестве мирно разгуливающих голубиных тушек, не подозревающих о нависший над ними угрозе. На первые дни халявного птичьего мяса должно хватить, не известно только как отнесутся к такому нецивилизованному пиршеству служители аэропорта, но когда начнутся муки истинного голода, подобные вопросы перестанут меня волновать.

До встречи с некоей Натали, оставалось, судя по пришедшей ответной sms-ке, не меньше часа, поэтому, пристроив багаж на скамейку, я всматривался в расстилавшийся вдаль просторный пейзаж и пытался представить, что меня ждёт в ближайшем будущем.

О Турции я знал немного. Османская империя, усатые янычары, кривые сабли, кинжалы, головные уборы фески и жилетки на голое тело, русско-турецкие войны на суше и на море — мои скупые исторические сведения не давали о загадочном востоке полной картины. Да что там, этими познаниями не накормить даже школьного второгодника. Но сам я, отчасти, уже с детства являлся турецкоподанным. Так во всяком случае утверждала моя мама, когда я делал что-то по своему, не так как принято у взрослых. А по своему я делал почти всё.

— Саша, ты опять всё делаешь по-турецки, — повторяла она, когда я был ещё маленьким.

Это была основная причина моих частых простоев в углу комнаты за провинности. Страдал за подверженность чужому менталитету. Страдали и обои, которые я нещадно слюнявил, прижавшись промокшим от рёва и обиды носом. А выходило, что турки, как и я, сначала едят шоколад потом пельмени, естественно пельмени уже не норовят покинуть тарелку и вываливаются в помойное ведро, будучи недоеденными. Гвозди турки заколачивают кедами, пробивая в подошве дырку. Домашние цветы поливают под кухонным краном, причём струёй помощнее, что отнюдь не сказывается благоприятно на их цветении. Уши моют исключительно понарошку, а игры с кошками превращаются в мельницу с использованием хвоста как механизм быстрой раскрутки. Носясь во дворе в футбол, турки обязательно приходят домой грязными как свинтусы и в рваной одежде, тем более если задания гонять в футбол никто не получал, напротив было велено подождать пять минут на улице и потом идти в гости или фотографироваться. Выпросив в подарок игрушечную машинку, турки тут же разбирают её из любопытства и так и оставляют набором деталек. Безошибочно определив без градусника температуру тела 55 и 8 « у меня по Цельскому, ма, чесна», обязательно лечатся вареньем и конфетами, а домашние уроки делают утром, уже по дороге в школу, и то не каждый день. То есть уже в детстве, моё подсознание догадывалось, какое путешествие в расцветно-сильном возрасте мне предстоит и интуитивно готовило меня к этой жизни в средиземье. Жаль, что ни я, ни бедные обои об этом не догадывались, иначе переживаний по поводу своего неадекватного поведения было бы меньше.

Заморское солнце по-летнему припекало, небо было чистым как водная гладь, и я отважился придать себе более загорелый и товарный вид перед встречей с работодателем. Снял, уже начавшую увлажняться под воздействием влажного морского климата футболку.

Ослабил ремень, приспустив джинсы на низ живота, чтобы любой посторонний взор мог убедиться в наличии у меня всех кубиков и квадратиков брюшного пресса, (те из них, которые никак не хотели выделяться, я дополнительно обвёл фломастером) и разглядывал бесперебойный конвейер туристов, покидающих зону аэропорта, препровождаемых заботливыми гидами, а иногда симпатичными гидшами или гидуньями в автобусы.

— А я аниматор! Может буду в вашем отеле работать, — хотелось гордо объявить им всем. И потеющим дядькам в вышедших из моды гавайских рубашках, утирающим лбы. И полным тёткам, ревностно следившим, чтобы они — эти вредные потеющие дядьки, наспиртовавшиеся уже на подлёте — не отбили все колёсики у чемодана о брусчатку. И молодым щебечущим подружкам, подставляющим ладони под солнечные лучи. И парочкам разной степени влюблённости и молодости, направлявшимся на посадку в доотельный транспорт. Сказануть эту кратко-ёмкую речь им всем, этим пижонам, предвкушающим дни безделья и отдыха, чтобы они с уважением посмотрели на такого отважного парня, приехавшего с загадочной и непонятной, но оттого не менее важной, миссией с далёкого предалёкого предполярного севера, вот на такого бравого парня даже уже сумевшего разучить пару слов по-турецки.

Но и своих эмоций и первых впечатлений у них вполне хватало, чтобы ещё обращать внимание на какого-то простака, пусть даже в модных очках за 300 долларов. «Надо же — за 300! баксов очки, употеть мне на этом самом месте», — в очередной раз укорил себя. А шествующие с поклажей пижоны обращали на меня ноль внимания и ладно — я за это на них не обижался, первые-то пару минут. Но потом рассудил, что их будущее было уже предрешено, лазурно и безмятежно, моё же пока скрывалось в пелене сумрака и неизвестности, поэтому доселе незнакомое мне чувство зависти примешивалось к моему наблюдению. И чем дольше я тут одиноко торчал, тем больше подвергались обсуждению во внутренней диспетчерской злокозненные планы о нападении на одного из туристов, затаскивании его куда-нибудь за угол и заёме его местечка в автобусе и под солнцем. Какие-то повадки львиного охотника, выслеживающего слабую особь из тучного стада антилоп, начинали овладевать мною. Но чувствуя на себе насторожённые взгляды охранников из вестибюля, так некстати наведённые на меня петушиным промоутером, сдерживали меня от такого рискованного шага нападения на туриста. Поэтому я постарался не глазеть на счастливые лица, поющие затылки, танцующие походки и предался отвлечённым размышлениям, периодически пытаясь завязать дружеские контакты с голубями, чтобы потом легче было их отлавливать.

О своей будущей работе я знал немногим больше чем о стране, в которой очутился. Вводных данных, почерпнутых с российских инет-форумов было не ахти. Не каждый пьющий шампанское разведчик согласился бы с таким кладезем, вернее шкатулочной заначкой знаний отправляться на агентурное задание.

Итак, я аниматор, моё новое поприще — сфера отельной анимации. Это сейчас — слово на слуху, довольно раскрученное благодаря средствам массовой информации. А в своё время, как и многие жители России, не выезжавшие за необъятные пределы родины, я считал, что анимация связана исключительно с мультипликационной деятельностью, когда результаты труда художника-аниматора воплощаются в оживающий рисунок на экране. Но то, что молодое поколение в роли массовиков-затейников может работать на курортах зарубежных стран, проводить время занимаясь спортом, развлекая и всячески дурачась с отдыхающим в отелях людом, получать за этот род деятельности деньги и именоваться аниматорами, я узнал совсем недавно, месяц назад, во время отпуска в Египте. Наблюдение со стороны, а подчас и изнутри, за коллективом веселой анимационной команды из Румынии и стало тем поворотным рубежом, а затем и теми семимильными шагами и воздушным перелётом, приведшим меня в другое государство. Сиё действо ознаменовало окончание моей головодурительной и многочтотообещающей карьеры в должности второго помощника первого заместителя исполняющего должность младшего менеджера по логистическому контролю в фармацевтической кампании, где я впахивал после закономерного окончания медицинского института.

Появившись на набившей оскомину работе уже после отпуска в стране фараонов в первый же суетный день, я с удивлением обнаружил как загорелая правая рука, мне принадлежащая, строчит заявление на листе формата А4 о собственном желании. Что это за желание, складывающееся в одно предложение, я узнал ближе непосредственно в кабинете начальства, куда мои загорелые ноги принесли этот и на четверть пространства неисписанный лист, начинающийся словами «прошу меня..». И в течение двух законодательно-обусловленных недель труда моя правая рука, покоясь на компьютерной мышке, уже в связке со второй левой клавиатурной конечностью, помогала глазам рыскать по экрану монитора в поисках сведений о новой работе, радужные перспективы которой пока генерировались лишь исключительной силой фантазии мозга. Успевая скрывать содержимое монитора от взора своего начальства, я лихорадочно обрабатывал полученные данные, то внутренне ликуя о предстоящей революции в образе жизни, то наружно взмокая от смутных подозрений.

Первая тревожная лампочка в моей голове зажглась, когда я узнал о том, что оказывается в анимации, многое зависит от шефа этой самой анимации. Заглавная фигура — Шеф, он же босс, он же олицетворение начальственных сил. Который (в силу приобретённых травм, например частых падений головой вниз, или врождённых причин, обусловленных неправильным предлежанием плода во внутриутробном периоде, вследствие которого его пришлось силком тащить из чрева матери) может являться страшным деспотом, неправомочным тираном или убогим психом, подсаженным на лошадиные приёмы глицина и настойку пиона успокоительного. А может быть и просто дебилом, зажимающим и присваивающим законную зарплату (таких очевидцев событий набиралось 70%), заставляя работать до 9-го пота (оказывается 7-ой это ещё не предел), 27 часов в сутки (такие природные сбои во временном перераспределении бывали у 18%). Шеф может строить козни — вышвыривая подопечных из отеля на улицу без денег, имущества и паспорта. Процентов 30 — судя по данным тем же форумов, испытали на себе это сомнительное для непосвященных, да впрочем и для посвящённой категории, удовольствие. А также может извращённо домогаться и делать попытки физического бесчестия — об этом в своей истории писала каждая девушка-аниматор, считающая себя привлекательной, то есть все 100% девчонок.

Тщательно убедившись в наличии у себя мужской y-хромосомы по всем 7 признакам, одним из которых стало отращивание недельной бороды, я втихую порадовался, что хоть последнее, то бишь попытка изнасилования шефом, мне не грозит. Но всё же тревожная лампочка зажглась, колокольчик прозвенел, и что-то зашуршало на домашних антресолях, заставив призадуматься, а всё ли так безоблачно и перспективно, не прохудилась ли кровля в датском королевстве.

Но на другой чаше весов находились и полные неподдельного восторга отзывы. Они то и остановили меня от попятного шага — возвращения к своей головосломительной, слюноотзарплатыпускающей сверхрутинной карьере безызвестного винтика в шестерёнке фармацевтического снабжения страны и граждан дорогостоящими лекарствами и бадами, которые лекарствами не являются.

«Натаха, здесь нереальнА! Ачуметь!!! Аааааааа! Как всё классно-шоколадно! Можно купаться ночью в море, днём в бассейне, а ночью снова в море. Шопиться в дешёвых, но модных магазинчиках в выходные. Объедаться наравне, а иногда и объедая туристов, на поприще шведского стола, пить свежие соки, спиртные напитки, курить кальян, получать за всё это зарплату. Танцевать и зажигать на дискотеке — не поверишь, это часть работы! Аааааааа! Условия вообще супер, свой пляжный домик на нескольких человек! Лови слюну, это настоящий рай для лентяев, тунеядцев, клоунов и приколистов, которые создают команду и тусят вместе». Вообще-то само послание выглядело так: «ААААААА! Супееееер! АААААААААА!». Но я подобрал к нему нужный шифр, перечитав второй том собрания сочинений Конан-Дойля о похождениях английского сыщика, и вот таким оно получилось после обработки.

Тут я подумал, что быть предводителем или даже рядовым членом команды клоунов и лоботрясов, подарочек ещё тот, и от этой мысли зажглась вторая сигнальная лампочка, тренькнул колокольчик, а с антресолей упали лыжи. Я в задумчивости пощипал поросль нескошенной бороды, водрузил лыжи обратно, но ехать за счастьем не передумал.

Статистически, в процентном соотношении, таких восторженно-инфантильных мнений, от которых за версту несло гарью оплавленных дужек розовых очков, мнений, призванных воспламенять глаза, раскатывать губы, слюнявить заросший недельной щетиной подбородок и тщательно выбирать в спортивном отделе магазина плавки, было мало. Единицы, а может быть и вовсе одно. Но, тем не менее, именно ему хотелось верить. Именно его я распечатал, трижды отксерил, начисто переписал справа налево и индонезийским способом снизу вверх по диагонали, чтобы надёжнее отложилось в памяти, и протяжно читал вслух перед сном в течение 2-ух недель трудового томления перед освобождением из мест свершения работы вместо вечерней молитвы.

Самого работодателя я нашёл быстро. Отсеяв предложения, где требовалось выслать деньги, паспорт, узи внутренних органов, немного еды и питья, и «фатаграфии, вах, ну всех симпатычних тёлачек с баалишыми этыми, вах..», я вышел на фирму «Natur Entertainment». Начальницей являлась рекомая Натали, родившаяся ещё при советском союзе. В прошлом цирковая артистка, во время заморских гастролей познакомившаяся с турецко-поданным, таким же подкупольным артистом. Затем переехала в Турцию уже без цирка и советских клоунов, и осела в этой средиземноморской стране пахлавы и рахат-лукума.

Вместе с уже мужем они основали частную анимационную контору. И выполняли роль посредника между; с одной стороны, турецкими отелями 4-ёх звездочного сервиса и выше, нуждающимися в русско-говорящих массовиках-затейниках. Отели были заинтересованы в веселых жизнерадостных спортсменах с хорошим знанием иностранных языков, общительных танцорах-трудоголиках. Отели испытывали потребности в артистах-человеколюбах без вредных привычек и просто в разудалых привлекательных молодых Иванушках и Алёнушках, способных выполнять любую работу по развлечению гостей и принесению прибыли хозяевам отельного бизнеса.

Такие требования предъявляли владельцы отелей к претендентам на звание аниматоров. Но возникала дилемма, свойственная нашему двойственному миру. Поскольку с другой стороны посреднических баррикад находились соискатели на должность аниматора, «слегка» отклоняющиеся от искомых характеристик: это и безыдейные выпивающие тунеядцы, и наглые лодыри-куряги, и мечтательные, необременённые жизненными коллизиями романтики, и никчёмные бездельники, косящие от армии, а также бездетные нимфоманки, и небольшая армия девчонок, желающих выйти удачно замуж за иностранца. Понятно, что все эти соискатели позиционировали самих себя как того требовали работодатели — творческими трудолюбами и спортивными позитивнофилами, скрывая до поры свои истинные намерения: валяться на песочке день деньской попой кверху со стакашкой холодного пивасика рядом, омываясь волнами средиземного моря под музыку в стиле регги или ямайского блюза. Подробности такого несоответствия выяснялись уже на месте. Тем не менее, бизнес приносил прибыль, и владельцы отелей довольствовались поставляемым материалом, отбраковывая только совсем ни на что не годных паралитиков и душевнобольных из общей массы молодых да ранних.

Понятное дело, я относил себя к мечтательным романтикам — homo romanticus. Жажда приключений, душевное обезвоживание от нехватки которых усиливалось после каждого повторного прочтения Жюль Верна, Фенимора Купера и Даниэля Дефо вкупе с Эдгаром Берроузом, медленно, но верно, с детства, подтачивала краеугольные основы вдалбливаемого старшим поколением практического мироздания о постройке дома, посадке дерева, взращивание сына, а также периодической привязкой к функции хлебоноса и мусоровыносителя. Эта постоянная жажда требовала восстать из-под гнёта родительской опеки и совершить что-нибудь безумное, шальное, достойное литературного героя без страха, страховки и упрёка.

Но вернёмся к нашей истории, не без баранов. Переписка из дома с агентством Натали «Natur Entertainment» шла продуктивно.

Вначале, по запросу Натали, я отправил несколько, выставляющих меня в лучшем свете, фотографий. Естественно, те « чудесные портреты» на которых я исторгал содержимое желудка на автобусной остановке после студенческой пьянки, или где потерял плавки во время банно-водочной церемонии на базе отдыха «Вигвам», или где спал в обнимку с помойным ведром, пребывая в алкогольном делириуме, остались в моём загашнике для анкет другого плана. Поэтому первый тест — визуальный контроль — я прошёл. Далее я познал официальное определение аниматора.

«Аниматор — человек, в обязанности которого входит организация досуга отдыхающих: подвижные игры на открытом воздухе в течение дня, проведение интересных конкурсов, вечеринок различного рода, шоу и вечерних дискотек. Шейпинг и аэробика у бассейна, занятия фитнессом и подводным плаванием с отдыхающими, аквааэробика и другие виды спорта относятся к сфере деятельности аниматора».

В определении мне всё тоже понравилось, я полюбил его и будущую профессию. Поэтому к моей ежевечерней молитве добавилось ещё одно предложение. Меня несколько смущали только слова шейпинг, аэробика и аквааэробика. Это вынудило меня внимательно изучить видеокассету «Стройное тело, плоский живот, упругие ягодицы», найденную в закромах маминой тумбочки и даже провести несколько дней, соревнуясь с видео-тетеньками в ритмичной прокачке мышц живота, бедёр и всего остального. К концу второй недели я уже мог спортивно шагать, а на счёт 3—4 поднимать руки. Да, там было ещё множество более сложных упражнений, до которых я не успел дойти. Но и таким скромным результатам в сфере аэробики я не огорчался, так как считал, что залог ритмики и успеха тётенек с кассеты в облегающем закрытом купальнике и полосатых гольфах, коими я не располагал. Основы я заложил, остальное дело импровизации.

Вы не подумайте, начальная спортивная подготовка у меня была. Я умел резво бегать за трамваем и от гопников. Был знаком по видеопрокату с Брюс Ли, Чаком Норрисом и Ван Дамом и мог отрабатывать ударную технику на тех, кого теоретически превосходил по силе в пять и больше раз. Дачную сотку я ритмично безмозольно вскапывал за пару часов. А однажды даже участвовал в танцевально-хореографической постановке «Снежная королева», где у меня была 50-ти секундная роль мальчика, бросающего снежки. Но вот руководить группой горящих желанием размяться туристов и демонстрировать им упражнения мне доселе не доводилось.

Натали я заверил, что в этом плане всё окей, перечислив все спортивные секции, которые я посещал. А список был немаленький. Начиная от лёгкой атлетики, классической борьбы и плавания, до футбола и тэквондо, через настольный теннис, рукопашный бой и кружок творческой лепки из пластилина. Уточнять, как именно я посещал эти секции и как долго, я почему-то не стал. То есть, я знаю почему и эта причина меня бы не украсила и обволокла бы мою кандидатуру шлейфом сомнения в великом спортивном наследии. На примере секции настольного тенниса, с вами, уважаемый читатель, этим секретом я поделюсь.

В один прекрасный зимний день мама познакомила меня с усатым представительным тренером из кружка и ушла, оставив в огромном зале дворца пионеров с множеством столов, за которыми отчаянно рубились между собой пацанята, хыками и гыками гоняя друг другу невесомые шарики. Тренер совсем как-то неторжественно вручил мне затёртую ракетку и теннисный шарик, указав на самый дальний и тёмный угол зала со словами «Набьёшь сто раз подряд, пацан, подойдёшь ко мне, а там посмотрим». Предполагал ли он, этот представительный усач, повидавший должно быть всякое, что мне, 10-летнему мальчишке, удастся за две минуты изломать и потерять ракетку и раздавить свой шарик и шарик паренька, который набивал свою сотню в соседнем углу, подраться с этим пареньком, довезти его до слез и незаметно убежать из зала, я не знал. И возвращаться обратно, выяснять у тренера, была ли это запланированная часть спортивного обучения, просто побоялся. А маме сказал, что настольный теннис это для слабаков, не по-индейски и скучно.

Примерно так же обстояли дела с другими секциями. Дольше всего я задержался в художественной лепке из пластилина. Но тот факт, что он не вкусный, здорово меня огорчал. А так как на первых порах нас учили лепить исключительно фрукты, то я быстро разочаровался в таком самообмане и покинул кружок.

Далее Натали выслала примерный распорядок рабочего дня аниматора:

Завтрак

9.30 — митинг (обсуждается программа на день и вечер)

10.00 — начало утренней анимационной программы

12.30 — окончание утренней анимационной программы

Обед

15.00 — начало дневной анимационной программы

17.00 — окончание дневной анимационной программы

Отдых

19.00 — извещение гостей отеля о предстоящих вечером мероприятиях (стоя возле дверей в ресторан и оповещая каждого пришедшего на ужин. Участвуют не все аниматоры, расписывается очередь (обычно периодичность в 3 дня один раз).

Ужин

20.00 — подготовка материала к вечернему шоу (также существует очередность)

21.00 — мини диско (танцы для детей)

21.30 — начало вечерней программы

24.00 — окончание рабочего дня аниматора.

В распорядке мне тоже всё понравилось, особенно места, которые я выделил жирным шрифтом про завтрак, обед, ужин и отдых.

Я дополнительно обвёл их кружочками ярким румяным маркером и повесил распорядок над письменным столом, возле молитвы. В выходные я попробовал прожить согласно этому расписанию, и ни по завтраку, ни по обеду с ужином и тем более отдыху, временных нарушений не возникло, и на антресолях лежала лыжная тишина. Этот тренинг-тест укрепил мою уверенность в правильности выбора новой работы и собственной профпригодности.

Но не все окружающие, кстати, разделяли мой оптимизм.

В лагере повстанцев находился скептик Кольки, которого я, к концу второй недели подготовки, уже превосходил по знанию турецкого языка на 6 слов. Ровно, как и служащих фармацевтической кампании, причисливших меня к карьерному инвалиду, уходившего в неизвестность с оплачиваемой работы, где вдобавок к премии выдавали халявный глицин и просроченную но-шпу. Но Колька понятное дело почему противился. Где ещё найдёшь такого пивного компаньона, согласного выслушивать его бред по любому информационному поводу. Но нашлись и родственники, также не пребывающие в восторге от смены деятельности одного из составляющих слово семья. Одной мамы с её провидческими вздохами хватило, чтобы мотивировать меня на покупку берушей и тщательного шпаклевания ватой дверного проёма, ведущего в мою комнату. Да что там, друзья и родственники, если даже пожилые кондуктора в автобусе, как мне казалось, смотрели на меня осуждающе, и осуждение это проявлялось в полной горсти мелочи, всучиваемой мне на сдачу, олицетворяющей пренебрежение к моей будущей профессии. Но с этими неприятностями мой мятежный дух играючи справлялся и с каждой такой занозой и после каждой ежевечерней молитвы становился лишь крепче.

Ещё один момент мне не давал полностью расслабиться в ожидании появления Натали, кроме того, что турецкие голуби не проникались доверчивостью к моей персоне.

Когда я ещё находился дома на этапе сбора общей информации о работе аниматорами, заметил на сайтах вакансий, что опытным аниматорам платят несколько больше, чем новичкам. Будучи уже полуторанедельным бородачом, я вычитал что, разница в зарплате может составлять до 200-от зелёных в месяц, если искомый объект обладает хореографической или цирковой подготовкой, умеет проводить огненное шоу и шить карнавальные костюмы.

Поэтому в переписке с Натали, я указал, что работал аниматором в Египте около 2-ух месяцев. А что такого, проницательный читатель со слоновьей памятью? Почему сразу враньё? Наврал, наврал… Ну приукрасил чуток. Будучи на отдыхе, я же сонно наблюдал с шезлонга аквааэробику, играл с аниматорами в волейбол, видел шарики для бочи и приходил посмотреть вечернее шоу. То есть вольно соприкасался с миром аниматоров. Тем более там мне не платили зарплату. А две недели без зарплаты можно приравнять к 2-ум рабочим месяцам. Это любой адвокат скажет. Если его опоить палёной медовухой, конечно.

Да вообще, две недели отдыха или два месяца работы это не столь существенно в наше время покорения космических глубин и бурения океанических скважин, и Натали такими мелочами извещать необязательно. Лишние деньги не помешают. Вот с искусством танца я, может и поторопился в анкете, приписав себе незаслуженные награды и титулы, но ведь не зря в том же Египте с незнакомой полупьяной сударыней мы стали обладателем титула «лучшая пара», выиграв его в танцевальных номинациях. Да, остальные соискатели были не в состоянии стоять на ногах, а тем более плясать. Инклюзивный бар их подкосил. Но это не умоляет наши заслуги. Да и на дискотеки в родном городе я любил хаживать и вовсе не затем, чтобы подпирать там стенку. Но сейчас, когда меня и Натали разделяло полчаса, здравым рассудком я сознавал, что до балеруна или до индийского танцора мне ох как далеко. Плясать, не расплясаться. А вдруг меня попросят исполнить элемент из любимого танцевального номера и что я выдам? Любительскую лезгинку? Техно-поп кунг-фу? Тем более, что без зажигательной музыки я не смогу, поскольку все мои танцы ранее строились на импровизации и славянском разудалом выбрасывании рук, ног и коленей. Да, дела…

— Гуля, гуля, гуля…, — приманивал я на таком чисто-турецком свой будущий крылатый перекус, выбирая самого увалистого голубя. На вид ничем от наших русско-провинциальных, близостановочных и подоконных разновидностей они не отличались. Значит и на вкус должны быть также несъедобны. Но ничего, пережуём и это.

Когда меня уже стало размаривать солнце янычар, и я завертелся в поисках скамейки поудобнее, подъехала серебристая иномарка с двумя человеческими тенями на передних сиденьях. Сердце пару раз простучало саундтрек из фильма «Миссия невыполнима». Миг откровения настал. На чашах весов лежали с одной стороны — почка, с другой — контракт аниматора.

Стройная, зрелая женщина, с короткой стрижкой волос цвета пламени вышла из машины.

— Алекс? — голос был по-командирски строг, и захотелось отрапортоваться, что «такой-то сякой по приказанию прибыл. С собственной почкой расстаться не готов, но знаю парня в петушином костюме, у которого возможно её приватизировать».

Пару секунд на обдумывание подобающего приветствия. Кинуться обниматься — как-то по девичьи, закрыться в багажнике — подозрительно, начать жонглировать носками и кедами, дабы сразу продемонстрировать свой рабочий профессионализм — непригодно, поскольку жонглирование я толком не освоил, раскокав дома пару лампочек на люстре слишком твёрдыми яблоками. Поэтому я выбрал лингвистический тип приветствия — и уже поздоровался на русском, английском и у меня оставалось ещё 3 языка в запасе, как из машины вышел водитель, остановивший поток моего красноречия. Если Натали выглядела как деловая женщина — руководитель, в брючках и строгом топе, то мужчина вполне походил на роль ринорейдера. В майке, открывающей мощные плечи и рабочие руки морячка Папайи, с волосами забранными в конский хвост, с перебитым носом, сделавшим бы честь любому боксёру со стажем, здоровяк выглядел вполне по-гангстерски. Не скажу, что он воплощал в себе вселенское зло, но претендовать на роль подручного коза-ностро вполне мог.

— Как дила — ты родила? — с мумба-лумумбным акцентом произнёс здоровяк и улыбнулся. И эта улыбка развеяла мои опасения и страхи. Короткое совещание в диспетчерской сознания, заменявшее мне интуицию, поведало, что такие морщинки у глаз могут быть только у добряка, незнакомого с сосудистым зажимом Гегара и не владеющего скальпелем профессионально. Поэтому я в ответ просиял улыбкой, мысленно пожелал воркующим голубям не попасться на обед к какому-нибудь незадачливому робинзону, помог закинуть мои вещи в багажник и уселся на заднее сиденье, стараясь олицетворять собой образцового аниматора со стажем. От винта! Приключение начиналось. Эхей!!!