Шабаш аномалии

Александр Николаевич Лекомцев (2024)

Стоит сделать всего один шаг в сторону от обычного мистического явления или события, мы сразу же попадает в нашу повседневную реальность. И зачастую она более жестока, чем то, что может сотворить наше воображение. Один человек придёт к неутешительным умозаключениям, прозреет; другой — нет. Он не будет впадать в озабоченность, не особо задумываясь о своём предназначении на Земле, о своей исторической и, главное, человеческой миссии. Немало среди нас ведь и таких субъектов, которые заранее списали себе всё свои минувшие и запланированные грехи. Они любят, уважают и ценят только себя и того, кого им выгодно считать особенными. К сожалению, это уже не мистика и даже не фантастика.

В двух действиях

Действующие лица:

Варенька-Тваренька — 20 лет

Захар Парфёнович — её отец, 43 года

Радмила Вольфовна — мать, 41 год

Герман — сердечный друг Вареньки, 25 лет

Герасим Хлопко — сосед, 52 года

Катюха — как бы, бездомная бродяжка, 35 лет

Действие первое

Грубо сколоченный стол и лавка перед старым покосившимся сараем. Несколько цветущих подсолнухов, небольшие деревья. Несколько чурок, пара ящиков

За столом сидит Захар Парфёнович. В поношенном выцветшем полотняном костюме. На столе лежит соломенная шляпа

Слышится карканье вороны

Захар Парфёнович (поднимает голову вверх): — Что ты раскаркалась, ворона? Какие ещё беды ты мне пророчишь? Ну, каркай, сколько хочешь. Я уже ко всему привык, ко всему готов.

Появляется Катюха в поношенных блузке и юбке

Катюха: — Не вижу добрых перемен, Захар Парфёнович. Живёшь, как и прежде, не в доме со своей семьёй, а в сарае, как курица.

Захар Парфёнович: — Спасибо, конечно, Катюха, что ты сравнила меня с курицей. Юмор сногсшибательный.

Катюха: — Я же говорю не для того, чтобы обидеть и оскорбить, а проблему обнажить. У этих ведьмочек, твоей жены Радмилы Вольфовны и Вареньки-Твареньки венчный праздник, затянувшийся шабаш. А ты им до фонаря. Не собираешься бороться за свои права, за справедливость?

Захар Парфёнович: — А тебе не приходило в голову, что я совсем не тот, за кого себя выдаю, Катюха?

Катюха: — И кто же ты, Захар Парфёнович?

Захар Парфёнович: — Я один из самых главных бесов, которого зовут Леонардо. Распутный и греховный козёл с большими рогами. Принимаю экзамен. Долженн же я убедиться в том, что Радмила и Варенька — настоящие ведьмы, а не самые обычные сволочи из мерзкой толпы зарвавшихся обывателей.

Катюха: — Да ну тебя, Парфёнович! Шутки у тебя какие-то зловещие. Возьми себя в руки и… думай. Я попозже к тебе забегу. Наговоримся вдоволь.

Уходит

Появляется Радмила Вольфовна. В атласном халате. С замысловатой причёской.

Радмила Вольфовна: — Как ты уже здесь всем надоел, Захар Парфёнович!

Захар Парфёнович: — Где это видано, Радмила Вольфовна, чтобы жена с мужем общались по имени и отчеству? Или это высочайший уровень культуры или, вообще, безнравственно.

Радмила Вольфовна: — В этом доме тебе уже места нет! Неужели ты не понял, что ты и мне и дочери давно не нужен. Варенька плачет по ночам. Бедная девочка. Она всё спрашивает, когда же папаша слиняет от нас окончательно и бесповоротно.

Захар Парфёнович: — Это же не просто аномалия! Это торжество, шабаш ведьм! Когда вы стали такими.

Радмила Вольфовна: — Сам ты полный ноль и аномалия. А мы всегда с Варенькой были нормальными. Ты нам не нужен.

Захар Парфёнович: — А раньше был нужен?

Радмила Вольфовна: — Мы просто терпели тебя… до поры и до времени.

Захар Парфёнович: — Почему я должен уйти из своего дома, Радмиоа?

Радмила Вольфовна: — Мы так с дочкой решили. Варенька сказала: «Пусть уходит! Надоел!».

Захар Парфёнович: — Вы и на могиле моей мечтаете устроить шабаш.

Радмила Вольфовна: — Почему бы нет, никчемная личность? Скажи нам, где почти полгода тебя черти носили? Нечего сказать. А теперь ты заявился. Ни денег, ни толку от тебя.

Захар Парфёнович: — По-разному случается.. Да и вы фактически выжили меня из дома, который мне достался по-наследству, от родителей. Вы заставили меня переселиться в сарай. И тут я вам вместе с Варенькой-Тваренькой мешаю?

Радмила Вольфовна (топает ногой): — Не смей, быдло, так называть мою дочь! Не смей!

Захар Парфёнович: — Её так называют многие. Мне очень жаль, но похоже на то, что они правы. Это я был для неё и за отца, и за мать, пока ты, где-то шарахалась и постоянно решала свои половые проблемы. Разве не так?

Радмила Вольфовна: — Не так! Ты всё опошляешь (садится). Неужели ты не можешь понять, что опротивел нам? То у тебя зарплата, как у ёжика, то совсем нет работы.

Захар Парфёнович: — Но ведь это неправда! Всё и всегда было хорошо. А здесь просто временное затруднение.

Радмила Вольфовна: — У тебя таких затруднений — воз и маленькая тележка. Не приспособленный ты ни к чему! Совсем не мужик. Молоток в руках и то… держать в руках не умеешь. Инженером называешься. Металлург, блин.

Захар Парфёнович: — Ты, насколько я помню, Радмила, вообще, за свою жизнь не больше трёх лет проработала. И то за это время поменяла шесть мест работы. Склочная и злая!

Радмила Вольфовна: — Представь себе! Склочная и злая, но справедливая. Мне плевать, кто и что думает. Да я лучший зубной техник в городе! А теперь у меня своё дело. Прямо в моём доме, в нашем с Варенькой, доме. Ты тут ни пришей к одному месту рукав. Понятно?

Захар Парфёнович: — Не понятно! Ты не женщина, а чёрная зловещая дыра.

Радмила Вольфовна: — Так вали отсюда, Захарушка!

Захар Парфёнович: — Я пошёл вам обоим навстречу и всем вашим клиентам и друзьям… мужского пола. Я уже почти целый год живу в сарае, как курица!

Радмила Вольфовна: — Нам тут не нужна никакая курица. Варенька осваивает профессию зубного техника, учится и работает. К нам приходят порядочные люди и видят здесь безработного, опустившегося бича.

Захар Парфёнович: — Никто и никогда не считал меня бичом.

Радмила Вольфовна: — Считал или не считал — какая разница! Полгода уже не работаешь и живёшь по пособию. Ходишь и отмечаешься на бирже! Если, конечно, у тебя есть это пособие. Сомневаюсь!

Захар Парфёнович: — Не сомневайся, Радмила Вольфовна. Пособие я получаю.

Радмила Вольфовна: — Молодой мужик, а до чего докатился!

Захар Парфёнович: — По-всякому бывает! Нет сейчас пока работы в городе ни по моей специальности, ни какой… нормальной. А двориком мне пока определятся рановато.

Радмила Вольфовна: — Конечно. Дворником позорно. Белая кость, что ли?

Захар Парфёнович: — Не говори вздора! Я уверен, что скоро всё наладится.

Радмила Вольфовна: — Ничего не наладится! Ты опротивел нам! Мы тебя ненавидим! Даже если ты завтра станешь министром или большим миллионером, ты нам с Варенькой не будешь нужен.

Захар Парфёнович: — В чём я глубоко сомневаюсь. Я буду очень вам нужен. Не я, конечно, а мои деньги.

Радмила Вольфовна: — Не надейся! Вон соседка Римма выгнала своего алкаша два года назад — и забот не знает. Цветёт женщина. А он, говорят, где-то, подох, как собака.

Захар Парфёнович: — Ну, и мечты у тебя, Радмила! Просто замечательные.

Радмила Вольфовна: — А зачем ты белый свет коптишь? Пустой человек. Ты даже и не алкоголик. Вообще, не мужик. Бережёшь себя.

Захар Парфёнович: — Почему же. Пивко я иногда употребляю.

Радмила Вольфовна: — Нам всё равно, в принципе, что ты сейчас употребляешь. Ты нам не нужен! Неужели не понятно?

Захар Парфёнович: — Я уже понял. Мне другое не совсем ясно. Мы с тобою прожили вместе больше двадцати лет, и ты, получается, все эти годы ненавидела меня. А потом и заставила стать такой, как и сама, собственную дочь.

Радмила Вольфовна: — Она давно уже взрослая. Сама всё видит и понимает.

Захар Парфёнович: — Зачем всё это было начинать? Такую вот странную и дикую семейную жизнь. Зачем? Ведь и потом не следовало притворяться. Надо было прямо сказать, что я тебе или вам с Варенькой уже пятнадцать лет тому назад опротивел.

Радмила Вольфовна: — Ну, тогда ты зарабатывал не такие уж и плохие деньги, Захар. Можно было бы и потерпеть. Но… Нет! Твой озабоченный и умный вид. Он угнетает. Ты ноль без палочки. Сначала было не так плохо, а теперь…

Захар Парфёнович: — А теперь? Что теперь?

Радмила Вольфовна: — А теперь мы с Варенькой сами неплохо зарабатываем. Мы — частные дантисты, стоматологи. У нас хорошо оборудованный кабинет прямо в нашем доме. Зубные протезы тоже делаем. Свои мосты строим. Не хухры-мухры!

Захар Парфёнович: — Могу только порадоваться за вас. Ведь плохого я вам не желаю.

Радмила Вольфовна: — Ещё бы ты посмел пожелать чего-нибудь плохого!

Захар Парфёнович: — Странно, но, почему-то, для вас обеих люди — это козявки, никчемные букашки.

Радмила Вольфовна: — Люди разные бывают. За примером далеко ходить не надо. Так что, ты нам не нужен. Я ещё тебя временами терплю. Но Вареньку твой вид просто бесит. Ведь у неё нервы расстроены.

Захар Парфёнович: — Я живу в сарае. Вам не мешаю. Занимаюсь своими делами.

Радмила Вольфовна: — Какие у тебя дела? На рыбалке пропадаешь или ведёшь долгие беседы с этой потерянной бичихой Катюхой.

Захар Парфёнович: — Я с ней и месяца не знаком.

Радмила Вольфовна: — Какая разница! Два сапога пара. На нашей территории шашни разводишь!

Захар Парфёнович: — Какие шашни? Екатерина Матвеевна имеет диплом учителя химии. Просто у неё жизнь сложилась. Но живёт она у предпринимателя на овощной базе. Там и работает… грузчицей. Какая же она бичиха? Ты что-то путаешь, Радмила.

Радмила Вольфовна: — Мне на неё и на тебя плевать! Вы оба упали на самый низ социального дна. Нам ты не нужен, Захар! Бывает же так, что… опротивел!

Захар Парфёнович: — Я тоже от вас не в восторге. Но ведь мне надо где-то жить. Хотя бы, в сарае.

Радмила Вольфовна: — Нечего тебе делать даже в нашем сарае! Надоел, пойми. Уходи! Глаза б мои тебе не видели, Захар!

Захар Парфёнович: — Куда же я пойду? Не имеется у меня родственников. А сейчас ничего нет. Я потерял вас — и жену, и дочь.

Радмила Вольфовна: — Ты потерял то, что не находил. Что же тебе было терять, если у тебя ничего и не было? Хоть ты и не стар, но уже добрых перемен не предвидится.

Захар Парфёнович: — Ты постаралась из Вареньки сделать самую настоящую Твареньку. К сожалению, это прозвище так к нашей дочери прилипло, что уже останется с ней навсегда.

Радмила Вольфовна: — Нам плевать на тебя и на таких же, как ты!

Захар Парфёнович: — Ты — паучиха, Радмила. Ты — арахна! Такая разновидность паучих. Она съедает самца, когда он уже ей не нужен.

Радмила Вольфовна: — А что на него любоваться, как на бесплатное приложение?

Захар Парфёнович: — Вы обе ненавидите людей, и мама, и дочка. Варя тебя даже перещеголяла. С ней больше недели редко кто желает общаться. Если и есть, так сказать, подруги, то, в основном, такие, как она сама.

Радмила Вольфовна: — Какое ты имеешь право обсуждать и осуждать меня и мою дочь?

Захар Парфёнович: — Имею полное право. Это моя дочь. Жаль, что мне не удалось сделать из неё человека. Жестока и своенравна. Откуда у вас это? Вроде ты, не из боярского сословия. Твои папа и мама были рядовыми… извини, алкашами. Но ты так их любила, когда они были живы. Особенно, своего папу, подлого и тупого мужика.

Радмила Вольфовна (бросается на него с кулаками): — Ты очень многое знаешь или, точнее, помнишь. Но ты наш враг! Кто тебе давал право так говорить о моих родителях?

Захар Парфёнович (прикрывается руками): — Я имею на это полное право. Слишком много подлости они мне сделали. Много. Такое не забудется. Но я не злопамятный. Царство им небесное. Лишь бы они мне по ночам не снились.

Появляется Варенька-Тваренька. Тоже нападает на Захара Парфёновича с кулаками. Тот успевает вскочить с места и отбежать в сторону.

Захар Парфёнович: — Две страшные и злые фурии.

Радмила Вольфовна: — Всё это уже ни в какие рамки не лезет! Живёт в нашем доме и ещё хулиганит, нападает на нас.

Варенька-Тваренька: — Надо опять полицию вызывать, мама! Этот человек перешёл все границы дозволенного.

Захар Парфёнович: — Вызывайте! Там, в обезьяннике, нормальные люди. А вы… Впрочем, давайте не будем ссориться! Я живу себе в сарае и вас не трогаю. Вы тоже не обращайте на меня внимания. Постарайтесь смотреть сквозь меня.

Варенька-Тваренька: — Мы с мамой так и делаем.

Радмила Вольфовна: — Как же я утомилась! Я уже устала бороться со злом!

Уходит

Варенька-Тваренька: — Я не понимаю, почему ты от нас не уходишь!

Захар Парфёнович: — Всё скоро произойдёт, милая Варенька. Будет у вас радость в доме. Но ведь не во мне проблема, а в вас самих.

Варенька-Тваренька: — Ну, ты, прямо мудрец. Почти что Омар Хайям.

Захар Парфёнович: — Когда я уйду, когда меня не будет, вы обязательно найдёте, кого ненавидеть. Конечно же, мне надо убираться отсюда. Не ждать же у моря погоды.

Варенька-Тваренька: — Быстрей бы ты убрался! Мне соседи уже сообщили, что когда мы с мамой в городе, ты шарахаешься в нашем доме. У нас стали пропадать деньги.

Захар Парфёнович: — Я заходил туда за последнюю неделю только один раз. Надо было забрать кое-что из своих вещей. А ваших денег мне надо. Пока хватает дотации по безработице. Не такая уж она и плохая.

Варенька-Тваренька: — Обнаглел ты, папаша! Шарахаешься там, где тебе нечего делать.

Захар Парфёнович (садится): — Ты всё забыла, Варя! Всё. Я ведь твой отец. Мы с тобой и парк городской, и в кино ходили, и в зоопарк. В лесу грибы собирали и даже карасей на озере ловили. Ты всё забыла.

Варенька-Тваренька: — Что мне вспоминать? Постоянные скандалы в нашей несостоявшейся семье? Что? Только это я и помню. А ты ни к чему не приспособленный человек. Нам противно на тебя смотреть. Противно! Будь мужиком и уйди!

Захар Парфёнович: — Подожди, Варенька. Немного подожди. Надо кое-что уладить.

Варенька-Тваренька: — Что тебе улаживать? Ты что политик, бизнесмен или большой учёный? Иди! Вот и всё. Таких, как ты, миллионы. Десятки, сотни миллионов неудачников. Даже несколько миллиардов.

Захар Парфёнович: — Жизнь — странная штука. Дело в том, что вы меня выгоняете в никуда. Но потом, при случае, вы же и обвините меня в том, что я ушёл, бросил вас и, непременно, в тяжёлую для вас минуту.

Варенька-Тваренька: — Да я только тебе благодарна за это буду. Не было отца, а ты — не отец!

Захар Парфёнович: — Что она из тебя сделала, твоя мамаша? Что сотворила? Ты ведь с лёгкостью произносишь мерзкие слова. С необычной лёгкостью. Ведь я же имею права, хотя бы, на часть жилья в своём доме. Паспорт при мне. Копию документа ответственного владельца дома сделать не трудно.

Варенька-Тваренька: — Нет здесь ничего твоего! А если ты, папаня, хоть немного мужчина, то уйдёшь отсюда спокойно, с высоко поднятой головой (садится рядом). В конце концов, женись. Может быть, кто-нибудь из старушек на тебя и клюнет. Хотя я сомневаюсь.

Захар Парфёнович: — Я даже и жениться не могу.

Варенька-Тваренька: — Почему это?

Захар Парфёнович: — Твоя мать, Радмила Вольфовна, не даёт мне развода. На всякий случай так поступает.

Варенька-Тваренька: — Странно. Ну, да ладно. Разве нельзя жить в гражданском браке и где-нибудь снимать квартиру, какой-нибудь угол. В Соединённых Штатах Америки, например…

Захар Парфёнович: — Слава богу, мы, Варенька, не в Америке. Мне абсолютно всё равно, как они там живут и что делают.

Варенька-Тваренька: — Вот и напрасно! Ты абсолютно нецивилизованный человек. Отстал от жизни ещё до собственного рождения (встаёт). В общем, мы так решили с мамой. Ещё одна неделя тебе даётся. Живи в сарае, так уж и быть. Но только ещё неделю, не больше. А потом иди своей дорогой?

Захар Парфёнович: — Ты думаешь, Варя, что путь в никуда — это моя дорога?

Варенька-Тваренька: — Ты уж решай свои проблемы сам.

Захар Парфёнович: — Как ты не понимаешь, что мне пока некуда идти. А женится, как ты говоришь, на старушке я не собираюсь, причём, только ради того, чтобы выжить. Не могу я так поступать. Не хорошо это.

Варенька-Тваренька: — А что ты можешь? Ничего! Даже спасти свою шкуру не способен!

Захар Парфёнович: — Мать твоя не даёт мне развода по простой причине. Дом пока записан на мне.

Варенька-Тваренька: — Так чего ты медлишь? Перепиши документы на владение домом на меня! Тебе-то он зачем?

Захар Парфёнович: — Я так и сделаю. Не переживай, Варя! Но мне в жизни за что-то надо зацепиться. Ведь хочется ещё пожить.

Варенька-Тваренька: — Люди умирают. Это естественно. Не ты первый и не ты последний.

Захар Парфёнович: — Я уже устал всему удивляться, Варя. Устал. Неужели тебя не огорчит моя смерть?

Варенька-Тваренька: — Представь себе, не огорчит. Но я сказала, а ты услышал. Сматывай отсюда удочки через неделю! Больше предупреждать не буду. А то ведь можешь и захворать… случайно. Всякое бывает.

Ударив кулаком по столику, уходит.

Появляется Катюха. Одета, во что попало. Подходит к Захару Парфёновичу, с грустью смотрит на него.

Захар Парфёнович: — Садись рядом со мной, Катюха, славная моя, Екатерина Матвеевна. Садись!

Катюха: — Да уж и боюсь, что твои… женщины могут побить меня палками.

Захар Парфёнович: — Пусть только попробуют к тебе прикоснуться! Уж за тебя-то я постою.

Катюха (садится): — Почему, Захар, ты за меня постоишь, за бомжиху и за бродяжку? Мы знакомы с тобой, всего-то, около месяца.

Захар Парфёнович: — Потому за тебя постою, Катя, что ты особенная. Просто однажды попала в большую беду, а теперь вот… Нелегко тебе, знаю. Чувствую.

Катюха: — А тебе, Захар Парфёнович, разве просто на свете живётся? Я случайно услышала… Да и часто слышу, как разговаривают с тобой твои жена и дочь. Понимаешь, Захар, не моё дело, конечно, но это страшно. Надо тебе уходить отсюда. Бросить всё — и уходить.

Захар Парфёнович: — Я всё ещё надеюсь. Хотя, нет, уже не надеюсь. Просто действует сила инерции.

Катюха: — Ты ждешь, что они опомнятся и полюбят тебя. Пойми Захар, они — не ты, они — совсем другие люди. В этом доме нет и не было любви. Есть только ненависть. Тебе надо отсюда уходить!

Захар Парфёнович: — И ты туда же, Катюха! Уходить. Куда уходить?

Катюха: — Хоть куда, но надо уходить. Извини, но ты им нужен только мёртвым. И причина есть.

Этот большой дом. Перепиши его на них, и тогда будешь свободен, как птица.

Захар Парфёнович: — Почему?

Катюха: — Тогда им будет тебя проще выгнать даже из этого сарая.

Захар Парфёнович: — Тебе-то, Катюха, зачем нужны мои скитания?

Катюха: — Я хочу тебя видеть пусть нищим, бездомным, но живым.

Захар Парфёнович: — Как ты можешь такое говорить?

Катюха: — Прости. Я всегда говорю то, что вижу и чувствую. Мне и самой страшно и обидно за тебя. Я хоть живу на овощной базе, но работаю. Но ты для них, для их окружения даже не ноль. Ты для них не человек, Захар Парфёнович. Страшно.

Захар Парфёнович: — Печально, Катя. Но ты права. Хотел сейчас с тобой поспорить, но не буду. Бессмысленно. Подожди. Вот найду работу. Очень скоро найду. Сниму квартиру. А потом и куплю жильё.

Катюха: — Хорошо бы. Но так сейчас всё сложно. Большой раздор идёт меж людьми. Их страшная действительность превращает в животных.

Захар Парфёнович: — Даже последнему дураку всё давно уже ясно и понятно. Но думаю, что всё наладится, Катя. Не здорово будем жить, но сносно и терпимо. Я возьму тебя к себе. Будешь моей сестрой. Пойдёшь работать в школу, учительницей. Главное ведь — прописка и крыша над головой.

Катюха: — Верно, крыша над головой, но не крышка… гроба.

Захар Парфёнович: — Мрачный юмор.

Катюха: — Бичи и бродяги научили. Но почему же ты хочешь видеть меня, Захар, только сестрой? Ведь ты… Если бы я не чувствовала, не понимала. Короче говоря, я знаю, что тебе нравлюсь.

Захар Парфёнович: — Нуда. Мне просто неловко даже и предлагать тебе что-то серьёзное. Ведь я и, на самом деле, неудачник. Да и, кроме того, я стар. Когда я вернулся с заработков, то Радмила меня к себе на пушечный выстрел не подпустила.

Катюха: — А тебе это надо было?

Захар Парфёнович: — Нет. Не надо было. Между ней и мной уже давно образовалась какая-то стена.

Катюха: — Накапливалась не только недоверие друг к другу, но и, прости меня, ненависть. Получается, что и ты, Захар — тоже не подарок.

Захар Парфёнович: — Может быть. Но когда и приехал с неудачных заработков, то Радмила заявила, что это совсем не я. Да и дочь ещё больше озлобилась. Но потом они поняли, что это, всё-таки, я, но только очень утомлённый и даже потерянный. Я начинаю ощущать, что я старик.

Катюха: — Не рано ли? Разве ты стар? Что ты такое говоришь, Захар Парфёнович? Тебе сорок три года, а мне тридцать пять. Разве тут большая разница? Похоже, что я тебе навязываюсь в жёны. Пошло, как-то, всё получается.

Захар Парфёнович (берёт её за руку): — Поверь, если бы я в жизни что-то решил начинать новое, то только с тобой, Катя. Больше ни с кем. Просто, понимаешь… У тебя в жизни всё наладится, а я для тебя только обуза. Многое у меня в жизни не получается.

Катюха: — Со мной получится всё. Очень скоро всё изменится. Поверь, Захар Парфёнович! Всё решится быстро. Недели не пройдёт.

Захар Парфёнович: — Так и хочется сказать, что мы станем приличной интеллигентной семьёй. Ты — учитель химии, я — инженер. Мы ещё способны родить с тобой ребёнка, даже двух. Двух будущих нищих. На заклание нынешним властителям и ворам в законе.

Катюха: — Не говори так. Всё переменится. Я верю, что ночь пройдёт, и обязательно наступит утро.

Захар Парфёнович: — Оно, конечно, может и наступит, но, возможно, и без нас с тобой. Мы просто можем его не увидеть.

Катюха: — Мы обязательно его увидим, Захар. Даже чуть раньше многих других. А потом и они обратят внимание на лучи солнца. Я всегда верила и верю в добрые сказки. Мне кажется, что многие из них вот-вот сбудутся.

Захар Парфёнович: — Мы с тобой, Катюха, всего-то, около месяца знакомы. Поэтому я о тебе практически ничего не знаю. Почти совсем ничего.

Катюха: — Да ты ведь меня и не спрашивал ни о чём. Да и беседуем мы всегда накоротке. Только раза два, вон у того забора, пили с тобой пиво. Вот и всё.

Захар Парфёнович: — Но теперь я хотел бы кое-что знать. Ты, Катя, молода, но уже немного седая. Извини, очень заметно. Когда я вижу тебя, мне хочется прижать тебя к своей груди и долго-долго не отпускать.

Катюха: — Мы так с тобой похожи, Захар. Ты просто читаешь мои мысли. Немного потерпи — всё так и будет. Ты узнаешь всё, что желаешь обо мне знать.

Захар Парфёнович: — А сейчас?

Катюха: — Хочешь знать, как я оказалась на улице, потеряла жильё, работу по специальности и всё, что могла потерять? Да, всё банально и просто. Нас таких вот, как я ты, уже не десятки, а сотни тысяч.

Захар Парфёнович: — Нас уже миллионы, Екатерина Матвеевна. С каждым годом и часом становится всё больше и больше. А самый главный начальник страны рассказывает с телеэкрана бородатые анекдоты и не может толком ответить ни на один поставленный вопрос. У меня ведь здесь, в сарае, имелся и телевизор.

Катюха: — Почему имелся? Куда он делся?

Захар Парфёнович: — Ты же знаешь, Катя, я очень терпелив. Но однажды я запустил в него старым чугунным утюгом. И ведь стойким оказался телевизор, этот гад. Изображение пропало, но он всё говорил и говорил, изрыгал всякую гадость на народ. Но я добил его кувалдой.

Конец ознакомительного фрагмента.