Террорист из «Гринго»

Александр Мокроусов, 2023

Террористическая организация «Гринго» планирует разрушить границы на всем восточном полушарии Земли. Спецслужбы трех стран объединяются в попытках хоть как-то противодействовать преступникам. Надо во что бы то ни стало внедрить к ним своего агента. Выбор пал на Максима Романова. Он не разведчик и не суперагент. Бизнесмен-миллиардер из Краснодара, обладающий уникальными качествами: он необыкновенно умен, храбр и не привык сдаваться. Теперь ему предстоит победить там, где матерые агенты спецслужб трех стран лишь беспомощно разводят руками…

Глава 4

Итак, решение принято, никаких больше задержек рейсов, пьяных попутчиков, овербукинга или «простите, шампанское только сладкое».

Площадь России меньше двадцати тысяч квадратных километров. Имея самолет с дальностью полета пять с половиной тысяч километров (меньше, чем прописано в ТТХ, но я никогда не верил инструкциям), вы получаете в свое распоряжение круг площадью почти девяносто пять тысяч квадратных километров. Я представил карту мира. На своем самолету я могу попасть из Краснодара в любую точку на поверхности в почти сто тысяч квадратных километров. Забавно, я могу попасть в Кению или Гренландию, а вот до Владивостока мне одного бака не хватит…

Я сижу в широком аэрофлотовском кресле. На столике сервирован обед. Меня всегда забавляла эта сервировка. В стандартный куверт бизнеса входят несколько ложек, ножей и вилок. Металлических. Уж не знаю, что за металл, возможно он обладает какими-то волшебными свойствами и в руках террориста, как второй терминатор, превращается в жидкость? Иначе объяснить логику отбирания у пассажиров из ручной клади пилок для ногтей я не могу. Или предполагается, что раз сумел найти деньги на бизнес класс, то в жизни у тебя все замечательно и менять ты ничего не собираешься? Ведь любой террорист хочет что-то изменить. Или это имущественный ценз, как в избирательном праве древних Афин или Рима?

Так, размышляя ни о чем, я провел свой, вероятно предпоследний полет коммерческим рейсом. Сегодня осмотрю два самолета, заеду к старинному знакомому за вином и переночую в Сити, а завтра вернусь в Москву, возможно заеду в свой столичный офис, потом домой, в Краснодар. По каким критериям я буду решать, подходит мне самолет или нет я не знал и даже не хотел задумываться. Проверять технику и документы я точно не стану, буду просто прислушиваться к своим ощущениям. Надеюсь, я сразу смогу понять, моя это машина или нет.

За четыре часа полета из Шереметьево в Хитроу я отлично отдохнул. Предстоящие два дня обещали быть напрочь предсказуемыми и спокойными. Поэтому, уже после приземления и рулежки, когда к выходу присосался рукав переходя в терминал и стюардесса пригласила пассажиров бизнес класса на выход, я даже не отключил музыку и лишь кивнул Валере, своему помощнику, что сам заберу свой чемоданчик. Багажа у нас не было, тут не Шарль Де Голь, контроль англичане проводят, в отличие от соседей, быстро, так что я рассчитывал уже через десять минут сесть в машину к нанятому на два дня водителю.

Через двадцать секунд оказалось, что рассчитывать на предсказуемость в стране, подарившей миру Алису — несколько опрометчиво.

Как обычно, на выходе из самолета нас провожает старшая борт проводница и капитан. Я бросаю дежурное «спасибо» и вежливую улыбку, в очередной раз отмечаю про себя, что нужно поговорить с Валерой, который проходит мимо аэрофлотовцев даже не поблагодарив их за работу, и делаю шаг на площадку рукава. Как обычно, на ней стоит какой-то сотрудник в ядовито зеленом светоотражающем жилете и таможенник в светло голубой рубашке с ромбами на рукавах, черном галстуке и черном жилете с полосками черно-белых шашечек. А вот вместо обычного молчания или даже редкого приветствия этот таможенник вежливо, но твердо, прикасается левой рукой к моему рукаву и говорит совершенно неожиданное:

— Your passport sir. — Раскрывает красную книжицу. — Mister Romanof? Follow me please. — Делает правой рукой приглашающий жест в сторону служебной дверцы, при этом взглядом ловит Валеру Золотухина. — You too sir.

Мало что понимая я спускаюсь по железной лестнице. И тут все встает на свои места.

Таможенник, неловко присев на одно колено, ставит штампы в моем и Валерином паспортах.

— Welcome to Great Britain gentlemen. — Отдает Валере оба паспорта, а я уже сажусь в гостеприимно распахнутую шофером дверь черного Rolls-Royce, в котором примерно четыре месяца назад уже ездил из аэропорта на встречу с сэром Александром.

Вначале я было решил, что мы поедем по М25, любимому детищу Геймановского демона Кроули, обогнем с северо-запада Лондон и отправимся на север, в Лестершир, в поместье сэра Александра. Но, проехав по кольцевой буквально пару миль, водитель вырулил на Бат Роад. Значит все-таки едем в центр. Ну что же, вместо ожидаемых пары-тройки часов до поместья меня ожидает примерно столько же, но в пробке. Задавать вопросы шоферу я не стал, наверняка у него есть инструкции, и если «принимающая сторона» желала что-либо мне передать, он непременно бы уже выдал мне нужную информацию.

Валера сидит справа от меня и во всю глазеет по сторонам. Парень впервые в Великобритании, ему еще интересно. Я даже чуть-чуть позавидовал помощнику. Это очень приятное ощущение открытия чего-то нового, того, что еще не знаешь, не видел, не пробовал, не слышал или не читал. Я ни в коем случае не говорю о том, что я пресытился или потерял остроту ощущения. Нет. Просто те чувства, впечатления и эмоции, которые испытываешь, впервые попадая в какую-то страну, уже никогда не повторятся.

Странно, но уже через сорок минут мы были в Кенсингтоне. Пробок, которыми всегда отличался Лондон, почему-то не было. Мы обогнули Гайд парк снизу, с юга, а затем, по кольцу вокруг арки Веллингтона, поехали на север. Через пятьдесят минут после выезда из Хитроу мы подъехали к отелю Мариотт.

— Your keys gentlemen. — Шофер протянул Валере два белых конверта с бордовым логотипом Мариотта в левом верхнем уголке. — Sir Alexander will be waiting for you in thirty minutes. Do you know the Speakers' corner?

— Sure, we'll be there in half an hour. — Я подхватываю свой чемоданчик из багажника, опережая потянувшегося было за ним боя. — Не вздумай чаевые совать, — шиплю Валере и мы входим в отель.

— Высказывать можно совершенно, абсолютно любую идею, говорить можно что угодно. — Сэр Александр ведет Валерия под руку и говорит, слегка склонившись к его плечу.

Я иду чуть сзади и внимательно смотрю на этот спектакль. Мы подошли к низенькой, кованой ограде «Уголка ораторов» ровно через тридцать минут после выхода из машины. И практически сразу к нам подошел сэр Александр. Рыжие ботинки, темно-серый костюм-тройка, иссини-белая рубашка и узкий черный галстук. Сдержанно кивнув мне, словно и не он привез нас в этот парк, англичанин тут же взял моего помощника под локоток и повел по дорожкам куда-то в сторону озер. Судя по кружащим, якобы праздно шатающимся, парням в черных костюмах и с кляксами блю туф гарнитур в ушах, посторонних к нам вежливо не подпустят. Очень интересно.

— Но, разумеется, есть и ряд ограничений. Даже в «Уголке ораторов» вы не можете критиковать королеву или религию, нельзя говорить экстремистские лозунги или призывать к насилию. — Сэр Александр отпустил Валерин локоть и, покровительственно взяв его за плечо. — И главное, если вы Вальерий, решите что-либо высказать, вам непременно понадобится коробка, ящик или любая вещь, на которую вы сможете встать ногами. Согласитесь, от хорошей жизни обращаться с призывами к народу никто не станет, а говорить о проблемах в королевстве, стоя на королевской земле — мягко говоря не вежливо.

Я улыбнулся, потому что Валера обернулся ко мне. Судя по его лицу, беседа была явно чуть выше его понимания. Он еще не научился оперировать полутонами, интонациями, тембром и жестами. Для него все еще, как в армии, есть право и лево, хорошо и плохо, правильно и не правильно. Но то, что он понимает, что двухмерная система координат не работает — это уже выгодно отличает его от большей части людей.

— Валерий очень интересовался историей парка. — Я вижу удивленный взгляд помощника и признательно-согласный взгляд англичанина, и, тем же искренним тоном, продолжаю. — Сэр Александр, возможно у вас найдется знающий экскурсовод?

Через семь минут я и мой английский знакомый сидим в лодке. Озеро Серпенталь не очень большое, но его вполне хватает на то, чтобы даже не имеющий преград над водой разговор оставался только между собеседниками.

— Максим. Во-первых, ваш самолет. Ну полно вам делать удивленные глаза, неужели вы бы хотели дружить с человеком, который не может получить информацию о любом человеке, — сэр Александр прикрыл глаза, будто что-то вспоминая, — ну, практически о любом, да, собственно, ваши продавцы сегодня от встречи откажутся. Оба. — Англичанин еще раз улыбается, но как-то, презрительно, что ли? У англосаксов это очень тонко получается, губы как будто не только в стороны раздвигаются, неуловимым движением верхняя уходит вперед и выражение становится вежливо-насмешливо-презрительным. — Оба ваши продавца получили неожиданные предложения на их товар. Щедрые предложения. И даже предоплата уже была акцептована обоими продавцами. — Снова та же самая улыбка. — Приятно иметь дело с жадными и глупыми людьми, они такие предсказуемые, просто прелесть. Оба продавца, которые, по моей информации, согласились забронировать самолеты до завтрашнего дня под вас, так вот они оба согласились уже продать свои самолеты другим покупателям, предложившим цену на пять процентов выше. И оба уже приняли, на их взгляд, невозвратный аванс в виде десяти процентов от стоимости сделки.

— А завтра ваши покупатели откажутся от покупки и продавцы придут ко мне с извинениями?

— Совершенно верно.

— Но как же «невозвратный» аванс? Или в характеристике жадные и глупые оба прилагательных были равноценны?

— Вы замечательный собеседник, вам не нужно пояснять детали. Именно так. Мои юристы не просто так самые дорогие в Сити. Конечно, заработать на отказе от приобретения самолетов я, — пауза, и снова вежливая улыбка, — конечно не я, а компании-покупатели, вряд ли смогут, но уж свой задаток они точно вернут. И оба продавца завтра же вас наберут, извинятся и попросят о встрече, на которой, зная вас, вы минимум десять-пятнадцать процентов скидки от их вчерашней «финальной» цены получите. А это годовая зарплата одного отличного капитана, ну, или зарплата двух хороших пилотов. Хотя, опять же зная вас, вероятно вы «хорошим» кэпом в своем самолете не ограничитесь.

— И все это для того, чтобы покататься в лодке?

— А вы считаете это недостаточным поводом? Хотя да, вы, — англичанин чуть наморщил высокий лоб и, как будто вспомнив что-то продолжил, — Максим, вы же первый самолет покупаете? А ведь собственный самолет это лишь промежуточный этап перед яхтой. Да да, человек первые девять месяцев своей жизни живет в жидкости, в материнской утробе. Отсюда и наша любовь к воде, отдых на море, озере, вообще у воды, да что там, даже шум родника или фонтана действует на человека успокаивающе, он как будто возвращается в детство. Поэтому уверяю вас, Максим, уже через пару-тройку лет вы станете присматривать себе яхту.

Я не стал ничего говорить. Просто выжидательно смотрел на него. Но Александр будто бы потерял интерес к беседе и разглядывал набежавшие темные тучи.

— Вы сказали «во-первых». Может уже перейдем к остальным пунктам?

— Да, вы правы, это даже и дождиком назвать нельзя, не то, что на это недоразумение отвлекаться. — Сэр Александр переводит взгляд с низкого неба на меня. — Итак, во-вторых, я уверяю вас, что никто о нашем сегодняшнем разговоре без вашего ведома не узнает. Мы позаботились о том, чтобы даже направленным микрофоном нашу беседу не, — он чуть помедлил, видно, что русские слова все еще рождаются у него в мозге, а не слетают с кончика языка как у носителя, — нашу беседу не зафиксировали.

Мы неспешно проплываем мимо пункта проката синих пластиковых катамаранов. Почему-то прокат не работает, наша легкая бело-серая лодка — единственное плав средство на поверхности озера.

— В-третьих, я очень ценю, уважаю и люблю вашу родину. И я уверяю вас, что в отличие от нашего официально анонсируемого курса, вашу страну уважает большинство кабинета и даже сама королева.

— Любить уже означает уважать и ценить. — Я перебиваю собеседника. Не вежливо? Согласен. Но и тратить время на «околопогодные» вводные в беседу я не хочу. Хотя, если подумать…

Наверняка у Александра есть ко мне какое-то дело, иначе мы бы не встретились. Четыре месяца назад, когда я с ним познакомился, после не самых лучших в моей жизни дней, мы сошлись на согласии встречаться раз в год. Раз уж следующая встреча произошла так скоро, явно тут не простое «я соскучился по общению с умным человеком».

— Любовь это безусловное обязательство. — Я продолжаю быстро, не давая собеседнику времени на его реплику.

Лучший способ повысить свои переговорные позиции в самом начале — это обострить беседу. Почему-то все «умные», ну или относящие себя к таковым, переговорщики, начинают беседу с общих фраз, каких-то банальностей вроде погоды, здоровья или, если беседа происходит за столом — какого-нибудь кулинарного замечания. Такой вот изящный аналог мощного клюва атомного ледокола, которым он рубит лед. Цель одинакова — разломить этот самый лед. Но еще у этой «предбеседы» есть один, не менее важный смысл. Это как посылка сигнала, пинг, проверка «свой-чужой». Как увертюра к опере, в которой собеседники вежливо кивают друг другу и согласно поддакивают на какие-то общие фразы. А знаете, как очень просто начать беседу с выигрышной позиции? Просто начните переговоры со слова «нет». Если с самого начала переговоров, с первых «погодных» слов не согласиться с собеседником, дать ему понять, что даже из вежливости или социальных приличий соглашаться с его точкой зрения вы не намерены — это очень простой и эффективный способ повысить градус напряженности. А вот проводить сложные переговоры, не лайтовые, где стороны не то, что боятся, а просто не хотят обидеть друг друга, где переговорщики держат в головах эту дурацкую «win-win» стратегию, а нормальные жесткие переговоры, где стороны готовы друг друга не то, что послать, а съесть заживо и эту свою готовность отлично демонстрируют. Вот такие переговоры не каждому по силам. Мне — по силам. А сейчас пощупаем сэра Александра.

— Любить значит брать на себя ответственность. Любишь ребенка — значит заботишься о нем, воспитываешь, учишь. Не бывает любви без заботы, без вообще каких-то обязательств. Любовь без обязательств — это не любовь, а сделка, секс с проституткой. А еще, любовь это безусловное чувство, и оно не требует ничего взамен. Если «я тебя люблю, поэтому ты должен…», то это не про чувства, это снова про сделку, это чтобы заставить. Вы и кабинет ее Величества любите Россию? Честно?

— Интересно, я вновь восхищаюсь вашим умением строить формулировки и, главное, облекать их в форму. Интересно, хотя и спорно. — Сэр Александр сидит на веслах, он заранее надел тонкие кожаные перчатки, хотя пиджак так и не расстегнул, и теперь, при каждом гребке, я слышу тихий скрип уключины и еще чуть слышное поскрипывание кожи по рукоятке весла. — Я на ваш вопрос отвечать не стану, ибо если я на него отвечу — это будет означать, что я согласен с тем, что вы усомнились в искренности моего утверждения. Однако, давайте не станем уходить в рассуждения, оставим их на те времена, когда мы станем беседовать ради удовольствия от беседы, а не для результата, тем более, жесткая лодочная скамья не стимулирует мозг. — Сэр Александр усмехнулся и взглянул вверх, на стягивающиеся над парком тучи. — Максим, вы понимаете, что наша встреча состоялась отнюдь не для философского обмена. — Он опускает весельные лопасти в воду, отчего лодка, и так двигавшаяся едва заметно, вовсе замирает. Пристально смотрит мне в глаза. — Максим Александрович, как вы смотрите на сотрудничество с министерством иностранных дел Ее Величества, а конкретно с МИб?